Влюблённое зеркало. рассказы. Брошенный в небо. осколки зеркал (Ирина Жадан)

Ты был законным наследником престола – настолько законным, что после совершеннолетия тебе пришлось доказывать это силой… Кому? Своему родственнику Hugo, высокому, по-своему красивому (разве и ворон не красив?), совершенно не отягощенному никакими моральными запретами. Его власть была безграничной, он был твоим регентом. Это был непобедимый викинг Космоса. Он не боялся смерти, потому что был и остается вечным. Когда он смотрел мне в глаза, я слышала его мысли. Он смеялся над тобой (может быть, поэтому не спешил тебя уничтожить), смеялся над моей любовью. На твоем челе сиял не золотой венец (да ты ведь и был еще только принцем), а венец нашей Звезды. Твои волосы еще искрились звездной пылью. Он, Hugo, был силен и настойчив, мы были светлы и невесомы. Он хотел, чтобы я и он, мы вдвоем с ним владели миром, который он создал. Это значило принести тебя в жертву и отдать свою душу в рабство. В конце концов Hugo уничтожил нас, но пока кто-то из нас помнит хоть что-то, мы живы.

Может быть, мы не всегда поступали так, как хотелось бы историкам и моралистам. Официальные версии исторических событий всегда были ложью. Тот, кто их сочиняет, не заботится о любви и ненависти, которые волнуют людей и подвигают их совершать эти самые «события».

Нам очень хотелось быть вместе, но до твоего совершеннолетия это было невозможно без согласия регента. А кто знал, дожил бы ты до двадцати одного года?.. Это и было решающей причиной, по которой я согласилась бежать с тобой на берег моря и дальше – на твой маленький корабль.

Перед отплытием, на земле, мы с тобой ушли на скалы и там, перед лицом звезд сказали друг другу то, что дважды не говорят. Что бы ни было дальше, эти слова для меня святы.

Корабль плыл вдоль диких берегов. И сама я была дикаркой, хотя и любила тебя. Много же времени прошло с тех пор; сколько раз надо было потерять тебя, чтобы теперь, здесь, быть с тобой такой, какой надо было стать тогда… Только теперь я это понимаю. Только теперь я не боюсь сказать, что люблю тебя, что хочу быть с тобой. Я поняла, что любить – значит не владеть, а принадлежать.

…Нашли нас не так уж скоро, но с большим шумом. Нашла нас Айна, твоя кормилица. Она любила тебя до безумия и не простила мне твоего исчезновения. Явились все: регент со свитой и половина двора. С тобой обошлись ласково: наследник! Со мной – преувеличенно-почтительно. Взглянув в глаза Hugo, я поняла, что мы в опасности, но ты моим словам не придал ровно никакого значения.

В замок нас провожал почетный кортеж, больше похожий на конвой. Потом наступило затишье. Ты открыто сопровождал меня повсюду, ничуть не скрывая свои чувства. Hugo тебя вроде бы даже поощрял, но я слышала, как звенит сталь в его взгляде. Ты ничего не хотел слышать об опасности. Тогда уже мне стало холодно и я с тоской вспоминала Звезду, где я была свободной… Но я любила тебя, и свершалось чудо, которое дарует победу – слабому, удачу – глупому и любовь – тому, кто ее не ценит… Но счастлив любящий. Он спасет и спасется.

Потом все произошло очень быстро. Под предлогом развлечения для наследника, нашедшегося таким чудесным образом, устроили великолепную охоту. «К сожалению, Джиневра не сможет сопровождать тебя, она проводит нас, стоя у окна!» Да, дорогой, ты проезжал под окном, нежно улыбаясь своей Джей, а я стояла у решетчатого окна, и щиколотки мои были уже скованы цепью, а спину под левой лопаткой до крови царапал кинжал того, кто крепко держал меня за левую руку. Лучник за выступом башни смотрел мне в глаза, а ты был беззащитен перед этой стрелой.

Что было потом? Ко мне пришел Hugo, и нетрудно угадать, какой ценой я могла бы купить себе жизнь, но тебе – смерть. Я молчала. Тогда меня отдали толпе – на публичное покаяние. Это была базарная площадь. Меня везли сквозь орущую толпу в железной клетке, босиком, со свечой в руке. У свечи был какой-то дурманящий запах. Воск капал мне на пальцы, но я это только видела – не чувствовала. Я молчала и молилась. Потом меня втолкнули в ограду башни Хильды. Мне чудился какой-то вой из башни. Было очень жарко. Мне были слишком хорошо видны столб и цепи. Я должна была громко произнести: «Отрекаюсь…» Я молчала. Я видела в толпе Hugo, он улыбался, отклонив маску.

И тогда со мной произошло что-то странное. Жизнь души необъяснима. Были случаи, когда человек, имея возможность спастись, убежать, оставался на месте и добровольно шел на смерть. Что-то похожее случилось со мной. Я вдруг увидела площадь, захваченную адским вихрем; увидела поток ненависти, клубящийся у башни Хильды. Что я сделала этим людям? Чем обидела их? Я любила весь Божий мир, я пришла на Землю с миром.

Что-то в душе моей погасло и умерло, пока я стояла перед теми воротами к смерти. Мне было все равно, что сделают со мной, я как бы оцепенела. Только бы скорее!..

И это было бы (или было?), if! Откуда-то взялся ты, но было уже поздно. Я уже была там, понимаешь? Я уже сгорала в душе своей, и это пламя преследует меня, бывает, и сейчас.

Не помню, как мы оказались где-то на траве за воротами Замка. Ты опоздал. Душа моя получила рану, которая едва не стала смертельной. Все, что обрушилось на меня: обвинение в колдовстве, чтобы быть с тобой; покаяние, казнь – хоть и не состоявшаяся, но достигшая цели! – все это надломило меня. Я не хотела больше ничего, не хотела жить, не хотела видеть тебя. Меня все сжигал тот костер. Я пыталась убежать куда-то, спрятаться. Это было безумие. Ты опоздал.

Но ты любил меня. Ты разыскал свою беглянку, ты все время был со мной. Ты нежно выводил меня из мрака безумия, из огня страха. Это продолжалось долго, до осени. И однажды я проснулась утром и… сошла с этого несгорающего костра в моем мозгу. Ты спас меня. И первое, что я помню после всего этого кошмара – это твои глаза, которые стали как-то темнее и глубже, и слезы в них…