Власть над Сетью. Как государство действует в Интернете. Раздел I. Цензура. Как государство контролирует интернет (Анна Федорова, 2014)

Чтобы регулировать интернет, правительствам, корпорациям и обществу нужны аргументы. В этой главе мы рассмотрим основные дискуссии, которые ведутся сегодня в мире по поводу оснований, методов и последствий законодательного регулирования интернета.

Границы сообществ в интернете все более расходятся с границами государств. Все большее число пользователей вступают в коммуникацию на языке графики и мемов, уже лишь частично на английском языке. Данные об этом хранятся на серверах, разбросанных по всему миру даже в пределах одного сайта, и находятся под юрисдикцией разных стран.

Это происходит на фоне дальнейшей эволюции самого интернета, нынешний этап которой принято описывать как переход от web 2.0 к web 3.0. Большинство авторов понимают web 3.0 как профессионализацию процесса создания контента и услуг в рамках инструментов, предоставленных web 2.0. Иными словами, на нынешнем этапе развития Сети ведущую роль в ней снова начинают играть профессионалы, адаптировавшиеся к новым условиям.

Напомним, web 2.0 предоставляет пользователям возможности для свободного самовыражения. Это демократизирует медиапространство, уничтожая иерархии и делая любого блогера потенциально равным крупному СМИ (в случае вирусного эффекта). Роли «экспертов» и «профессионалов» в мире web 2.0 размываются.

В противовес этому web 3.0 отражает как раз появление экспертов, оценку информации и анализ данных. Т. е. представляет собой переход к регулированию интернет-контента как следующей стадии развития интернета[3]. Законодательство, направленное на регулирование интернета, по сути, просто фиксирует этот процесс в офлайне.

Законодатели в европейских странах видят главную задачу регулирования Сети в охране прав индивида на частную жизнь. В Европе предметом соответствующих дискуссий о цензуре в Сети является личность, тогда как для США вопрос о взаимодействии интернета и государства чаще формулируется в терминах контроля. Даже если, по сути, речь идет о тех же правах на информацию, они чаще описываются через «контроль, слежение, регулирование».

Показательный пример произошел в 2010 году, когда власти США обязали крупнейшие сайты для разработчиков свободного софта – SourceForge.net и Google Code – закрыть доступ для пользователей Кубы, Ирана, Судана, Ливии, Сирии и Северной Кореи[4]. Ограничение прав граждан других государств не вызвало, что характерно, такой вспышки недовольства, как подобные действия в отношении американцев.

Государство и интернет в США сосуществуют в пространстве, ограниченном, с одной стороны, Первой поправкой, а с другой – целым комплексом юридических механизмов, связанных с «национальной безопасностью», угрозой детству или чужой собственности. Здесь возникает множество социальных мифов и фобий относительно того, какие необозримые возможности для контроля открывает современное состояние интернета. Характерным примером тематических публикаций в американских СМИ являются статьи вроде «Как государство использует социальные сети, следит за тобой и предсказывает твои шаги»[5].

Среди американских организаций, борющихся за цифровые права, одной из наиболее известных (и показательных с точки зрения культурных различий) является The Global Internet Freedom Task Force (GIFT, «Силы по борьбе за интернет-свободу»). Она была создана в 2006 году государственным секретарем Соединенных Штатов Кондолизой Райс «для мониторинга и реагирования на угрозы свободе выражения мнений в интернете». Внутренней задачей организации является контроль соблюдения интернет-свобод под руководством местных полицейских департаментов. Решения GIFT принимает, опираясь на междисциплинарную экспертизу Департамента политики международных отношений, права человека, демократизацию, защиту бизнеса, корпоративной социальной ответственности и соответствующих особенностях стран и регионов.

Решения сообщаются Генеральному секретарю через заместителя госсекретаря по вопросам экономики, бизнеса и сельского хозяйства и заместителю государственного секретаря по демократии и глобальным вопросам[6]. Целевая группа GIFT рассматривает внешнеполитические аспекты свободы в интернете, в том числе:

• Использование технологий для ограничения доступа к политическому содержанию и влияние этого на американские компании;

• Использование технологий для отслеживания и подавления диссидентов;

• Попытки изменить структуру управления использованием интернета в целях ограничения свободного потока информации.

GIFT является важным социальным маркером для американского общества и была упомянута государственным секретарем США Хиллари Клинтон в речи, посвященной свободе интернета в Вашингтоне 21 января 2010 года.

Клинтон заявила: «Мы рассматриваем GIFT в качестве форума для устранения угроз интернет-свободе во всем мире и призываем американские СМИ играть активную роль в условиях настораживающих попыток иностранных правительств цензурировать и отслеживать интернет»[7].

Американские власти используют подобную риторику и подобные организации для того, чтобы фактически выступать в качестве главных и по возможности единственных цензоров в Сети. Дело Эдварда Сноудена ярко продемонстрировало этот статус США, которые желают цензурировать всех, оставаясь неподцензурными никому.

Публичное осуждение стран вроде Китая, регулирующих интернет-контент, на фоне постоянных попыток ввести законодательные основания для регуляции контента в самих США воспринимается чаще всего как лицемерие и вызывает общественное негодование. Требование государственной прозрачности одновременно со срочным законодательным запретом на просмотр выложенных онлайн документов Wikileaks – действие того же порядка.

Примером политики двойных стандартов может служить речь Хиллари Клинтон на конференции о свободе интернета в Гааге в 2011 году. Говоря с позиции истового борца за свободу слова в интернете, Клинтон акцентировала внимание на том, как «с каждым заблокированным разговором интернет для нас становится меньше». С идеологической точки зрения ее речь была очень близка риторике экологов: «сохранить фундаментальную свободу онлайн для будущих поколений». Большинством СМИ эти слова Клинтон были расценены как лицемерие, а реальные действия американской администрации – как репрессивные и весьма далекие от озвученных идеалов[8].

В этом контексте нужно упомянуть и о доктрине кибербезопасности США. Соответствующий законопроект был подписан в феврале 2013, однако бурные прения по его поводу идут с весны 2011 года. Законопроект сразу встретил активное сопротивление в связи с предлагаемым ростом контроля правительства за интернетом. В числе прочего наибольшей критике подвергся пункт о том, что если США подвергается хакерской атаке, инициируемой враждебным государством, то Америка вправе считать это объявлением войны и ответить на эту атаку традиционной военной операцией. По сути, такое понимание проблемы может быть рассмотрено как попытка экспансии американской интернет-цензуры на весь мир. При этом формулировки, которыми сопровождается законопроект, апеллируют к национальной безопасности и заботе государства о гражданах. В итоге в феврале 2013 был подписан измененный вариант законопроекта, являющийся тем не менее одним из самых агрессивных на сегодняшний момент среди демократических стран.

Доступ в интернет как право человека

В ноябре 2011 года Католическая служба новостей распространила следующую информацию: «интернет представляет собой глобальное общественное благо, которое должно быть доступным для всех», «демократическое правительство должно работать, чтобы гарантировать доступ к интернету, и принять общие принципы, описывающие использование Сети в терминах универсальных прав человека», «то, что закон разрешает или запрещает офлайн, должно также быть отражено онлайн», и даже «…мир нуждается в «Хартии прав человека в интернете»»[9].

Этот пример интересен, поскольку в нем речь идет о позиции Ватикана, что вносит в понимание «интернета как блага» для европейской культуры весьма определенные коннотации. В рамках европейского сознания интернет оказывается хорошо осмысленным явлением, вписанным в рамки религиозной жизни. В католицизме интернету покровительствует отдельный святой (выбранный на основании того, что каталогизировал данные в далеком 17 веке на тех же основаниях, на которых сегодня построены базы данных[10]), описано, когда и каким образом к этому святому следует обращаться. Более того, отношениям католической церкви и интернета посвящено немало публикаций на сайте Ватикана[11].

На данный момент понимание доступа в интернет как права человека уже реализуется на практике. В Испании, Греции, Франции, Эстонии и Коста-Рике доступ в интернет уже является законным правом граждан. А в Финляндии даже уточнена скорость доступа, на которую имеет право гражданин (не менее 1 Mbit/s, а с 2015 года – 100 Mbit/s)[12].

Доступ в интернет как право вводится через «право на получение и распространение информации». Это не единственное существующее определение места интернета в официальных источниках. В стратегии ПАСЕ на 2012-2015 его определение через права человека соседствует с пониманием интернета как «ресурса», «пространства» или «средства»[13].

Хартия прав в интернете была принята в феврале 2001 года в Праге, на семинаре по правам в интернете, Ассоциацией прогрессивных коммуникаций (APC – www.apc.org) – общественной организацией, видящей свою цель в том, чтобы распространять доступ в интернет, а также «делать мир лучше» с помощью интернета. Хартия описывает следующие права:

• доступ в интернет для всех,

• свобода выражения мнений и ассоциаций,

• доступ к знаниям,

• совместное обучение и творчество – свободное и открытое программное обеспечение и технологии,

• неприкосновенность частной жизни,

• наблюдение и шифрование, управление интернетом,

• осознание, защита и реализация прав.

APC утверждает: «Возможность обмениваться информацией и свободно общаться, используя интернет, является жизненно важной для реализации прав человека, закрепленных во Всеобщей декларации прав человека, Международном пакте об экономических, социальных и культурных правах, Международном пакте о гражданских и политических правах, Конвенции о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин и Всемирной встрече на высшем уровне по вопросам информационного общества (WSIS)». Это мероприятие прошло в 2008 в Рио-де-Жанейро, и на нем было установлено, в частности, что целью является не разработка новых правовых оснований в отношении интернета, но реинтерпретация существующих прав человека с учетом потребностей и проблем информационного общества.

Интернет-цензура и Анонимус

Еще одним важным игроком современного интернета и попыток регулировать его являются хакерские группировки, самая известная из которых называется Anonymous (Анонимы).

Если законы защищают вполне материальных личностей, их права, границы и интеллектуальную собственность, то против цензуры зачастую протестует некоторый «коллективный цифровой разум», «анархический глобальный мозг». Существование такого «самосознания» у интернета является одним из важных современных мифов[14].

Этот «цифровой разум» является глашатаем воли децентрализованного интернет-сообщества, которое существует ровно в той мере, в которой интернет пополняется контентом. Оно не может не выступать за максимально открытое наполнение интернета, оно не может не протестовать против цензуры: так оно борется за свою жизнь.

Анонимы не защищают ничьих конкретных интересов, потому что не распадаются на субъектов в привычном понимании слова. «Анонимы являются группой ровно в том смысле, в котором ею является стая птиц. Откуда вы знаете, что перед вами стая? Потому что они летят в одном направлении. В любой из моментов к ним может присоединиться или улететь любое количество птиц. Каждый, кто хочет быть Анонимом, может присоединиться и работать на достижение целей. Мы координируемся, но действуем независимо»[15].

В еще не оконченном диалоге о границах и отношениях между онлайном и офлайном точка зрения Анонимов состоит в том, чтобы разграничить их полностью, исключить возможность влияния офлайн-преференций на свободу пополнения интернета контентом. Как сказал в интервью газете «Гардиан» один из представителей группировки: «Мы против корпораций и правительств, которые вмешиваются в интернет. Мы считаем, что интернет должен быть открытым и свободным для всех. Мы не забываем, мы не прощаем, имя нам – легион!»[16].

С Анонимами оказываются так или иначе связаны все основные громкие прецеденты вокруг политики и цензуры: Арабская весна, Викиликс и т. д. Представителей движения периодически пытаются поймать, но чаще всего неуспешно. Якоб Аппельбаум, связанный с Викиликс и анонимайзером Тор, был задержан, обыскан и допрошен Таможенной службой США в аэропорту Сиэтла после повторного въезда-выезда на каникулы в Исландию. Согласно твитам, которыми сопровождалось задержание, представители спецслужб были весьма огорчены отсутствием у него мобильного телефона и компьютера, явно намереваясь ознакомиться с их содержанием и называя свои действия «случайной проверкой». При этом Якоб уже подвергался аналогичной «случайной процедуре» в Ньюаркском аэропорту. Подобные эпизоды уже имели место с другими причастными к Викиликс персонами, когда их компьютеры и мобильные телефоны отбирались, а свобода их передвижения ограничивалась. Случай с Якобом заново поставил вопрос о том, каким образом распределена ответственность между онлайном и офлайном и насколько правомерно офлайн-воздействие по отношению к фигурантам, задействованным в увеличении свободного течения информации в интернете[17].

Каждая попытка построения нормативных границ в интернете становится для Анонимов поводом для демонстративного акта нарушения других границ, значимых и важных для «жителей офлайна». Чем выше уровень границ, которые удалось нарушить – тем более удачным считается такой акт кибертерроризма. Атака на сайты ФБР в ответ на арест владельцев хостинга с такой точки зрения – высший пилотаж. Атаке при этом подвергается не государство как таковое, а любой источник нормативного воздействия или политической воли, будь то физическое лицо или торговая корпорация.

Анонимы постепенно начинают позиционировать себя как защитников общечеловеческих ценностей и благ офлайнового мира вообще. Доказательством тому служит одно из громких выступлений Анонимов: видеообращение января 2013, в котором участники группировки говорят, что американское правительство зовет их «террористами», потому что действительно опасается народного восстания. «Правительство Соединенных Штатов упорно лепит на нас ярлык террористов. Вопрос: кого мы терроризируем? Может быть, оно по-настоящему боится нас, народа?»

Группа призывает не к привычным для нее действиям, а к полномасштабной революции с целью свержения правительства и возвращения власти народу. «Мы не призываем коллектив нарушать работу или осуществлять DDoS-атаки сайтов государственных органов США или связанных с ними организаций. Мы не призываем народ снова оккупировать города или протестовать перед зданиями на местах: это не принесло нам каких-либо изменений в законодательстве. Это принесло нам лишь кровопролитие и лживую критику. Последние 12 лет голосование было бесполезным делом. Корпорации и лоббисты – вот кто на самом деле управляет страной и имеет власть над нашими жизнями. Чтобы перестроить наше правительство, мы должны его сначала разрушить. Пробил час нашей демократии, пробил час решения проблемы. Пробил час для Америки начать революцию. Чтобы восстановить наши конституционные права, чтобы быть поэтому свободными, Anonymous вместе с американским народом решила открыто объявить войну правительству Соединенных Штатов. Это призыв к оружию».

В видеоролике перечисляется длинный перечень злоупотреблений, которые «более недопустимы»:

• Мы отказываемся быть полицейским государством.

• Мы отказываемся терпеть бесчеловечное отношение и терять человеческий облик по воле тех самых людей, которые финансируются из наших долларов, уплаченных в виде налогов, чтобы защищать наши города и улицы.

• Мы не позволим правительству распоряжаться нашей судьбой, нашим правом строить свою собственную жизнь. Мы требуем свободы от правительства, налогообложения, изъятия имущества за долги.

• Вам не приблизиться к нашим дверям и не забрать наше оружие, нашу собственность, вам не заставить граждан этой великой страны участвовать в беззаконии навязанного правительством здравоохранения.

• Мы, народ, отказываемся отдать в ваши руки наше здоровье, наши тела, наши умы, наши жизни.

• Мы не дадим правительству разрешения запускать беспилотники над нашими домами и населенными пунктами.

• Мы должны положить конец Федеральному Резерву. Частный центральный банк не должен выпускать нашу валюту, устанавливать процентные ставки и управлять нашей экономикой. Напротив, нам нужно возвратить контроль над нашей денежной единицей американскому народу, которому он по праву принадлежит[18].

Данная акция могла бы быть рассмотрена как настоящее политическое действие, если б не одна деталь: за последний год Анонимы совершали такие действия десятки раз против правительств разных государств, превращая традиционную форму политического протеста в «троллинг».

В пространстве новых медиа владение технологией уже не является монополией государства, а напротив, государство (как тип принятия решений) раз за разом оказывается в роли «догоняющего» по отношению к ироническим Анонимам, «аборигенам интернета», для которых возможность сохранить анонимность становится важнейшим ценностно-идеологическим конструктом и формой идентичности.

Свобода и цензура: промежуточные выводы

Несмотря на кажущееся противоречие, идея свободы слова и практика цензуры в интернете дополняют друг друга.

Пользователи интернета хотят быть свободными, но это означает, в частности, иметь возможность защищать себя от нежелательного контента. Отсюда появляется представление о регулировании контента как факторе свободы.

В зависимости от конкретной культурной ситуации могут меняться типы контента, подвергающегося такому контролю. Речь может идти о детской порнографии, противоречащей ценностям защиты детства, или о нацистских призывах, атакующих толерантность и терпимость. В рамках этой же логики возникает запрос на защиту пользователей от мошенников, аферистов и маньяков. Острым вопросом становится регулирование социальных сетей, в которых подростки доводят друг друга до самоубийств, а недобросовестные журналисты раскрывают конфиденциальную информацию.

Сторонники цензуры говорят, что оставить Сеть нерегулируемой – это все равно что отдать ее в распоряжение террористов. Они убеждены, что идея абсолютной свободы является лишь теоретической конструкцией, в то время как все существующие в истории человеческие сообщества, включая самые демократические и либеральные, вырабатывали определенные моральные и юридические нормы для контроля за распространением информации.

Первый законодательный акт, позволяющий правительству блокировать либо фильтровать контент, появился в Англии достаточно поздно – в 2010 году. Сразу же за этим последовало массированная общественная кампания против этой инициативы. Она выразилась, в частности, в исследовании, опубликованном OpenNetInitiative[19] (ONI) – общественной организацией на базе университетов Гарварда, Оттавы и Торонто. Проанализировав интернет-контент на предмет его вредоносности, ONI пришла к заключению, что никакой реальной опасности для жизни и здоровья людей, требующих ограничительных мер, он не представляет. Этой же организацией была разработана классификация цензуры по степени ее интенсивности и областям применения.

Согласно ONI интернет-цензура может быть введена различными способами, среди которых присутствуют как технологии фильтрации, так и иные способы регулирования контента:

• Техническое блокирование. Чаще всего используется блокировка IP, DNS-фальсификация и URL-блокирование использования прокси-сервера. Эти методы применяются для ограничения доступа к определенным страницам, доменам или IP-адресам в тех случаях, когда объект находится вне прямой юрисдикции властей.

• Исключение из поисковых результатов. Компании, предоставляющие услуги интернет-поиска и сотрудничающие с государством, могут исключать из поисковой выдачи результаты, адресующие к запрещенным или нежелательным ресурсам. Последние в таком случае не блокируются, но найти их становится значительно труднее.

• Подавление. Применяется в тех случаях, когда хозяева контента находятся в прямой юрисдикции государства.

• Инициирование самоцензуры. Предполагает комплекс мер по формированию у конечного пользователя представлений о необходимости самостоятельной фильтрации производимого и используемого контента. В самом распространенном случае осознание такой необходимости имеет в своей основе предположение о постоянном мониторинге сетевой активности со стороны государства.

В законодательстве Великобритании описано «неподобающее использование социальных сетей» (в секции 127 Communications Act 2003). Неподобающими видами использования поведения являются:

• Отправление или причастность к отправлению сообщений и других материалов грубого, оскорбительного или непристойного характера;

• Отправление или причастность к отправлению сообщений, содержащих заведомо ложные сведения.

Ответственность включает в себя штраф либо тюремное заключение сроком до 6 месяцев[20].

Основанием для блокировки интернет-ресурса в Великобритании является нарушение закона: помимо детской порнографии, это может быть пособничество террористической деятельности или нарушение авторского права.

Блокировке подлежит контент, содержащий детскую порнографию. Его поиском и ручной блокировкой занимается специальная комиссия из 4 специалистов-аналитиков Internet Watch Foundation[21], частной компании, вносящей адреса подозрительных сайтов в специальный список, доступный операторам контента. Те обязаны самостоятельно устанавливать системы блокировки подозрительного контента, выявленного IWF.

Одним из самых известных скандалов в деятельности IWF стало их столкновение с Википедией, в ходе которого последней удалось доказать свою правоту (детской порнографией эксперты посчитали обложку альбома музыкальной группы Scorpions), и IWF изменила решение[22].

В целом английский интернет так и остается традиционно либеральным. Однозначной фильтрации подвергается только детская порнография, сама фильтрация осуществляется частной компанией, аккредитованной правительством для ведения мониторинга интернет-контента. Государство не имеет доступа к частной переписке и не может использовать личные данные пользователей Сети во время следствия либо в суде.

В США первые законы об интернете возникли раньше, чем в Европе, – в 1990-х годах – в ответ на обилие в Сети откровенных сексуальных материалов, доступных несовершеннолетним. Попытки создания единой системы контроля над цифровым контентом в США пока не увенчались успехом, поскольку здесь в силу вступает Первая поправка, гарантирующая свободу слова.

Тем не менее на сегодняшний день в США существует 5 федеральных законов, связанных с ограничением распространения информации в интернете[23]:

1. Закон о пристойности коммуникаций (Communications Decency Act (CDA)).

2. Закон о копирайте цифрового миллениума (Digital Millennium Copyright Act (DMCA)).

3. Закон о защите детей (Children’s Internet Protection Act (CIPA)).

4. Закон о защите неприкосновенности детской частной жизни (Children’s Online Privacy Protection Act (COPPA)).

5. Закон о торговле с врагом (Trading with the Enemy Act).

Были внесены в Конгресс, но не прошли обсуждения следующие законопроекты:

1. Закон против онлайн-пиратства (Stop Online Piracy Act (SOPA)).

2. Закон о защите интеллектуальной собственности (Protect Intellectual Property Act (PIPA)).

3. Закон о защите свободного обмена информацией (Cyber Intelligence Sharing and Protection Act (CISPA)).

4. Закон об удалении онлайн-хищников (Deleting Online Predators Act (DOPA)).

5. Закон о защите ребенка в онлайн-среде (Child Online Protection Act (COPA)).

Также в конце марта 2013 был одобрен законопроект, который позволит представителям полиции без специального ордера читать письма электронной почты (пришедшие более 6 месяцев назад либо уже открытые)[24].

Более того, ФБР стремится следить за пользователями интернета в реальном времени.

С появлением социальных сетей и коммуникаций в режиме реального времени в интернете для ФБР возникло «слепое пятно». В отличие от архивов электронной переписки, которую не так сложно получить от провайдера (на основании Electronic Communication Privacy Act), отслеживание чатов (например, Google-чат) и Skype-переписки представляло для ФБР некоторую трудность.

В течение 2013 года ФБР планировало официально получить возможность следить за онлайн-коммуникациями, включая чаты в онлайн-играх (!), получать доступ к файлам в Dropbox, а также мониторить Gmail и Google Voice[25].

Важной особенностью развития интернета в США является то, что большая часть провайдеров являются частными. Экономически такое решение полностью оправдано: по некоторым оценкам, окончательная приватизация провайдеров позволит Америке сэкономить до $ 12 млрд из федерального бюджета в год[26].

Именно по этой причине деятельность провайдеров оказывается в значительной мере юридически защищенной от санкций в отношении контента Сети.

В общем виде процесс ограничения контента выглядит следующим образом: если некто усматривает в контенте запрещенное содержание, он обращается к автору публикации либо сразу подает в суд.

Вопрос о содержании контента не формализован, и, в случае если контент напрямую не попадает под определения, описанные выше, а фигуранты не могут прийти к согласию самостоятельно, дело решается в каждом случае индивидуально, в суде. Итогом может стать либо удаление контента, либо прекращение деятельности сайта, либо прекращение доступа в интернет для признанного виновным[27].

Регулируемые типы контента

Со всей определенностью удалению в абсолютном большинстве стран подлежат следующие типы контента:

1. Содержащий детское порно.

2. Содержащий чужие личные данные, попадающие под понятие «privacy».

3. Содержащий данные, являющие корпоративной собственностью.

4. Попадающий под определение «вредоносного».

5. Являющийся объектом авторского права.

6. Связанный с террористической деятельностью.

7. Не соответствующий правилам сайта, на котором размещен.

Рассмотрим теперь подробнее законодательство стран США и Евросоюза по отношению к каждому из перечисленных типов интернет-контента. Исключение составит рассмотрение корпоративных правил работы с информацией, которые станут предметом обсуждения в главе 4, а также рассмотрение правил, которыми руководствуются при фильтрации контента сами площадки, что тоже станет предметом отдельного обсуждения в главе 3.

Прежде всего, говоря о типах контента, подлежащих ограничению, необходимо уточнить, где заканчивается свобода слова и начинается регулирование. Ведь даже принцип свободы слова как один из базовых конституционных принципов США действует не безгранично. Существует определенная категория высказываний, не подпадающих под его защиту (unprotected speech). Определенные высказывания могут быть в некоторых случаях частично или полностью запрещены законодательно. К таким высказываниям относятся[28]:

• непристойные высказывания,

• намеренное введение в заблуждение,

• провокация насилия,

• пропаганда противоправного поведения,

• диффамация, угрозы,

• детская порнография.

Основной проблемой юридического использования категории незащищенной речи являются трудности, которые возникают почти в каждом конкретном случае ее идентификации. А по отношению к интернет-высказываниям дополнительно стали возникать вопросы, всякая ли социальная активность может быть названа речью.

С другой стороны, в регуляции интернет-контента возникает термин «overbreadth» (чрезвычайного расширения), использующийся для описания законов, противоречащих друг другу, когда зоны влияния одного начинают расширяться излишне по отношению к другому. Классический пример overbreadth связан с Первой поправкой к Конституции в США и существованием незащищенных высказываний. Здесь гарантии свободы слова сталкиваются с практикой запрета ряда высказываний. Это область постоянного социального напряжения, которое возникает в связи с неоднозначной трактовкой и множеством возможных интерпретаций противоречащих друг другу законов.

Тем не менее абсолютное большинство стран все же считают подлежащими ограничению следующие типы интернет-контента.

Контент, содержащий детское порно

Этот тип интернет-контента запрещают в любой стране. При этом он же является наиболее острым вопросом в дискуссиях об overbreadth. Ведь сентенции на тему защиты детства являются чуть ли не единственным основанием для прямого воздействия на интернет в виде отслеживания, фильтров и цензуры, а не просто однократного удаления материалов. Именно в рамках законов о детском порно впервые было обосновано, что фильтрация трафика допустима. Иначе говоря, было обосновано, что существуют прецеденты, для которых недостаточно просто однократного удаления контента, а нужно системное отслеживание информации на аппаратном и организационном уровне. Как только этот принцип утвердился, его сразу стали пытаться расширить и на другие области, такие как, например, нелегальный файлообмен.

Блюстители интернет-свободы в связи с этим опасаются, что постепенно цензура в интернете будет принята как принцип. И субъекты цензуры смогут принципиально усложнить попытки ее обойти (ведь на сегодняшний момент фильтры и запреты американских и европейских законов легко обходятся большинством пользователей, и на это, по сути, предпочитают закрывать глаза)[29].

Показателен пример 2007 года, когда Йоганн Шлютер, представитель датской антипиратской группы, лоббирующей интересы кино и музыкальной индустрии, с трибуны произнес: «Детская порнография – это прекрасно. Это прекрасно, потому что детская порнография понятна для политиков. Разыграв этот козырь, мы можем заставить их действовать и начать блокировать сайты. И как только это произойдет, мы сделаем так, чтобы они начали блокировать и сайты файлообмена… Однажды у нас будет гигантский фильтр, который мы разработаем вместе с IFPI и MPA. Мы постоянно отслеживаем детскую порнографию в Сети, чтобы показать политикам, что фильтр работает. Детская порнография – это проблема, которая им понятна»[30].

Отметим, что данное мнение разделяют большинство интернет-игроков. Крупным медиакомпаниям нужна цензура интернета, и они хотят использовать детскую порнографию как повод. На данный момент общим для США и стран Евросоюза является наличие законов, строго запрещающих постинг материалов, которые могут быть рассмотрены как детское порно.

Еще в марте 2010 года еврокомиссар по внутренней политике Сесилия Мальстрем представила Евросоюзу Директиву, вводящую фильтрацию Сети. Как было сказано в проекте этой Директивы, страны-участники должны были ввести блокирование сайтов, где предположительно содержится детская порнография. Благодаря упорной работе членов Европарламента из нескольких разных политических групп, входящих в Комитет по Фундаментальным Правам (LIBE), попытка комиссии ввести обязательную блокировку была отвергнута. Европарламент изменил Директиву, указав, что участники «могут», а не «должны» вводить блокирование, а если они это делают, они должны убедиться, что процедура соответствует хотя бы минимально юридическим стандартам, и что лицо, чей сайт блокируется, имеет право на апелляцию[31].

Реакция интернет-общественности на данный законопроект была однозначной: блоги запестрили сообщениями о том, что индустрия копирайта будет продолжать использовать козырь детской порнографии везде. К тому же рейды против детского порно в интернете не раз давали сбои.

5 марта 2012 года датские пользователи, попытавшиеся зайти на сайты Google и Facebook, были шокированы тем, что, залогинившись, они увидели сообщение: «Национальный центр High Tech преступности Датской полиции, помогающий в расследовании интернет-преступлений, сообщает, что интернет-страница, с которой вы пытались связаться, может содержать детскую порнографию». Такая же информация появилась еще примерно на 8000 сайтов. Судя по всему, ошибка произошла на уровне «человеческого фактора» датской полиции. По словам главы Института технического образования Джонни Лундберга, такие вещи легко объяснимы. «Видимо, это случилось, когда какой-то сотрудник полиции поместил список вполне законных сайтов не в ту папку… Прежде чем стало известно об ошибке, два провайдера получили список сайтов». Несколько неверных щелчков мыши моментально отправили в черный список более 8000 сайтов.

В феврале 2011 года в США по ошибке закрыли 84 тысячи веб-сайтов по обвинению в публикации детской порнографии. Операция под названием «Защитим наших детей» была проведена в ходе совместной акции департамента Национальной Безопасности США и Министерства юстиции. В ходе операции они получили ордера на арест десяти доменных имен сайтов, предположительно связанных с распространением детского порно. Однако вследствие допущенной ошибки был захвачен большой DNS-сервис, обслуживающий 84 000 сайтов, ни один из которых не был связан с детской порнографией. В ходе захвата департамент национальной безопасности отключил сайты, заменив главные страницы баннером «Реклама, распространение, транспортировка, получение и хранение детской порнографии являются федеральными преступлениями и караются сроком до 30 лет в федеральной тюрьме, 250 000 $ штрафа, конфискацией и реституцией». Восстановление работы сайтов заняло 3 дня, которые, естественно, самым плачевным образом отразились на бизнесе как с точки зрения ущерба от трех дней остановки, так и с точки зрения репутационных издержек[32].

А вот в Исландии попытка правительства ограничить порнографию в интернете (февраль 2013 года) встретила сопротивление со стороны Международного института современных медиа. Многие гражданские активисты утверждали, что это вступает в противоречие с нормами свободы слова и «приближает ситуацию в Исландии к ситуации в Китае и Северной Корее». Противники этой инициативы утверждали, что она несовместима с либеральной политической культурой Исландии.

Никто, однако, не оспаривал необходимость отслеживать и предотвращать сексуальное насилие, в частности защищать детей от демонстрации откровенных и содержащих сцены насилия сексуальных материалов. Основная претензия исландцев в целом сводилась к тому, что невозможно принимать решение об удалении контента в автоматическом режиме: машина не в состоянии в действительности оценить контент. В итоге система не была одобрена[33].

В США соответствующий закон Child online protection Act (COPA) был принят еще в 90-х и стал предметом обширной общественной дискуссии.

Вступив в силу, закон практически сразу стал подвергаться критике со стороны судебных инстанций разного уровня, ведомых Союзом по Защите Гражданских прав. Основания для критики были такими:

1) «формулировки закона о «стандартах коммуникации» являются чрезмерно широкими»;

2) «травмирующая информация для детей трех и шестнадцати лет не является одинаковой»;

3) «само определение тех, кто попадает под защиту закона, продиктовано коммерческими целями и не является достаточно узким и точным ни для эффективной защиты этих групп, ни для обоснования жесткого контроля».

Закон подразумевал ограничение доступа детей к порноконтенту в интернете и предусматривал наказание для интернет-провайдеров, которые размещают в Сети порнографические материалы, не заботясь об обеспечении защиты несовершеннолетних от подобного контента. Закон последовательно был назван антиконституционным многими инстанциями. Против него выступил Американский союз гражданских свобод, посчитавший его нарушением Первой поправки к Конституции США. Сразу после принятия закон получил отвод в Федеральном суде, поскольку был признан неконституционным. Суд указал на то, что закон способствует размыванию норм защиты свободы слова, а также на то, что для решения поставленных задач есть более эффективные, чем COPA, способы, например программная фильтрация контента (программы родительского контроля). Итогом нескольких лет разбирательств, однако, стало то, что COPA так и не вступил в силу.

Вредоносный контент

Точное определение вредоносного контента зависит от конкретной страны. Например, нацистская пропаганда запрещена во Франции и Германии, но не запрещена в Великобритании. Зато в Великобритании имеется «Кодекс работы ассоциации интернет-провайдеров», где указано, что они должны прилагать разумные усилия для того, чтоб материалы не содержали жестокости, садизма или расовой ненависти[34].

В целом понятие «вредоносный контент» может быть предельно широким. К нему может быть причислен «любой контент, могущий обидеть ценности, предрассудки, религиозные традиции любого из меньшинств» и т. д.[35]

Проблема заключается в том, что в интернете увидеть «вредоносный» контент могут жители всех стран. В январе 2013 французский суд предписал компании Twitter идентифицировать людей, разместивших антисемитские и нацистские высказывания. По мнению суда, указанные посты нарушили французский закон о расистских высказываниях. Администрация Twitter, в свою очередь, возразила, что, согласно ее правилам, личности пользователей не разглашаются, за исключением предписания суда США, где расположены серверы. Однако Twitter уже удалил спорные твиты, согласно своему правилу об удалении материалов, которые нарушают законы конкретных стран. Остается неясным, станет ли французская прокуратура добиваться своего через Атлантический океан в американском суде в русле договора о взаимной правовой помощи. Это дело затронуло важный вопрос о том, в чьей юрисдикции находится контент в интернете.

Все большее количество информации хранится в «облаках», доступных через интернет в любом месте, в любое время. Европейских законодателей очень занимает вопрос о том, какие данные граждан ЕС могут стать доступны американскому правительству, которое вправе наблюдать за иностранными гражданами согласно законодательству. Американский адвокат Крис Вульф, прибывший в Брюссель для обсуждения законов о защите данных, отметил сложности в интерпретации законов в цифровую эпоху, а также предложил бумажную аналогию для решения подобных конфликтов. Если французским властям понадобится доступ к файлам, хранящимся в парижском офисе американской компании, они вправе прийти и физически получить их для использования в суде[36].

В некотором смысле ситуация с вредоносным контентом все же несколько проще, чем с другими видами онлайн-правонарушений. Чаще всего он представляет собой запрещенные и к устному изъявлению утверждения и находится в этой связи под юрисдикцией обычных законов о клевете, запрете пропаганды расизма и т. д., не требуя новых типов решений.

В США пользователей от вредоносного контента защищает «Закон о пристойности коммуникаций», однако конкретные виды вредоносного контента разнятся также от штата к штату.

В общем виде вредоносными и подлежащими ограничению в большинстве случаев являются следующие виды контента:

• направленные на подстрекательство к преступлениям,

• разжигающие военные действия,

• противоречащие закону страны, к которой принадлежит пользователь,

• высказывания, призывающие к насилию или угрожающие любыми другими противоправными действиями,

• высказывания, приводящие к незаконным сговорам. В целом к данному пункту относится и террористическая активность, однако в силу ее особенного положения по отношению к национальной безопасности данный вид активности чаще всего упоминается отдельно[37].

Защита приватности

Защита приватности понимается как отражение базовых для европейской культуры ценностей: ценности личности, ее автономии и закрепленных за ней фундаментальных прав. Прежде всего, права на неприкосновенность частной жизни, которое переносится в пространство web 2.0 с помощью ряда последовательно принимавшихся в ЕС с 2002 года «Директив о конфиденциальности и электронных коммуникациях».

Здесь возникает известное противоречие. Если неприкосновенность личной жизни – право личности, то свободное движение информации предстает как право и неотъемлемый атрибут самого цифрового пространства коммуникации[38].

«Директивы» обязывают сервисы удалять «не нужные более данные» и сохранять их лишь в целях «оплаты счетов», информировать пользователя обо всех операциях, которые могут быть совершены с внесенными им данными. А также утверждают право пользователя отказаться от получения нежелательной информации (как, например, сообщения по электронной почте, которые могут быть получены только с предварительного согласия пользователя).

Отдельно обсуждается сохранение «cookies», которое также ограничивается Директивами. «Cookies» рассматриваются как «важные и полезные для функционирования современного интернета» и одновременно «представляющие опасность с точки зрения приватности».

Cookie – это небольшая порция текстовой информации, которую сервер передает браузеру. Браузер хранит эту информацию и передает ее серверу с каждым запросом как часть HTTP-заголовка. Одни значения cookie могут храниться только в течение одной сессии, они удаляются после закрытия браузера. Другие, установленные на некоторый период времени, записываются в файл. Обычно этот файл называется ‘cookies.txt’ и лежит в рабочей директории установленного на компьютер браузера[39].

C 2009 года в ЕС согласие на сохранение cookies не требуется лишь там, где они считаются «строго необходимыми для доставки услуг, запрашиваемых пользователем». Пример «строго необходимых» cookies: когда вы нажимаете «добавить в корзину» или «продолжить заказ», делая покупки онлайн. Важно, что браузер запоминает информацию из предыдущей веб-страницы, чтобы завершить сделку. При этом в формулировке Директив не называются никакие конкретные технические средства, которые могут быть использованы для хранения данных, Директива относится и обращается к самой информации, которая хранится в браузере пользователя. Это на уровне идеологии отражает «стремление ЕС оставить режимы Директивы открытыми для будущих технологических разработок».

Законодательство Великобритании подразумевает наличие возможности дать свое согласие на принятие cookies единожды для указанного списка сайтов. Однако показательно, что, несмотря на такую публичную позицию, выставление опции «не принимать cookies» по умолчанию в новой версии браузера Mozilla привело к внушительному недовольству со стороны субъектов цензуры, ведь более 80 % пользователей никогда не изменяют опции, установленные по умолчанию[40].

В отличие от Соединенных Штатов и Канады законодательство ЕС оставляет за своими гражданами право на доступ ко всей полноте информации, которая есть у компаний и сайтов о них. Например, европейский пользователь Facebook может потребовать предоставить все данные, которые есть о нем, и Facebook обязан их предоставить[41].

Огласку получил эпизод, случившийся в 2011 году, когда австрийский студент попросил Facebook предоставить ему все данные о нем. Получив 1222 страницы данных, он все равно обвинил сайт в укрытии части из них и использовании их в рекламных целях[42].

Это послужило причиной провокационной акции пользователей сайта Reddit, направивших тысячи запросов о предоставлении персональных данных в Facebook 4 ноября 2011 года, вызвав у сайта серьезные технологические затруднения[43].

В 2012 году были внесены важные изменения в европейское законодательство относительно приватности в интернете: Евросоюз усилил контроль пользователей над своими данными.

25 января было внесено предложение об изменении правил защиты данных, существовавших с 1995 года, с целью «усилить право на онлайн-приватность и повысить возможности европейской цифровой экономики»[44]. Единый закон должен покончить с текущей фрагментацией ответственности и огромными административными расходами и позволит предприятиям экономить около € 2,3 млрд в год. Также, по мнению создателей, эта инициатива будет способствовать укреплению доверия потребителей к онлайн-сервисам, обеспечивающим столь необходимый импульс для экономического роста, занятости и инноваций в Европе. Изменения вступят в силу до конца 2014 года. Основные изменения в рамках данной реформы:

• Единый набор правил о защите данных, действительный на всей территории ЕС (в числе которых, например, требование о том, что компании и организации должны уведомлять национальный контролирующий орган о нарушениях в данной области настолько быстро, насколько представляется реальным, если это возможно, то в течение 24 часов).

• Организации имеют дело только с одной национальной институцией по защите данных.

• Для пользователей облегчен доступ к собственным данным; также теперь они могут передавать персональные данные от одного поставщика услуг к другому (право на переносимость данных).

• «Право быть забытым» помогает людям лучше управлять рисками и защищать свои данные на сайте: теперь люди могут удалить свои данные, если нет законных оснований для их сохранения.

• Данные правила по отношению к персональным данным распространяются и на компании, действующие за рубежом, но предлагающие свои услуги гражданам ЕС.

• Данные правила распространяются также и на случаи сотрудничества с полицией или судебное делопроизводство.

• Право на защиту персональных данных прямо признается в статье 8 Устава ЕС об основных правах и в Лиссабонском договоре. Договор создает правовую основу для правил о защите данных для всех видов деятельности в рамках законодательства ЕС в соответствии со статьей 16 Договора о функционировании Европейского Союза.

В феврале 2012 года администрация президента Обамы также вносит изменения в представления об интернет-приватности – 23 февраля появляется «Билль о правах неприкосновенности пользовательской частной жизни». Упор в данном законе делается на соглашение Белого дома, коммерческих организаций и рекламных сетей о принципе «Неотслеживания» («Do not track» technology) в большинстве браузеров с целью облегчения для пользователя контроля своего онлайн-треккинга. Большинство компаний, представляющих до 90 % контекстной рекламы в интернете, – в том числе Google, Yahoo! Microsoft, AOL – согласились отдать пользователю право выбирать режимы управления онлайн-слежением[45].

Клевета

Особым видом вторжения в privacy становится клевета как вид высказывания. В США широко применяется гражданско-правовая ответственность за клевету. Уголовно-правовая ответственность де-юре существует в законодательстве некоторых штатов, однако не применяется уже многие годы, поскольку признана неконституционной. Доказательство факта клеветы – задача истца, причем, в зависимости от категории истца и ряда других условий, набор критериев для определения клеветы может сильно разниться. В частности, если истец является публичной фигурой, то он должен в суде доказать факт злого умысла, ставшего причиной клеветы.

Случай с блогером Кристалл Кокс из США продемонстрировал, насколько избирательно может работать система определения клеветы. Блогер был осужден за клевету, поскольку его онлайн-активность не была рассмотрена в качестве журналистской деятельности, что, в свою очередь, не позволило ответчику воспользоваться программой защиты журналистов, дающей им возможность ссылаться на анонимные источники при доказательстве правдивости написанного. Помимо всего прочего, принятое судебное решение создало прецедент отрицания блога как элемента средств массовой коммуникации[46].

В целом в США закон о клевете в пространстве интернета работает так же, как и в офлайне, однако специфическим образом регулируется статус частных игроков интернет-коммуникации, которая имеет более сложную структуру, чем обычная. Посредники, не производящие контент, но транслирующие его, здесь оказываются защищенными юридически.

Несколько иная ситуация складывается в Европе. В Великобритании Закон о клевете от 1996 года устанавливает, что субъект защищен от обвинения в клевете, если ему удастся доказать, что он не был автором, редактором или издателем контента, который был обжалован, если он принял разумные меры по предотвращению его публикации или же не знал и не предполагал того, что контент может обладать клеветническим содержанием. Подобная система ставит интернет-площадки в сложное положение[47].

Недавно произошел тревожный для многих инцидент, когда компания Google едва не проиграла иск по поводу клеветы в рамках платформы Bloggers[48].

Однозначная позиция суда состояла в том, что интернет-провайдер может быть привлечен к ответственности в том случае, если в кратчайшие сроки не удаляет материал, содержащий клевету. Таким образом юристы Великобритании надеются повысить ответственность интернет-посредника за качество контента, передаваемого им.

Уязвимость интернет-посредника в случаях клеветы может быть снята новым законопроектом, который находится на рассмотрении в британском парламенте. Однако, по мнению экспертов, этот законопроект будет решать проблему клеветы в Сети еще более жестко: есть опасения, что он значительно ограничит возможность пользователей высказываться в Сети анонимно[49].

12 июня 2012 года члены парламента Великобритании рассмотрели во втором чтении законопроект о клевете в интернете. В 2013 году закон был принят. Закон направлен против так называемых интернет-троллей: анонимных пользователей, которые распространяют компрометирующую информацию о людях в Сети. Новый закон обязывает провайдеров раскрывать данные пользователей, которые будут уличены в «троллинге», без ордера полиции и постановления суда. Сайты, на которых будут размещаться клеветнические и оскорбительные сообщения «троллей», будут избавлены от судебных исков, если они поспособствуют раскрытию личности клеветников. Если же сайты этого не сделают, они будут нести ответственность за клевету в той же мере, что и авторы лживых сообщений. Имена, адреса электронной почты и данные интернет-протокола «троллей» будут сообщаться жертве, чтобы она могла подать в суд на обидчиков. Комментарии и посты, о которых сложно понять, являются они клеветой или нет, законопроект предлагает просто удалять – это должны делать владельцы сайтов, на которых они размещены[50].

Вообще, проблема троллинга занимает английское интернет-законодательство в большей степени, чем другие. Троллинг как особый вид активности оказывается впервые зафиксирован именно в рамках английского законодательства. А иски с требованиями идентификации троллей появляются еще до официального принятия закона[51]. Как и аресты полицией, например, Twitter-троллей, уличенных в расистских высказываниях[52].

Схожие тенденции в области регулирования действий поставщиков интернет-услуг демонстрируют другие страны Европы. Французский суд обязал Google выплатить гражданину Франции 5000 евро за клевету. Клеветой, по мнению суда, стало меню подсказок, появляющееся в поисковике при вводе имени мужчины, обратившегося в суд, и содержащее слова «насильник», «тюрьма». Компания Google выразила намерение обжаловать решение, поскольку система подсказок, о которой идет речь, лишь в автоматическом режиме отображает статистически значимые пользовательские запросы[53].

В Германии по обвинениям в клевете подала в суд на Google супруга бывшего чиновника – за поисковые запросы, ссылающиеся на ложные слухи, что она раньше была проституткой (при введении ее имени в поисковик система предлагает уточнения поиска с такими словами, как «проститутка», «бордель» и «Playboy»). Супружеская чета подала в суд Гамбурга с целью заставить поисковую систему удалить рекомендуемые автозаполнением слова. Google отказался сделать это, утверждая, что это результат работы алгоритма, базирующегося на нескольких объективных факторах, в том числе на популярности поисковых запросов. Однако использование компанией термина «объективный», по утверждениям супругов и СМИ, просто не соответствует действительности: Google часто отфильтровывает популярные предложения поисковых запросов, чтобы удовлетворить свои собственные цели.

В итоге требование четы Вульфов, судя по формулировке в годовом отчете Google о «результатах поиска, порочащих репутацию жены политического деятеля», было удовлетворено. Но прецедент все равно стал основанием для многих СМИ говорить о том, что Google пользуется правом квазимонополиста, руководствуется двойными стандартами и отфильтровывает информацию на основаниях полезности для своего бизнеса, выдавая в качестве идеологической позиции объективность, что не может не тревожить Европу[54].

Эти ситуации являются знаковыми для сложившегося в Европе положения дел вокруг противостояния клевете в Сети. Описание интернет-посредника как участника производства контента, содержащего клевету, характерно для европейских стран, по-видимому, изначально более склонных к регуляции подобного типа контента, чем, например, США. Факт инициации подобного рода разбирательств в сочетании с реакциями на них корпорации Google намечает в европейском пространстве некоторый разрыв в оценке места посредника в современной коммуникации или по крайней мере тенденцию к ужесточению контроля над таким контентом вне зависимости от того, кто и что объектом такого контроля становится в каждом конкретном случае.

Сходные стратегии избирают страны, не объединенные едиными нормативными актами, регулирующими санкции против интернет-клеветы. За этой практикой можно разглядеть стремление Евросоюза к максимально жесткому контролю единого информационного пространства.

Как в странах Европы, так и в Америке законы и нормативные акты о клевете регулируют деятельность отдельных граждан в Сети на общих основаниях, так же как и в любой другой ситуации коммуникации. Основные расхождения начинаются в области определения юридического статуса поставщика информационных услуг. Если законодательство США стремится к обеспечению максимальной защиты посредника электронных коммуникаций и минимизирует угрозу обвинения поставщика интернет-услуг в клевете, то в Европе, напротив, посреднику по умолчанию делегируется значительная часть ответственности за содержание Сети.

Авторское право как основание для цензуры

Авторское право – второй по популярности аргумент сторонников интернет-цензуры после детского порно. Законы о защите авторского права существуют как в странах Евросоюза, так и в США и Великобритании, однако на сегодняшний момент нельзя сказать, что они в какой-либо мере эффективны.

В США показательной стала история вокруг принятия SOPA (Stop Online Piracy Act). Данный законопроект был внесен в 2011 году республиканцем Ламаром Смитом в целях расширения возможностей законодательных органов США в борьбе с нарушением авторских прав и онлайн-торговлей контрафактными товарами. SOPA должен был наделить власти возможностью блокировать доступ к сайтам и наказывать нарушителей авторских прав тюремным заключением сроком до 5 лет.

По мнению сторонников законопроекта, законопроект должен был защитить рынок интеллектуальной собственности (со всеми его доходами и предоставляемыми им рабочими местами), а также закрыть «дыры» в существующем законодательстве, особенно по отношению к иностранным компаниям. Противники инициативы утверждали, что она представляет угрозу для свободы слова, а также позволит правоохранительным органам блокировать доступ к сайту в связи с нарушением на одной веб-странице.

18 января 2012 года многие известные сайты, такие как Википедия, Reddit и более 7000 других, организованно прекратили работу для привлечения внимания к проблеме SOPA[55]. Более 160 млн людей в тот день увидели тематический баннер Википедии. 19 января была совершена хакерская атака на многие государственные организации. На сайте Министерства юстиции появился логотип Megaupload – крупнейшего файлообменника, закрытого решением от 19 января за нарушение авторских прав, несмотря на обширную поддержку самих правообладателей в лице звезд шоу-бизнеса[56]. Ответственность на себя взяла группировка Анонимус.

Масштабная акция протеста против SOPA включала в себя петиции, сбор подписей и даже митинг оппозиции в Нью-Йорке. В итоге законопроект принят не был ввиду обширного общественного протеста. 12 апреля 2012 года один из идеологов SOPA Крис Додд констатировал провал SOPA в интервью телеканалу Bloomberg.

Немного о схеме работы SOPA:

Другой аналогичный документ, Закон о защите свободного обмена информацией (Cyber Intelligence Sharing and Protection Act, CISPA), подразумевает возможность разделения трафика между американским правительством и определенными технологиями и производственными компаниями.

Провозглашенная цель законопроекта – помочь правительству справляться с интернет-угрозами и повышать безопасность Сети по отношению к кибератакам. Проект активно критиковался активистами борьбы за интернет-прайваси, такими как Американский Союз Гражданских Свобод, Avaaz.org и др., за то, что содержит слишком небольшое число ограничений для слежения правительством и неизбежно будет использован для слежения в целом, а не в конкретных случаях.

CISPA получил поддержку многих корпораций и Американской торговой палаты, которые усмотрели в нем простое и эффективное средство отслеживания необходимой информации.

В глазах общественности данный законопроект стал продолжением истории вокруг экстремально непопулярной SOPA, чем и вызвал при первом рассмотрении массу нареканий и первоначально был отклонен.

Впоследствии кража интеллектуальной собственности была исключена из списка возможных оснований для обмена информацией с правительством[57]. Законопроект был принят в Палате представителей 26 апреля 2012 года, но не был принят в Сенате[58].

Советники президента Обамы утверждают, что законопроекту не хватает конфиденциальности, гражданских свобод и гарантий их соблюдения, в связи с чем президенту советуют наложить на него вето. В феврале 2013 года законопроект был вновь вынесен на рассмотрение и поддержан большинством республиканцев[59]. Однако 20 марта 34 организации направили президенту Обаме письмо с просьбой наложить вето на принимаемый закон[60]. Голосование в Сенате по нему не проводилось.

Европейской попыткой осуществить акт законодательного регулирования интернет-контента стал The Anti-Counterfeiting Trade Agreement (ACTA) – Торговое соглашение по борьбе с контрафакцией. Это – вынесенное на рассмотрение многостороннее торговое соглашение, с многолетней уже историей, согласно которому будет установлено строгое наблюдение за соблюдением авторского права в интернете и на рынке информации и информационных технологий и товаров, основанных на информационных технологиях. Это соглашение обсуждается правительствами США, Японии, Швейцарии, Австралии, Новой Зеландии, Южной Кореи, Канады, Мексики и Европейской комиссией. Если оно будет принято, то будет создано международное объединение, направленное против нарушений авторских прав и представляющее собой сложную иерархическую систему контроля за соблюдением авторского права в развитых странах. Предложенный договор позволит работникам таможни досматривать ноутбуки, цифровые плееры и сотовые телефоны на предмет хранения в них файлов, связанных с нарушением закона об авторском праве. Также предполагается введение новых требований к интернет-провайдерам, включающих в себя частичное разглашение информации, связанной с деятельностью пользователя, и использование инструментов сетевой безопасности[61].

22 февраля 2012 года Европейская комиссия попросила Европейский суд оценить, не нарушает ли соглашение ACTA фундаментальных прав и свобод человека, в результате чего произошла задержка процесса ратификации законопроекта в странах ЕС. До этого, 11 февраля 2012 года, акции протеста против ACTA прошли более чем в 200 городах Европы. После этого «во многих странах Европы отложили ратификацию договора в ответ на протесты общественности»[62].

29 мая Голландская Палата Представителей призвала правительство Нидерландов не подписывать АСТА и не предоставлять его для ратификации. А также не голосовать в поддержку подобных договоров в будущем[63].

20 декабря 2012 Европейская комиссия сняла с рассмотрения ACTA со ссылкой на Суд Евросоюза (ЕС). Здесь процесс на уровне ЕС закончился.

В то же время, однако, вопрос об инструментах интернет-цензуры не снят с повестки дня и продолжает обсуждаться на протяжении всего 2012 года и вне контекста АСТА: так, например, в сообщении Европарламента говорится о важности «наличия правил мониторинга» для отслеживания интернет-цензуры в странах-автократиях, и даже содержится просьба выработать комплекс таких мер к 2013 году[64].

Также в январе 2012 года Еврокомиссия предложила ввести требования к провайдерам блокировать контент и к платежным системам – запрещать денежные переводы по требованию правообладателей. Было объявлено об изменении официальной стратегии Евросоюза по интернету и электронной коммерции. Предлагается изменить Директивы еврокомиссии E-commerce и IPRED. The Intellectual Property Rights Enforcement Directive (IPRED) – Директива о защите прав интеллектуальной собственности – инициатива Европейского союза об увеличении штрафов и уголовной ответственности за преступления в области авторского права в рамках ЕС. IPRED направлена на координацию законодательства стран-участниц Евросоюза в сфере защиты авторского права. Помимо всего прочего, Директива включает положения, предписывающие интернет-провайдерам раскрывать данные о потенциальных правонарушителях, пользующимися их услугами. Дополнение к Директиве (IPRED 2), вышедшее в 2005 году, предписывало рассматривать в качестве уголовного преступления любое преднамеренное нарушение прав собственности, что вызвало бурную критику. В декабре 2010 года Еврокомиссия начала консультации, направленные на пересмотр IPRED. E-commerce directive – Директива, принятая Комиссией Евросоюза в 2000 году и направленная на согласование правил онлайн-бизнеса по всей Европе. Директива определяет форму и порядок совершения онлайн-сделок, а также меры ответственности участников электронного бизнеса. Под защитой Директивы оказался широкий спектр онлайн-услуг по рекламе, продаже, передаче и хранению контента и т. д. Однако есть ряд исключительных случаев, когда защита посредника не действует. Сюда относятся, в первую очередь, случаи нарушения авторского права, а также других законов в области азартных игр, налогообложения и т. д. До сих пор эти Директивы защищали открытый интернет и особенно неприкосновенность провайдеров.

Новая версия имеет кардинальные изменения, которые направлены против этой неприкосновенности. А именно, комиссия хочет ввести общеевропейскую схему предупреждений и воздействий. Она базируется на других подобных схемах (например, американский закон DMCA[65]), но с важным различием. В предлагаемой схеме вместо слова «закрытие» использовано «воздействие», которое может означать требование хостинг-провайдера удалить контент или блокирование контента интернет-провайдером по запросу. Данная санкция неоднократно применялась по отношению к крупнейшему нарушителю прав копирайта – сайту Thepiratebay.

Однако вся беспомощность системных мер решения проблемы показательна в примере Франции, где с 2009 года существовал закон «Трех ударов» (Hadopi) – карающий нелегальный «file-sharing». Судьба данного закона печальна и показательна. Согласно тому, как Hadopi был задуман и подан изначально, он уверенно занимал нишу серьезного события, став в финале, на сегодняшний момент, посмешищем. Суть закона в том, что персоне, которая нелегально делится контентом (причем под действие закона попадают именно «uploaders» (те, кто загрузил контент), а не «downloaders» (те, кто его скачал)) сначала высылается предупредительный имейл, извещающий о нелегальности его действий и возможной ответственности. Затем, в случае если он пойман на данном действии вторично, – физическое письмо аналогичного содержания, и, наконец, в третий раз блокируется доступ в интернет. Согласно первоначальной «задумке» система должна была автоматически «карать» после третьего предупреждения, чем и навести наконец порядок в области интернет-пиратства и защитить творцов культурного наследия и будущих национальных сокровищ. Обширная и дорогая рекламная кампания апеллировала к образу светлого будущего и судьбе нерожденных гениев[66].

На пути к идиллии рекламных роликов, активно распространявшихся в стране, встали «права человека», против которых такая суровая мера как будто выступает.

На этом основании закон первоначально был отклонен в апреле 2009-го[67] и принят лишь после доработок[68], в частности касающихся того, что никакой приговор, касающийся прав человека (к которым относится и интернет – см. выше), не может быть вынесен автоматически и решение должно приниматься живым человеком с учетом особенностей индивидуального случая. Лишение права на доступ в интернет также было признано излишне жесткой мерой, и финальная версия закона ограничилась штрафом максимумом в 1500 евро. На практике же действие закона и вовсе выглядело смешно, поскольку для абсолютного большинства пользователей, получивших «первое письмо», оно стало лишь поводом использовать VPN (это закрытая сеть, часто используемая для получения IP-адреса другой страны) или другие способы не быть пойманным. Несмотря на то что «все так делают», и это всем понятно на уровне повседневности, правительством публично оглашалось мнение, что «Франции удалось победить интернет-пиратство», на основании того, что не было официально зарегистрированных законом случаев, что немедленно вызвало вспышку сарказма на интернет-форумах[69]. В целом закон был многократно осмеян и не воспринимается всерьез: за все годы после принятия проект стоимостью более чем в 12 млн евро наказал всего одного человека на смехотворную сумму в 150 евро[70]. В 2013 году закон был отменен.

Более того, закон оказался замешан в унизительной истории о том, что в логотипе использован ворованный шрифт (сверх того, что в стране был в достаточной степени осмеян факт того, что логотип напоминает клоуна)[71]. Финальным аккордом стало проведенное не так давно исследование, согласно которому после введения данного закона интернет-пиратство не только не прекратилось, но, напротив, выросло и стало более вариативным[72]. Для страны Hadopi стал знаком того, насколько неповоротливо и несовершенно законодательство в отношении интернет-процессов на данном этапе, и того, что новые ситуации требуют новых решений.

Тренды интернет-цензуры в мире

Подытоживая, перечислим основные события международного значения в области интернет-цензуры:

• С одной стороны, на уровне декларирования прав пользователей ситуация имеет тенденцию к их закреплению: 5 июля 2012 года ООН впервые подтвердила, что право на свободу выражения мнений распространяется и на интернет. В резолюции указывается, что «те же права, которыми люди обладают офлайн, должны быть защищены в онлайн-пространстве, невзирая на государственные границы и тип медиа»[73].

(Данные от «Репортеров без границ»)

• Созвучно решением от 18 декабря 2012 года Европейский Суд по правам человека впервые постановил, что блокировка сайта противоречит статье 10 (о свободе выражения) Европейской конвенции прав человека. Суд Страсбурга сказал: «интернет стал для физических лиц одним из основных способов осуществлять свое право на свободу выражения мнений и информации, в нем есть необходимые инструменты для участия в мероприятиях и дискуссиях по политическим вопросам и вопросам, представляющим общественный интерес»[74].

• Однако в 2012 году стало как никогда очевидна мировая тенденция к усилению регулирования интернет-контента. В декабре 2012 на состоявшейся в Дубае Всемирной Конференции по Международным Телекоммуникациям столкнулись разные точки зрения на управление интернетом. По ее итогам почти половиной стран-участников (89 из 193) был подписан новый договор, пересматривающий международную регуляцию телекоммуникаций. Коалиция из 55 стран, включая США и страны Евросоюза, отказались подписать данный договор на том основании, что некоторые из его положений о спам-менеджменте и интернет-безопасности (а также отдельный текст Internet Resolution PLEN/3) могут быть использованы странами, традиционно контролирующими свой интернет в целях узаконивания его цензурирования, фильтрации контента и блокировки неугодных. Здесь оказались проявлены те самые «двойные стандарты»: страны Запада традиционно призывают к «свободе интернета во всем мире» и резко критикуют любые попытки других стран регулировать интернет-контент, продолжая при этом ужесточать свое законодательство.

• Отклонение Евросоюзом ACTA (см. выше), которое в контексте тематических событий стало победой прав и свобод в интернете, продемонстрировало мощь мобилизации деятельности гражданских кампаний, мобилизованных частными пропагандистскими группами, не поставив, однако, точку в истории подобных законов – скорее, лишь обозначив зону острого противостояния и невозможность разрешения вопроса на уровне общественной дискуссии. Однако в целом на сегодняшний день уже мало кто сомневается, что этот или подобный закон обязательно будет принят в ближайшие годы. Вопрос стоит в поиске приемлемого для сторон компромисса.

• Инициатива Google по публикации отчетов о том, какие данные пользователей запрашивались правительствами, была впервые поддержана Twitter, опубликовавшим в июле 2012 свой первый «отчет о прозрачности»[75]. Это усилило представление о диалоге «на равных» с властями, начатым компанией Google, а также обнажило тот факт, что западные демократии запрашивают ограничения интернет-контента куда чаще, чем можно было представить в условиях идеологии свободы слова.

• Британский «Билль о данных коммуникации» (Communications Data Bill) будет пересмотрен, после того как заместитель премьер-министра Ник Клегг объявил в декабре 2012 года, что намерен блокировать его. Версия законопроекта, которая была опубликована весной 2012 года, дала бы полиции и спецслужбам расширенный доступ к записям телефонных разговоров, электронной почты и истории браузера в случае необходимости борьбы с терроризмом и другими тяжкими преступлениями. На данный момент, однако, доступ без ордера к некоторым видам переписок уже открыт, что еще недавно было в пику английскому пониманию свободного интернета.

• Под предлогом того, что анонимность в интернете препятствует борьбе с киберпреступностью и педофилами, голландское правительство продавило принятие закона, расширяющего права государственных служб на наблюдение и слежение вне зависимости от того, в Голландии ли расположен компьютер. Данный закон позволяет полиции осуществлять удаленный поиск компьютеров, устанавливать программы-шпионы и удалять незаконный контент без предоставления правовых просьб об оказании помощи другой стране, если целевой компьютер находится за границей[76].

• «Троллинг» был квалифицирован как вид противоправной деятельности в Великобритании.

• Несколько раз в нескольких странах решением суда был прекращен доступ к Thepiratebay[77].

• Общественные интернет-акции «Остановим интернет-шпионаж» в ответ на попытку американского правительства провести принятие законопроекта «Cybersecuruty act 2012», включавшие в себя недельную остановку работы многих важных сайтов[78], снова оказались успешны. А вспоминая о том, что впервые подобная акция была предпринята в 2011 году, можно говорить о наличии тенденции к успешности данного инструмента борьбы в интернет-пространстве.

• Самоубийство Аарона Шварца – одного из создателей сайта Reddit (занимающего резкие позиции по обсуждению и защите интернет-свобод, излюбленное место обитания «Анонимуса») и одного из самых активных борцов за интернет-права и свободы, находящегося в ожидании судебного процесса как раз по этому поводу. Его смерть в январе 2013 года стала потрясением для интернет-общества и знаком того, что в войне реальности с виртуальностью пала первая человеческая жертва[79].

Несмотря на декларируемые демократически-либеральные ценности и даже их законодательную поддержку, регулирование интернета на сегодняшний момент осуществляется в абсолютном большинстве стран и демонстрирует тенденцию к значительному росту. Препятствовать этому процессу оказывается не в состоянии даже идеология свободы слова, поскольку ей противостоит слишком большое число авторов, для которых свобода слова не является абсолютной ценностью. Регулирование представлено на всех уровнях – государственном, коммерческом, на уровне площадок. Активно разрабатывается схема участия коммерческих структур в регуляции контента с целью повышения прибыли и снижения количества пиратского контента, увеличивается словарь для описания возможных манипуляций с контентом, которые могут быть квалифицированы как противоправные.

Все большее число действий онлайн влекут за собой ту или иную ответственность на уровне каждого из субъектов цензуры.

Как утверждают эксперты Electronic Frontier Foundation, в 2012 году «прозрачность становится новой нормой». Речь идет о так называемых «отчетах о прозрачности» (transparency report), делающих открытым список и статистику обращения различных сторонних организаций к администрации сетевого ресурса. Прозрачность в этом случае понимается как доступность для всякого желающего тех оснований, на которых конкретная площадка в интернете принимала решение о цензурировании своего контента. Первым такой отчет в 2011 году опубликовал Google. В 2012 к нему присоединился Twitter. Facebook, Livejournal и российские площадки пока не готовы к созданию таких отчетов. Тем не менее внимательное изучение отчетов о прозрачности тех ресурсов, которые их представляют, позволяет в общих чертах оценить меру вмешательства внешних агентов в процессы саморегуляции сетевых площадок.

Google Transparency Report

Преамбула к этому отчету гласит:

«Прозрачность является ключевой ценностью для Google. Мы, как компания, чувствуем нашу ответственность по поводу потоков информации, касающейся наших инструментов и услуг. Мы уверены, что «больше информации» означает «больше выбора, больше свободы и в итоге больше возможностей для личности». В отчете мы раскрываем следующие пункты:

• Трафик сервисов Google по всему миру;

• Количество запросов об удалении информации, которые мы получили от владельцев авторских прав или государственных органов;

• Количество запросов о пользовательских данных, которые мы получили от государственных органов и судов.

Мы надеемся, что эти шаги к большей прозрачности помогут участникам продолжающихся дискуссий об адекватном масштабе и содержании регулирования онлайн-контента»[80].

Во-первых, Google постоянно получает запросы от владельцев авторских прав и их представителей по поводу удаления из поисковой выдачи материалов, нарушающих авторские права.

За февраль 2013 года количество конкретных веб-адресов, содержащих (по мнению тех, кто жалуется) нарушающий авторские права контент, составило 15 991 042. С запросами обратились 2765 владельцев авторских прав и 1863 их представителя.

Во-вторых, Google получает запросы от государственных органов и судов на удаление материалов из поисковой выдачи. Как правило, основания для этого следующие: клевета / диффамация и нарушение законов конкретного государства (к примеру, запрещающих hate speech или контент «только для взрослых»).

Google также предоставляет список «заслуживающих внимания» случаев. Отчет по ним собирается раз в полгода. Наиболее свежие данные на сайте – за период с января по июнь 2012 года. За указанный период из России поступил только один запрос (из Министерства Внутренних Дел) – на удаление 160 видео на YouTube, «содержащих экстремистский контент». Видео были заблокированы для просмотра из России.

Для сравнения: за тот же период времени из США были получены:

• 5 запросов и одно судебное решение на удаление 7 видео на YouTube, содержащих критику государственных органов или чиновников. Видео не были заблокированы.

• Было получено одно распоряжение суда об удалении 1754 постов из Google Groups, связанных с клеветой на конкретного человека – из них были удалены 1664.

• Были получены три распоряжения суда об удалении 641 результата поиска, указывающих на сайты, предположительно порочащие организации или индивидуумов. Из них были удалены 233.

• В ответ на решение суда были удалены 156 результатов поиска, поскольку сайты нарушали правила использования торговых марок.

• Количество запросов на удаление контента увеличилось на 46 % по сравнению с предыдущим отчетным периодом.

В-третьих, государственные органы обращаются к Google с запросами на информацию о пользователях (user data). Всего за вторую половину 2012 года Google получил почти 22 тысячи таких запросов.

Google утверждает, что удовлетворяет 66-75 % запросов на раскрытие данных.

Однако Google раскрывает далеко не все запросы со стороны государственных органов[81].

Отчет о прозрачности не включает запросы, сделанные на основании U.S. Patriot Act, Foreign Intelligence Surveillance Act или с использованием National Security Letters.

Запросы, связанные с этими законами, касаются вопросов национальной безопасности и часто вынуждают провайдеров коммуникационных услуг раскрывать больше информации, чем позволяют судебные решения и ECPA (Electronic Communication Privacy Act).

Компании, получающие такие запросы, не имеют право раскрывать их содержание и количество.

Таким образом, никто за пределами Google не знает точно, сколько запросов от правительств и на какую тему на самом деле поступают в Google.

На основании Письма о Национальной Безопасности (National Security Letter – NSL) ФБР может запросить у Google имя, адрес, длительность использования сервисов, выписки со счетов подписчика своих сервисов. Этот механизм может применяться только в тех случаях, когда расследование связано с вопросами национальной безопасности (в обычных уголовных или административных расследованиях – нет). Содержание частной переписки и IP-адреса Google на основании NSL не предоставляет. (Однако по решению суда Google может предоставить в том числе и доступ к почтовому ящику).

Electronic Communication Privacy Act позволяет получить доступ к электронной почте пользователя (к письмам за 180 дней с момента обращения) без ордера (warrant). Фактически государственные органы могут получить доступ к любой пользовательской информации даже без соответствующего ордера и решения суда, а на основании «специальных запросов». Это позволяет многим экспертам утверждать, что в итоге борьбу за пользовательские данные Google проиграл, а правительства и спецслужбы – выиграли[82].

Twitter Transparency Report

С июля 2012 года Twitter также начал на регулярной основе (два раза в год) публиковать отчет о прозрачности. Раз в шесть месяцев команда обобщает данные запросов от государственных органов по поводу информации о нарушениях со стороны пользователей и запросы от частных организаций, заявляющих о нарушении авторских прав.

Отчет содержит три основных раздела, посвященных возможным нарушениям закона и связанным с ними практиками блокирования или удаления контента и учетных записей.

Помимо данных, которые пользователь сообщил о себе сам и/или опубликовал преднамеренно, существует огромный массив данных, которые, согласно пользовательскому соглашению, могут быть выданы по требованию третьей стороны. В отношении третьей стороны существует строгий регламент, работающий в соответствии с законами штата Калифорния, под юрисдикцией которого находится Twitter. В частности, закон гласит, что любые не публичные данные пользователя могут быть выданы только в судебном порядке в соответствие с судебным ордером штата либо по юридическому документу, который администрация сайта сочтет достаточным основанием для предоставления сведений.

Вся перечисленная там информация может быть выдана государственным органам по решению суда, и далеко не всегда для этого необходимо решение именно Калифорнийского суда, так как последний выпустил предписание, согласно которому Twitter надлежит сотрудничать с судебными органами других стран.

Запросы на предоставление данных о пользователе, как правило, связаны с расследованием уголовных или административных дел. За полгода (с июля по декабрь 2012) от госорганов США пришло 815 таких запросов в отношении 1145 пользователей. Вместе с тем лишь 69 % всех запросов были удовлетворены.

Американские государственные органы наиболее активно запрашивают информацию о пользователях, следующая по количеству такого рода запросов – Япония с 62 случаями (в отношении 72 пользователей) за год и с 5 % удовлетворенных заявлений[83]. В первом полугодии 2012 года доля запросов из Японии была выше – 98 случаев в отношении 147 пользователей (20 % удовлетворены).

Запросы на удаление контента (учетных записей или твитов) включают в себя обращения от государственных структур с требованием удалить либо заблокировать доступ к тому или иному контенту, расположенному на серверах сайта twitter.com[84].

Тем не менее в Сети описываются случаи, когда доступ к аккаунту ограничивается, например за публикацию личных данных без согласия их владельца, как это случилось с журналистом, опубликовавшим электронный адрес Гарри Зенкеля, президента Британского олимпийского комитета[85].

Наиболее ярким примером удаления контента по запросу не американского суда является история с публикацией антисемитских сообщений французскими пользователями, использовавшими хэштег #unbonjuif. В адрес администрации сервиса было направлено официальное требование удалить данную информацию в течение 24 часов. На настоящий момент история с французскими пользователями является самой масштабной: было удалено 44 твита (все, о чем просили французские судьи). Похожая история, вызвавшая резонанс, оказалась связана с деятельностью неонацистской группировки в Германии[86]. Однако Twitter не всегда проявляет абсолютную терпимость к высказываниям своих пользователей. В январе 2012 года предметом обсуждения многих изданий стал тот факт, что Twitter блокирует из поиска материалы, которые считает «антисоциальными»[87].

В 2010 году во время шумихи вокруг Викиликс многими было замечено, что эта тема, истово обсуждавшаяся во всех блогах, не появилась в трендах Twitter, что, по сути, означает, что Twitter подверг цензуре свой контент из политических соображений. Нигде, правда, не заявлялось, под воздействием какой инстанции либо же по собственной воле было предпринято это действие, однако на тот момент оно вызвало серьезную реакцию и публикации во всех ключевых новостных изданиях[88].

Большую часть всех запросов в администрацию сайта составляют обращения, касающиеся авторских прав. Во втором полугодии 2012 года их было несколько меньше, чем в первом, однако процент положительных решений по обращениям вырос с 38 % (первое полугодие) до 53 % (3 и 4 квартал 2012 года). Кроме того, увеличилось число пользователей, вовлеченных в дела по данным запросам, с 5874 аккаунтов в первом полугодии 2012 до 7205 во втором. Кроме того, почти в 3 раза увеличилось количество медиафайлов, подлежащих удалению: с 599 в 1 полугодии до 1648 во втором.

Цензура Facebook

С 2013 года Facebook также предоставляет отчет о прозрачности, и максимальное количество запросов на данные пользователей социальная сеть получает от США.

Правила Facebook, как и во многих других случаях, стандартно определяют возможный порядок доступа государства к регуляции пользования Сетью. Максимальная размытость формулировок, определяющих политику администрации сайта в этой области, дает почву для многих спекуляций на тему того, как Facebook ограничивает свободу слова и заставляет замолчать «тех, чьи речи не угодны правящему строю».

Очевидно, рассуждения о цензуре на Facebook небезосновательны. В то же время отсутствие точной информации о запросах извне по поводу блокировки тех или иных аккаунтов не позволяет достаточно точно локализовать источник такой цензуры. В частности, некоторые российские журналисты поддерживают администрацию ресурса в ее праве самостоятельно решать, каким должен быть контент сайта[89].

Куда интересней попытаться отследить механизмы, позволяющие ресурсу фильтровать контент в условиях, когда статус независимой площадки испытывает давление со стороны государственных структур. Здесь мы обнаруживаем прекрасный пример того, как максимальная обобщенность правил использования ресурса позволяет лавировать в рамках локальных ландшафтов законодательного регулирования деятельности сетевых ресурсов. С принятием в России нового законодательства, ограничивающего доступ детей к контенту определенного рода, Facebook проявил гибкость, удалив некоторые страницы, не соответствовавшие требованиям нового закона[90].

Подобная стратегия позволила сайту избежать запрета в России, но оставила ряд вопросов к тому, в какой мере Facebook готов вводить внутреннюю цензуру, ограничивающую контент площадки. В этом плане способы формулировки правил пользования ресурсом как раз особенно способствуют всевозможным манипуляциям, связанным с фильтрацией информации. Открывая доступ к контенту со стороны государственных структур, они легитимируют тем самым наличие некоторых сил, действие которых в поле распределения информации невозможно оспорить.

Зачастую эффектом подобной лояльности становятся протесты пользователей, на живых примерах наблюдающих то, как некоторые правила поведения, призванные обеспечить их комфорт и безопасность, параллельно становятся источником угрозы их приватности. Одной из возможных реакций на такую угрозу становится сопротивление, идущее снизу, – использование пробелов механизмов защиты системы для размещения контента, который признается администрацией как противоправный. Именно такую стратегию избрала группа Anonymous, готовящая акцию протеста, заключающуюся в заполнении Facebook противоправным контентом[91].

Таким образом, политика внутренней и внешней регуляции, проводимая сайтом, оказывается зоной особого напряжения, дискурсивно поддерживаемого пользователями. Очевидно, возникновение такого напряжения неизбежно, однако сила его как раз и зависит от локальных практик взаимодействия администрации площадки и госслужб, практик, в разной степени выраженных и прозрачных.

В ноябре 2010 года Facebook успел отличиться на почве притеснения сексуальных меньшинств, а именно закрыл страницу, где противники гомофобных настроений в католической церкви организовывали флэшмоб по публичным однополым поцелуям в честь прибытия в Барселону Папы Бенедикта XVI[92].

В марте 2010 года Facebook заблокировал картину Густава Курбе «Происхождения мира», которую разместил в своем профиле копенгагенский художник Frode Steinicke. Стоит заметить, что оригинал картины хранится в известном Парижском музее д’Орсэ, специализирующемся на живописи импрессионистов и постимпрессионистов. В качестве протеста ряд пользователей разместил эту картину в качестве фотографии профиля на своих страницах[93].

В целом цензура Facebook воспринимается пользователями негативно. Социальную сеть обвиняют в агрессивной властной политике, в открытую называют их действия цензурой на уровне сайта, зачастую требуют объяснений примененных санкций (которые получают не всегда). Ситуация вокруг жесткого контроля над контентом породила даже особое сообщество, сосредоточенное на привлечении внимания к данной проблеме[94].

Google как наиболее заметный субъект цензуры

Являясь одновременно поисковиком, электронной почтой и конгломератом других сопутствующих сервисов с огромной посещаемостью, Google становится владельцем чудовищного количества личной информации, которая подлежит контролю и используется медиаконцерном в самых различных целях. Способы обращения с личной информацией, уровни ее защиты и возможности оглашения, анализ и фиксация истории пользовательских поисковых запросов – наиболее конфликтные в отношении регуляции контента области, и Google является объектом многочисленных нападок интернет-общественности за агрессивные меры слежения и контроля за пользовательской информацией. В течение последних двух лет тема «Google следит за тобой» – со всеми сопутствующими коннотациями относительно Большого Брата и всевидящего ока – остается одной из топовых в публикациях относительно Google[95].

С точки зрения пользователей, Google осуществляет жесткое вмешательство в свободное течение информации, ограничивая и направляя ее. Иначе говоря, осуществляя прямую цензуру.

Google регулярно оказывался в эпицентре конфликтов, напрямую связанных с контролем и регуляцией информации, когда основания компании для использования имеющейся власти и влияния представлялись неясными или спорными:

• Возможное злоупотребление результатами поиска. В 2007 году группа австрийских ученых отметила тенденцию использовать поисковую систему Google как «интерфейс реальности». Рядовые пользователи склонны полагаться на первые страницы поиска Google, заключая, что то, что не попало на них, либо не важно, либо просто не существует. Ученые заключили, что Google стал главным интерфейсом для всей реальности, результаты его поиска расцениваются как абсолютные[96]. Такой вид контроля – уже не только и не столько над информацией, сколько над способом ее интерпретации, своего рода «внутренней цензурой пользователя» – является на сегодняшний момент уникальной чертой Google. Как метко заметил исполнительный директор Google, Эрик Шмидт, «большинству пользователей Google нужен не для того, чтоб ответить на их вопросы, а для того, чтоб сказать им, что делать».

• Не менее интересно и другое явление – Google-бомба – феномен, при котором группой людей совершается организованная активность в виде постинга огромного количества тематических материалов, содержащих ключевые слова и выражения, с целью повлиять на предложения, появляющиеся в поисковой строке Google при введении запроса, а также изменить содержимое первых страниц выдачи поисковых результатов. С учетом содержимого предыдущего пункта списка данное действие напрямую ведет к изменению знаний остальных пользователей во всем мире по отношению к явлению, на которое было совершение воздействие[97].

• Занижение рейтинга и ранга сайтов. В 2006 году на компанию подал в суд родительский совет сайтов Kinderstart.com за то, что Google снизил их позицию в результатах выдачи и приравнял ранг сайта к нулю, что привело к потере 70 % их аудитории[98]. Тогда же был поднят вопрос о том, что сайтам приходится кооперироваться с Google, потому что он представляет собой ворота к миллионам пользователей. В целом Google неоднократно обвиняли в дискриминации сайтов, нечестной игре и смещении результатов в пользу Google-shopping перед лицом всего мирового интернета (что было опровергнуто главой Google Эриком Шмидтом, заявившим, что Google не создает условий в пользу своих товаров и услуг).

• Кэшированные данные – это промежуточный буфер с быстрым доступом, содержащий информацию, которая может быть запрошена с наибольшей вероятностью. Доступ к данным в кэше идет быстрее, чем выборка исходных данных из оперативной и внешней памяти, за счет чего уменьшается среднее время доступа и увеличивается общая производительность компьютерной системы. Сохранение кэшированных страниц, содержащих данные, которые уже могли подвергнуться редактированию или удалению правообладателем, регулярно становился причиной исков к Google от корпораций и физических лиц. Однако во время судебного процесса в Неваде Google смог доказать, что опция о несохранении кэша может быть отключена пользователем, и суд признал, что действия Google не являются нарушением авторских прав[99].

• Privacy. После ужесточения охраны privacy в США и Европе глава Google заявил, что если пользователь считает нечто объектом своей privacy, то ему следует убрать такую информацию с главной страницы, в противном случае всем, кого интересует неприкосновенность его частной жизни, придется смириться с тем, что поисковые системы, в том числе Google, сохраняют введенную информацию в течение некоторого времени, а также с тем, что эта информация может стать доступна спецслужбам. Международные организации по защите неприкосновенности частной жизни заклеймили Google также за то, что их серверы, расположенные в США, согласно законодательству страны, могут быть по принуждению государства раскрыты, и в 2007 году Google получила прозвище «Враг Безопасности»[100]. Глава Google Эрик Шмидт, реагируя на это, заявил, что будущее интернета за «истинной прозрачностью и нулевой анонимностью». «В мире асинхронных угроз слишком опасным было бы не иметь возможности идентифицировать вас». И добавил: «Если мне известны логи вашей переписки и геолокализация, я могу предсказать ваши дальнейшие шаги. Дайте мне 14 ваших фото – и я идентифицирую вас. Думаете, у вас нет 14 фото в интернете? Но у вас есть Facebook!»[101]. Также вопрос прайваси и Google встал ребром в тот момент, когда из-за случайного «бага» многие закрытые Google-доки стали доступны всем пользователям[102].

• Треккинг. На протяжении многих лет Google активно подозревается в отслеживании пользовательских перемещений в Сети и их анализе с помощью корпоративных сервисов типа Google-analytics, сохраняя IP на каждом из участков и осуществляя кроссдоменное веб-отслеживание. По факту на сегодняшний момент нет прямых данных о том, что Google делится этой информацией с правительством или спецслужбами, но такие подозрения продолжают постоянно возникать, в силу того что представляют огромный интерес как для них, так и для крупных корпораций и, соответственно, потенциально связаны с вопросами национальной безопасности.

• Критика Gmail. Политика обработки данных электронной почты Google неоднократно подвергалась критике за то, что уровень вмешательства в переписку и уровень обработки почты выходит далеко за рамки корректного использования. В 2004 году 31 общественная организация подписала письмо с требованием приостановить службу Gmail до тех пор, пока требования неприкосновенности частной жизни не будут разрешены надлежащим образом. Также в письме были озвучены призывы к Google разъяснить политику сохранения и обмена данными между своими сервисами[103]. Организации выразили озабоченность тем, что предоставление частной информации третьим лицам снижает доверие к поставщику услуг электронной почты, нарушает неприкосновенность частной жизни и создает опасный прецедент для свободного течения информации в интернете. В 2013 году Майкрософт запустил рекламную кампанию против сканирования компанией Google содержимого электронной почты. Майкрософт заявили, что они, мол, так не делают, и назвали проблему прайваси «криптонитом Google»[104]. Также критике подвергся неограниченный срок хранения Google информации и их возможные связи с ЦРУ и АНБ (Агентство Национальной безопасности).

• Streetview и Googlemaps – одними из наиболее конфликтных способов слежения за пользователем, осуществляемых Google на стыке офлайн– и онлайн-пространств, являются сервисы Streetview и Googlemaps, которые собирают не только информацию о том, какие маршруты интересовали вас и были загружены в навигационные сервисы, но и информацию о физическом расположении вай-фай сетей, встреченных на пути автоматических Google-каров. По сути, эти данные позволяют соединить всю полноту онлайн– и офлайн-информации о пользователе. В промежутке между 2006 и 2010 годами Google собрал более 600 гигабайт информации из сетей вай-фай более чем в 30 странах. И, как мы помним, эта информация хранится неограниченное время, постоянно пополняется и соотносится с другими смежными данными, имеющимися у Google и касающимися как онлайн-, так и офлайн-миров. При этом по решению немецкого суда Google согласился не использовать сервис Streetview на территории Германии, подчеркнув, однако, что уже собранные данные останутся у них[105].

• В последний год одной из наиболее частых причин нападок на Google стал отказ компании подписать соглашение «Do not Track» для своего браузера Chrome. Правда, после обильного общественного недовольства и обвинений в том, что это «позор», Google согласился подписать соглашение для своего браузера с конца 2012 года.

Резюме

Регулирование контента на уровне крупных интернет-сайтов стало нормой. Причем в отличие от регулирования контента государством, которое встречает бурное сопротивление со стороны общественности, за площадками признается большее право на контроль и установление правил. Конфликт и неприятие такого контроля со стороны пользователя начинается, как правило, там, где сайт отказывается вступить в диалог, объяснить причины блокировки контента (аккаунта) и не считает нужным совершить акт «прозрачности» – предоставления отчета о запросах информации, конфликтных ситуаций и принятых решениях. Для того чтобы существовать в юридической и социальной безопасности, сетевому сообществу необходимо создать некоторый корпус норм и правил, который, с одной стороны, делал бы возможным саморегуляцию, с другой – на установленном законодательно уровне давал бы возможность государству вмешиваться в работу сетевого ресурса, напрямую или опосредованно проводя политику регуляции его деятельности, и с третьей – сообщить пользователю об уважении его права на обладание информацией, хотя бы в виде знания о формах ее ограничения.

Эта ситуация приводит к интересному эффекту: реальная картина взаимодействия между пользователем, администрацией и государством может разительно отличаться на практике от той, которая прописана в официальных нормах. Правила внутреннего регулирования могут оказываться всего лишь проводником и инструментом внешней экспансии государства; либо, как в случае Google, они могут создавать сопротивление, стремясь сохранить некоторые привилегии за собой или пользователями, являющимися членами сетевого сообщества. Наконец, интенция, идущая от участников ресурса, может встать в оппозицию как внешней, так и внутренней нормативности, активно сопротивляясь обеим. В конфликтных случаях решающим часто оказывается не официальный порядок регулирования деятельности ресурса, а конкретная расстановка сил и интересов в поле взаимодействия сетевой площадки, пользователя и государства.

При этом социальные площадки имеют высокий удельный вес в актуальном контроле интернет-контента, являясь базами сопряженных личных и социальных данных миллионов людей, ежечасно добровольно пополняющих информацию о себе множеством онлайн– и офлайн-данных. На сегодняшний день гиганты типа Google могут позволить себе отказать правительствам в их обращениях, руководствуясь причинами, далекими от юридических.

Еще один вид цензуры – это цензура работодателя, корпорации, этики профессионального поля. Он диктует свои, неоднозначные, узкоспецифические и подчас экспансивные правила.

После возникновения социальных медиа как повседневной практики перед работодателями и обществом встали два вопроса:

блокировать или нет социальные сайты на рабочем месте;

какие из видов активности допустимы для работника компании на социальных сайтах в то время, когда он на работе и когда он за ее пределами.

По поводу блокировки доступа к социальным сетям на рабочем месте до сих пор идут дискуссии[106]. Однако на данный момент количество подобных дискуссий снизилось, и в большинстве компаний социальные сети открыты. В центре внимания сейчас находится вопрос о том, какие последствия могут иметь разнообразные действия работника в интернете. Например, вправе ли компания увольнять работников, которые жалуются или оставляют ненадлежащие комментарии о своем работодателе.

Основной спор пролегает в пространстве между обозначением социальных медиа как публичного либо частного пространства. Соответственно, решается вопрос о «необоснованном вмешательстве в частную жизнь» и «публичном высказывании», которое отлично от высказывания ограниченному кругу лиц в офлайне (прежде всего потому, что его можно сохранить и предъявить большому числу людей).

Юристы предлагают решать эту проблему, разрабатывая кодексы поведения работников в социальных сетях, где в явном виде прописано, какие высказывания запрещены в соответствии с трудовым договором[107].

На сегодняшний день такие кодексы – более чем распространенная практика[108].

При этом сегодня стандартной процедурой становится не только разработка такого кодекса, но и юридическое подтверждение его легитимности[109]. В 2011 году в США по отношению к социальным сетям работники стали применять закон от 1935 года, который в свое время стал толчком для развития рабочего движения[110]. Данный закон дает работнику частных компаний право выражать претензии по отношению к безопасности, оплате и другим условиям труда. В течение 2011 года более 100 работодателей были признаны виновными в нарушении данного закона, а увольнения работников признаны нелегальными[111]. Права работников в этом случае защищает Национальный Совет Рабочих Отношений (NLRB)[112] – независимое агентство американского правительства, которое расследует и борется с «нечестными практиками трудовых отношений» (независимость агентства в этом случае подразумевает ограниченность права президента на увольнение агентства или его членов). Эта ситуация поставила вопрос о прояснении и уточнении допустимых политик поведения работников, а также вопрос о том, что делать при возникновении прецедентов[113].

Глава NLRB Соломон Лаф в сентябре 2011 года в интервью относительно описанных прецедентов открыто указал не только на то, что закон не запрещает критиковать компанию-работодателя, но также и на то, что предписания кодексов поведения в социальных медиа у большинства компаний сильно расширены и не соответствуют правам работника относительно закона.[114].

Одним из основных аргументов работодателей для проверки содержимого компьютера является тот факт, что компьютер принадлежит компании.

Однако данный закон защищает не любое высказывание на тему работы и не любые негативные комментарии, а лишь такие, которые имели целью обсуждение с другими условий труда с целью их улучшения или включения в обсуждение менеджмента компании. В случае когда жалоба на компанию появилась на стене сенатора, NLRB не стали заниматься этим делом, апеллировав к тому, что работник до этого не выражал свои жалобы компании и другим работникам, а значит, не пытался конструктивно обсудить их с целью улучшения (что является важной частью формулировки)[115].

Очень известным, и даже в какой-то мере знаковым для рассматриваемой области, стало дело 2011 года о сотруднике компании BMW, пожаловавшемся на качество хот-догов, подаваемых на мероприятии компании, чье увольнение было признано незаконным благодаря действиям NLRB, а высказывание о хот-догах – обсуждением условий работы[116].

На сегодняшний момент, ввиду того что граница между допустимым и недопустимым так и не поставлена с окончательной точностью и решения принимаются почти всякий раз (за исключением очевидных) относительно индивидуального случая, на сайтах для работников и работодателей (как для США, так и для Европы) почти всегда можно найти:

• «памятку» о мерах предосторожности постинга в социальных медиа[117];

• либо же руководство для работодателей по созданию максимально чувствительного и безопасного с точки зрения закона руководства по пользованию социальными сетями[118];

• либо руководство по аккуратному постингу для работников[119]

Увольнение работников из-за действий в социальных медиа

Обвинения, которые выдвигались и выдвигаются против работников, преимущественно касаются таких видов активности, которые имеют место и в офлайн-жизни и по отношению к которым социальные сети являются лишь одним из возможных медиа, например клевета, разглашение корпоративной информации и т. д.

Но начинают возникать и ситуации, возможные только в эпоху социальных медиа, когда либо сама суть / устройство социальных медиа становятся причиной проблем, либо активность работника в социальных медиа является неотъемлемой частью профессиональной деятельности и должна быть рассмотрена в особых рамках. Примером первого типа может быть нашумевшее в 2012 году в США дело Картера. Заместитель шерифа Робертса после процесса переизбрания последнего оказался уволен за то, что в ходе кампании нажал кнопку «like» на странице политического соперника Робертса[120]. Суть вынесенного решения базировалась на том, что нажатие кнопки «like» не является речью и потому не попадает под защиту Первой Поправки, а также на том, что архитектура сайта подразумевает, что после нажатия кнопки «like» все, кто были в друзьях, видят визуально отображаемую в ленте информацию о том, что «А нравится В». Дело вызвало большую общественную реакцию, в особенности та часть, где сомнению подвергается факт, является ли «лайк» речью[121].

Примером второго типа может служить предвыборная кампания Митта Ромни 2012 года, когда 21 июля число его фолловеров в Twitter начало стремительно расти, что было немедленно отмечено в блогах[122] и прессой[123]. Ромни был моментально обвинен общественностью в покупке «фейковых» аккаунтов, что стало причиной дискуссий о его непопулярности в реальности. Однако представители Ромни заявили о непричастности к этому, обратив внимание на тот факт, что покупка фолловеров является анонимным актом и это мог сделать кто угодно в целях черного пиара. Ввиду неоднозначности, зависимости от архитектуры самой технологии и множественности возможных интерпретаций случай стал заметным прецедентом. Универсальная доступность технологии, возможность полной анонимности автора действия, непредставимая ранее в таких масштабах, позволяет расширить количество потенциальных участников политической дискуссии и заметно меняет ее характер и репертуар[124].

Другим видом совмещения вопросов политических, профессиональных и сетевых, а также подтверждением нового типа перформативной силы новых медиа является пример Дениз Хелмс из Калифорнии, разместившей в своем Twitter расистское высказывание относительно президента Обамы, в котором, помимо прочего, она желает президенту смерти. «The n*gger… maybe he will get assassinated this term..!» («ниггер… надеюсь, его убьют во время этого срока!»). Позже Дениз, не отрицая, что убийство Обамы «не расстроило бы ее», в интервью каналу Fox заявила, что в тот вечер «у нее вырвалось», а на самом деле она не расистка.

Далее разворачивается ситуация, иллюстративная для американской культурной ситуации. Реакция на высказывание поступила от работодателя, озабоченного образом своей компании и возможными снижениями доходов в связи с этим событием в большей степени, чем можно было бы предположить. Несмотря на то что, согласно заявлениям работодателя (компании Cold Stone Creamery), оформленные ясные высказывания против президента являются преступлением и находятся в ведении Секретных служб, эти службы не проявили желания арестовать Дениз. Зато она была немедленно уволена за высказывание, ни в коей мере не связанное с ее профессиональной деятельностью и не подвергшееся никаким более дисциплинарным взысканиям[125].

Энциклопедическим во всех смыслах (буквально – в смысле попадания в Википедию) стал пример экс-конгрессмена Энтони Вейнера, который, еще находясь на государственной службе, послал с помощью личного аккаунта в Twitter картинку сексуального содержания 21-летней девушке. Скриншоты исходного сообщения Вейнера и фото были получены консервативным блогером Эндрю Брайтбартом, который опубликовал их на своем веб-сайте BigJournalism на следующий день. Помимо этого, Вейнер неоднократно делился и другими материалами сексуального характера, уже находясь в браке (при этом, как выяснилось позже, часть его собеседниц были поддельными аккаунтами, созданными представителями партии консерваторов для слежения за Вейнером). Несмотря на то что он отрицал наличие сексуальной связи с этими женщинами, 16 июня 2011 года он был освобожден от занимаемой должности. Впрочем, спустя полгода, в марте 2013 года, стало известно о его планах по возвращению как в Twitter, так и в политику. Он даже собирался баллотироваться в мэры Нью-Йорка.

Вопрос допустимого для политика поведения в социальных сетях вообще является сложным для США. В общественных дискуссиях критике может подвергаться даже просто использование политиком интернет-жаргона в личном аккаунте Twitter[126].

Особым типом увольнения в социальных медиа становятся случаи, когда, сдвигая рамку «личного – публичного», соцсети служат средством обличения работника во лжи различными косвенными способами. Уже не содержимое самой публикации становится причиной увольнения, но его соотношение с иными фрагментами информации. В июле 2012 года 29-летняя канадка Натали Бланшар, работающая в канадском отделении IBM, лишилась своей медицинской страховки из-за фотографии в Facebook. За год до этого ей был поставлен диагноз «депрессия», в связи с чем страховая компания Manulife платила ей пособие по временной нетрудоспособности. В Facebook Бланшар разместила фотографию, где она улыбается и позирует на пляже. В страховой компании решили, что клиентка выздоровела и спокойно может работать дальше. По мнению Бланшар, компания прекратила платить пособие именно на основании фотографии из социальной сети. В компании Manulife от комментариев по данному случаю отказались. Но все-таки намекнули, что «не видят повода не обращать внимания на сведения, полученные из источников вроде Facebook»[127]. Другой пример: сотрудница фирмы National Suisse (Швейцарская компания) была уволена с работы за то, что, пожаловавшись на мигрень, она сказала, что работу будет выполнять дома в темной комнате. Ей разрешили остаться дома, но в тот же день работодатель увидел ее в одной из социальных сетей. Ее посещение социальной сети было зафиксировано в самый разгар рабочего дня. Сотрудницу сразу же уволили[128].

За пределами США наблюдается гораздо менее сильная зависимость работника от работодателя, меньшее внимание к времени, проведенному вне рабочего места, и даже в случае прямой агрессии в отношении работодателя, приведшей к увольнению, озвученная публично причина чаще всего будет иной. Важность и социальная неприкосновенность личности видна за пределами США более отчетливо. Характерны примеры из Канады и Франции. Первый произошел в сентябре 2011 года с 25-летним работником Старбакса Кристофером Криствеллом, разместившем на YouTube весьма сатирическую песню о компании, в которой он работает (в частности, в ней есть строки «Это всего лишь чашка кофе / Дайте мне отдохнуть / Я не должен мириться с этим за минимальную зарплату»[129]. После размещения видео быстро стало популярным, а вскоре и настоящим вирусом, было размещено на сайте «Сплетни Старбакса» и даже на национальных новостных порталах, чем, конечно, привлекло внимание корпоративных боссов. После нескольких встреч с ними Кристофер был уволен.

Пример из Франции не менее показателен. В январе 2013 года из сети быстрого питания Quick был уволен сотрудник, опубликовавший 240 твитов о повседневности своей работы, включающих описания нарушения санитарно-гигиенических условий и управленческих злоупотреблений. Основанием для увольнения (и искового заявления в суд о клевете) послужил тем не менее не сам постинг, но лишь проведенное служебное расследование, согласно которому описанное не является правдой, и лишь по его завершении сотрудник был уволен[130].

Личное и профессиональное пространства оказываются теперь взаимосвязанными, и с приложением минимальных усилий работодатель оказывается допущен в сугубо частную жизнь своего работника. С другой стороны, иначе строятся отношения публичности – приватности у тех, кто связан некими рамочными отношениями в рамках профессионального поля, но в социальных сетях пытается руководствоваться иными ролевыми моделями.

Где, например, находятся рамки допустимой онлайн-близости учителя и ученика? Учитель одной из школ в Бронксе вынужден был расстаться со своей работой из-за того, что чересчур откровенно общался со своими учениками на страничках Facebook. Были обнаружены его комментарии «сексуальная штучка» под размещенными ими фото. Другому учителю, Эшни Пэйн из Калифорнии, пришлось покинуть учительское кресло из-за найденной на Facebook фотографии, где она изображена с бутылкой алкогольного напитка в руках. На сегодняшний день известно, что она подала в суд в надежде вернуть свое место работы. Законодательство США комментирует ситуацию с учителями следующим образом. Речи учителей онлайн могут быть как защищены Первой поправкой, так и нет, и зависит это от того, выражали ли они свою позицию как частное лицо либо как представитель госслужбы. В последнем случае высказывания должны быть тщательно проверены, так как они не будут защищены законом о свободе слова. В целом в США чаще всего учителям советуют не контактировать со своими учениками и студентами в соцсетях[131].

Священнослужителям как представителям особого профессионального поля также удалось испытать на себе границы допустимого в социальных сетях. Оба случая произошли в Испании. В 2011 году очень популярной была история об отстранении от сана Самуэля Мартина по обвинению в мужской проституции[132].

В прошлом году интернет долго обсуждал требование покинуть женский монастырь Санто-Доминго эль Реал в Толедо, в котором она прожила последние 35 лет, предъявленное Марии Хесус Галан по причине того, что та слишком много времени проводила в Facebook. Незамеченным церковной администрацией при этом остался тот факт, что сестра Мария интернет (как ее теперь все называют) провела оцифровывание монастырских книжных архивов и выложила их в Сеть, «чтобы сделать мировым достоянием», да и вообще, активно осуществляла репрезентацию монастыря на просторах интернета. Интернет-общественность бурно негодовала по данному поводу, а сестра Мария обрела мировую известность и всенародную любовь.

Все большее распространение получает должность «online community manager», в обязанности которого входит, помимо прочего, слежение за аккаунтами сотрудников на предмет наличия там материалов ненадлежащего содержания. Но и здесь в отношении социальных медиа встает масса вопросов, не существовавших ранее. Например, считать ли «стукачеством» размещение в личном блоге (а не в сообщении руководству компании) информации, не связанной ни с чьим профессиональным статусом и отсылающей лишь к сказанной в кулуарах шутке?

В этом контексте показателен пример Адрии Ричардс, произошедший в марте 2013 года на IT-конференции PyCon. Программист Адрия почувствовала себя оскорбленной шутками мужчин, сидящих неподалеку, о чем и поспешила сообщить на страницах своего Twitter, имеющего множество фолловеров ввиду общественного характера ее деятельности: «Not cool. Jokes about forking repo’s in a sexual way and “big” dongles. Right behind me»[133].

Твит имел последствия в виде увольнения одного из шутников с формулировкой для Адрии от его работодателя, что «они разобрались с этим». Однако интернет-общественность оказалась не столь толерантной и разразилась недовольством: Reddit и другие интернет-коммьюнити заклеймили Адрию не только за очевидную необъективность (ведь, как выяснилось, лишь половина высказывания молодых людей могла иметь сексистский характер, а во вторую его внесла сама Адрия силой собственного воображения и интерпретации), но и за использование трансляционного ресурса своей странички, со всей очевидностью понимая уровень возможных последствий. А чуть позже, найдя на ее страничке куда более «сальные» шуточки за авторством самой героини, интернет окончательно выступил против Адрии, обвинив ее в крайней степени лицемерия, примененного во вред другому, о котором она даже не потрудилась задуматься; и в течение нескольких дней на просторах блогосферы развернулся ряд весьма саркастических дискуссий[134], были устроены хакерские атаки на ее блог, а также на сайт компании, в которой она работала[135]. Все вкупе, и особенно последнее, стало причиной увольнения ее самой.

Вполне естественно, что при наличии подобного типа отношений социальные медиа становятся опасным и слабым местом для работников, а профессиональная идентичность приобретает совсем иной статус и уровень актуальности (напомним, что, например, здравоохранение также крепко завязано на работодателя). Интересно и то, какой выход из ситуации находят американские работники (в чем-то это созвучно тому, как решается вопрос с цензурой), когда для защиты своих прав они используют законы, написанные для защиты рабочего движения в начале века, кода вопрос прав был столь же зыбок. Помимо описанного выше примера с законом 1935 года (защищающий обсуждения условий труда), в январе 2013 был зафиксирован новый прецедент: к ситуациям в новых медиа стал также применяться комплекс законов 1933-1936 годов New Deal-era law (защищающих, в частности, право на стачку или пикет[136]).

Примером применения служит, в частности, ситуация, начавшаяся в 2010 году, когда адвокат по делам, связанным с домашним насилием, Мариана Кол-Ривера (Mariana Cole-Rivera), написала в Facebook, что один из работников ее компании обвинял сотрудников в лени, и данный пост прокомментировали упомянутые, заявив, что вообще-то они тяжело работали.

По возвращении на работу в Hispanics United of Buffalo пятеро из них были уволены за то, что натравили на компанию службу по борьбе со служебными злоупотреблениями.

Мариана в ответ заявила, что данный прецедент может быть рассмотрен в русле New Deal-era Law, и наконец в декабре 2012 года NLRB согласилась с этим. В издании Slate активно обсуждался вопрос о том, в каких именно случаях возможно применение NLRB данного комплекса законов, касающихся «защиты согласованной активности» (как, например, согласованные действия комментаторов поста Кол-Риверы) по отношению к социальным сетям.

Судебные дела прошлого, откуда пришли эти законы, уже установили некоторое количество факторов (число вовлеченных работников и т. д.) для определения и квалификации «активизма» как защищенного вида активности. Торговая Палата США надеялась, что NRLB поднимет для социальных медиа планку немного повыше – с учетом того, как важен социальный имидж для работодателей сегодня, – но напрасно[137].

Можно говорить о сложившемся и устоявшемся мнении как в США, так и в других зонах англоязычного интернета, что Facebook – это не только способ поиска работы, но и ее потенциальная потеря. Причем, ввиду беспрецедентно широкого репертуара возможных поводов для увольнения, чаще всего можно встретить утверждение опасности использования соцсетей в принципе, ведь основанием для увольнения может стать любое возможное снижение доходов работодателя, к которому ты оказался причастен любым способом.

Каждый пользователь крупной социальной сети может пожаловаться на любой контент, размещенный другим пользователем, будь то спам, сцены насилия, фрагменты частной переписки или политический манифест. И люди активно используют это право.

Коммуникации в интернете – предмет регулирования не только со стороны правительственных агентств и интернет-площадок. Любой коммуникативный акт, любое размещение контента могут подпадать под еще один, неявный и никак не формализованный род цензуры. Это «цензура равных», «цензура толпы» или «самоцензура». Данный феномен усиливается год от года.

Писатель Чайна Мьевиль заявил в интервью «Гардиан»: «Существует множество вещей, которые не следует говорить. Мы цензурируем себя все время, и это чертовски верно. Наши умы полны всякого хлама, который мы накапливаем от года к году»[138].

Можно выделить несколько видов «самоцензуры»:

1) Удаление собственного контента автором под воздействием причин морально-этического или иного толка;

2) Модерирование контента сайта групповым способом путем голосования за его право на существование;

3) Коллективное воздействие большого числа пользователей с целью регуляции контента;

4) Жалобы с требованием удалить контент других пользователей;

5) Формирование отзывов о существующем контенте с целью его ранжирования и оценки следующими пользователями.

Самостоятельное удаление контента автором

Все большее влияние на размещение материалов в личных блогах оказывает представление о том, что его читателем может оказаться не только и не столько круг близких людей, но и потенциальные работодатели и весь интернет в целом. Все более частыми становятся размышления пользователей о том, что, в отличие от реплики в частной беседе (которую, казалось бы, имитируют интернет-высказывания и комментарии в блогах), твой текст останется в Сети навсегда, и ты не в состоянии контролировать, кто, когда и в каком контексте прочтет его. Вопрос о сохранении всех высказываний и их потенциальной доступности постепенно превращает сообщества web 3.0 из утопических «здесь все можно сказать» в невротические «здесь все остается навсегда». С другой стороны, причиной для самоограничения контента в интернете оказываются различные неписаные нормы, случившиеся в прошлом прецеденты и скандалы, актуальное состояние интернет-коммьюнити, и эти внешние факторы действуют подчас куда надежнее внешних механизмов цензурирования.

Самоцензура может быть продиктована либо причинами внутреннего толка (например, морально-этическими рамками), либо результатом давления внешних факторов (имеющихся в интернет-сообществе и угрожающих автору некими санкциями в случае нарушения).

За годы существования личных блогов большинство пользователей уже имеет за плечами сотни высказываний (которые подчас агрессивны, нецензурны, противоречат друг другу). Но практика их внешней оценки и использования вне изначальной площадки работает в полную силу лишь сейчас. И теперь все большее число пользователей перед размещением скабрезной картинки или сомнительного с точки зрения этики высказывания начинают задумываться не только о том, насколько оно отражает то, что хотелось выразить, но и о том, какие последствия оно может повлечь. А это, в свою очередь, приводит к изменениям в самом способе пополнения интернета контентом. Важность данного феномена иллюстрирует, например, факт, что англоязычный интернет в последние годы полнится руководствами о том, как правильно ограничивать свои проявления в социальных сетях, чтобы не навредить карьере[139].

Теперь офлайн-социальная идентичность пользователя начинает диктовать ему свои правила коммуникации. Либо пользователи предпочитают публиковать меньше контента во избежание непредвиденных ситуаций.

Причиной не публиковать информацию о себе становится для пользователей неуверенность в том, что их новости и мнения достаточно интересны и креативны, сомнения в духе «не слишком ли это легкомысленно» или «не будет ли это со стороны выглядеть как нытье и не вызовет ли контент нареканий и споров у френдленты» (вообще, наблюдается тенденция к отказу от постинга негативных мнений и эмоций)[140].

При этом примерно половиной неопубликованного контента пользователи готовы были бы поделиться при условии гибких настроек приватности – с близкими друзьями, либо с теми, кого они хорошо знают в реальной жизни, либо просто с теми, кто, как им кажется, оценит конкретный пост.

В целом же критерии выбора тем для постинга в социальных сетях сейчас таковы: относиться к тому, что публикуешь в социальных сетях, как к тому, что говорится в публичном (а не личном) пространстве[141].

Именно самоцензура станет основным инструментом ограничения контента в интернете в условиях юридической защиты свободы слова в странах западных демократий.

«То, что мы не разрешаем себе обсуждать – иногда по уважительной причине, иногда нет, – может заставить наши голоса утихнуть столь эффективно, как не смогло бы никакое правительство или корпорация… Цензура не оставила мир. Она просто находит новые пути»[142].

Обратной стороной (или закономерным продолжением) описанного процесса становится отказ от потребления некоторой информации, такой, которая может спровоцировать на эмоциональные реакции, необдуманные высказывания и резкие оценки. Потенциально такой информацией является любой контент, содержащий точку зрения, альтернативную точке зрения пользователя. Такая позиция приводит к решению вообще хранить молчание – не потреблять контент и не творить его.

Вот очень показательная рефлексия блогера:

«Я вообще стараюсь не читать то, с чем, знаю, буду категорически не согласен (за исключением ситуации, если это написано тем, кого я уже знаю и кто будет уважать мое право иметь другое мнение). И если я все-таки читаю то, что вызывает скрежет зубов и покалывание в позвоночнике, а пальцы стремятся начать строчить – я занимаюсь самоцензурой. Т. е. я не комментирую. Я не спорю. Я вообще редко что-либо говорю.

Я проверил на своей шкуре и решил не читать:

• Комментарии к новостным сюжетам.

• Плохие отзывы о любимых книгах.

• Статьи и блоги, которые проливают свет на злоупотребления или оскорбительные ситуации.

• Статьи и блоги, пропагандирующие любую религию или религиозные убеждения за счет других мнений.

• Все, что вызывает скрежетание зубов в течение первых двух предложений»[143].

Закономерным следствием описанной проблемы присутствия кого-то третьего в твоей личной блогосфере становится конфликт идентичностей и желание восстановить подлинные отношения с собой, не задумываясь о том, как будет оценен контент работодателем или кем бы то ни было иным:

«Когда дело доходит до социальных медиа, у меня есть новая стратегия. Моя новая стратегия – забыть о своей аудитории и остановить самоцензуру. Я хочу подлинных отношений в жизни, я хочу найти подлинного себя, и я думаю, что первый шаг к этому – оставить нормированный образ себя»[144].

Родительский контроль

Вторым (но не по значимости) способом цензуры интернета на уровне пользователей является родительский контроль над контентом, ввиду того что защита детства в интернете уже давно признана насущной необходимостью. Дети, по сравнению со взрослыми, более уязвимы по отношению к последствиям всего, в том числе и свободы слова. Поборники родительской цензуры говорят не только о защите от порнографии или педофилов – речь идет, например, о том, насколько полезно девочкам-тинейджерам получать в качестве канона красоты тысячи изображений анорексично худых и отретушированных в фотошопе нереалистичных лиц. Дополнительную опасность представляет постоянно возрастающая социальная роль интернета: подросток теперь не только и не столько просто черпает информацию, сколько проходит полноценный процесс социализации[145].

Родительское цензурирование интернет-контента, являясь одним из наиболее актуальных трендов цензуры интернета, может осуществляться, блокируя ребенка от набора сайтов или ключевых слов, признанных родителем опасными. В ответ дети вооружаются программным обеспечением, позволяющим обмануть родителей[146].

Популярен в этом качестве, например, сервис Snapchat – материалы, опубликованные с его помощью, автоматически уничтожаются в течение нескольких минут или даже секунд вскоре после постинга, – решающий проблему того, что опубликованное тобой в Сети останется там навсегда.

При этом, несмотря на активное недовольство родителей, заявляющих о том, что данный сервис представляет опасность для тинейджеров, его создатели заявляют, что ресурс просто направлен на защиту privacy.

«Во многом он (сервис) используется для сокрытия сообщений в целом в целях защиты вашей частной жизни, поскольку на самих устройствах предостаточно способов ее контроля. Честно говоря, мы достаточно открыты для тех, кто может взять ваш телефон»[147].

Вопрос о родительском контроле интернета тесно связан с достаточно конфликтной точкой зрения о том, что именно так может и должно выглядеть цензурирование интернета, ведь в большинстве западных демократий защита детства является основной причиной для цензуры. Сторонники такой позиции считают, что урезание контента должно осуществляться конкретными обеспокоенными родителями, в соответствии с их представлениями об информационной безопасности (а не на уровне государства в законодательном порядке, что неизбежно заканчивается обильными злоупотреблениями), но с учетом того, что дети постарше все равно найдут способ обойти ограничения[148].

Конец ознакомительного фрагмента.