II. В Ницце
– Вера, ты слышала?
– Что?
– Князь Чичивадзе сегодня застрелился в Монте-Карло, об этом говорит вся Ницца.
– Еще жертва…
– Чья?
– Ее… Чья же.
– А быть может, теперь ты ошибаешься?.. Если это жертва, то жертва Любы…
– Гоголицыной?
– Да.
– Не может быть… Не любовь же говорила в нем?
– Как знать.
Этот отрывистый разговор происходил в день самоубийства князя в одном из комфортабельных номеров «Hotel des Anglais» между вошедшим в номер мужчиной, среднего роста, лет тридцати пяти, с добродушным чисто русским лицом, невольно вызывавшим симпатию, с грустным выражением добрых серых глаз, в которых светился недюжинный ум, и молодой женщиной, светлой шатенкой, лет двадцати пяти, сидевшей в глубоком кресле с французской книжкой в руках.
Это были только что прибывшие из Парижа и остановившиеся в Ницце по дороге в Россию доктор медицины Осип Федорович Пашков и его жена Вера Степановна.
– Он проигрался? – спросила последняя, сделав небольшую паузу после загадочных слов мужа: «Как знать».
– Напротив, он за последнее время выигрывал ежедневно громадные суммы.
Разговаривая таким образом, оба супруга вышли на балкон, выходивший на красивую и широкую улицу «Promenade des Anglais».
День уже склонялся к вечеру, к одному из тех чудных вечеров, какие бывают только на юге. Теплый, полный влаги ветерок дул с моря.
Лучи заходящего солнца золотили темно-синюю гладь моря, сливавшуюся на горизонте с светло-алым небом, как бы переходящим в него по оттенку цвета.
Дневной шум уже стихал, и по почти пустынной улице изредка только проезжал экипаж или проходил прохожий.
Вдруг в конце улицы показалась толпа народа, сопровождавшая карету, медленно ехавшую и конвоируемую полицейскими сержантами.
– Это, вероятно, везут его! – первый догадался Осип Федорович.
– Кого? – испуганно спросила Вера Степановна.
– Князя… Он жил в этой же гостинице…
– Боже мой, как это тяжело, – прошептала она и ушла с балкона.
Пашков не ошибся.
Карета медленно прибыла к гостинице и остановилась у подъезда. Из нее вынесли труп князя с обвязанной бинтом головой, или тем, что осталось от нее после рокового выстрела, и понесли в занимаемое им отделение в бельэтаже.
Туда же прошли и полицейские, а вскоре прибыли и судебные власти.
Весь отель заволновался при известии, что привезли труп «счастливого князя», и толпа народа наполнила коридор, куда выходили двери занимаемого покойным отделения.
В толпе шли оживленные толки. Недоумевали о причинах такой развязки, строили предположения, одно другого невероятнее, одно другого фантастичнее.
С печальной улыбкой слушал эти толки и доктор Пашков, также спустившийся вниз и даже, ввиду его тоже русского происхождения, допущенный в апартаменты князя Чичивадзе.
Он, Осип Федорович, один, быть может, знал настоящую причину самоубийства «счастливого князя», но он молчал и вскоре вернулся в свой номер.
– Ну что, как? – спросила его тревожно Вера Степановна.
– Ничего, раскроил себе череп так, что узнать в нем красавца нельзя, – сказал Пашков.
В его голосе прозвучала, видимо, независимо от его воли, злобная нота.
Это не укрылось от его жены.
Она укоризненно покачала головой.
– Ося, стыдно… Ведь он мертвый.
Осип Федорович на минуту сконфуженно замялся, но потом произнес сквозь зубы:
– Но ведь и та… тоже умерла…
– Ты все ее любишь… – чуть слышно прошептала Вера Степановна.
В этом шепоте слышалась невыразимая душевная боль. Сказав это, она тихо отошла и медленно опустилась в кресло. Пашков бросился к ней.
– Что за мысли, моя дорогая, ты знаешь, что я с корнем вырвал это мое мимолетное прошлое и вернулся к тебе тем же верным и любящим, как в первые годы нашего супружества… Этот человек… его смерть… всколыхнула лишь то, что умерло ранее не только чем он, но и чем она…
Он обнял жену и посмотрел в глаза своими добрыми, честными глазами.
Она не устояла и потянулась к нему губами. Он запечатлел на них горячий поцелуй.
– Завтра же едем в Россию, – сказал он.
– Вот и отлично… А то признаться, я соскучилась…
– По ком? По родине?
– Вообще, да и по… Тамаре…
– Ты ангел… Но она в надежных руках… – окинул он жену восторженным и вместе благодарным взглядом.
– Все-таки…
В это время в дверь номера раздался стук.
– Entres, – произнес Осип Федорович, отходя от жены. Дверь отворилась и на пороге появился лакей.
– Вам посыльный еще утром доставил это письмо.
– Почему же вы доставили мне его только вечером?
– Виноват сменившийся утром швейцар… Он позабыл… Хозяин уже сделал ему выговор.
Пашков взял с подноса письмо, взглянул на адрес и побледнел.
– Хорошо, ступайте, – кивнул он лакею. Тот вышел.
– Что с тобой, Ося? – спросила Вера Степановна.
– Ничего, голубчик, мне только странно… Кто мог бы это писать? Адрес написан и по-русски, и по-французски.
– Мало ли здесь русских… Может быть, кто-нибудь из знакомых…
– Конечно, конечно! – проговорил Осип Федорович, вертя в руках запечатанный конверт, как бы не решаясь вскрыть его.
– Распечатай же! – нетерпеливо сказала Вера Степановна. Пашков раскрыл конверт, развернул письмо и стал читать.
Свет уже зажженной во время его отсутствия из номера лампы под палевым шелковым абажуром падал ему прямо в лицо, выдавая малейшее движение черт.
Вера Степановна не спускала глаз с мужа.
Письмо было, видимо, настолько интересно, что Осип Федорович читал его с особенным вниманием. Его щеки то покрывались смертельною бледностью, то вспыхивали ярким румянцем, капли холодного пота выступили на лбу и наконец глаза его наполнились слезами.
Он усиленно заморгал, чтобы скрыть этих невольных свидетелей его волнения, и сложил письмо, внутри которого было еще несколько записок.
Но от Веры Степановны не укрылись слезы мужа.
– Ты плачешь, Ося?
Он ответил не сразу, все еще как-будто находясь под впечатлением прочитанного письма.
Вера Степановна повторила вопрос.
– Если хочешь знать правду, да, плачу…
– О чем, и от кого это письмо?
– О том, что мне действительно стыдно перед ним… Ты права…
– Перед кем?
– Перед покойным князем.
– Так это от него? – с дрожью в голосе сказала она. Вместо ответа Осип Федорович подал ей письмо, вынул вложенные в него листочки и бережно уложил их в карман пиджака.
Вера Степановна стала читать.
Рука, державшая письмо, по мере чтения все сильнее и сильнее дрожала; когда же она дочитала его до конца, то из глаз ее брызнули слезы.
– Несчастный! Он действительно любил ее! – воскликнула она. – Ты прав, Ося, сказав: «Как знать».