1
Грачев
Дождь зарядил в ночь на воскресенье и монотонно барабанил по крышам вот уже трое суток. Под его унылый ритм как-то незаметно закончился сентябрь, а затем растворился в лужах и первый день октября. Утешало лишь то, что все три дня температура держалась в районе плюс пятнадцати и почти не было ветра. Вполне комфортная погода. Не хорошая, но и не плохая по нынешним временам. А что сыро… не страшно.
Где теперь вообще сухо? В аравийской пустыне? Да, если сравнивать с центром и востоком США. На самом деле теперь и в пустынях частенько идут дожди. Климат на Земле после Атлантического инцидента и Потопа изменился до неузнаваемости. Как и сама Земля.
Егор вздохнул. Он уже не помнил, что такое хорошая погода. Да и какой была Земля всего-то несколько лет назад, он помнил плохо. Нет, в целом студент Егор Грачев на память не жаловался. Память оставалась цепкой и вмещала приличные объемы информации. Вот только очень многое не хотелось вспоминать.
В шаге от дверей метро Егор встряхнул капюшон и скользнул взглядом по крупной наклейке справа от входа.
«Гуманитарная миссия – выбор неравнодушных» и телефон. А чуть ниже ещё один стикер – картинка в стиле плакатов столетней давности. Добродушного вида медведь с армейским жетоном на шее выхватывает буквально из-под носа у мерзкой зеленоватой твари мокрого белоголового орла. И тоже телефон.
Вся эта наглядная агитация считалась народным творчеством, но телефоны в ней указывались реальные. По первому номеру все желающие дозванивались в офис Федерального Гуманитарного агентства при МЧС, а по второму – в единую диспетчерскую службу военкоматов. И желающих, между прочим, находилось немало. Кому-то хотелось подзаработать, кого-то влекла романтика великой битвы за планету, а кто-то и впрямь был неравнодушен к постигшей полмира трагедии.
И те, и другие, и третьи имели все шансы получить желаемое. За службу в «мокрых точках» хорошо платили как бойцам МЧС, так и контрактникам. И мрачной романтики там было хоть отбавляй. А всевозможным служащим государственных и частных контор, занятым восстановлением порядка, расчисткой и строительством на полузатопленных территориях, ещё и выпадал шанс начать новую жизнь.
Поначалу этот шанс считался сомнительным призом, но постепенно общественное мнение стало меняться. Егор подозревал, что не без молчаливого согласия властей. Ведь сложно придумать лучший способ контролировать территорию, чем заселить её своими гражданами. Вон, китайцы давно это поняли и рассосались по всему миру задолго до Потопа.
В метро у Егора на миг возникла иллюзия, что ничего не изменилось. Те же эскалаторы, кафель, лампы, вагоны и сотни рекламных наклеек. Только народу поменьше, чем бывало прежде в это же время суток. Грачеву не просто удалось сесть, у него ещё и выбор имелся.
Егор уселся на короткий диван в конце вагона и достал телефон. Пятьдесят минут он мог с чистой совестью посвятить изучению новостей. Не очень-то хотелось, лучше бы подремать, но привычка – вторая натура.
Заставка на экране, как обычно, оказалась не той, что была вчера. Нет, телефон работал нормально, никакие вирусы в нем не хозяйничали. Это было делом шаловливых ручонок младшей сестры. Когда Егор приходил домой и валился без сил на кровать, Натаха обязательно забиралась в его телефон, играла и что-нибудь меняла. В последнее время почему-то повадилась ставить на заставку семейные фото.
Сегодня это был кадр полугодичной давности, Грачев как раз вернулся из армии. Мама, Егор в военной форме, две младшие сестры и братишка. Снимок сделала Танюшка, соседка и бывшая одноклассница, тайно вздыхавшая по Егору ещё с детского сада.
На фото Грачев выглядел таким же усталым, но более упитанным, чем сейчас. В остальном же он ничуть не изменился. Чернявый, голубоглазый, крепкий, хотя далеко не шкаф. По лицу видно, что неглупый, вероятно студент, и это была чистая правда. И то, и другое.
Да, в свои двадцать три, когда многие уже имеют диплом, Егор учился лишь на третьем курсе. Но на то имелась известная многим студентам причина. После Потопа отсрочки отменили и служить пришлось всем, даже ярым «косарям». Егор к таковым не относился, поэтому без проблем отслужил год срочной, а после ещё год по контракту в Европейской гуманитарной миссии.
Служба и контракт мало отличались по роду деятельности. Все два года Егор чистил от мусора братскую Германию. Ничего героического. Разве что пару раз видел атлантов на балтийском побережье, но стрельнуть по ним так и не получилось.
Возможно, такой шанс выпал бы чуть позже, ведь как раз к моменту увольнения Грачева начались стычки с тварями не только в американских болотах, но и на европейском берегу. Произошло такое лишь дважды, но прецедент, как говорится, был создан и закреплен. Однако Егор продлевать контракт не захотел, вернулся домой. Нет, конечно же, не потому, что испугался. По семейным обстоятельствам. Заболела мама. И поскольку отец загадочно пропал ещё до Потопа, забота о ней, двух младших сестрах и братишке теперь полностью лежала на плечах Егора.
Пришлось Грачеву перевестись на заочный и пойти на две работы: складским учетчиком на продбазу и дежурным санитаром в лагерь беженцев. Денег всё равно едва хватало, лекарства стоили дорого и были в дефиците, но что оставалось? Найти ещё одну работу? Попытка «поднять» хоть что-то в Сети провалилась, в новом мире этот вид заработка перестал приносить нормальный доход. Оставалась третья работа – суточное дежурство по выходным, но и с ней, похоже, не складывалось.
Сегодня Егор как раз возвращался после суток и ещё двух смен подряд. Едва живой. Продержаться в таком круговороте светило месяца два от силы. И тут не помогут никакие внутренний стержень и армейская закалка. Характер характером, а организм не обманешь.
Грачев поймал себя на том, что вновь тупо смотрит на погасший экран. Полистать новостные ленты ему никак не удавалось. Пробовал каждый день, уже из принципа, но не получилось ещё ни разу. Но и дремать он опасался. Провалишься, проспишь свою остановку, потеряешь время. А оно надо? Утром ведь снова на работу, а ещё позаниматься бы, учебники полистать. Хотя бы для очистки совести.
Егор сунул телефон в карман и окинул взглядом вошедших на очередной остановке. Народу прибыло, и пришлось подвинуться, чтобы рядом села пожилая женщина. Поезд в этот момент тронулся, и женщина неловко навалилась на Егора. Ничего страшного, но локтем она несильно двинула Грачеву в бок. И попала в то место, где до сих пор ныл один из трёх достаточно свежих шрамов. Один располагался на боку и два розовели на груди.
Егор поморщился, но не пикнул. Женщина заметила, что доставила соседу проблемы, и вопросительно взглянула на Егора. Тот слабо улыбнулся, покачал головой, «всё нормально», и уставился в окно межвагонной двери.
Ситуация со шрамами стала чем-то вроде иллюстрации спорного на первый взгляд утверждения, что память поддается настройке. Грачев точно знал, откуда взялись шрамы, но категорически не хотел вспоминать об этом. То есть фактически получалось, что ничего не помнил. Такой вот парадокс.
Впрочем, ничего парадоксального. Егор никогда не врал маме, но отвечать ей, откуда взялись шрамы, не поворачивался язык. Зачем расстраивать, она и так болеет. Вот и убедил себя, что ничего не помнит. Да, получил в армии, но где и как, от чего – ноль. В памяти остались только бесконечные разборы завалов. Может, шрамы от производственной травмы? Мама поначалу не верила, но после поняла, что заставляет сына мучиться, и оставила эту тему в покое.
Боль отпустила в тот момент, когда затертый голос объявил, что следующая остановка как раз та, что нужна Егору. Спасибо пожилой соседке, уснуть и проехать мимо не получилось.
Грачев поднялся и заранее пошел к выходу. К двери была прилеплена необычная круглая наклейка с эмблемой строительной компании «Новый Свет». По кругу сверху шел лозунг: «Мы восстанавливаем будущее», а внизу, как всегда, значился телефон. Егор слышал, что в этой компании за один день вахты платят на порядок больше, чем он зарабатывал, убиваясь в три смены. Но, как и в остальных случаях, имелась проблема. Надо ехать за океан. То есть оказаться ещё дальше от семьи, чем Грачев находился во время службы. Такое вот принципиальное противоречие между возможностями и потребностями.
«На самом деле компромисс где-то рядом, я чувствую, – думал Егор, выруливая на дорожку от метро к дому, – но где он… не работает голова… пустая сейчас, как барабан!»
Егор свернул во двор и едва успел затормозить, чтобы не очутиться под колесами большой немецкой машины. Машина тоже затормозила, хотя и не с такой прытью, как Грачев. Авто выглядело подозрительно новым, но сидевший за рулем человек определенно не имел возможности купить его у официальных дилеров Калужского завода. Значит, этот «бумер» был хорошо восстановленным «утопленником» из Европы. Сомнительное приобретение, но лично Егору не светило даже такое. А за рулем между тем сидел его ровесник, самый известный в квартале жучила Сёма Пасюк.
– Грач, ты заснул на ходу, да?! – Семен опустил стекло и уставился на Егора с выражением крайнего недовольства на свиноподобной физиономии.
Грачев всегда удивлялся, насколько не подходит Пасюку фамилия. Будь он какой-нибудь Поросюк – дело другое, Семен с каждым годом всё больше походил на борова. А вот на крысу Сёма никак не тянул. Разве что был таким же подвижным, несмотря на комплекцию, и хитрым. День, когда Пасюк никого не обвел вокруг пальца, считался праздничным. Хотя бы по мелочи, но хитрил Сёма всегда и со всеми, даже с приятелями. За эту черту характера Пасюка не любили, но приходилось его терпеть. Всё-таки в одном дворе выросли, да и некоторые Сёмины связи оказывались полезны не только ему.
А ещё у этого борова был классный хлесткий удар. Зачастую это тоже играло свою роль. Но Грачев Сёму не боялся, на хитрости его не покупался, в бутылку не лез, поэтому Пасюк относился к Егору нейтрально.
– Хороший аппарат, – окинув взглядом машину, сказал Грачев. – Давно взял?
– Только сегодня, – Пасюк остался доволен реакцией приятеля. – Садись, пацан! Дядя Семен сегодня добрый, покатает!
– Дойду, – Егор усмехнулся.
– Садись, садись, – Сёма махнул, – потрещим пять минут, дело есть.
Грачев едва заметно поморщился, но спорить не стал. Он точно знал, что проще уделить Семену пять минут, чем отнекиваться.
В салоне машины пахло сыростью, и никакие «ёлочки-вонючки» побороть этот запах не могли. Хотя, возможно, Егору так только казалось. За время службы он выкопал из-под ила и завалов сотни таких экипажей, и во всех пахло одинаково. А в некоторых ещё и мертвечиной. Вот и закрепился в памяти стереотип.
– Давай, коротко, – Егор потер глаза. – Сил нет. Двое суток подряд отпахал.
– Герой труда, – Пасюк ухмыльнулся. – Не надоело ухлёстываться? Ты в мае вернулся, да? Ну, и сколько заработал за полгода?
– Все мои. Тебе-то что?
– Мне больно и обидно смотреть, как мой лучший друг гробит себя задаром! – Пасюк переигрывал, но для него это было нормально. – Нет, хочешь убиться – как я могу возражать? Но сделай это за нормальные деньги. У тебя ведь четыре нахлебника на шее.
– Это не нахлебники, а семья, – Грачев взялся за ручку. – У тебя всё?
– Сиди ровно, – Пасюк чуть повысил голос. – Я дело предлагаю. Танька сказала, ты на лекарства для матери зарабатываешь. Я дам тебе денег. А хочешь, прямо лекарство подгоню. Не проблема. Слыхал про новейшие биопрепараты из требухи атлантов? Всё лечат на раз, от жопы до головы. Одна доза – и ура.
– И мне останется только отработать должок, – закончил Грачев. – В твоей мутной компании. Нет, Сёма, не пойдёт.
– Слышь, чел, за мутную компанию можно и в монитор схлопотать.
– Можно, – Егор кивнул. – Но без ответочки не останешься. Ты меня знаешь.
– Знаю, чувак! – Пасюк вдруг коротко рассмеялся и дружески толкнул Грачева в плечо. – Потому и предлагаю тебе дело. Ты парень надёжный, толковый, авторитетный тут у нас…
– Короче, – Егор поднял на Семена усталый взгляд. – Наркотой торговать не буду. Что еще?
– Бог с тобой, – Пасюк округлил глаза и перекрестился. – Ты за кого меня принимаешь? Ты не слушай моих конкурентов, они такого могут наговорить… уши в трубочку! У меня чистый бизнес. – Сёма чуть понизил голос. – Сырьё! Для тех самых биопрепаратов. Высушенные потроха атлантов. Отличная тема!
– А чего шепотом и почему объявление не дашь о приеме менеджеров по продажам?
– А ты не понимаешь? Такую золотую жилу и всем напоказ выставлять?!
– Препараты не испытаны, не сертифицированы и вообще ядовиты на самом деле, – Грачев вздохнул. – А вылечиваются больные временно. Или вообще не вылечиваются, а просто ходят до самой смерти под «неземным кайфом», поэтому у них ничего не болит. Схема понятна. Ответ – нет.
– Говорю же, толковый ты парень, Грач, – Пасюк удовлетворенно кивнул. – Далеко пойдёшь в нашем бизнесе.
– Домой пойду, – Егор открыл дверь и выбрался из машины.
– Всё равно ведь вернешься, – Семен подался к правой двери. – Биопрепараты реально лечат, просто пока нелегально приходится. Но учти, сейчас доза стоит дорого, зато доступна. А потом будет стоить вообще как самолет, и хрен купишь! И время упустишь, болезнь не будет ждать, когда ты созреешь!
– Сёма, отвяжись, – Егор махнул рукой.
Уловив, что Грачев не закрыл тему, Пасюк тут же выскочил из машины и нагнал приятеля у самой двери подъезда.
– Ты понимаешь, что это шанс? Реальный шанс и единственный, если задуматься! Ну достанешь ты денег на обычное лечение, надолго оно поможет? На год, на два? А биопрепараты с гарантией вылечат! Уже на столько раз всё проверено… замаешься считать!
– Я куплю у тебя лекарство, если так. Или сам достану.
– Купишь? – Семен расплылся в ухмылке. – Достанешь? Чтобы купить, тебе надо ещё год пахать, да в четыре смены! А достать… нет, можно достать… можно вообще забесплатно достать. Только для этого тебе прямо в Америку надо. Там после удачной морской бомбардировки, говорят, биопрепараты на берегу валяются тоннами. Спросишь у местных, какой орган на засушку идёт, выпотрошишь десяток атлантов – и домой. Отличный план! У тебя с английским как? Бегло шпрехаешь?
– Шел бы ты… лесом, Сёма! – Егор открыл дверь. – Сам торгуй! Тебе же спокойнее будет. А то вдруг я, весь такой надежный и толковый, тебя подсижу? Не думал об этом?
– Меня подсидеть… седалища не хватит, – Сёма запнулся и чуть сбавил обороты. Вопрос Грачева явно стал для Пасюка неожиданным. Но последнее слово он оставил за собой. А как иначе? – Лады, Грач, подумай. Я ведь вижу, ты в сомненьях. На созвоне, если что…
…В квартире, как обычно пахло, сердечными каплями и жареной картошкой. Встретили Егора все, даже мама. Сегодня ей стало легче, и она появилась в коридоре, кутаясь в махровый халат. Улыбка на бледном лице была слабой, но это всё равно обнадеживало. Грачев обнял маму, девчонок и пожал руку Стасу. Младший брат относился к мужским ритуалам серьезно и категорически отвергал обнимашки.
За ужином состоялся традиционный обмен новостями, которых накопилось ровно по одной на каждого. Мама заверила, что чувствует себя хорошо, давление почти в норме, а Лелька посетовала на загруженность, «как будто мы не выпускники, а уже первокурсники». Наташа сообщила, что сфотографировалась на первый паспорт, а Стас заявил, что сегодня в садике было какое-то «пестирование» на готовность к школе.
Егору сказать было особо нечего, но отмалчиваться он не стал. Коротко доложил, что третья работа не такая уж сложная и в середине смены есть возможность часок покемарить. Этот момент особенно порадовал маму.
После ужина все разбрелись по комнатам и притихли, чтобы не мешать Егору, но сразу же упасть и уснуть Грачев не смог. Из головы не выходил разговор с Пасюком. Точнее, не сам разговор, а зерно истины, которое, как ни странно, в нем содержалось.
Сёму ничуть не интересовала судьба семьи Грачевых, но Пасюк был прав в одном – студенческие заработки Егора проблему решить не могли. Лёлька тоже подрабатывала, расклеивала стикеры, но и ей платили мало. По рублю за десять «пришлёпнутых», как она выражалась, картинок. Этого хватало лишь на хлеб и молоко. Теоретически Грачев мог устроиться куда-то на полный день и временно забыть об институте, но это было всё равно что поменять местами слагаемые. Результат для неквалифицированного работника будет тот же.
Егор уселся на кровати и уставился в темноту. Перед глазами возникло мамино лицо. Бледное, худое, с синими кругами под глазами. То, что ей якобы полегчало, не обманывало Грачева. Так уже бывало раза три или четыре. Бодрее она становилась накануне обострения. И это значило, что грядут крупные расходы. Первые два раза обошлись армейскими накоплениями Егора, в третий раз помогли друзья пропавшего отца, а в четвертый – пришлось брать кредит. Теперь деньги взять было негде, только у Семена.
«Или почку продать, – Егор невесело хмыкнул. – Принципы принципами, а жизнь, похоже, дожала. Как ни противно, выбора не осталось. Придется звонить Сёме».
Грачев пошарил по столу, но телефона не обнаружил. Его, пока Егор мылся, как обычно, стащила Натаха. Поиграть и поменять заставку. Егор тяжело поднялся и потопал в комнату к девчонкам.
В коридоре было темно, и Грачев наткнулся на тумбочку, с которой на пол, шурша листопадом, посыпались какие-то бумаги. Егор включил свет и обнаружил, что под ногами рассыпан ворох свежих наклеек. Видимо, завтрашняя рабочая норма Лёльки. Грачев собрал наклейки, сложил обратно на тумбочку и почему-то уткнулся взглядом в картинку, которая оказалась сверху.
Это была агитка от Министерства обороны. Не такая, как на дверях вестибюля метро, без сомнительных рисунков, строгая и с подробными разъяснениями. Не для романтиков, а для практиков. Если честно, Грачев впервые увидел такую листовку и немало удивился, когда прочитал.
Призывая заключить контракт, Министерство обороны не столько давило на священный долг любого человека противодействовать внеземной агрессии, сколько делало акцент на вполне практических деталях. Всем, кто запишется в заокеанские подразделения, предлагалась зарплата свыше десяти тысяч новых рублей с десятипроцентными надбавками за каждое очередное звание. Кроме того, гарантировалось содержание малолетних родственников и уход за родителями. Причем с базовым лечением. Что значит оговорка «базовое», Егор не понимал, но даже если она урезала затраты на лечение хотя бы на треть, уже хорошо.
Плюс ко всему контрактнику давалось право на трофеи. Какие трофеи можно взять с атлантов, Егор представлял себе ещё меньше, чем в случае с «базовым лечением». Но ведь недаром Сёма зарабатывал огромные деньги на высушенной требухе этих тварей. Может, имелось в виду что-то в этом роде? Или же в армии теперь было принято доплачивать за каждую убитую тварь? Это следовало выяснять на месте, в военкомате.
Отчасти такой сугубо меркантильный подход вызывал внутреннее возмущение – планета в опасности, а они о деньгах! – но в целом Грачев понимал, почему военные сменили тактику вербовки.
Человек ко всему привыкает. Привык он и к мысли, что мир теперь – вечная война. Звучит грустно, но так уж случилось, что поделать? Народ попривык жить в условиях позиционной войны с тварями, и чтобы поддерживать боеспособность, военным требовалось как-то стимулировать ротацию кадров. Тревожная музыка в новостях, трагические кадры и лозунги больше не действовали с прежней эффективностью. А вот конкретные предложения с цифрами – действовали. Грачев чувствовал это по себе. Особенно удачным в его острой ситуации выглядел пункт «аванс в размере полного месячного жалованья перечисляется в момент заключения контракта».
«Прямо-таки именно то, что надо, – Егор недоверчиво хмыкнул. – Вполне нормальная альтернатива Сёминой бригаде. Да, придется всё-таки бросить учебу и опять уехать. Компромисса не получится. Но тут уж не до компромиссов. Условия вдвое лучше, чем были в Германской миссии. И приписка – двадцатилетняя пенсия родне в размере зарплаты бойца в случае его подтвержденной гибели. Что ещё надо?»
Условия были действительно гораздо лучше, чем по контракту с гуманитарной миссией в Европе, поэтому Егор принял решение почти сразу. Он чувствовал, что это правильное решение. Или судьба.
«Мама расстроится, – Грачев ещё раз пробежал взглядом по тексту. – Но поймёт. Она всегда меня понимает».
Егор свернул наклейку и заглянул в комнату к девчонкам. Натаха в наушниках сидела за компьютером, поэтому не обернулась, а вот Лелька брата заметила и удивленно вскинула брови. Егор указал на свой телефон, затем поманил сестру за собой и вышел на кухню, прихватив по пути из куртки кошелек.
– Ты чего? – шепотом спросила сестра, когда вышли на кухню.
– Твоё? – Егор развернул наклейку.
– Моё.
– Откуда?
– Оттуда, – Лелька улыбнулась. – Только сегодня новая партия пришла. По рублю за каждый пришлёп и необязательно сто метров дистанции выдерживать. Хоть на каждом подъезде шлёпай. И отчет по скайпу. Мы там чуть не подрались за такой богатый заказ. С тебя, кстати, рубль. Помял всю.
– С меня вот это и это, – Егор положил на стол кошелек и телефон. – Себе оставляю паспорт и десятку на карманные расходы. Нет, двадцатку. Коды карточек ты знаешь.
– Егор! – Лелька вцепилась брату в руку. – Не надо!
– Надо, Оля, надо, – Грачев обнял сестру. – Нормальный шанс. Я всё равно не вписываюсь… тут. А так… будет польза… всем.
– А как же… мама?
– Там написано, что её будут лечить. Доплатите, если потребуется. Я все деньги на карту буду отправлять.
– А универ?
– Что, опять повторяют? Переживу. Я и раньше его не смотрел.
– Я не шучу! – Голос у Лельки дрогнул, и она шмыгнула носом.
– Плюс-минус год – не принципиально. И вообще, я могу прямо оттуда сессии сдавать. Заочное ведь.
– Не бросай нас, – Оля совсем раскисла. – Сначала отец, теперь ты… не надо!
– Я не бросаю. Просто уезжаю на заработки. Многие так живут, и ничего.
– Мы не какие-то там «многие»! Мы твои… мы…
– Вы справитесь, – Егор добавил в голос строгости. – Я знаю, ты серьёзнее меня. Ответственнее. Поэтому я тебе полностью доверяю. И ещё. Не говори пока никому. Хотя бы утром не говори. А вечером скажи, что я позвонил и поставил перед фактом.
– Телефон-то… вот, – Оля покосилась на стол.
– На него и позвонил с неизвестного номера.
– Оля… – послышалось из маминой комнаты. – Это ты там?
– Я, мам, – негромко отозвалась Лелька. – Принести что-нибудь?
– Водички, таблетку запить…
– Иди, – Егор выпустил сестру. – И молчок. Уговор?
– Неправильно это, – Оля удрученно вздохнула. – Попрощаться надо.
– Долгие проводы – лишние слезы, – у Егора защемило в груди, но вида он не подал. – Утром попрощаемся. Как обычно, до вечера. Так будет лучше.
Мама всё-таки что-то заподозрила, поэтому утром провожала Егора слишком долго. Она рассеянно ходила по кухне, пытаясь собрать пакет с бутербродами, негромко рассуждала, что две смены и суточное дежурство это слишком тяжело, и всё время косилась на сумку в руке у Егора. Сегодня сумка была толще обычного. Грачев сунул в неё свитер, термобелье и побросал необходимые мелочи. Но про сумку мама ничего так и не сказала. Будто бы раскусила замысел сына, но всё равно подыграла.
Егор для вида засуетился и сказал, что такими темпами опоздает, но на большее его не хватило. Труднее всего было заставить себя посмотреть в глаза. Не только маме. Даже Стасу, который бросил «пока» и вприпрыжку поскакал за Натахой по маршруту дом – детсад – школа. Лёлька ушла раньше всех, чтобы успеть расклеить свои листовки.
– Постарайся не задерживаться, – привычно сказала мама, когда Егор был уже на пороге.
– Постараюсь, – Грачев обнял её и чмокнул в щеку. – Пока.
Так быстро он не спускался по лестнице даже в сопливом детстве, когда дурная энергия несла, как на крыльях…
…Эмоций оказалось настолько много и бурлили они настолько сильно, что Егор пришел в себя, только когда очутился на указанной в агитке станции метро. Найти сборный пункт оказалось нетрудно, он располагался прямо у вестибюля, но выглядел вовсе не так, как ожидал Грачев. Он-то думал, это будет военкомат, а это оказался обычный торговый центр. Просто весь второй этаж теперь занимали многочисленные конторы, ориентированные на вербовку граждан.
Самые крупные «офисы полного цикла» здесь имели Минобороны и МЧС. Зато все прочие конторы привлекали яркой наглядной агитацией и разнообразием вариантов трудоустройства. Чем-то всё это походило на ярмарку туристических компаний в конце нулевых – начале десятых годов, когда народ ещё пользовался «пакетными» турами.
Новый бизнес был не таким благостным, реклама обещала трудности, а не развлечения, но технологии в нем использовались примерно те же. Народ организованно увозился за тридевять земель, устраивался на некое место временного проживания и по истечении срока контракта привозился обратно. Разве что вместо втюхивания ненужных экскурсий «туристам» навязывались якобы необходимые каждому страховки от всех бед, снаряжение, непромокаемые книжки «по выживанию» и бытовые мелочи.
В некоторых агентствах условия работы предлагались и на самом деле неплохие, да и зарплата привлекала, но Егор притормозил только у офиса вербовщиков МЧС. Грачеву показалось, что в глубине зала мелькнула знакомая упитанная фигура. Пока Егор присматривался, фигура куда-то исчезла. Грачев проронил: «Нет, не может быть, просто показалось» – и двинулся дальше. Все посторонние предложения имели свои плюсы, но даже на фоне огромного минуса – непосредственного участия в боевых действиях – наживка Минобороны выглядела самой жирной. В первую очередь за счет соцпакета и гарантий родственникам.
Больше Егор не сомневался и не притормаживал, ни в прямом, ни в переносном смысле. Через десять минут он уже сидел в медицинском кабинете «филиала военкомата» со жгутом на руке – военные медики настояли на анализе крови. А через неполный час Егор покончил с обязательными процедурами и расположился за столом напротив подтянутого деловитого майора. Грачеву оставалось лишь заполнить бланки. Дело было несложное, к тому же Егору охотно помогали сам «военком» и его красивая, как с рекламы, белокурая помощница с погонами лейтенанта.
– Личное дело, – девушка-лейтенант положила на стол майору прозрачную папку со свежей распечаткой.
Видимо, файл вербовщикам скинули из настоящего военкомата, где Егор стоял на учете. Но читать с монитора майор не захотел. Грачев знал, что это болезнь многих канцелярских службистов, поэтому не удивился. Бумаги в стране никогда не жалели.
– Хорошо, – майор для вида перелистал дело и кивнул. – Вводи данные в машину.
Девушка отошла в сторонку, к длинной стойке с непонятной аппаратурой, и принялась колдовать над каким-то агрегатом, по виду – навороченным принтером. Майор поднял взгляд на Грачева.
– Всё заполнил?
– Вроде бы всё, – Егор подвинул бумагу по столу.
– Эту колонку тоже надо заполнить, – майор вернул Егору бланк.
– Особые пожелания? – Грачев усмехнулся. – Завещание, что ли?
– Читать умеешь? – Военком постучал карандашом по бланку. – Особые пожелания. Черным по белому. Заполняй.
– Насчёт денег можно… пожелать?
– Об этом чаще всего и пишут, – военком кивнул. – Только четко указывай, какой банк, какой вклад или хотя бы под какие проценты. Плюс-минус…
– А Центральный военный госпиталь можно указать?
– В смысле? – Майор удивленно вскинул бровь.
– Пусть зарплату туда перечисляют и маму лечат. Не в «базовом» объеме, а по полной программе.
– Вообще-то у нас и базовый объем… теперь не в каждой Швеции такой объем предоставляется.
– Всё равно, пусть ещё лучше лечат. А когда вылечат, пусть ей на счёт всё капает. Ну и похоронную пенсию, если не вернусь, тоже… в таком же режиме.
– А себе что?
– Себе? – Грачев пожал плечами. – Трофеи. Или что там… Да сам-то я разберусь.
– Хм, – майор потер шею. – Ну, так и пиши. Пятьдесят процентов всех положенных выплат на счет матери, а половину на счет клиники, по профилю её заболевания. ЦКВГ не обещаю, но больничку найдём приличную. По выздоровлении – всё на счет матери. А если не выздоровеет, извини за такой вопрос?
– Лёльке, старшей из сестер. Ей скоро восемнадцать.
– Ясно. Только не «Лёльке» пиши, а по полной форме. Грачевой… Ольге, да? Ольге Андреевне.
Военком снова потер шею, будто бы ему стало душно. Когда Егор закончил, майор взял бланк, вложил его в папку и ещё раз перелистал личное дело Грачева, теперь с заметно большим интересом. На третьей странице военком вдруг замер и внимательно прочитал всё, что там было написано.
– Вот оно как, – проронил майор едва слышно. – Чистильщик.
– Что?
– В Европейской гуманитарной миссии, говорю, служил?
– Ну да, то есть так точно. Бремен, Гамбург, Любек. А какие проблемы?
– Никаких, – как-то очень уж поспешно согласился офицер. – В братской Европе ты всё повидал, полетишь за океан. И не возражай, инструкция.
– Не собирался возражать. Так и хотел. Где атлантов побольше.
– Соскучился? – Военком взглянул на Грачева как-то странно, настороженно-иронично.
– Наоборот. На Балтике их почти не видел.
– Да? – Военком на миг замер, как бы не понимая, шутит Егор или говорит серьезно.
– Пару раз всего. Издалека.
– В Америке увидишь, – майор почему-то резко посуровел и кивнул помощнице.
Она достала из необычного принтера пару армейских жетонов, из ящика – шнурок с держателем для жетонов, а из третьего аппарата на длинной стойке вынула пластиковую карточку – удостоверение контрактника. Сложив всё на стол, она вернулась на место. Майор сгреб всё в кучу и вручил Егору.
– Команда «А-517». Можешь идти.
– Кабинет десять, старший команды лейтенант Кириченко, – подсказала девушка-кадровик. – Направо по коридору.
– Спасибо, – Егор улыбнулся ей и вышел…
…Несколько секунд в кабинете царила тишина. Майор задумчиво смотрел на папку с личным делом Грачева, а девушка-лейтенант терпеливо ждала команды пригласить следующего. Но военком почему-то медлил.
– Странный парень, – наконец проронил майор негромко. – Я по глазам видел, что он не врёт и не красуется, как многие ветераны.
– Может, он и впрямь не видел атлантов? У европейских берегов они пока редко появляются. Три-четыре случая всего официально подтверждено.
– Появляются редко, – военком кивнул. – Но метко. Из тех трех-четырех случаев два были такие, что волосы дыбом. В Новом Голландском заливе, на том месте, где прежде Амстердам стоял, атланты мясорубку устроили – последние европейские вооруженные силы уничтожили подчистую.
– Это ведь ещё в самом начале было, после цунами. Когда волна ушла, там всё подсохло достаточно быстро… ну, кроме Голландии. С тех пор атланты массово на берег только в Америке вылезают. Или ошибаюсь?
– Любек, ровно год назад… – майор на миг зажмурился. – Я ведь тоже там был. Страшно вспомнить, что там творилось!
– Тогда с парнем всё понятно. Такое бывает. Посттравматическая амнезия. Она необязательно от удара в голову наступает. Бывают случаи, что от психологической травмы часть памяти блокируется. Может, у него как раз такой случай?
– Всё может быть, – военком бросил папку в общую стопку. – Команда сформирована. Отправляй.
Девушка-лейтенант вспорхнула со своего места, взяла документы и вопросительно посмотрела на майора из-под челки.
– Сразу в отдел выплат заглянуть?
– Да, – военком вздохнул. – Чем раньше поставим на очередь, тем лучше. Ты же знаешь, какая загрузка. Иногда кажется, что это не отдел выплат пособий родне, а касса метро «Павелецкая» десятилетней давности. Очереди в километр. Только не живые, а бумажные… из похоронок.
Егор за всю жизнь летал раз десять. В принципе немало. Но ни разу он не летал на таком огромном самолете. Кресла по десять в ряд, два этажа, плюс огромный трюм – это всё выглядело круто. И народу набилось – мама не горюй. А ведь в трюме у воздушного судна ещё и лежали вещи, оружие, снаряжение. И какой-то странный «гроб на колесиках» закатили в хвостовой отсек. Здоровенный такой ящик. Как для слона. Вылет задержали как раз из-за проверок крепления этой штуковины. И вот со всей этой нагрузкой самолету предстояло взлететь и без посадок домчаться до города Сиракьюс в штате Нью-Йорк.
Впрочем, летчики, судя по их бравому виду, насчёт взлета и воздушного рывка через полмира не переживали. Волновала их только посадка. Это Грачев уловил из короткого разговора между пилотами, когда они поднимались в кабину. Егору досталось место как раз неподалеку от лестницы на второй этаж. По словам пилотов, обстановка в пункте назначения была сложная, метеоусловия непредсказуемые, а уцелевшая посадочная полоса «впритык», чуть длиннее трех километров.
В понимании Егора «впритык» это был не худший вариант, поэтому он выкинул из головы всё лишнее. Помогли в этом отцы-командиры. Когда личный состав разместился в первом салоне, офицеры устроили сначала поверку, а затем что-то вроде осмотра и беглого знакомства с бойцами наспех сформированного подразделения.
Первым делом офицеры безошибочно вычислили всех, кто отслужил срочную или уже не первый день отрабатывал контракт. Таковых оказалось довольно много, почти половина, и этот факт заметно поднял настроение офицерам. Они быстро пересадили новобранцев так, чтобы рядом оказался кто-то из «старослужащих», и приказали ветеранам «прокачать молодых бойцов насколько хватит сил». На вопрос солидного сержанта, будет ли общий инструктаж, один из офицеров ответил, что всё будет, но при личном общении с наставниками информация обычно доходит лучше.
Под «опекой» Грачева оказались сразу два пацана. Что им рассказывать, Егор не знал, хоть убей. Какие-то армейские азы? Как вести себя в боевой обстановке? Сколько звездочек на погонах у капитана? Никакой системы в голове не было, ведь Грачев не имел квалификации даже сержанта учебки, а весь его «боевой» опыт сводился к отточенному до автоматизма выполнению двух команд: «бери больше» и «кидай дальше». Пока летит – отдыхай.
Выручил Егора всё тот же солидный дядька-сержант Прохоров. Увидев, что Грачев в замешательстве, ветеран (а он оказался настоящим ветераном, участником двух ещё допотопных и трех «мокрых» заварушек) приказал Егору передислоцироваться на пятое кресло в ряду, а сам занял место номер три, у левого прохода. Таким образом, сержанту внимали, раскрыв рты, и подопечные Егора, и собственный ученик ветерана. Главное, всем четверым «прокачка» нравилась, а Грачеву не пришлось краснеть оттого, что наставник из него, как из соломы матрас – формально изделие штатное, но по функциям очень условное.
Егор и сам был не прочь почерпнуть полезные сведения из богатого опыта сержанта Прохорова, но сосредоточиться удалось не сразу. Егора отвлекло прибытие ещё двух групп пассажиров. Сначала на борт поднялись бойцы в черной униформе с золотыми «семерками» на шевронах, а за ними потянулись спасатели, которых рассадили в хвостовой части самолета.
Через полчаса после того, как все разместились, самолет вырулил на взлетную полосу, а через час от прежней жизни остались одни воспоминания. Да и те вскоре утонули в неторопливом течении новых дел.
В полете дел было немного, но главное армейское правило «видишь бойца – озадачь» работало и здесь. Причем офицеры распространили его не только на своих солдат, но и на бойцов МЧС, а также на охранников. Озадачили, конечно, не работой, а теоретической подготовкой, зато всех сразу. В этом офицерам помогли мониторы в спинках кресел и система громкой связи.
После стандартных полетных процедур вроде инструктажа по использованию спасжилетов и раздачи завтраков (а по-военному – приема пищи) включилась бортовая «радионяня», через которую один из офицеров принялся читать лекцию «о международном положении, особенностях пострадавших территорий и кодексе поведения бойца-миротворца». На мониторах в это же время шла подробная «презентация». Все примеры иллюстрировались фотографиями, схемами и таблицами. То есть даже те, кто не слушал бубнёж лектора, свою дозу информации получали. Ведь кроме как на экран пялиться было некуда, а посторонние разговоры вести почти не с кем. Подразделения комплектовались в последний момент, знакомцев было пока маловато. Оставалась разве что беседа с наставниками, но этот вариант был ничем не лучше прослушивания лекции.
У Грачева, правда, всё же имелся запасной вариант – Пасюк. Но, во‑первых, меняться местами пока никто не разрешал, а, во‑вторых, трепаться с Сёмой ему не хотелось. Короче говоря, Егор смежил веки и занялся любимым солдатским делом – дремать и слушать командира одновременно.
– До начала двадцатых считалось, что мир изменчив в деталях, но в целом стабилен, – формулировал офицер-лектор неплохо, но заходил слишком уж издалека. – Что существующую цивилизацию нельзя перекроить в одночасье и даже большие войны не рушат мировой порядок, а только меняют местами камни в его основе. Всё это было верно до тех пор, пока не случилось то, что мрачные романтики назвали Возвращением Атлантиды, а официальные лица – Атлантическим инцидентом. Гигантский, размером с Мадагаскар астероид Эпиорнис вынырнул из космической бездны и устремился к Земле…
– Я тогда чуть не обделался от страха, – негромко проронил рыжеволосый сосед Егора справа. – А сеструха в депресняке вены порезала, еле спасли.
Егор вспомнил те жуткие дни ожидания мировой катастрофы и невольно поёжился. Напряжение в мире было такое, что, казалось, из всех искры сыпались. Но при этом за неделю, говорят, не было сделано ни одного выстрела. Нигде! Ни одной доказанной насильственной смерти во всем мире!
Грачеву в это слабо верилось, но в Сети легенда стала хитом. Если так оно и было, это следовало считать самым выдающимся отрезком мировой истории. Правда, трупов набралось всё равно предостаточно – уровень самоубийств подскочил на небывалые высоты. Природа человеческая неисправима, без жертв люди жить не умеют. Не другими жертвуют, так собой.
Грачев вздохнул и вернулся к прослушиванию лекции.
– Чтобы избежать катастрофы, астероид следовало разрушить. И тогда крупные мировые державы нацелили свои арсеналы на космического гостя. Но вдруг астероид начал маневрировать, не оставляя сомнений, что им управляют разумные существа. Ни одна из супердержав не решилась нанести удар, опасаясь спровоцировать войну с могущественным инопланетным противником. И это стало главным просчётом в истории человечества.
Практически не потеряв массы при прохождении атмосферы, астероид рухнул в Атлантический океан. Поднятое ударом гигантское цунами разрушило Восточное побережье Северной Америки, а также половину Европы и запад Африки.
Ученые вскоре выяснили, что астероид был не только кораблем пришельцев. Он оказался ещё и гигантским существом-маткой. При падении матка разрушилась, но не погибла. Из клочьев ее активной органики сформировались тела инопланетных монстров, которые начали планомерный захват водного пространства Земли. В первую очередь – Атлантики.
Уцелевшие эскадры и флоты попытались этому помешать, но сделали только хуже. Обнаружив, что на планете существует разумная жизнь, чужаки принялись яростно атаковать корабли в открытом море и в портах, а затем нанесли ещё более сокрушительный, чем Первая Волна, коварный удар. И нанесли его прицельно, по самому сильному в военном плане, а потому наиболее опасному из очагов сопротивления – по США.
Технология этого удара нам до сих пор непонятна, но последствия широко известны. Восток и центр Североной Америки, вплоть до Скалистых гор, вдруг оказались частично затоплены, а местами даже опустились на несколько метров ниже уровня моря. И это позволило противнику перенести боевые действия на образовавшееся мелководье и в соленые болота, которыми стали полузатопленные американские территории.
Пришельцы выиграли новый раунд, но люди не сдались и продолжили сопротивление даже на заболоченных территориях США, Мексики и Канады. Вдоль береговой линии, а также на многочисленных внутренних соленых озерах и топях разворачивались настоящие битвы с инопланетными тварями, прозванными с чьей-то легкой руки «атлантами». Люди уничтожали пришельцев из всех видов оружия, а те давили массой и пожирали людей, чтобы очень быстро восстановить свою численность и снова атаковать.
Естественно, уцелевшим гражданам затопленных стран не хватало сил, чтобы сдерживать натиск чудовищ. Но выжившим пришли на помощь те, кому повезло не увидеть цунами, Потопа и прочих эпизодов первого акта мировой трагедии.
Для пострадавшей от цунами Европы, а также Канады и части США к северу от сороковой параллели спасителями стали бывшие заклятые враги из России. Остальным штатам и Мексике помощь пришла из Поднебесной. А пострадавшим территориям Южной Америки и Африки помогли Индия, Австралия, Арабский союз и другие уцелевшие страны.
Силы российского МЧС и его иностранных аналогов сумели справиться с гуманитарной катастрофой и предотвратить крупные аварии на уцелевших промышленных и военных объектах, а войска взяли на себя основную тяжесть противостояния с «атлантами»…
– Во чешет, – зевая, сказал рыжий сосед Егора. – Историк, блин. Лучше сказал бы, чего дальше ждать? Что другие места тоже утонут, как Америка? Или что твари на сушу вылезут?
Офицер будто бы услышал вопросы бойца.
– …К сожалению, в какой-то момент стало ясно, что Атлантическая катастрофа, Потоп и последовавшая гуманитарная трагедия стали только началом кризиса, который полностью разрушил прежний мировой порядок и заставил выживших людей приступить к строительству нового мира, целиком и полностью мобилизованного на борьбу с инопланетным врагом…
– Эт точно, – проронил боец. – Все теперь под ружьём, даже старики, дети и умалишенные. Сеструха моя, которая вены резала, сама в дурдоме год работает, санитаркой. Туда каждый второй по возвращении из-за океана попадает. Насмотрятся реальных жутиков, и в лучшем случае – ночными кошмарами маются, а в худшем… вообще на стены лезут. Но через месяц их всех выпинывают из богадельни, и опять в болота. Такой вот круговорот получается, добровольно-принудительный. В контракте ведь только про ранения пункты есть, про сдвиги по фазе ничего не сказано.
– …На данный момент Земля фактически поделена между людьми и чужаками. Люди владеют сушей и пресными водоемами, а пришельцы оккупировали моря и океаны. И как-то изменить эту ситуацию не получается ни у нас, ни у них. Конфликт вошел в позиционную фазу, и для победы требуется принципиально новая стратегия. Чтобы её разработать, мы накапливаем опыт и без устали ищем новые военные решения. Но не отстают и атланты. Это следует отчетливо понимать.
Первоначально чужаки быстро адаптировались к той среде, в которую упал Эпиорнис. Очутившись в океане, атланты стали грозными морскими хищниками сотен разных видов и форм. Возможно, это их естественный облик, и как раз поэтому пришельцы не испытали проблем с первичной трансформацией – из ошметков корабля-матки в отдельных существ. Однако осознав, что люди не уступят моря и океаны без боя, инопланетяне поняли, что придется выбираться на сушу и решать проблему в корне. Тогда-то они и начали приспосабливаться к жизни на воздухе, постепенно превращаясь в аналоги амфибий, а с недавних пор – и вовсе в подобие двоякодышащих людей. Происходит это не прямо на глазах, как в случае с первичной трансформацией, но всё равно невероятно быстро – за считаные месяцы…
– И когда они окончательно приспособятся к суше, нам пиндык, – подытожил сосед Егора. – Зашибенская перспектива. «Позитивная», хоть вешайся.
– …Но пока атланты не накопили достаточно сил для сухопутных операций, а мы не нашли Оружие Победы, на всех фронтах сохраняется шаткое равновесие. А на полузатопленных территориях в Новом Свете сформировался и теперь утрясается новый жизненный уклад: диковатый, если сравнивать с прежней жизнью, но предельно рациональный в условиях прифронтового хаоса. Именно в эти героические места направляются наши подразделения. Нам придется работать в сложных условиях и плечом к плечу с непростыми людьми, с новоиспеченными американскими следопытами, рейнджерами и скаутами…
– С ними поработаешь, – рыжий скептически хмыкнул. – Они во всех, кто не говорит по-английски, сразу стреляют. И по фиг им, человек ты или атлант.
Егор хотел уже попросить рыжего заткнуться, но тот сделал это сам. Ещё раз зевнул, отвернулся и засопел. Грачев какое-то время слушал лекцию, но затем тоже задремал. Последнее, что он запомнил, было подтверждение пункта прибытия: США, штат Нью-Йорк, город Сиракьюс.
«На берегу знаменитого озера Онтарио, – подумалось Грачеву. – Думал ли я в детстве, читая Купера, что увижу места, где якобы бродил Зверобой? Там всё изменилось. С одной стороны теперь соленые болота вместо лесов, а с другой – озеро разлилось, но всё равно ведь интересно. Зверобой… трава такая… зверобой…»
Егор провалился в сон, но застрявшее словечко никуда не делось. Его будто бы кто-то повторял над самым ухом, пока Грачев дремал. И когда Егор проснулся, первой мыслью была как раз та, с которой он засыпал. «Зверобой – трава или герой книги?» Глупый вопрос? Вроде бы да, но… на самом деле Егору так не казалось. Даже наоборот, на каком-то глубинном уровне у него отложилась уверенность, что это очень важное слово и в будущем оно непременно пригодится.
Грачев спросонок потянулся и бросил взгляд по сторонам. Почти все вокруг спали. Кроме рыжего и ещё одного бойца справа. Они где-то бродили. Кажется, огненная шевелюра соседа-скептика отсвечивала рядом с туалетом.
Егор тоже собрался встать, размяться, но не успел. На свободное место справа вдруг плюхнулся… боец отряда МЧС Семен Пасюк! Собственной персоной.