IV
Опьянение страстью
Странные, незнакомые ему до сих пор ощущения переживал Осип Федорович в присутствии этой очаровательной женщины.
Глядя на нее, он чувствовал, что почти лишается свободы воли, и кроме того, по его телу разливалась какая-то сладкая истома, лишающая сил, в виски стучала приливавшая к голове кровь, по позвоночнику то и дело как бы пробегала электрическая искра и ударяла в нижнюю часть затылка.
Это были ощущения чисто физические, но до такой степени парализовавшие ум, что Пашков стоял, как окаменелый.
Он ничего и никого не видел, кроме баронессы.
Ему показалось, что он в первый раз в жизни видит женщину.
Несмотря на его зрелый возраст, это было так.
Немногим из нас и, может быть, к счастью, удается встретить женщину, хотя мы влюбляемся, ухаживаем, обладаем разнопольными нам существами, женимся, но женщины в полном значении этого слова, со всеми ее хорошими и дурными, в общем, соблазнительными качествами, встретить иногда, повторяем, не удается во всю жизнь.
Встреча с женщиной в полном, быть может, низменном значении этого слова охватывает всего человека, она мчит его, как налетевший ураган, туда, куда хочет, без сознания, без воли и, пожалуй, без цели, так как цель – это сама она, наполняющая все существо мужчины.
Это-то и случилось с Осипом Федоровичем, женившемся года три тому назад по любви и, как ему по крайней мере казалось, безумно любившим свою жену.
Не увлекавшийся серьезно в молодости – если не считать мимолетные интрижки студента – он думал, что он принес жене все сокровище чистой нетронутой любви, весь пыл молодой страсти.
Он ошибался в последнем – страсти он не знал, она охватила его впервые здесь, на балу у Гоголицыных, при виде этого невиданного им до сих пор существа – женщины.
У Осипа Федоровича явилось безумное, непреодолимое желание быть ей представленным.
Мимо него проходил один из его приятелей, доктор Столетов, и он, схватив его за руку, спросил, не знает ли он баронессы фон Армфельдт.
– И вы туда же, – проговорил он. – Извольте, я вас представлю, я знаком с баронессой. Но, мой друг, ваше желание безрассудно: эти русалочьи глаза погубили не одного смертного!
В ответ на его слова Осип Федорович нетерпеливо попросил его подойти к белокурой красавице, только что окончившей вальсировать.
Столетов подошел к ней и, сказав ей что-то, указал глазами в сторону Пашкова.
Молодая женщина пристально взглянула на него и, спросив что-то в свою очередь, сделала утвердительный знак головой.
Через минуту Осип Федорович стоял перед ней и любовался вблизи этим чудным лицом.
Назвав Пашкова, Столетов удалился.
Осип Федорович сел на стул рядом с баронессой и несколько смутился, увидев, что ее зеленые глаза внимательно смотрят на него.
Заметив его полусмущенный, полувопросительный взгляд, она улыбнулась.
– Не удивляйтесь моему любопытству, я так много хорошего слышала о вас, что сама давно желала с вами познакомиться.
Ее голос с мягкими, низкими нотами приятно действовал на нервы своей доводящей до истомы мелодией.
Пашков молчал, чтобы слышать дальше звук этого голоса.
– Я не понимаю, почему я до сих пор нигде с вами не встречалась, – продолжала она. – Вот уже два года, как я безвыездно живу в Петербурге.
– Это не удивительно, баронесса, – сказал он, – я очень редко выезжаю в свет, и мне трудно было вас встретить.
– Да, конечно, вы деловой человек, – заметила уже серьезно она, – не то, что мы, грешные, превращаем день в ночь и наоборот, бросаемся с одного вечера на другой и не знаем чем и как убить время, полное праздного досуга.
Что-то странное в тоне ее голоса заставило его спросить ее:
– Вы не любите выезжать, баронесса?
Она задумчиво взглянула на него.
– Право не знаю. Я думаю, что это я делаю по привычке, потому что так делают другие, сама же я уже давно потеряла интерес к подобным удовольствиям, я гораздо более…
Ее прервал гусар, просивший ее на вальс.
Она взглянула на Осипа Федоровича, как бы говоря: "вы видите, я должна танцевать", и грациозно положила руку на плечо своего кавалера.
Когда она опять очутилась около Пашкова, за ее стулом уже стоял новый кавалер.
Она сделала нетерпеливое движение, но не отказала и ему.
На этот раз, окончив танец, она остановилась против Осипа Федоровича и, слегка запыхавшись, сказала:
– Здесь мне не дадут покоя, пойдемте в гостиную, мне хочется поболтать с вами.
Удивленный и обрадованный таким неожиданным вниманием, он поспешил подать ей руку и с невольным чувством гордости повел ее в соседнюю комнату.
Завистливые и ревнивые взгляды провожали их.
У самых дверей гостиной к баронессе подошел граф Шидловский.
– Вы обещали мне эту кадриль, Тамара Викентьевна, надеюсь, вы не забыли? – проговорил он, бросая на Осипа Федоровича недовольный взгляд.
– Я не забыла, граф, но тем не менее танцевать не буду, я очень устала и хочу отдохнуть.
Молодой человек слегка побледнел и, поклонившись, отошел, а она поспешно увлекла Пашкова из залы.
– Наконец-то я спасена, – засмеялась она, бросаясь на маленький диванчик, стоявший в углу и полускрытый трельяжем, – надеюсь, меня здесь не скоро отыщут!
– Бедный граф, он, кажется, был очень огорчен вашим отказом, – сказал Осип Федорович, садясь, по ее приглашению, рядом с нею.
– О, он должен привыкнуть к моему обращению. Я никогда не церемонюсь с молодежью. Но довольно об этом! Скажите лучше, мне это очень интересно знать, слышали вы что-нибудь обо мне раньше нашего знакомства?
Он был смущен ее вопросом: сказать ей то, что он только что сейчас слышал, было невозможно, не говорить ничего было невежливо.
– Странный вопрос, баронесса, – уклончиво отвечал он, – вы знаете, что вы слишком заметны, чтобы о вас не говорили.
Она усмехнулась.
– Не правда ли, я так хороша собой, что каждый считает долгом делать обо мне свои замечания?
Ее слова и горько-насмешливый тон поразили Осипа Федоровича.
– Вы жалуетесь на свою наружность, баронесса?
– О, нет! – точно испугалась она и сейчас же рассмеялась: – Этого я не могу сказать.
Лицо ее приняло спокойно-простодушное выражение.
– Вы удивляетесь моей самоуверенности? Но я нахожу глупым отрицать то, что очевидно. Что может быть смешнее, когда на самом деле красивая женщина в ответ на комплименты наивно отвечает: "Ах, что вы говорите, во мне нет ничего красивого".
Пашков молча любовался ею.
– Я сама не люблю комплиментов, потому во-первых, что они слишком банальны, а во-вторых потому, что нахожу совершенно лишним выслушивать то, что сама давным-давно знаю.
Эта женщина решительно ставила в тупик Осипа Федоровича. Что мог он ей ответить после подобных заявлений?
Выражение лица ее постоянно менялось и тон переходил из веселого в грустный и наоборот.
– Посмотрите на бедного графа, – вдруг засмеялась она, – вон он стоит у дверей с таким лицом, как будто его приговорили к смертной казни.
– И вы чувствуете, что виной тому вы! – улыбнулся Пашков.
– О, я не чувствую угрызения совести! – весело проговорила она. – Посмотрите, он сейчас будет другим.
С этими словами она встала и, подойдя к молодому человеку, спросила:
– Что с вами, граф? Смотря на вас, мне делается страшно обратиться к вам с просьбой проводить меня сегодня домой.
Лицо Виктора Александровича просияло. Он что-то тихо, вполголоса спросил ее и на ее утвердительный знак головою весь вспыхнул и, наклонившись, поцеловал ее руку.
Она вернулась к Осипу Федоровичу с каким-то грустным выражением лица и пожаловалась на нездоровье. Пашков смотрел на ее склоненную голову, любуясь классическим очертанием ее профиля и затылка.
– Вы не танцуете? – внезапно обратилась она к нему.
– Нет, давно бросил!
– Бросили, отчего же?
– Мне тридцать пять лет, баронесса, пора и кончить, – весело сказал он, – да и времени нет этим заниматься, как я вам уже говорил, на таких вечерах мне приходится быть раз или два в год.
– Очень жаль, потому что я сейчас иду в зал, иначе мои поклонники Бог знает что подумают.
– Но вы ведь чувствуете себя нездоровой?
– Ничего, мое нездоровье следует лечить танцами и шампанским!
Она загадочно посмотрела на него своими зелеными глазами и медленно вышла из гостиной.
"Что за странное, но очаровательное создание!" – подумал Пашков и последовал за нею, чтобы хоть издали, смотреть на нее.
Весь вечер она танцевала без устали; при этом на ее белом, матовом лице не выступило ни малейшего румянца, только глаза разгорелись и покраснели губы.
За ужином она поместилась между графом Шидловским и каким-то генералом.
Осип Федорович сидел наискось от нее и вслушивался в ее веселый, громкий разговор.
Она несколько раз взглядывала и улыбалась, показывая мелкие жемчужные зубы, и в то время, когда у него кружилась голова от этих взглядов, она спокойно обращалась к своим сеседям и звонко хохотала над их ответами.
После ужина она подошла к Пашкову.
– У меня вечера по пятницам, господин доктор, прошу не забывать этого и уделить мне хоть один вечер в неделю, – шутливо грозя ему пальцем, проговорила она, – слышите, приезжайте послезавтра ко мне, а пока до свидания.
Она пожала ему руку и исчезла, а он отправился в этот вечер домой в состоянии как бы сильного опьянения, хотя почти не пил вина.
Это было опьянение страстью.