© Kathleen Bittner Roth, 2014
© Перевод. Т.А. Осина, 2016
© Издание на русском языке AST Publishers, 2017
Глава 1
Апрель 1853 года
Приход Сент-Джеймс, Луизиана
Селина Керкленд смотрела на простой деревянный гроб. Дождь барабанил по крышке, превращая открытую могилу в грязную яму. Острый запах сырой земли и привкус песка во рту вызывали тошноту. Дул пронзительный ветер. Ледяные капли окружали плотной пеленой и иглами вонзались в щеки. Дрожа, Селина плотнее запахнула длинный плащ с капюшоном. Казалось, озябшая природа тоже прощалась с ее свекровью.
Стивен взял Селину за руку.
– Погода становится все хуже. Пора возвращаться домой.
Оцепенев от горя и холода, Селина забралась в повозку и села рядом со свекром; муж устроился на козлах. Ослепительная молния разорвала небо, и почти одновременно землю потряс оглушительный гром. Селина обхватила руками округлившийся живот, словно пытаясь успокоить отчаянно толкавшегося ребенка.
Дождь сердито набирал силу и скоро превратился в ливень.
– Господи, что за напасть! – простонал Стивен и взмахнул кнутом.
Лошади нехотя послушались и куда-то побрели. Селина попыталась удобнее устроиться на жесткой скамье. Как ему удавалось что-то разглядеть в этой беспросветной мгле?
– Должно быть, скоро появится мост?
Лошади дернули и с диким ржанием рванули влево.
– Тпру! – закричал Стивен, но голос утонул в громовом раскате.
Повозка опрокинулась. Селина в ужасе вцепилась в грубый край; из разодранных ладоней потекла кровь – такая же холодная, как нескончаемый ливень.
Обезумевшие лошади били копытами. Одна снова заржала, раздувая ноздри, и попыталась двинуться вперед. Вторая натянула вожжи, стараясь повернуть назад. Надеясь усмирить испуганных животных, Стивен отчаянно размахивал кнутом, и в этот миг вспышка молнии озарила путь.
Там, где должен был стоять мост, зияла черная дыра, но Селина слишком поздно увидела обрыв и слишком поздно закричала.
Лошади и повозка столкнулись. Воздух наполнился ржанием, скрипом, стуком железа о дерево. Повозка понеслась к реке.
– Госпожа Селина!
Селина вздрогнула, проснулась и едва успела удержаться, чтобы не упасть с подоконника. Провела ладонью по глазам, удивилась яркому солнцу и посмотрела на Мари. Горничная стояла возле кровати, складывая одежду и бросая на нее встревоженные взгляды.
– Прости, я, кажется, кричала? – Селина потерла затекшую шею.
– Снова дурной сон?
Селина кивнула.
– К тому же уснули сидя. Простите, мадам, но если ложиться ночью в постель, то постепенно можно привыкнуть отдыхать по-человечески, а не дремать на подоконнике, как кошка.
– Тебе известно, что мешает мне нормально спать. – Селина встала с синих бархатных подушек и подошла к туалетному столику.
– Прошел всего лишь год с того дня, когда мистер Андруз нашел вас под сломанной повозкой. – Голос Мари смягчился. – Страшные воспоминания еще не успели отступить. Такая тяжкая потеря!
Раздался короткий стук в дверь, в спальню заглянул юный Линдзи Андруз и с сияющим видом провозгласил:
– Тревор возвращается! Тревор возвращается!
Селина поморщилась от слишком громкого голоса. Мальчик широко улыбнулся; веснушчатое лицо вспыхнуло восторгом.
– Здравствуйте, миссис Селина. Мой старший брат едет домой.
Она кивнула и слабо улыбнулась.
– Спасибо, Линдзи, но мне об этом уже известно.
Парень исчез, а из-за двери донесся радостный смех.
Удивляясь своему мрачному настроению, Селина принялась складывать туалетные принадлежности в одну корзинку, а ленты, гребни и расчески – в другую.
Горничная поставила одну из корзинок на кровать, чтобы убрать белье.
– Ах, этот несносный мисчи Тревор! Знаете, что он приехал в Новый Орлеан уже неделю назад, но только вчера вечером соизволил сообщить отцу о том, что возвращается домой? Фу какой стыд!
– Откуда мне об этом знать?
Селина заметила, что горничная назвала старшего сына Джастина Андруза «мисчи»: этот местный вариант французского слова «месье» выражал особую симпатию. Шоколадная кожа служанки блестела от пота: с раннего утра она старательно переносила вещи госпожи в другую комнату.
– Не пора ли тебе немного отдохнуть, Мари?
– Нет-нет, все хорошо. – Горничная широко улыбнулась и продолжила начатый разговор: – Наверное, мисчи Тревор перевернул вверх дном весь Новый Орлеан. Готова поспорить, что после его отъезда Англия наконец-то вздохнула спокойно. Зато теперь нашим папашам будет не до сна.
Селина бросила в корзинку щетку, но промахнулась – та со стуком упала на пол, – подняла, бросила снова – на сей раз удачно – и начала разбирать ленты.
Мари тут же вмешалась:
– Pardonner-moi. Ne vous en faites pas[1].
Селина взглянула на пестрый клубок, вздохнула и бросила ленты вслед за щеткой.
– Да, пожалуй, лучше доверить все тебе, я только мешаю.
На певучий диалект французского квартала Мари переходила всякий раз, когда пыталась успокоить госпожу. Она обладала редкой способностью имитировать любой акцент, услышав лишь несколько слов. Селина порой подозревала, что те гибкие французские интонации, которые горничная выдавала за собственные, были столь же искусным подражанием. Своей пестрой, красочной речью Мари артистично создавала иллюзию небольшой разноязыкой толпы.
Горничная озабоченно нахмурилась:
– Вы хорошо себя чувствуете?
– Отлично, – соврала Селина.
Добрела до окна и снова устало опустилась на низкий подоконник. Тяжело вздохнула, поставила локти на карниз, опустила подбородок на сложенные ладони и посмотрела на игравшую во дворе веселую компанию: дети слуг и рабочих с плантации танцевали и пели под руководством старшего мальчика, который ритмично прищелкивал языком и топал ногой. Слова Селина слышала плохо, но все-таки понимала, что речь в песне идет о Треворе. Казалось, этого таинственного человека с нетерпением ждали все – разумеется, кроме нее.
Вытирая краем передника мокрый от пота лоб, из кухни вышла повариха Золя. Должно быть, сбилась с ног, готовясь к приезду дорогого гостя. Наверняка на плите уже вовсю кипели и булькали многочисленные котелки и кастрюли. Даже на расстоянии в воздухе витали волшебные ароматы секретных подливок, филе и святой троицы луизианской кухни – сельдерея, душистого перца и лука. Желудок требовательно заурчал.
– Кажется, Золя готовит бамию?
– И джамбалайю – уточнила Мари. – Любимые блюда мисчи Тревора.
Селина взглянула вопросительно, и Мари выразительно вскинула брови.
– Вы же знаете, что наша мастерица всегда старается приготовить гостям что-нибудь особенное.
Гостям? Но разве Тревора можно считать гостем? Его не было дома всего два года. Селина наведывалась в кухню не часто, но успела заметить, что повариха тоже называет молодого господина «мисчи». Почему все говорят об этом человеке с такой нескрываемой любовью? Он же самый настоящий распутник – во всяком случае, если верить слухам.
Но кто дал ей право судить? Мари и Золя знают Тревора с рождения, а она даже ни разу не видела. Если кто-то здесь и был гостем, то именно она, Селина. С мистером Андрузом она познакомилась только в прошлом году, на похоронах свекрови. Родственников у Селины не осталось, а возвратиться в опустевший дом не позволила тяжелая болезнь и горечь потери. Джастин сжалился и пригласил к себе.
Сердце снова печально защемило. Почему же в последнее время стало так плохо? Селина потерла руку: от плеча до запястья тянулся тонкий красный шрам – напоминание о страшном несчастье, жестоко лишившем ее и мужа, и ребенка.
Мари подошла и остановилась рядом.
– Мадам, вы еще ни слова не сказали о тех прекрасных платьях, которые прислал из города мистер Андруз. Они вам не нравятся?
– Очень нравятся.
– Так в чем же дело?
Селина пожала плечами. Разве можно ответить, в чем дело, когда не понимаешь даже собственных мыслей?
– После смерти матери мисчи Тревор все время сидел на этом подоконнике, подперев ладонью подбородок, и смотрел в никуда – точно так же, как вы.
Селина отдернула локти от карниза, как отдергивают палец от раскаленной плиты.
Мари нахмурилась.
– Сдается мне, что новый гардероб не слишком вас интересует. Письмо от мисчи Тревора пришло на том же пароходе, который привез платья. – Она внезапно смягчилась и потянулась, чтобы поправить локон, самовольно выбившийся из прически и спустившийся на шею. – Беспокоитесь насчет проказ мисчи Тревора? Наверняка немало слышали о его похождениях.
Селина вспыхнула и недовольно повела плечами.
– Не говори глупостей.
Мари тут же опустила руку, на шаг отступила и заговорила на причудливом креольском диалекте, обладавшем удивительной способностью поднимать настроение.
– Не тревожьтесь о мисчи Треворе. Он не станет к вам приставать. Пусть он повеса и порой даже ведет себя как дурачок, но ни разу не слышала, чтобы надоедал той, которая этого не хочет.
Селина рассмеялась.
– Вот уж не задумывалась о том, что твой мисчи Тревор может «приставать» ко мне. – Она отвернулась к окну, но все-таки успела заметить, как весело, широко улыбнулась Мари. – Ради всего святого, я же не выползла из-под камня.
То ли подействовало легкое поддразнивание, то ли сияющая улыбка осветила комнату, но на душе стало легче.
– Может быть, хотите принять горячую ванну, госпожа Селина?
– Лучше продолжай работу, а то до приезда Тревора не успеешь перенести мои вещи из его комнаты в гостевую.
Мари снова улыбнулась.
– Пароход из Нового Орлеана придет на закате, а нам пока надо дождаться полудня. – Она подняла самую большую корзину и понесла к двери.
Из коридора донесся зычный голос мистера Андруза.
– Ради бога, Мари, что ты делаешь?
– Убираю вещи мадам из спальни мисчи Тревора и переношу в комнату для гостей, сэр, – деловито ответила та.
– Сейчас же верни все на место.
Селина вскочила с подоконника и подбежала к двери.
– Мари всего лишь выполняет мое распоряжение.
Хозяин не стал повторять, а просто молча посмотрел на служанку.
Мари понимающе кивнула и, словно не замечая присутствия Селины, поспешила обратно.
Мистер Андруз провел ладонью по седым волосам.
– Позволите спросить, что заставило вас затеять всю эту суету с переездом в гостевую комнату?
Селина скрестила руки на груди.
– Разве вы не слышали? Ваш сын возвращается.
Мистер Андруз нахмурил густые брови.
– Он пробудет здесь недолго… несколько дней.
Селина растерялась.
– Правда?
Хозяин насмешливо склонил голову.
– Неужели вы действительно поверили, что мой тридцатилетний сын собрался жить вместе с отцом? Он приехал из Лондона по делам – в Новый Орлеан, а не сюда.
Внезапно на Селину навалилось чувство одиночества. Как она пропустила всю эту историю? Даже слуги наверняка знают, что Тревор проведет в родном доме считаные дни, а ей до сих пор ничего не известно. Она осталась в стороне – чужая, случайная приживалка.
Селина выпрямилась и решительно расправила плечи.
– Гостевая комната мне больше нравится. Эта выглядит чересчур мужской.
Джастин подошел ближе, подавляя высоким ростом и мощным сложением.
– Не пытайтесь меня обмануть.
Решительный жест, безотказно действовавший на непослушных детей, заставил Селину забыть о возражениях.
– И даже не надейтесь переубедить.
Он постоял так несколько секунд, а потом усмехнулся, отступил и по-отечески похлопал ее по плечу.
– Простите. Наверное, я сам виноват: не разъяснил ситуацию.
Продолжая говорить, мистер Андруз направился к лестнице.
– Поскольку Тревора привели в Новый Орлеан важные дела в конторе нашей судоходной компании, он остановился в городском доме. А примерно через неделю из Англии приедут мои брат и племянник. Все мы с нетерпением ждем прибытия новых кораблей, так что общее волнение вполне понятно.
– Но разве хорошо принимать сына в гостевой комнате? – робко осведомилась Селина вдогонку.
Мистер Андруз остановился на верхней ступеньке и обернулся.
– Не беспокойтесь. Тревор – взрослый мужчина. Несмотря на все, что вы, несомненно, слышали, мой сын прилично воспитан.
Он энергично пошел вниз, с каждой ступенькой повышая голос.
– Постарайтесь принять желания старика, Селина. Я специально поселил вас в эту удобную спальню, потому что для восстановления сил необходимо спокойствие. Признайтесь: у вас лучший вид на сад, да и вся галерея в этом крыле в вашем распоряжении.
Несмотря на то что хозяин уже не мог увидеть, Селина закусила губу и кивнула.
– Что ж, хорошо. – Она повернулась и остановилась в дверях, рассматривая комнату, в которой прожила целый год.
Тревор явно предпочитал синий цвет. Если не считать темно-красного персидского ковра на полу, в интерьере доминировал кобальт. Даже керамический кувшин и таз на мраморном столике в углу радовали глаз глубокой синевой. Роскошная резная кровать вишневого дерева, на четырех столбах, с пологом, такой же стол, глубокое кресло у камина, где она много вечеров провела за книгами, – тоже обитое синим бархатом. Трудно представить комнату красивее, уютнее и удобнее.
Чересчур мужская? Конечно же, нет. Селине здесь все нравилось.
На глаза навернулись слезы. Ах если бы рядом не было Мари, можно было бы от души поплакать!
Пар медленно поднимался, унося с собой напряжение и тревогу. Мари старательно намыливала госпожу. Иногда бывает приятно, когда за тобой ухаживают.
– Какой замечательный сегодня день, Мари. Будь добра, открой дверь в галерею, чтобы доносился запах роз, а не стряпни.
Мари распахнула французское окно. В комнату влетел легкий ветерок и принялся играть кружевными шторами. Легкая ткань затрепетала, словно крылья бабочки. Головокружительный аромат цветов смешался с доносившимся из кухни пряным духом.
– Весной так чудесно, правда? Цветы распускаются. Все выглядит таким чистым и свежим, а вечерами еще достаточно прохладно, чтобы уютно устроиться в кресле у камина. Я рада, что осталась в живых. За год все так изменилось.
Мари присела на стул возле ванны и начала расчесывать густые локоны госпожи.
– В первые месяцы ваши волосы казались безжизненными и больше походили на мочалку.
– Это потому, что сама я чувствовала себя безжизненой.
– А сейчас цвет напоминает крепкий кофе. И как блестят! Кажется, что отсвечивают золотом. Любовалась бы вечно. Да и на вас тоже приятно посмотреть, ничего не скажешь. – Мари умолкла и сосредоточилась на работе.
Селина глубже опустилась в ванну, закрыла глаза и погрузилась в доносившиеся с плантации звуки и запахи. Из забытья ее вывели гулкие удары колокола: три, потом еще три. Сигнал означал, что капитан колесного парохода остановился у берега, чтобы высадить пассажиров.
Мари вскочила.
– Ах господи! Три удара, не два – значит, это не груз, а люди. Неужто мисчи Тревор приехал так быстро?
Снизу донесся топот множества ног.
– Тревор вернулся! – крикнул Линдзи возле двери, а в следующую секунду на лестнице послышался звук быстро удаляющихся шагов.
Селина стремительно села; сердце почему-то отчаянно стучало.
– Ты же сказала, что молодой господин приедет на вечернем пароходе!
Мари взволнованно забегала по комнате.
– Ах, госпожа Селина, как же мне успеть одеть вас и причесать, пока он дойдет от пристани до дома?
– Ради бога, успокойся. Так точно ничего не успеешь. Лучше подай полотенце. – Селина встала, обернулась полотенцем и вышла из ванны. – Не собираюсь приветствовать твоего дорогого мисчи Тревора вместе со всеми. Знакомство может состояться во время… – Она взмахнула рукой. – Во время его любимых гамбо и джамбалайи.
Она вытерлась и взяла с кресла лавандовое муслиновое платье. Какое облегчение сменить, наконец, удручающий черный цвет, который носила весь год!
– Как, по-твоему?
Мари стояла возле кровати, нервно теребя белоснежный передник, и смотрела, как обнаженная госпожа летает по комнате.
Не обращая внимания на служанку, та выбрала широкий фиолетовый пояс и подходящие по цвету кожаные туфли.
– Ну вот, теперь все в порядке. Помоги одеться и иди. Волосы подождут до вечера.
Мари нахмурилась и протянула сорочку.
– Не стоит бегать голой перед открытой дверью, когда приехал мисчи Тревор.
– Эта часть дома не просматривается, – успокоила Селина, пока Мари шнуровала корсет. – Ему ведь незачем разгуливать по галерее мимо моей комнаты, правда? Тем более, как ты сказала, он не станет надоедать той, которая этого не хочет.
Мари рассмеялась забавной имитации креольского акцента и в ответ заговорила на каджуне – акадийском диалекте.
– Да, но мисчи Тревор умеет сделать так, что леди мечтают, чтобы он им надоедал. Прошу прощения, конечно. – Она захихикала, присела в реверансе и поспешила к двери.
Селина подошла к большому зеркалу и внимательно рассмотрела свое отражение. Довольная результатом, взяла флакончик с ароматом ландыша, слегка подушилась, выскользнула в галерею и прошла в переднюю часть дома в надежде тайно увидеть Тревора.
Она спряталась за одной из окружавших двухэтажный особняк дорических колонн и осторожно выглянула. Открытый экипаж стоял в двух сотнях ярдов от дома, на берегу, перед белоснежным кораблем «La Belle Creole» («Прекрасная креолка») – украшением Миссисипи.
Величественный двухпалубный пароход регулярно ходил по главной американской реке мимо Карлтон-Окса, совершая рейсы между Новым Орлеаном и Батон-Ружем, и всякий раз Селина с волнением любовалась его красотой. Те части судна, которые оставались свободными от причудливых кованых завитков, сияли белизной свежей краски. Две высоких элегантных трубы выпускали в небо столбы белого пара, а колесо на корме взбивало воду в пышную пену – тоже белоснежную. Элегантно одетые пассажиры неторопливо прогуливались по верхней палубе, с интересом всматриваясь в бесконечную цепочку плантаций на берегу.
Вот по трапу быстро спустился человек, подошел к поджидавшему экипажу и легко вскочил на сиденье. Должно быть, это и есть долгожданный Тревор. Расстояние не позволяло определить точно, но Селине он показался высоким, как отец и братья, но в то же время темноволосым, как сестра, чье возбужденное щебетанье доносилось с первого этажа.
Трап тут же вернулся на палубу. Механик закрыл дверь, послышалось три удара колокола, колесо закрутилось, вода забурлила, и пароход легко продолжил путь вверх по реке.
Экипаж неторопливо приближался к дому по тенистой аллее, постепенно увеличиваясь в размерах. По обе стороны узкой дороги возвышались раскидистые дубы, и сплетенные ветки создавали зеленый коридор. Селина отошла в глубь галереи, надеясь, что яркие лозы бразильского винограда, плотно опутавшие перила и колонну, за которой она спряталась, прикроют широкую лавандовую юбку. Ах, до чего же некстати этот ужасный кринолин!
Линдзи спрыгнул с дерева и с радостным криком побежал за экипажем. Тревор повернулся спиной к дому, чтобы посмотреть на брата; скоро Линдзи догнал экипаж и пошел рядом.
Возле дома, у крыльца, дорогого гостя поджидала радостная толпа родственников и слуг. Селина едва не задохнулась. Ах господи! Такого великолепного мужчину ей еще не приходилось видеть!
Возница остановился посреди двора. Тревор поставил одну ногу на ступеньку и наклонился, чтобы дотянуться до чемодана. Темно-синий сюртук из тонкой шерсти не скрывал его четко очерченных мускулов. Одним быстрым движением он поднял чемодан, спрыгнул и поставил на землю, затем небрежно провел рукой по бедру, разглаживая облегающие бежевые бриджи, заправленные в блестящие черные сапоги до колен.
Селина замерла, не в силах отвести зачарованного взгляда, и даже подошла ближе к краю галереи, чтобы лучше рассмотреть загадочного красавца. Тот стоял, с ленивой грацией прислонившись спиной к экипажу, и ослепительно улыбался. На фоне загорелой золотистой кожи сияли белизной безупречно ровные зубы. Темные глаза светились лукавством, а от уголков к вискам лучились морщинки.
Линдзи первым подбежал к брату. Тревор подбросил мальчика высоко в воздух, а потом поставил на землю и ласково взъерошил и без того непослушные волосы. Рядом оказался Мишелл – второй из сыновей, – сам Джастин, а спустя секунду сестра Фелиция, до этого скромно стоявшая в сторонке, не выдержала и, растолкав мужчин, повисла у Тревора на шее.
– Je t’aime, je t’aime![2] – закричала она, покрывая лицо брата восторженными поцелуями. Темные кудри очаровательно танцевали вокруг прелестного личика. – Я так соскучилась, mon frere![3]
С легкой улыбкой на поразительно красивом лице Тревор сердечно здоровался с родными. Трудно было не заметить, что, подобно малышке Фелиции, он удивительно напоминал висевший в гостиной прекрасный портрет матери-француженки.
Внезапно смутившись, Селина спряталась и прижалась щекой к колонне. Тревор Андруз оказался совсем не таким, каким она его представляла. Ростом и мощной статью он походил на Джастина, но на этом подобие заканчивалось: не было орлиного носа, свойственного для отца и младших братьев; не чувствовалось жесткости характера. Конечно, Селина ожидала увидеть впечатляющего мужчину – в этой семье все отличались красотой, – но ей казалось, что новый знакомый окажется таким же, как те богатые денди, которых она старательно обходила стороной еще до свадьбы. Несмотря на безупречную любезность, что-то в них неизменно отталкивало. Сначала она удивлялась, почему другие молодые леди не замечают изъяна, но потом поняла, что те просто не обращают внимания ни на что иное, кроме богатства. А в манерах и в поведении Тревора не чувствовалось даже намека на неискренность.
Фелиция взяла брата за руку, приподнялась на цыпочки и что-то шепнула на ухо. Тревор усмехнулся, схватил сестру за талию и закружил. Подол пышного платья взлетел вместе с нижними юбочками.
– Отпусти! – восторженно заверещала девочка, на самом деле вовсе того не желая.
Тревор рассмеялся, поднял голову и увидел Селину. Тут же перестал кружить сестренку, бережно опустил на землю и застыл, не отводя взгляда и приоткрыв рот – словно окаменел от потрясения.
Селина перестала дышать; глубоко внутри запылал запретный огонь. Какой чувственный мужчина! Мощный магнетизм внушал странное, похожее на страх чувство. Она стояла неподвижно, безучастно, пытаясь скрыть эмоции. Горячий требовательный взгляд обжигал, словно дерзкое прикосновение. Селина гордо подняла голову, показывая, что не намерена уклоняться от внезапного внимания.
Спустя пару секунд Тревор вернулся к своей обычной непринужденной манере. С очаровательной, чуть насмешливой улыбкой в уголках губ и озорным огнем в глазах он картинно поклонился, приподнял воображаемую шляпу и легко зашагал к крыльцу.
Проклятье!
Селина поспешила вернуться в спальню. Она сердито захлопнула французское окно и сбросила с ног туфли: одна атласная туфелька пролетела через всю комнату, стукнулась о дверь и упала на пол, а вторая угодила прямиком в камин. В ярости оттого, что ее уличили в подглядывании, с пылающим от стыда лицом, Селина присела на подоконник. Подобрав ноги к подбородку и обняв руками колени, в растрепанных чувствах уставилась в окно невидящим взглядом.
Тревожило не только разоблаченное любопытство.
Острые вопросы вызывало нечто иное: почему простое возвращение человека домой так расстроило ее? В глазах стоял туман, и Селина с досадой смахнула непрошеные слезы. Разве не выплакала она их все, до капельки, на могиле Стивена? В последнее время уже стало казаться, что физическое и душевное выздоровление совсем близко, и вот пожалуйста!
Только сейчас Селина осознала, что за целый год, проведенный в гостеприимном доме Джастина Андруза, она не выходила никуда, кроме кладбища. Пасторальная жизнь в Карлтон-Оксе текла спокойно и предсказуемо, как неспешные воды великой реки Миссисипи. И безопасно. Но именно спокойствие, предсказуемость и безопасность лишали уверенности: как выйти за границы плантации? Как снова шагнуть в мир? Нет, Селина не сердилась на Тревора за внезапный приезд, а просто боялась сделать следующий шаг в жизни, – вот в чем секрет смятения чувств.
Приезд молодого господина в Карлтон-Окс нарушил привычную рутину плантации и ее собственное устоявшееся существование. Куда серьезнее то, что случилось с ней при одном взгляде на этого человека. Боже милостивый, откуда вдруг вырвался вулкан чувств? Далекие от реальности желания остались в таком глубоком прошлом – еще до свадьбы, – что она совсем о них забыла.
Было время, когда они с лучшей подругой Дианой Морган уходили далеко в сад и, сидя под деревом, читали эротические книги, ловко спрятанные в сложенных зонтиках. По ночам Селина часто просыпалась от душных, влажных, чувственных сновидений. А вот после свадьбы с грустью думала, что книжки обманывали доверчивых девушек: реальность ограничивалась несколькими минутами суетливой возни в темноте, с грубо задранной к подбородку плотной ночной рубашкой.
Тревор Андруз показался волшебной фантазией. Любой элегантный учтивый мужчина, спустившийся с ослепительно белого парохода и проехавший в открытом экипаже по живописной аллее самой красивой во всей Луизиане плантации, непременно возбудил бы в душе романтические мечты. Особенно в душе тайно наблюдавшей за ним женщины, в юности успевшей вкусить запретный плод эротического чтения.
Селина опустила руку в скрытый пышными сборками карман и достала письмо Дианы, с которым уже давно не расставалась. Семейство Морган не так давно перебралось в Сан-Франциско, и подруга приглашала поселиться в новом роскошном отеле отца.
Одна лишь мысль о расставании с домом и людьми, уже ставшими родными и любимыми, отозвалась в сердце острой болью. Однако кровные узы с Луизианой больше не связывали, так что Селина твердо решила, что вечером наконец-то напишет Диане и примет великодушное приглашение.
Почти час она сидела на подоконнике, разбираясь в запутанном клубке мыслей и чувств и раскладывая по полочкам события минувшего года. Возвращение Тревора вызвало немало вопросов, но Селина твердо сказала себе, что сумеет встретить испытание достойно. Она давно уже не взволнованная школьница с романтической книжкой в руках, а взрослая женщина: почти двадцать один год.
К тому же вдова.
Продолжая рассеянно смотреть в окно, Селина едва заметно улыбнулась собственным мыслям, и в этот миг ее внимание привлекло легкое движение в глубине комнаты. Она обернулась и оказалась лицом к лицу с неотразимым Тревором Брендоном Андрузом.
Джентльмен невозмутимо стоял, слегка расставив ноги и сложив руки на груди.
– О чем задумались?
Селина оцепенела, на миг утратив способность дышать, а потом с трудом сглотнула. Вдова или не вдова, разве кому-то дано право входить без стука и разрешения? Она поднялась и смерила мистера Тревора холодным взглядом. Ах господи, до чего же близко он стоял! Так близко, что ничего не стоило ощутить запах сандалового дерева и мускуса. А еще восхитительный жар сильного тела, от которого едва не закружилась голова.
Она отважно посмотрела в черные глаза, обрамленные густыми темными ресницами. В глубине этих глаз светилось понимание, от которого сердце беспомощно затрепетало. Селина опустила взгляд и наткнулась на полные чувственные губы. Странный огонь, опаливший в галерее, вспыхнул с новой силой. Чтобы скрыть внезапную дрожь и обуздать запретные мысли, пришлось сжать ладони в кулаки.
Она снова посмотрела в глаза: теперь в них читалось любопытство и… озорство?
– Вот, решил собственными глазами увидеть ту сказочную особу, о которой успел услышать много лестного. Вы сумели до такой степени очаровать все мое семейство, что мне было приказано держаться на расстоянии. – Уголок рта насмешливо дрогнул. – Чтобы не осквернять своим присутствием вашу несравненную добродетель, видите ли.
О боже! Глубокий, чуть хрипловатый голос околдовал. Удастся ли произнести хотя бы слово?
– Не понимаю, о чем вы, сэр.
Селина посмотрела поверх плеча непрошеного гостя и увидела, что в дверях стоит Мари с воинственно сложенными на груди руками и с выражением суровой непреклонности на лице.
Тревор проследил за взглядом Селины и слегка обернулся.
– Не беспокойся, Мари, твоя подопечная в безопасности.
Горничная нетерпеливо топнула ногой.
– Мистер, я пришла, чтобы узнать, нужно ли помочь разобрать вещи… на новом месте.
Тревор нахмурился.
– Значит, теперь я уже «мистер», а не «мисчи»?
Он снова перевел взгляд на Селину.
– Похоже, здесь у вас достаточно сторонников, чтобы получить все, что захочется, в том числе и мою спальню. И вот теперь сердитая горничная, бесследно утратив былое обожание, безжалостно гонит меня прочь, в безликую гостевую комнату.
На губах появилась соблазнительная улыбка. Селина ощутила, как лихорадочно заколотилось сердце. Его взгляд замер на углублении между ключицами, где нервно пульсировала жилка. Он все видит, все замечает! Если бы можно было упасть в обморок и избавиться от позора!
Тревор слегка склонил голову.
– С другой стороны, гостевая комната расположена рядом, что не так уж и плохо. Если вам вдруг что-нибудь понадобится… – Он тихо рассмеялся, слегка приподнял брови и вытянул руку. Длинные тонкие пальцы коснулись упавшего на плечо локона. Густые ресницы опустились, прикрыв бархатные глаза.
Селина держалась твердо, готовясь с честью встретить любую вольность. Особенно в присутствии Мари. До чего же он смел! Разве удивительно, что женщины не в силах противостоять его чувственному напору?
Тревор улыбнулся так, словно прочитал мысли. Засунул большой палец за пояс, слегка поднял голову и посмотрел сквозь полуопущенные веки.
– В чем дело? Неужели рассматривать меня вблизи не настолько интересно и приятно, как подглядывать с галереи, из-за колонны?
Подобного выпада Селина никак не ожидала. Ведро холодной воды не смогло бы шокировать сильнее. Что ж, пусть глумится, если хочет.
Тревор окинул ее лукавым взглядом.
– Мадам, еще немного стойкости и самообладания, и вы превратитесь в статую.
Селина простояла неподвижно еще пару мгновений, а потом резко повернулась и метнулась туда, где валялась одна из туфель. Надела и нервно осмотрелась в поисках второй.
Тревор усмехнулся и подошел к камину. Достал туфлю, сдул золу и протянул.
– Кажется, скучать дома не придется, миссис Керкленд. – Не оглядываясь, он прошел мимо застывшей возле двери Мари.
Только теперь горничная позволила себе переступить порог.
– Я предупреждала, что наш молодой господин – изрядный негодник.
Сердито фыркнув, Селина сунула ногу в поданную Тревором туфлю, повернулась на каблуках, без единого слова выбежала сквозь французское окно в галерею и по узкой лестнице спустилась в сад.