Глава 3. Обязательства вследствие причинения вреда
3.1. Общие положения об обязательствах вследствие причинения вреда
Обязательства вследствие причинения вреда в правовой литературе именуют деликтными обязательствами. Они, конечно, являются гражданскими правоотношениями, о чем прямо записано в ст. 8 ГК РФ «Возникновение гражданских прав и обязанностей, осуществление и защита гражданских прав», но конкретного определения обязательств вследствие причинения вреда закон не дает. Однако основная идея, характеризующая его, согласно которой вред, причиненный личности или имуществу гражданина, а также вред, причиненный имуществу юридического лица, подлежит возмещению в полном объеме лицом, причинившим вред.
Главное, что заложено в данной норме, заключается в установлении обязанности лица, причинившего вред, возместить этот вред. О праве другой стороны прямо не упоминается. Но закон, безусловно, имеет в виду и право потерпевшего требовать возмещение вреда, ибо обязанность может существовать только по отношению к субъекту, имеющему право требовать ее исполнения.
Таким образом, приведем дефиницию деликтного обязательства. Обязательство по возмещению вреда – это такое внедоговорное охранительное правоотношение, в силу которого одна сторона (лицо, управомоченное на возмещение вреда – кредитор) вправе требовать от другой стороны (лица, ответственного за возмещение вреда, – должника) возмещения в полном объеме имущественного вреда, разумной и справедливой компенсации морального вреда, восстановления иных нарушенных прав, а должник обязан возместить и компенсировать данный вред, а также в отдельных случаях осуществить восстановление иных нарушенных прав.
Следует выделить признаки деликтных обязательств.
1. Деликтное обязательство является гражданским правоотношением. Поэтому ему присущи все характерные признаки гражданских правоотношений.
2. Это охранительное правоотношение, так как данные обязательства предназначены служить обеспечению прав и интересов субъектов гражданского права от различных нарушений и защищать эти права и интересы в случаях, когда их нарушение произошло.
3. Они возникают в результате нарушения прав, носящих абсолютный характер, как имущественных, так и неимущественных (право собственности, право на жизнь, здоровье и т. д.).
4. Они носят внедоговорный характер, поскольку возникают при нарушении абсолютных прав. Однако в случаях, предусмотренных законом, деликтные обязательства могут возникнуть, когда стороны состояли в договорных отношениях. В частности, в соответствии со ст. 1084 ГК РФ обязательство по возмещению вреда возникает, если вред жизни или здоровью гражданина причинен при исполнении им договорных или иных обязательств.
5. Обязательство направлено на полное возмещение потерпевшему, насколько это возможно, причиненного вреда, кому бы ни был причинен вред, в чем бы он ни выражался и каковы бы ни были способы (формы) возмещения вреда. Кроме того, деликтное обязательство может предусматривать компенсацию морального вреда и восстановления иных нарушенных прав.
6. В случаях, предусмотренных законом, обязанность возмещения вреда может быть возложена не только на причинителя вреда, но и на иных лиц.
Для возникновения деликтного обязательства, как и любого иного гражданского правоотношения, необходима совокупность нормативно-правовых, правосубъектных и юридико-фактических оснований. Нормативно-правовым основанием выступает норма права, регулирующая общественное отношение, юридической формой которого является соответствующее гражданское правоотношение. Правосубъектная предпосылка выражается в правоспособности и дееспособности лица, о возникновении, изменении и прекращении прав и обязанностей которого идет речь. Юридико-фактическое основание представляет собой определенный юридический факт или юридический состав, с наличием или отсутствием которого норма права связывает юридические последствия.
Во всех гражданских деликтных обязательствах юридико-фактическим основанием возникновения права на возмещение вреда является сам факт причинения вреда. В общей теории права основанием возникновения юридической ответственности принято считать правонарушение, то есть противоправное вредоносное виновное действие причинителя вреда. В связи с этим правонарушение принято расчленять на следующие составные элементы:
1) вред (как результат противоправного поведения причинителя вреда);
2) противоправность (нарушение законов и иных нормативно-правовых актов);
3) причинная связь между действиями причинителя вреда и наступившим вредом (непосредственная связь между действиями причинителя и его результатом);
4) вина причинителя (психическое отношение субъекта к своему противоправному поведению и его результату и осознание им своего противоправного поведения[75]).
Если в основе обязательства по возмещению вреда лежит полный состав гражданского правонарушения, то его следует отнести к мерам ответственности. Усеченный состав правонарушения исключает какой-либо элемент состава правонарушения. Например, владелец источника повышенной опасности за вред, причиненный потерпевшему, отвечает независимо от своей вины. Либо абз. 1 п. 3 ст. 1064 ГК РФ допускает в случаях, предусмотренных законом, возмещение вреда, причиненного правомерными действиями (например, ст. 16.1 ГК РФ предусматривает компенсацию ущерба, причиненного правомерными действиями государственных органов и органов местного самоуправления). Обязанность возмещения вреда, возникающую на основании усеченного состава правонарушения, следует относить к мерам гражданско-правовой защиты.
1. Вред – необходимое условие возникновения обязательств из причинения вреда. Подчеркивая значение данного условия, А. М. Белякова отмечает, что при отсутствии вреда вопрос о деликтной ответственности возникнуть не может[76]. Вред как одно из условий внедоговорной ответственности представляет собой неблагоприятные последствия нарушения принадлежащих потерпевшему как имущественных, так и неимущественных субъективных прав[77]. Вред может выражаться в уничтожении или повреждении наличного имущества, потере прибыли, лишении или уменьшении способности потерпевшего к труду, смерти кормильца и т. д.
В зависимости от вида нарушенных прав следует выделить имущественный и неимущественный вред. Имущественный вред состоит из реального ущерба и упущенной выгоды. Реальный ущерб – это расходы, которые лицо, чье право нарушено, произвело или должно будет произвести для восстановления нарушенного права, утрата или повреждение его имущества. Упущенная выгода – неполученные доходы, которые это лицо получило бы при обычных условиях гражданского оборота, если бы его право не было нарушено.
Неимущественный вред заключается в нарушении личных неимущественных прав. Наиболее распространенным способом защиты данных прав является компенсация морального вреда, но могут использоваться и иные способы защиты – в частности, признание авторства, опровержение порочащих его честь, достоинство или деловую репутацию сведений и др. В соответствии с п. 3 ст. 1099 ГК РФ компенсация морального вреда может осуществляться независимо от возмещения имущественного вреда.
Следует заметить, что ГК РФ не дает легального определения понятия «вред», но при этом использует его в различных частях кодекса. В ч. 1 ГК РФ данный термин обычно употребляется применительно к случаям, когда речь идет о причинении вреда жизни, здоровью или имуществу гражданина с отсылкой к правилам гл. 59 ГК РФ, например ст. 580, 640, 648, 929, а во второй – в рамках собственно гл. 59 ГК РФ. Помимо этого ГК оперирует категориями «ущерб» и «убытки». Данные термины законодателем используются в ч. 1 ГК РФ, где в ст. 15 убытки определяются через категории «ущерб» (реальный ущерб) и «упущенная выгода» (неполученные доходы). В то же время в ряде норм кодекса термин «ущерб» используется не как составляющая убытков, а как непременный элемент правонарушения. Такой ущерб не отождествляется с убытками, он подлежит возмещению в случае и порядке, предусмотренными законом, например, ст. 209, 262, 451 ГК РФ. Поэтому следует согласиться с позицией К. Б. Ярошенко о необходимости разграничения данных категорий по их функциональному назначению и расположению в структуре норм ГК РФ[78], поддержанной рядом ученых, в том числе М. И. Брагинским[79]. В силу ст. 15 ГК РФ «ущерб» и «убытки» являются взаимосвязанными категориями, в то время как сфера применения понятия «вред» должна быть ограничена нормами о деликтных обязательствах, при этом понятие «вред» используется в широком понимании: как последствие нарушения имущественных прав граждан и юридических лиц, а также неимущественных прав граждан.
Однако в юридической литературе высказаны неоднозначные мнения по поводу соотношения указанных понятий. Одни ученые полагают, что термины «вред» и «ущерб» являются синонимами, при этом под ущербом предлагается понимать вред только имущественного характера, убытками же называть денежное выражение ущерба[80]. В частности, Н. С. Малеин, отождествляя понятия «вред» и «убытки», указывает, что под вредом необходимо понимать нарушение имущественного интереса, выраженное в денежной форме, форме убытков[81]. Однако с этой позици ей не согласны цивилисты, которые полагают, что под вредом (ущербом) понимается всякое умаление личного или имущественного блага[82]. Другие ученые считают, что указанные понятия имеют различное значение[83]. Так, О. С. Иоффе утверждает, что термин «убытки» является самостоятельным понятием по отношению к категории «вред», поэтому ошибочно определять убытки через категорию «вред»[84]. Обращает на себя внимание и то обстоятельство, что рассматриваемые понятия всегда связываются с правонарушением.
В то же время в литературе предлагается различать понятие «убытки» в экономическом и в юридическом смыслах. В первом случае – это вред, выраженный в денежной форме и понесенный собственником по его вине, во втором – убытки представляют собой расходы, понесенные потерпевшим в результате незаконных действий третьих лиц, утрата или повреждение имущества и неполученные доходы[85].
Определение понятия «убытки» и разграничение его от категории «вред» впервые было сформулировано М. М. Агарковым. Он утверждал, что «вред, нанесенный имуществу и выраженный в денежной сумме, называется убытком»[86]. Эта точка зрения была поддержана большинством ученых в гражданско-правовой литературе[87].
Но существуют и иные мнения в отношении определения понятия «убытки». Например, О. С. Иоффе приходит к выводу, что, «строго говоря, правонарушитель причи няет именно убытки, которые иногда могут быть также и формой причиненного им ущерба»[88]. Сообразно этому «неполучение плановой прибыли» и есть убытки, которые возникают при отсутствии ущерба, то есть лицо не выполняет свои обязательства, и в последующем другая сторона понесет определенные убытки.
Такую позицию резко критиковали Б. С. Антимонов и Г. К. Матвеев. В частности, Б. С. Антимонов полагал, что вред в натуральном выражении – это, по существу, означает убытки, то есть вред в момент своего возникновения уже имеет денежное выражение[89]. Иначе говоря, он так же, как и М. М. Агарков, различает эти два понятия, но только момент их возникновения он считает одновременным. Наверное, это справедливо, ибо вред имеет, безусловно, стоимост ное выражение независимо от того, установлено оно или нет.
Несколько иную точку зрения высказал Г. К. Матвеев, который полагает, что «имущественный ущерб является последствием наруше ния имущественных прав граждан и юридических лиц. Под убытка ми же в самом широком смысле этого слова в гражданском праве понимают такое причинение вреда, которому обычно соответствует обязанность лица, причинившего вред, возместить нанесенный ущерб, загладить вредные последствия, своих противоправных дей ствий»[90].
Более обоснованной представляется позиция тех цивилистов, которые понятия «вред» и «ущерб» рассматривают как тождественные категории в смысле всякого умаления охраняемого правом блага, а убытки определяют как форму денежного выражения вреда. При этом возникновение самого ущерба в плане динамики обязательств по его возмещению непременно должно быть связано с поведением того или иного лица. Характер же вредоносного действия (противоправность или правомерность деяния) лишь обуславливает формирование того или иного вида (разновидности) указанного типа обязательства – обязательство вследствие причинения вреда противоправными действиями или обязательство вследствие причинения вреда правомерными действиями (более конкретно – обязательство вследствие причинения вреда в состоянии необходимой обороны и т. д. и т. п.). Очевидно, именно с учетом этого обстоятельства и можно объяснить правовые модели построения отдельных видов обязательств по возмещению вреда, представленных законодателем в гл. 59 ГК РФ[91].
Подытоживая сказанное, следует сделать вывод, что вред выступает в качестве единой категории, включающей как имущественный, так и неимущественный вред. Ущербом является только имущественный вред. Денежная форма ущерба именуется убытком.
2. В цивилистике под противоправным понимается такое поведение субъек та, которое одновременно нарушает норму права и субъективное право лица[92]. Но следует отметить, что среди ученых не сложилось единого мнения о сущ ности противоправности. Одни отождествляют ее с правонарушением, другие считают, что противоправность характеризуется самим фактом нарушения нормы. Поэтому первые в нее включают вину, а вторые рассматривают ее как один из элементов правонарушения[93]. Также говорят, что через нее проявляется социальная опасность деяния и отрицательное отношение к поведению правонарушителя[94], в силу чего она характеризуется объективным и субъективным аспектами[95].
Обоснованной представляется позиция тех ученых, которые противо правность рассматривают в качестве элемента правонарушения, ибо в праве она имеет самостоятельное, не сводящееся к ответственности значение. Она проявляется при нарушении лицом норм права и морали, когда закон придает им правовое значение[96], посредством нарушения чужого субъективного права без должного на то управомочия[97]. Поэтому нельзя согласиться с Е. А. Михно в том, что при причинении морального вреда противоправность должна определяться «не только нарушением норм права, но и нарушениями правил, выработанных представителями какой-либо профессии…»[98]. Вряд ли ее можно напрямую связывать и с социальной опасностью деяния, так как происходит отождествление противоправности и общественной опасности[99]. Между тем осознание лицом противоправности своего деяния связано с ее соотношением с виной как отдельных элементов единого акта его поведения, а общест венная опасность отражает оценку поведения со стороны потерпевшего и общества, которая может быть различной. Вопрос же о том, является или нет основанием гражданско-правовой ответственности не только нарушение чу жого субъективного права, но и нарушение правового запрета, установленно го в интересах правопорядка в целом, в науке гражданского права дискуссионный[100]. Нельзя также согласиться с позицией В. В. Витрянского относительно того, что «условие противоправности относится не к действиям (бездействию) должника, а к самому нарушению субъективных гражданских прав»[101], ибо происходит отождествление противоправности и основание гра жданской ответственности, поскольку в качестве такового он рассматривает нарушение субъективного гражданского права.
Применительно к институту возмещения и компенсации вреда о противоправности высказано две точки зрения. Согласно первой, она основывается на общей норме (ст. 574 ч. 1 т. X Свода законов, ст. 403 ГК 1922 г., ст. 444 ГК 1964 г., ст. 88 Основ 1961 г., ст. 126 Основ 1991 г., ст. 1064 ГК РФ), которая, за крепляя конструкцию генерального деликта, устанавливает презумпцию про тивоправности всякого причинения вреда[102]. В соответствии со второй проти воправность связана с нарушением конкретных гражданско-правовых норм, а в отдельных случаях и норм иных отраслей[103].
С одной стороны, нельзя не обратить внимания на противоречивость до водов отдельных ученых в обоснование тезиса о презумпции противоправно сти всякого причинения вреда, вытекающую из конструкции генерального деликта.
Так, С. М. Корнеев, исходя из принципа генерального деликта, отмеча ет, что, согласно ему, «причинение вреда одним лицом другому само по себе является основанием возникновения обязанности возместить причиненный вред. Следовательно, потерпевший не должен доказывать ни противоправ ность действий причинителя вреда, ни его вину. Наличие их презюмируется». Но далее он пишет: «Предусматривая возмещение причиненного вреда в соответствии с принципом генерального деликта, закон не ограничивается провозглашением главной идеи этого принципа, но определяет условия, при которых вред подлежит возмещению», и относит к ним противоправность поведения причинителя. В итоге он приходит к выводу, что «принцип гене рального деликта никоим образом не означает, что ответственность должна применяться в силу самого факта причинения вреда»[104].
По утверждению В. В. Витрянского, «любое неисполнение или ненадле жащее исполнение договора является a priori нарушением норм права. Это вытекает из положения, содержащегося в ст. 309 ГК…». Поэтому «примени тельно к подавляющему числу случаев применения договорной ответствен ности противоправность неисполнения либо ненадлежащего исполнения должником обязательств презюмируется и не требует никаких доказательств со стороны кредитора». Однако далее он заявляет, что «в тех случаях, когда должник ссылается на имевшие место в ходе исполнения договора обстоятельства, свидетельствующие о невозможности исполнения обязательства или отсутствии вины должника в его нарушении (когда наличие вины требу ется по закону), оценка противоправности неисполнения или ненадлежащего исполнения договорного обязательства приобретает юридическое значение. При этом бремя доказывания наличия всех указанных обстоятельств возлага ется на должника»[105].
A. JI. Маковский, ссылаясь на п. 1 ст. 1064 ГК, говорит, что «в понятие вреда, подлежащего возмещению, уже implicite включается противоправ ность всякого причинения вреда»[106].
По мнению В. К. Райхер, «виновное причинение вреда уже само по себе есть противоправное (неправомерное) действие», и поэтому указание на про тивоправность как одно из условий возникновения обязательств из причине ния вреда излишне. Подразделив вредоносные действия на три группы: а) запрещенные законом; б) действия, на причинение вреда которыми закон дает разрешение; в) не запрещенные и не разрешенные действия, – он сделал вывод, что «к числу общих основа ний ответственности за причинение вреда неправомерность (противоправ ность) действия не принадлежит»[107].
С другой стороны, утверждение указанных ученых о существовании в отечественном гражданском праве генерального деликта не соответствует действующему законодательству и предписаниям на этот счет основных пра вовых семей[108]. Дело в том, что возмещение и компенсация вреда по системе генерального деликта строятся только в романской правовой семье (ст. 1382–1386 ГК Франции 1804 г., § 1295 ГУ Австрии 1811 г., ст. 914 ГК Греции 1940 г., ст. 2043 ГК Италии 1942 г., ст. 483 ГК Португалии 1966 г., ст. 1969–1971 ГК Перу 1984 г.). В германской правовой семье, к которой относится и российское гражданское право, это протекает в порядке смешанного деликта (ст. 1602–1617, 2341–2360 ГК Колумбии 1873 г., § 823–853 ГГУ, ст. 41–163 швейцарского Закона об обязательственном праве, ст. 1064–1101 ГК РФ), а в англосаксонской правовой семье (Великобритания, США, Австралия, Новая Зеландия) – на основании сингулярного (единичного) деликта[109].
Развитие гражданско-правового института возмещения и компенсации вреда и позиция законодателя, определяющего последствия причинения вреда с учетом характера и направленности вредоносного действия, свидетельствуют о том, что им воспринята вторая точка зрения. Поэтому указанный институт не основан на конструкции генерального деликта[110] и не закрепляет презумпции противоправности всякого причинения вреда[111]. Отдельные его положения не относят ряд действий причинителя к противоправным, что, однако, не препятствует их квалификации по другим нормам (абз. 2 п. 3 ст. 1064, ст. 1066, 1067 ГК), которая вопреки мнению А. Л. Маковского согласуется с положениями п. 1 ст. 1064 ГК РФ. Если стать на позицию авторов, отстаивающих названную презумпцию, то любую деятельность, как заметил С. Н. Братусь, можно квалифицировать как виновную[112].
Вместе с тем вредоносное деяние нельзя характеризовать одновременно как правомерное, со стороны причинителя, и как противоправное, со стороны потерпевшего, примером которого, как считают С. Н. Корнеев и В. В. Лапач, является действие в состоянии крайней необходимости[113]. В цивилистике оно неизменно определяется как правомерное и общественно полезное, а возмещение причиненного им вреда не связано с правонарушением[114].
Нельзя согласиться и с теорией «удвоенной противоправности» А. П. Ку на, которой считает, что возмещение вреда, причиненного актами власти, «предполагает наличие противоправности двух видов: 1) гражданско-правовой; 2) административно-правовой (уголовно-процессуальной и т. д.)». Первая, согласно презумпции противоправности причинения вреда, выражается в самом причинении вреда, а вторая в соответствии с презумпцией правомерности актов власти – в его незаконности[115]. Если противоправностью считать само причинение вреда, то она «как условие ответственности теряет свое значение, реальное содержание этого понятия выхолащивается, оно становится излишним»[116]. К тому же удваивать здесь противоправность «нет оснований: если вред причинен правомерным («правильным», законным) актом власти, «гражданско-правовая противоправность» (то есть само причинение вреда) оказывается юридически безразличной, не влечет правовых последствий в области гражданской ответственности…»[117]. Вопреки утверждению многих авторов[118] не существует презумпции правомерности вредоносного акта власти и органы публичной власти (их должностные лица) не управомочены на причинение вреда. Напротив, согласно ст. 249 ГПК и ст. 200 АПК, здесь действует процессуальная презумпция противоправности актов власти, которая широко применяется судебными органами[119].
Необоснованной является также позиция тех юристов, которые возмещение и компенсацию вреда, причиненного гражданам террористическими актами, возлагают на Россию, противоправность поведения которой определяют по гл. 59 ГК[120]. Отношения между потерпевшим от теракта и государством не укладываются в схему деликта, это связи публичного порядка[121]. «Государство в данном случае, – как отмечает Конституционный Суд РФ, – берет на себя компенсацию причиненного вреда как орган, действующий в публичных интересах, преследующий цели поддержания социальных связей, сохранения социума», а не как причинитель вреда[122], что следует из ст. 18 ФЗ от 06.03.06 № 35 «О противодействии терроризму»[123]. Согласно данной норме, физическим и юридическим лицам, которым был причинен ущерб в результате террористического акта, компенсационные выплаты осуществляет государство в порядке, установленном Правительством РФ. Компенсация морального вреда, причиненного в результате террористического акта, осуществляется за счет совершивших его лиц. Возмещение вреда, причиненного при пресечении террористического акта правомерными действиями, осуществляется за счет средств федерального бюджета, в порядке, установленном Правительством РФ. Вред, причиненный при пресечении террористического акта правомерными действиями здоровью, жизни и имуществу лица, участвующего в террористическом акте, возмещению не подлежит. В этой связи неуместными являются предложения В. А. Жилейкина о применении здесь нормы ст. 1100 ГК РФ[124].
Резюмируя изложенное, можно сделать вывод о том, что противоправность поведения причинителя является непременным условием возникновения обязательств по возмещении вреда. При этом противоправность вредоносного деяния доказывается потерпевшими (ст. 56 ГПК РФ, 65 АПК РФ); противоправность действий судебно-следственных органов, названных в п. 1 ст. 1070 ГК РФ и подп. 5 п. 2, п. 3 ст. 133 УПК РФ, определяется актами реабилитации, а всех иных актов власти – презюмируется (ст. 249 ГПК РФ, ст. 200 АПК РФ), что подтверждается судебной практи кой[125].
3. Причинная связь между поведением причинителя (в форме действия или бездействия) и наступившим вредом. По определению В. П. Грибанова, наиболее общее определение причинной связи сводится к тому, что «причинная связь есть необходимая связь между явлениями, при которой одно явление (причина) предшествует другому (следствию) и порождает его»[126].
Причинная связь может считаться юридически значимой, если поведение причинителя превратило возможность наступления вредоносного результата в действительность либо обусловило конкретную возможность его наступления. Традиционно в теории причинную связь подразделяют на прямую и косвенную. Прямая причинная связь имеет место тогда, когда в цепи последовательно развивающихся событий между противоправным поведением лица и вредом не существует каких-либо обстоятельств, имеющих значение для возникновения деликтных обязательств. В тех же случаях, когда между противоправным поведением лица и наступившим вредом присутствуют обстоятельства, с которыми закон связывает наступление деликтных обязательств, налицо косвенная причинная связь. Если же поведение причинителя обусловило лишь абстрактную возможность наступления вреда, то юридически значимая причинная связь между поведением причинителя и вредом отсутствует.
Как показывает судебная практика, лицо, требующее возмещения убытков, должно доказать причинную связь между неправомерными действиями и наступившим вредом. При этом в сфере гражданско-правовых споров нередко встречаются ситуации, когда неправомерные действия каких-либо лиц только создают возможность для возникновения убытков, но не порождают их. Суд в данных ситуациях указывает на отсутствие причинно-следственной связи между названными фактами и отказывает в удовлетворении иска.
Иллюстрацией служит следующий пример из судебной практики. Общество с ограниченной ответственностью «Командор Плюс» обратилось в Арбитражный суд Челябинской области к Министерству финансов Челябинской области (третьи лица – ГУВД по Челябинской области, общество с ограниченной ответственностью «Регионспецтех») с иском о взыскании убытков (реального ущерба) в сумме 1 850 000 руб., причиненных неправомерными действиями должностных лиц ГУВД по Челябинской области, на основании ст. 1069, 1070 ГК РФ. Как следует из материалов дела, ООО «РемСтрой-Урал» (поставщик) и ООО «Командор Плюс» (заказчик) подписали договор поставки автогрейдера. Стоимость товара составляет 1 250 000 руб., оплата производится после получения товара в г. Челябинске со склада продавца. По акту приема-передачи ООО «Командор Плюс» от ООО «РемСтрой-Урал» получен автогрейдер. Впоследствии его стоимость по договоренности сторон снижена в связи с несоответствием поставленного автогрейдера требованиям договора по году выпуска и заводу-изготовителю. По товарной накладной ООО «РемСтрой-Урал» поставило ООО «Командор Плюс» автогрейдер стоимостью 1 850 000 руб. В счет исполнения обязательств по договору поставки заказчиком перечислено поставщику 1 000 000 руб. По акту приема-передачи автогрейдер принят ООО «Таркус» от ООО «Командор Плюс». 19 июля 2005 года в УВД Курчатовского района г. Челябинска поступило заявление директора общества «Регионспецтех» о хищении автогрейдера. Оперуполномоченным УБЭП ГУВД Челябинской области К. 19 июля 2005 года изъят грейдер, стоящий на территории базы ООО «Таркус» на открытой площадке склада. Вступившим в законную силу постановлением Центрального районного суда г. Челябинска от 07.02.07 действия оперативных сотрудников УБЭП ГУВД по Челябинской области по изъятию автогрейдера у ООО «Командор Плюс» и передаче его ООО «Регионспецтех» признаны незаконными. Ссылаясь на причинение убытков указанными действиями сотрудников УБЭП ГУВД по Челябинской области, ООО «Командор Плюс» обратилось в Арбитражный суд с иском о возмещении убытков в порядке ст. 1069, 1070 ГК РФ.
Отказывая в удовлетворении иска, суды первой инстанции исходили из недоказанности того, что противоправные действия ответчика повлекли возникновение у истца убытков. Суд кассационной инстанции признал указанные выводы правильными. Незаконность действий оперативных сотрудников УБЭП ГУВД по Челябинской области по изъятию автогрейдера у ООО «Командор Плюс» и передаче его ООО «Регионспецтех» подтверждена вступившим в законную силу решением суда общей юрисдикции. Однако доказательства наступления в связи с этим вреда у ООО «Командор Плюс» истцом не представлены. Доводы ООО «Командор Плюс», изложенные в кассационной жалобе, о том, что вернуть уплаченные им по договору поставки деньги невозможно ввиду их отсутствия у ООО «РемСтрой-Урал», а находящийся у ООО «Регионспецтех» автогрейдер вернуть невозможно в связи с его банкротством, не имеют правового значения для рассмотрения дела о взыскании за счет казны Российской Федерации убытков, причиненных неправомерными действиями должностных лиц государственных органов[127].
Основанием для суда в отказе иска в рассматриваемом примере явилось отсутствие прямой причинно-следственной связи как неотъемлемого условия гражданско-правовой ответственности. Следовательно, можно говорить о разновидностях связей между явлениями, среди которых только прямая причинная связь является безусловным основанием гражданско-правовой ответственности причинителя вреда. Соответственно другие разновидности причинных связей таким основанием являться не могут. В. П. Грибанов отмечал, что явления могут быть связаны не только как причина со следствием, но и как содержание и форма, сущность и явление; также существует связь между явлениями во времени, в пространстве и т. п.[128] Из приведенного примера судебной практики видно, что, несмотря на неправомерность изъятия имущества органами внутренних дел, прямая причина возникновения убытков у ООО «Командор Плюс» заключалась в невозможности его истребования у добросовестного владельца – ООО «Регионспецтех», который его получил от сотрудников УБЭП ГУВД Челябинской области и не знал (и не мог знать) о незаконности своего владения. Вместе с тем по правилам п. 2 ст. 302 ГК РФ ООО «Командор Плюс» вправе предъявить виндикационный иск к ООО «Регинспецтех», так как последний приобрел его безвозмездно. Сам по себе факт банкротства не освобождает добросовестного незаконного владельца от обязанности вернуть приобретенную вещь собственнику, а возложение ответственности за убытки ООО «Командор Плюс» на органы внутренних дел породило бы недопустимую конкуренцию виндикационного иска и деликтного обязательства. Между фактом неправомерного изъятия имущества органами внутренних дел и невозможностью его истребовать из чужого незаконного владения существует только опосредованная причинная связь, которая не может служить основанием привлечения органов внутренних дел к гражданско-правовой ответственности.
В цивилистической литературе существует несколько подходов к определению юридически значимой причинной связи между явлениями. Сложившаяся судебная практика признает только прямую причинную связь, однако критерии, по которым та или иная связь между явлениями признается юридически значимой, различны. В частности, Е. Б. Осипов выделяет теорию, основанную на философских категориях возможного и действительного; теорию, основанную на категориях прямой и косвенной причинных связей; теорию необходимой и случайной причинной связи и др.[129]
Теория, основанная на философских категориях возможного и действительного, была выдвинута О. С. Иоффе. Для определения причинной связи между заданными явлениями данная теория предлагает опираться на философские понятия возможности и действительности.
Теория, основанная на категориях прямой и косвенной причинной связи, разработана В. И. Кофманом. По мнению автора, только непосредственная (прямая) причина возникшего вреда имеет юридическое значение. В то же время любая причина может породить различные последствия в зависимости от условий, при которых она воздействовала. В связи с этим автор различает обычные условия и условия специфические. Именно специфические условия способствуют вредоносному воздействию непосредственной причины. Специфические (отклоняющиеся от обычных) условия автор определяет как «особенности объективно сложившейся конкретной обстановки, которые, являясь необходимым условием наступления вреда, в то же время: а) не являются характерными для подобных объективно складывающихся ситуаций; б) на момент воздействия непосредственной причины не просто могли не быть, а не должны были иметь места[130].
В аспекте изложенной теории видно, что в рассматриваемом примере судебной практики банкротство незаконного владельца явилось именно таким специфическим условием. Неправомерное изъятия сотрудниками милиции были лишь обычным условием, которое влекло для сотрудников милиции обязанность вернуть неправомерно изъятую вещь собственнику. С момента передачи изъятой вещи добросовестному приобретателю обязанность по возврату вещи собственнику перешла к нему. Факт банкротства добросовестного владельца представляет собой специфическое условие для возникновения убытков у собственника в виде утраты имущества в натуре.
Таким образом, ознакомившись с современными тенденциями судебной практики и с выработанными по данной проблеме научными теориями, можно определить специфические особенности юридически значимой прямой причинно-следственной связи.
Первоочередная характеристика причинной связи – это ее объективность. Одно явление способно породить и реально порождает другое явление. Субъективные представления, сложившиеся в обществе под влиянием различных внешних факторов о том, что данное явление обязательно породит другое определенное явление, учитываться не должны, так как в этом случае можно будет говорить о нарушении основных начал гражданского законодательства (например, недопустимость произвольного вмешательства в частные дела, свобода договора, неприкосновенность собственности, недопустимость злоупотребления правом и многие другие). Так, в рассматриваемом примере взыскание с Российской Федерации стоимости утраченного имущества создало бы истцу возможность для неосновательного обогащения, так как факт банкротства добросовестного приобретателя все-таки не исключает возможность возврата имущества собственнику.
В связи с этим подвергается критике деление причинных связей на «необходимые» и «случайные». «Объективность причинной связи выражается в том, что данная причина в аналогичных условиях всегда порождает данное следствие и в этом смысле не зависит от каких-либо «случайностей»[131]. В. П. Грибанов указывал на необходимость «четко выяснить взаимосвязь между противоправным поведением нарушителя с тем вредом или убытками, которые понес потерпевший. Ответственность может наступить только за то, что причинено поведением правонарушителя»[132].
Второй важной характеристикой причинно-следственной связи выступает то, что она всегда конкретна. По определению В. П. Грибанова, «одно и то же следствие может быть порождено различными причинами, но в данном конкретном случае речь может идти лишь об одной из них[133]». То есть два явления – причина и следствие – могут являться таковыми по отношению друг к другу только в конкретно взятой ситуации, за пределами которой они теряют любую (не только необходимую) связь между собой.
Третьей характеристикой причинно-следственной связи, придающей ей юридическое значение, является ее непосредственность. Между двумя взятыми явлениями следует выявлять все необходимые факторы, по которым одно явление смогло породить другое, и, только установив, что данное явление непосредственно стало причиной нового возникшего явления, можно говорить о наличии основания для привлечения субъекта к гражданско-правовой ответственности.
Наконец, четвертой характеристикой причинно-следственной связи является хронологическая последовательность возникновения явлений, представляющих собой причину и следствие. Во времени причина всегда предшествует следствию, а следствие возникает как результат действия именно этой причины, не опосредованный какими-либо другими явлениями. При отклонении от названных условий причинно-следственная связь как основание гражданско-правовой ответственности отсутствует.
Подводя итог сказанному, отметим, что наиболее полное определение юридически значимой причинно-следственной связи сформулировано О. А. Красавчиковым: «Причинная связь представляет собой объективную конкретную взаимосвязь двух явлений, одно из которых (причина) в силу объективных законов развития материального мира вызывает другое (новое, не тождественное) явление (следствие)»[134].
4. В цивилистике неоднозначно решается вопрос относительно вины. Термины «вина», «виновность» используются в гражданском праве достаточно часто, однако ГК РФ не дает легального определения понятия вины.
Существует два основных подхода к пониманию вины в гражданском праве: поведенческий[135] и психологический[136]. Поведенческий подход определяет вину через объективные признаки и заключается в непринятии причинителем вреда мер по предотвращению неблагоприятных последствий. Психологический подход под виной понимается психическое отношение лица к своим противоправным действиям и наступившим последствиям в виде вреда.
Очевидно, что оба подхода вызывают определенные вопросы. В частности, если взять психологическую дефиницию за основу, то возникает вопрос относительно вины юридического лица. Очевидно, что выявить психическое отношение самой организации к деянию и его последствиям в традиционном понимании этой проблемы не представляется возможным. Можно только условно говорить об обладании юридическими лицами свойствами психики, характерными для индивидуума. Между тем, допуская возможность существования юридических лиц, наделение их право– и дееспособностью, признаются некая воля и сознание у искусственно созданных субъектов права[137].
Вина организации выражается в виновном поведении ее работников (участников) и не сводится к вине лиц, выполняющих властно-распорядительные функции. Однако во всех случаях вина организации приобретает иное социальное качество по сравнению с виной конкретного работника, входящего в состав данной организации, не говоря уже о том, что вина организации нередко не замыкается на вине одного лица, а пронизывает поведение многих лиц и рассредоточена между самыми различными структурными подразделениями соответствующей организации. В любом случае вина юридического лица – это субъективное отношение к противоправному деянию и его вредным последствиям, обусловленное процессами, происходящими внутри самого субъекта[138].
Вина проявляется в форме умысла и неосторожности (ст. 401 ГК). Неосторожность подразделяется на грубую и простую. При грубой неосторожности нарушаются обычные, очевидные для всех требования, предъявляемые к лицу, осуществляющему определенную деятельность. При простой неосторожности, наоборот, не соблюдаются повышенные требования, предъявляемые к лицу, совершившему какое-либо деяние.
По общему правилу форма вины причинителя вреда не влияет на объем возмещения вреда. Однако в ст. 1083 ГК РФ закреплены правила об учете вины потерпевшего. Вред, возникший вследствие умысла потерпевшего, возмещению не подлежит. Под умыслом потерпевшего понимается такое его противоправное поведение, при котором потерпевший не только предвидит, но и желает либо сознательно допускает наступление вредного результата (п. 23 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 26.01.10 № 1 «О применении судами гражданского законодательства, регулирующего отношения по обязательствам вследствие причинения вреда жизни или здоровью гражданина»[139], далее – Постановление Пленума ВС РФ от 26.01.10). При этом лицо должно понимать значение своих действий и быть способно руководить ими. Грубая неосторожность потерпевшего может служить основанием для уменьшения объема возмещения вреда либо вообще отказа от его возмещения. Грубая неосторожность потерпевшего – такое его поведение, при котором им игнорируются элементарные и очевидные для всех правила безопасности, оказывает разное влияние на рассматриваемый деликт в зависимости от ряда дополнительных факторов. Если вред причинен жизни или здоровью гражданина, то размер возмещения при отсутствии вины причинителя и наличии грубой неосторожности потерпевшего подлежит лишь уменьшению, а полный отказ в возмещении вреда не допускается.
В гражданском праве по общему правилу предусмотрена презумпция вины лица, причинившего вред, поскольку причинитель вреда освобождается от обязанности возмещения вреда, если докажет, что вред причинен не по его вине (ст. 1064 ГК РФ). Этим гражданско-правовая ответственность принципиально отличается от других видов ответственности. Презумпция вины в гражданском праве направлена на защиту интересов потерпевшего. Кроме того, указанная презумпция имеет процессуальное значение, поскольку распределяет бремя доказывания вины, значительно упрощает гражданский процесс по делам о привлечении к гражданско-правовой ответственности. Презюмирование вины – это процесс реализации предположения о вине, в том числе обязанность суда признать предполагаемый факт установленным[140]. Таким образом, доказательство отсутствия вины в причинении вреда – это обязанность причинителя вреда.
Вместе с тем законом может быть предусмотрено возмещение вреда и при отсутствии вины причинителя (например, ст. 1070, 1079, 1095 ГК РФ).
3.2. Обязательства вследствие причинения вреда в состоянии крайней необходимости
Обязательство из причинения вреда в состоянии крайней необходимости как индивидуально-правовая форма реализации потерпевшим права на возмещение вреда представляет собой такое внедоговорное правоохранительное правоотношение, в силу которого одна сторона (потерпевший – кредитор) вправе требовать от другой стороны (причинителя вреда и/или лица, в чьих интересах он действовал – должника) возмещения причиненного ему вреда.
Возникновение обязательств из причинения вреда в состоянии крайней необходимости, подобно динамике иных обязательств, связано с наличием определенных оснований и условий.
Анализ оснований и условий возникновения обязательств из причинения вреда в состоянии крайней необходимости в научной и учебной литературе, как правило, ограничивался общими замечаниями по поводу положений гражданского права о возмещении вреда, причиненного правомерными действиями[141]. Представляется, что обязательства из причинения вреда в состоянии крайней необходимости возникают при наличии юридического состава, что подтверждается анализом норм ст. 1067 ГК РФ.
В том случае, когда причинитель вреда действовал в состоянии крайней необходимости в своем интересе, необходимо два юридических факта возникновения указанных обязательств. К ним следует отнести:
– состояние крайней необходимости;
– акт причинения вреда.
Применительно к ситуации, когда причинитель вреда действовал в состоянии крайней необходимости в интересе другого лица, для возникновения указанных обязательств необходимо три юридических факта:
– состояние крайней необходимости;
– акт причинения вреда;
– решение суда о возложении обязанности по возмещению вреда на лицо, в интересах которого действовал причинитель, либо о возложении обязанности по возмещению причиненного вреда в определенных долях на причинителя и лицо, в интересах которого действовал причинитель, или соглашение между причинителем и лицом, в интересах которого он совершил действие, об условиях возмещения вреда потерпевшему.
В реальной действительности не исключена ситуация, когда причинитель вреда действовал в состоянии крайней необходимости, как в своих интересах, так и в интересах третьего лица. В связи с этим возникает вопрос о том, какие факты при этом должны быть положены в основу динамики соответствующего обязательства.
К сожалению, абз. 2 ст. 1067 ГК РФ ответа на этот вопрос не дает. Пленум Верховного Суда РФ в Постановлении от 26.01.10 № 1 «О применении судами гражданского законодательства, регулирующего отношения по обязательствам вследствие причинения вреда жизни или здоровью гражданина»[142] (далее – Постановление Пленума ВС РФ от 26.01.10) указал, что суд в подобной ситуации может возложить обязанность возмещения вреда на них обоих по принципу долевой ответственности с учетом обстоятельств, при которых был причинен вред (п. 13).
Исходя из этого, можно сделать вывод о том, что в данном случае для возникновения указанных обязательств также необходимо три юридических факта, к которым относятся:
– состояние крайней необходимости;
– акт причинения вреда;
– решение суда о возложении обязанности по возмещению вреда на причинителя и лицо, в интересах которого действовал причинитель, в равных долях, или соглашение между причинителем и лицом, в интересах которого он совершил действие, об условиях возмещения вреда потерпевшему.
Следует, однако, отметить, что данное решение, по сути, лишено правового обоснования, ибо разъяснения Пленума Верховного Суда РФ не могут рассматриваться в качестве источника права. Вместе с тем оно неизбежно вытекает из смысла абз. 2 ст. 1067 ГК РФ. В целях придания ему правовой значимости следует, очевидно, внести коррективы в текст названной нормы ГК РФ, формулировка которой будет дана с учетом анализа структуры формирующихся при этом связей между лицами, являющимися участниками состояния крайней необходимости.
В плане анализа юридического состава, обусловливающего динамику исследуемого обязательства, важно отметить взаимосвязь между входящими в его состав фактами, определить их значение для возникновения юридических последствий.
Накопление фактов, входящих в юридический состав обусловливающих возникновение рассматриваемых обязательств, должно происходить в строго определенной последовательности. Сначала должно возникнуть состояние крайней необходимости, последовать – причинение вреда, затем, в некоторых случаях, – решение суда. Каждый из этих фактов в отдельности, равно как и нарушение порядка их появления, не имеет какого-либо правового значения для возникновения данного вида обязательства.
Действующее гражданское право, вопреки мнению большинства юристов, не формулирует понятия «крайняя необходимость», а лишь указывает на эту категорию. Сущность данного состояния может быть раскрыта исходя только из смысла ст. 1067 ГК РФ.
С учетом положений данной нормы понятие состояния крайней необходимости можно определить как сформировавшуюся в силу объективных или субъективных причин в реальной действительности ситуацию, когда действия одного лица, причиняющие вред другому лицу, совершаются в целях устранения опасности, угрожающей самому причинителю или другим лицам, если эта опасность при данных обстоятельствах не могла быть устранена иными средствами[143].
Акт причинения вреда, будучи одним из элементов юридического состава, влекущего возникновение обязательства в порядке ст. 1067 ГК РФ, представляет собой сложное правовое явление. Он характеризуется наличием нескольких элементов, к которым можно отнести:
а) наличие вреда;
б) правомерность поведения (действия) причинителя вреда;
в) причинную связь между правомерным поведением причинителя вреда и наступившим вредом;
г) психическое отношение причинителя к своим действиям.
Указанные элементы акта причинения вреда лицом, находящимся в ситуации состояния крайней необходимости, выступают в качестве условий возникновения обязательств в порядке ст. 1067 ГК РФ.
Представляется, что в соответствии с обязательствами, возникающими в порядке ст. 1067 ГК РФ, потерпевший вправе претендовать на возмещение как реального ущерба, так и упущенной выгоды, поскольку каких-либо специальных указаний на этот счет действующее гражданское право не содержит. Вместе с тем возникает вопрос о том, подлежит ли в рамках рассматриваемого обязательства компенсация морального вреда, который при определенных обстоятельствах может быть причинен в состоянии крайней необходимости.
Признавая вред в качестве единой категории, включающей в себя как имущественный, так и неимущественный (моральный) компоненты, тем не менее нельзя утверждать, что это дает основание во всех случаях ставить вопрос о возмещении наряду с имущественным также компенсации морального вреда, в частности, применительно к ситуации причинения вреда в состоянии крайней необходимости.
Пункт 3 ст. 1064 ГК РФ указывает на возможность наступления обязанности возместить вред, причиненный правомерными действиями, лишь случаях, прямо предусмотренных законом (одним из которых является причинение вреда в состоянии крайней необходимости), то есть при отсутствии признака противоправности. Поскольку в соответствии со ст. 1099 ГК РФ основания и размер компенсации гражданину морального вреда определяются правилами, предусмотренными гл. 59 и ст. 151 ГК РФ, может создаться впечатление, что причинение вреда правомерными действиями должно влечь не только возмещение имущественного вреда, но и компенсацию морального вреда.
Действия лица, причинившего вред в состоянии крайней необходимости, являются общественно полезными и правомерными, поэтому нецелесообразно возлагать компенсацию морального вреда на такого причинителя вреда. Данное ограничение представляется необходимым в целях стимулирования общественно полезных действий и избежания чрезмерно тяжелых последствий для правомерно действовавшего лица.
Следующим элементом акта причинения вреда, служащим условием возникновения обязательств на основании ст. 1067 ГК РФ, является правомерность поведения причинителя.
Поведение человека – сложный по своей структуре феномен, состоящий из объективных и субъективных элементов, имеющий как внешние проявления, так и внутренние механизмы, мотивирующие эти проявления[144]. Причинение вреда в состоянии крайней необходимости представляет собой взаимодействие указанных элементов поведения и их проявление вовне, имеющее целенаправленный характер. В юридической литературе такие действия практически единогласно признаются правомерными[145], не обладающими признаками общественной опасности, так как, действуя в состоянии крайней необходимости, граждане вступают в отношения, допускаемые государством, и выполняют положительные предписания закона. Следует согласиться с мнением авторов, которые рассматривают действия в условиях крайней необходимости не только как дозволенные и правомерные, но и как общественно полезные[146].
Следующим обязательным условием возникновения рассматриваемых обязательств является причинная связь между действием причинителя и наступившим в результате этого действия вредом.
Необходимая связь между действием лица по причинению вреда в состоянии крайней необходимости и вредом имеет место только тогда, когда они непосредственно обусловлены и последний является закономерным результатом возникшей ситуации. Сказанное непосредственно вытекает из самого содержания ст. 1067 ГК РФ, согласно которой юридически значимым представляется возникно вение убытков в связи с причинением вреда в состоянии крайней необходимости.
В то же время можно предположить, что не всякая связь служит условием возникновения исследуемого обязательства, а только та, которая является необходимым, законо мерным звеном между правомерным действием по причинению вреда в состоянии крайней необходимости и возникшим вредом в имущественной сфере потерпевшего.
Наконец, необходимым условием возникновения обязательств по возмещению вреда, причиненного в состоянии крайней необходимости, является психическое отношение причинителя к своим действиям.
Законодатель определил состояние крайней необходимости как объективную категорию – безотносительно к тому, какова степень осознанности действий причинителя вреда. Иными словами, для признания факта причинения вреда в состоянии крайней необходимости решающее значение будет иметь не столько степень осознанности своих действий причинителем, сколько возможность иных лиц, в том числе судебных органов, квалифицировать такие действия как совершенные в состоянии крайней необходимости. Иной вывод мог послужить основанием для исключения лиц, признанных судом недееспособными вследствие психического заболевания, из числа лиц, которые могут действовать в состоянии крайней необходимости, к чему вряд ли стремился законодатель.
Третьим фактом, входящим в юридический состав и являющимся основанием возникновения обязательств из причинения вреда в состоянии крайней необходимости применительно к ситуации, когда причинитель вреда действовал в интересе другого лица, является решение суда или соглашение между причинителем и лицом, в интересах которого он совершил действие, об условиях возмещения вреда потерпевшему.
Юридическая значимость судебного решения применительно к регулированию отношений причинения вреда в состоянии крайней необходимости, когда причинитель действовал в интересе другого лица либо одновременно как в собственных, так и интересах другого лица, не сводится к процессуальному акту констатации права потерпевшего на его возмещение и обеспечение реализации такого права принудительной силой государства. Решение суда в плане динамики обязательств, предусмотренных абз. 2 ст. 1067 ГК РФ, представляет собой акт правообразующего характера, поскольку оно играет роль материального юридического факта. До его принятия судом обязательств из причинения вреда в состоянии крайней необходимости как таковых не существует, хотя уже накоплены первые два факта юридического состава их возникновения. Посредством своего решения суд не только определяет субъектный состав, в частности, личность должника (должников), обязательств, возникающих на основании абз. 2 ст. 1067 ГК РФ, но и конкретизирует его содержание, то есть права и обязанности сторон. Следовательно, являясь процессуальным актом разрешения конкретного дела и юридическим фактом возникновения соответствующего правоотношения, решение суда в данном случае обладает двойственной природой.
Конец ознакомительного фрагмента.