5
На следующий день небо очистилось. Ночной мороз покрыл снег, лежавший на вересковых пустошах, тонкой корочкой льда, а воздух пощелкивал, как будто был напоен статическим электричеством.
Выбираясь из своей спальни, Бен Купер вздохнул – сегодня он ни за что не пропустит завтрак. Его первым утренним заданием было присутствие на встрече старшего суперинтенданта с женщиной из Канады. Он рассчитывал на то, что эта встреча быстро закончится. Вообще, это задание было бесполезной вещью, которая вела только к потере времени. Из папки, приготовленной разведчиком, констебль понял только одно: канадка хотела попросить их заняться не просто давно забытым преступлением – самого преступления не было и в помине.
Купер был уверен, что это очередной шум вокруг прошлого, организованный человеком, который слишком глубоко в него погрузился. В самое прошлое, и в историю своей семьи в этом прошлом. Так что старший суперинтендант Джепсон быстренько избавится от этой дамочки.
В любом случае дело ее не стоило и выеденного яйца. Бен смог вспомнить ее имя, только когда окончательно проснулся.
Для моральной поддержки Элисон Моррисси захватила с собой на встречу на Уэст-стрит Фрэнка Бэйна. Он представился как журналист-фрилансер, изучающий историю Королевских военно-воздушных сил и воздушных боев, которые усыпали весь Скалистый Край обломками самолетов, а также намекнул, что собирается написать об этом книгу. Кроме этого, сказал Фрэнк, он вот уже несколько месяцев работает на канадку, собирая для нее информацию и утрясая вопросы с датой и местом встречи. И хотя старший суперинтендант никогда в жизни не общался с Бэйном лично, он уже успел разозлиться на этого человека за его настойчивость, о которой ему сообщили сотрудники. Канадский консул, вне всякого сомнения, был для старшего суперинтендента важной фигурой.
Они встретились вчетвером в офисе шефа, где его секретарша предложила всем капучино и бэквелские пирожки с фруктами, которые Джепсон любил демонстрировать своим посетителям в качестве доказательства своего доверия к местной дербиширской кухне.
Купер никак не мог вспомнить, когда в последний раз пил на Уэст-стрит настоящий кофе. Он слышал, что его предлагали гостям на приеме в честь открытия нового комплекса зданий Управления В, но сам в это никогда не верил, пока лично в этом не убедился.
Встреча началась с обмена любезностями, касающимися здоровья и благополучия дяди мисс Моррисси, его семьи, его собаки и его гандикапа в гольфе[45]. Наконец шеф исчерпал все темы для светской беседы и теперь сидел молча, глядя на посетителей. Это была техника ведения допроса, к которой он обратился скорее по привычке и которая выработалась у него, еще когда он трудился в уголовном розыске. Но и здесь она его не подвела. Элисон Моррисси заговорила практически мгновенно:
– Как вы знаете, джентльмены, я попросила об этой встрече, потому что пытаюсь смыть пятно бесчестья с фамилии моего деда, Дэниела Мактига, который, будучи офицером, служил в Канадских королевских военно-воздушных силах. После того как он был прикомандирован к Королевским военно-воздушным силам, уже в девятьсот сорок пятом году, семья получила сообщение о том, что он пропал без вести.
– То есть пятьдесят семь лет назад, – заметил Колин Джепсон. Несмотря на то что он дружелюбно улыбался, старший суперинтендант с самого начала решил расставить все точки над «i».
– Я случайно узнала, что ваши соседи в Большом Манчестере в прошлом году возобновили расследование по делу, которое тоже произошло пятьдесят семь лет назад, – заметила Моррисси, глядя ему прямо в глаза. – Мне кажется, что время, прошедшее с момента преступления, не важно, если речь идет о нарушении законности.
Купер бросил на нее быстрый взгляд из-за горы папок, которые он якобы изучал. Констебль не ожидал, что эта женщина окажется такой молодой. Если б он задумался об этом пораньше, то смог бы вычислить ее приблизительный возраст, так как знал, что она собирается говорить о своем дедушке. В документах было указано, что лейтенанту Мактигу было двадцать три года в тот момент, когда он пропал. Его дочь, мать Элисон Моррисси, родилась буквально за несколько дней до его исчезновения, так что сейчас ей должно было быть пятьдесят восемь. Скорее всего, она относилась к женщинам, которые рожают уже после того, как им исполняется тридцать, поэтому Моррисси сейчас было не больше двадцати шести – двадцати семи лет. Бену понравилось то, как она ответила суперинтенданту. Девушкой она была решительной, да и вопрос знала назубок.
– Но ведь суда не было, – заметил Джепсон. – Так что о правосудии речь здесь не идет.
– Я говорю о естественном праве[46].
– Прошу вас, продолжайте, – вздохнул Колин.
– Мой дед был пилотом бомбардировщика типа «Ланкастер»[47], который базировался на базе Королевских ВВС в Лиденхолле, Ноттингемшир, и входил в двести двадцать третью эскадрилью бомбардировщиков, – стала рассказывать Элисон. – Летал дед в составе Королевских ВВС два года, и у него был блестящий послужной список. После того как он смог дотянуть до базы на подбитом «Веллингтоне»[48], на котором провел успешную атаку на базу немецких подводных лодок рядом с Роттердамом, он был награжден крестом «За выдающиеся летные заслуги»[49]. В тот раз он приказал команде покинуть самолет, когда они оказались над Англией, и посадил его в одиночку. И это несмотря на то, что сам был ранен шрапнелью, пока пробивался сквозь зенитный огонь противника. Сразу же после выздоровления он переучился на «Ланкастер» и получил назначение на базу в Лиденхолле.
– Очень интересно, – вставил Джепсон. – Но не могли бы мы перейти к январю сорок пятого года?
– Я просто хочу, чтобы вы знали, что за человек был мой дед, – ответила Моррисси.
Купер заметил, что при этих словах в ее глазах промелькнул гнев. Он был удивлен ее молодостью и уж тем более не ожидал, что она будет так хороша собой. У Элисон были стиль и уверенность, которые выделяют красивую женщину в толпе. Бен наслаждался ее демонстрацией уверенности в себе и гордости. Его лишь удивило, что Колин в этот момент совсем не смягчился – обычно у него была слабость к молодым хорошеньким женщинам. Но сейчас шеф, видимо, решил скрепить сердце и теперь уже не сделает ни шагу назад. У этой встречи может быть только один результат, и Куперу было жаль эту канадку. Джепсон позволит ей выговориться до конца, а потом ее ждет разочарование.
– Вот его фотография, – произнесла Моррисси и протянула через стол два снимка – один Джепсону, а другой Бену. На Купера она почти не смотрела, если не считать быстрого оценивающего взгляда, когда их представляли друг другу, и у него создалось впечатление, что их гостья была из тех женщин, которые прекрасно знают, чего хотят и кто им может помочь в достижении цели. Сейчас она не отводила глаз от старшего суперинтенданта.
– Фото было сделано, когда он получил звание лейтенанта и вступил в двести двадцать третью эскадрилью, – пояснила Элисон. – Он рано начал летать и был на пару лет старше членов своего экипажа, поэтому они называли его Дедом.
Такой фотографии не было в документах, подготовленных разведчиком. Или Моррисси была просто лучше организована, или у нее были лучшие помощники. Купер перевел взгляд на Фрэнка Бэйна. Где-то он о нем уже слышал… Констебль вспомнил, что видел телевизионную программу, в которой этот журналист принимал участие и которая была посвящена 60-летию Битвы над Англией[50]. Единственным, что вынес тогда Купер из той программы, было то, что некоторые «Ланкастеры», принимавшие участие во Второй мировой войне, были произведены на заводе в Бамфорде, всего в нескольких милях от Идендейла. Сейчас от завода не осталось и следа, как и от самолетов, которые были на нем собраны. В программе участвовала женщина, которая в детстве трудилась на этом предприятии и которой важные чиновники в шляпах говорили тогда, что если она допустит хоть малейшую ошибку, то будет отвечать за то, что позволила немцам выиграть войну.
Лейтенант Мактиг выглядел в своей форме просто потрясающе. У него была фуражка с высокой тульей, новехонькие нашивки на рукавах и медаль, прикрепленная к карману на груди. Стоял он почти по стойке «смирно», вытянув руки по швам. Его галстук был идеально повязан, а стрелки на брюках тщательно отглажены. И форма наверняка была голубой, хотя фото было черно-белым. Может быть, оригинальный отпечаток был вообще цвета сепии, поскольку то, что Купер держал в руке, выглядело как оцифрованная копия. Она подчеркивала черты лица Мактига – его небольшие темные усики, гордую улыбку и прямой взгляд чистых глаз прямо в объектив камеры. Он был красивым мужчиной, который наверняка кружил головы вспомогательному женскому персоналу, и в его глазах было несомненное сходство с глазами его внучки, которая сейчас сидела напротив Бена.
– Как видите, у него на груди крест «За выдающиеся летные заслуги», – сказала канадка.
Джепсон положил фото на стол перед собой.
– Январь сорок пятого года, – напомнил он.
– Седьмого января сорок пятого года мой дед сидел за штурвалом «Ланкастера», – кивнула головой Элисон. – Экипаж называл свой бомбардировщик «Милый Дядюшка Виктор».
После этого за дело взялся Фрэнк Бэйн. Это была та область знаний, в которой он был экспертом. Голова Бэйна была выбрита – эта прическа теперь заняла место зачесов, которые делались для того, чтобы скрыть появляющуюся лысину. Как только он заговорил, Бен понял, для чего Элисон привела его с собой. Рассказывая о том, что произошло 7 января 1945 года, журналист не пользовался никакими заметками. Он просто излагал факты в том виде, в котором они были ему известны:
– При атаке немецкого ночного истребителя у «Ланкастера» был поврежден один из внешних двигателей. Это произошло во время рейда на Берлин. Двигатель заменили на новый, и экипаж поднял машину в воздух, чтобы проверить его. Обычная рутина – им предстояло перелететь с базы ВВС в Лиденхолле, Ноттингемшир, на базу в Бенсоне, Ланкашир. Расстояние – не больше сотни миль. До этого экипаж участвовал в нескольких операциях над Германией и благополучно возвращался на базу. Но над Дербиширом с самолетом что-то произошло. Он врезался в Айронтонг-хилл в десяти милях отсюда. Экипаж состоял из семи человек, и пять из них погибли при столкновении.
В своих бумагах Купер отыскал список экипажа. Семь имен. Пока знакомым было только одно – имя пилота Дэниела Мактига.
– Минуточку, – сказал Бен. – Кто из членов экипажа погиб?
– Прежде всего, радист, сержант Гарри Грегори, – ответил Бэйн.
– Понятно. – Купер поставил рядом с этим именем небольшой крест.
– Бомбардир Билл Ми, верхний стрелок Алек Гамильтон и хвостовой стрелок Дик Эббот – все они были сержантами Королевских ВВС.
– А кто еще?
– Один из поляков, – ответил Фрэнк. – Штурман. Лейтенант Клемент Вах.
– Если не считать мистера Мактига, то в живых остался еще один, – заметил Купер.
– Правильно.
– Последний выживший был бортинженером. Но я не знаю, как правильно произнести его имя.
– Лукаш, – подсказал Бэйн. – Как гуляш. Последнего выжившего звали лейтенант Зигмунд Лукаш.
Грейс Лукаш заметила, что Зигмунд больше не проявляет интереса к посещению Дома комбатантов, польского варианта ветеранского клуба, и ее это радовало. Нынче старые солдаты и летчики говорят только о войне и смерти и больше ни о чем. Такое впечатление, что шестьдесят лет, которые они прожили с 1945 года, превратились для них просто в двухнедельный отпуск с передовой. Грейс помнила, как один бывший десантник, здорово перебравший водки в клубе, сказал, что никогда не чувствовал себя таким живым, как перед лицом смерти. И сейчас эти старые солдаты продолжали все то же – стояли в очереди на свое последнее путешествие, на свою последнюю поездку в неведомое. Только на этот раз их транспортом будет катафалк.
Было время, когда Зигмунд и его приятели интересовались внутренней политикой Англии. Они могли бесконечно обсуждать то, что казалось им невероятной апатией британцев, которые редко ходили на выборы, не говоря уже о том, чтобы слушать и обращать внимание на то, что им говорили политики.
– Они не изменились со времен Уинстона Черчилля, – сказал однажды Зигмунд.
– Но, папа, прошло уже шестьдесят лет, – заметил Питер.
– Вот и я о том же! – воскликнул старик. – С того времени они все катятся по наклонной.
Но такие разговоры случались в те времена, когда он еще говорил по-английски.
Старику нравилось, когда Грейс ощущала себя иностранкой. Это было неприятное ощущение, к которому она так и не смогла привыкнуть после того, как вышла замуж за Питера. Ее девичья фамилия была Вудворд, и она никогда не задумывалась о своей национальности. Она была британкой, а это значило, что о национальности можно было не думать. Но в один прекрасный день ее фамилия поменялась на Лукаш, и люди стали относиться к ней по-другому, как будто она заново родилась иностранкой. Даже те, кого она знала всю свою жизнь и с кем ходила в школу, поверили в то, что она забыла свой родной язык.
Ну а потом, после несчастья, произошедшего шесть лет назад, Грейс неожиданно обрадовалась, что ощущает себя иностранкой. Теперь, когда она въезжала в магазин и покупатели замолкали, она верила, что это все из-за ее имени, из-за которого люди относили ее к жительницам Восточной Европы в поисках убежища. Таких теперь появилось множество, особенно в пансионатах на Бакстон-роуд.
В последнее время миссис Лукаш часто читала в газетах, что целые группы женщин с детьми из Восточной Европы заходили в магазины в местных деревушках якобы для того, чтобы спросить, как пройти куда-либо. Так они отвлекали внимание продавцов, а дети в это время воровали товары с полок. Грейс была уверена, что все это правда. В любом случае большинство этих людей были цыганами, а Идендейл страдал от проблем с ними уже много лет. Однажды один из их таборов припарковал свои грузовики и передвижные дома на большой поляне возле Куинс-парк. С того места, где она жила, миссис Лукаш хорошо были видны их веревки с сохнущим бельем и играющие в кустах дети; она наблюдала, как их собаки носятся по окрестностям и как день ото дня растет гора мусора в одном из углов поляны. Это было все равно что наблюдать за наступлением зимы и постепенным исчезновением привычного окружающего пейзажа. Грейс как бы ждала, когда вновь выглянет солнце и округа опять примет аккуратный и респектабельный вид. Она испытывала чувство бессилия и нетерпения, ожидая, когда же этот раздражающий фактор исчезнет из ее жизни.
И вот наконец в одно прекрасное утро цыгане исчезли еще до того, как взошло солнце, оставив после себя поляну, покрытую грязью, и горы мусора, разбросанные по обочинам дороги. Какое Грейс было дело до того, куда направился этот табор? А какое ей было дело до того, куда исчезает снег? Снег таял и возвращался в почву, и все остальное было не важно. В природе существовал некий ритм самоочистки, который успокаивал миссис Лукаш.
Она отвернулась от окна, и на глаза ей сразу же попалась фотография семейства Лукашей. Она с Питером, Кристина с Зигмундом и внуки у их ног. Когда-то, еще до того, как они поженились, Грейс попыталась уговорить Питера сменить фамилию. Ей казалось, что так будет лучше для их будущих детей. Лукас – вот удачный вариант, сказала она тогда. И поменять надо будет только написание, потому что произношение остается почти таким же. Тогда Питер сказал «нет», и сказал это таким тоном, которого она раньше от него никогда не слышала, который заставил ее крепко задуматься, а потом раз и навсегда отказаться от споров по этому поводу. Он никогда не объяснял ей своего решения, а она никогда не спрашивала его об этом.
Грейс смотрела на лицо старика Зигмунда, на его гордый поворот головы и прямой взгляд. С годами Питер становится все больше и больше похожим на отца. Иногда, если его жена приглядывалась достаточно внимательно, она видела, как меняется выражение его глаз, когда отец называет его «Пьётр». Миссис Лукаш никогда не могла добиться от него такого взгляда, даже в самые интимные моменты их жизни. И не важно, сколько раз подряд она шептала его имя, – вызвать такую гордость в его взгляде она была не способна. Английское имя Питер никогда не производило на него такой эффект, как его польский вариант. Женщине вдруг захотелось попробовать добиться этого эффекта, назвав его «Пьётр»… Но она знала, что уже слишком поздно менять устоявшиеся привычки.
Услышав звук подъехавшей машины, Грейс быстро подкатилась к окну. У тротуара, рядом с их живой изгородью, притормозил «Форд». Она увидела светловолосого мужчину на водительском месте. Это был не Эндрю. Из машины вылезла женщина, и они с миссис Лукаш на мгновение встретились глазами, а потом незнакомка отвернулась и прошла в третий по счету дом от их дома. Водитель помахал ей рукой и уехал. Грейс выдохнула. Это не она. Пока не она…
Фрэнк Бэйн замолчал, чтобы убедиться, что его все еще слушают. Элисон Моррисси не отводила глаз от старшего суперинтенданта Джепсона. Казалось, что она пытается взглядом заставить его слушать, хотя Купер знал Джепсона достаточно хорошо, чтобы понять, что тот давно уже отключился от разговора. Наверное, он просто заранее решил, какое время сможет уделить этой беседе. Бену было интересно, сколько Элисон еще осталось сидеть здесь.
– Бывший лейтенант Зигмунд Лукаш – единственный оставшийся в живых член экипажа «Милого Дядюшки Виктора», – сказал Бэйн. – Тогда он был самым молодым, но сейчас ему уже семьдесят восемь лет. По счастливой случайности он живет в Идендейле.
– Уверен, что вы с ним обязательно встретитесь, – сказал Колин, как бы намекая, что чем раньше это произойдет, тем лучше.
– Мы связывались с семьей Лукаш, – ответил Фрэнк, – но, можно сказать, они не слишком готовы к сотрудничеству.
– Очень жаль, – огорчился суперинтендант.
– В день катастрофы штурман, как тогда это было заведено, сообщил в управление полетами о том, что было видно на трассе по курсу, – продолжил Бэйн. – Его предупредили о низкой облачности на высоте двух тысяч и плохой видимости. Но он каким-то образом умудрился сбиться с курса и вывел самолет прямо на Айронтонг-хилл. После этого у них не было никаких шансов.
– Пятеро погибших и двое выживших.
– Да, и одним из выживших был пилот самолета, мой дед, – вмешалась Элисон Моррисси. – Его тело так и не нашли после катастрофы.
Купер ждал этих слов. Ведь именно из-за них и организовывалась эта встреча. Все остальное было просто преамбулой.
– Его объявили дезертиром, – заметил он, – а при расследовании происшествия назначили еще и ответственным за крушение.
Моррисси резко повернулась к нему:
– Он был пилотом и отвечал за воздушное судно. Так как не было никаких свидетельств вражеского нападения или механических неисправностей, его назначили виновным по умолчанию. Но нет и никаких свидетельств того, что мой дед дезертировал. Абсолютно никаких.
– Но его видели, когда он покидал место аварии, – заметил Купер.
– Нет – его никто не видел.
Старший суперинтендант слегка пошевелился, как будто его разбудили громкие голоса. Он еще раз заглянул в бумаги, приготовленные для него разведкой.
– По моей информации, тогда были допрошены двое мальчиков, которые рассказали, что видели летчика, шедшего по дороге, ведущей к водохранилищу Блэкбрук, в направлении от Айронтонг-хилл к Глоссопу. Мне кажется, этим все сказано, – заметил Колин.
– Да, это заявление сыграло основную роль. Я бы хотела найти их и поговорить с ними, но не смогла разыскать их имен, – сказала Элисон.
– С вашей точки зрения, мисс Моррисси, это большая неудача, но не забывайте, что тогда они были еще детьми. Двенадцати и восьми лет. Как вы думаете, зачем бы им понадобилось лгать?
– Не знаю.
– Кроме того, есть информация, что человека в летной форме в тот же день видели направляющимся из этого района. Более того, его подобрал недалеко от Чинли водитель проезжавшего грузовика. В те времена такое поведение водителя было абсолютно естественным.
– Но этого летчика не опознали как лейтенанта Мактига, – возразила Моррисси.
– Скажу больше, так продолжалось до совсем недавнего времени. Это прекратилось всего несколько лет назад.
– Что продолжалось и что прекратилось?
– Практика подвозить служивых. Обычно они стояли на обочине дороги со своими солдатскими мешками и плакатами, на которых было написано место назначения, а водители останавливались рядом. Солдат было легко определить по коротким стрижкам, потому что вся остальная молодежь их возраста носила длинные патлы. Я и сам помню, как подсаживал несколько солдатиков на объездной части шоссе Эм-шесть возле Престона в те годы, когда еще служил в Ланкаширском управлении. А вот в наши дни верить никому нельзя. Никогда не знаешь, в чьих руках могут оказаться военная форма или оборудование. Только подсадите их к себе в машину – и вас мгновенно ограбят или еще чего похуже. Ради собственной безопасности я бы не советовал публике заниматься таким извозом.
Элисон Моррисси уставилась на суперинтенданта, и Купер заметил, что она краснеет. Это сделало ее еще привлекательнее, но Джепсон, казалось, не обратил на это никакого внимания. Он перешел в состояние публичного политика, как будто выступал перед представителями Торгово-промышленной палаты или Комитета содействия деятельности полиции.
– Этого человека никто не опознал как моего деда, – повторила Моррисси.
– Это я вижу, – сказал шеф, изучая бумаги.
– Да и как он мог добраться до Эм-шесть? Задумаемся на минутку. Я изучила карты того места, где он сел на грузовик, – оно находится в десяти милях от места катастрофы. Мой дед что, прошел все это расстояние пешком? Но тогда почему его никто больше не видел?
– Просто было темно, – заметил Бен.
Канадка посмотрела ему в глаза, и ему показалось, что при других обстоятельствах она вполне могла бы улыбнуться.
– Вот именно, – Джепсон благодарно кивнул Куперу. – Именно что темно. Водитель грузовика подобрал его в семь часов утра. А в январе в этих местах в такое время еще темно. Бен у нас в этом разбирается, он из местных. Никогда нельзя сбрасывать со счетов знание местной специфики. Это гораздо лучше, чем все те бумажки, которые вы нам тут показали, мисс Моррисси.
Старший суперинтендант отодвинул в сторону бумаги с таким видом, как будто они ему были больше не нужны, и улыбнулся женщине. Купер узнал эту его политическую улыбку – обычно она предназначалась для инспектирующих представителей руководства Полицейского департамента и выражала надежду суперинтенданта на то, что они все уберутся восвояси и оставят его в покое.
– Но водитель грузовика не смог даже убедительно подтвердить, что на мужчине была летная форма, – сказала Элисон, и в ее голосе послышалось отчаяние.
Джепсон опять взял в руки бумаги. Он взглянул на первую страницу, а потом на Купера, который одними губами повторил три слова.
– Просто было темно, – еще раз повторил Колин, поколебавшись. – Ну конечно, ведь мы все уже с этим согласились, мисс Моррисси. А мы не можем требовать от водителя грузовика, чтобы он в темноте определял знаки различия той или иной формы. В те времена уличных фонарей не было, знаете ли… В те времена…
– …шла война, я знаю, – сказала канадка.
Джепсон сложил пальцы рук перед собой и осмотрел комнату с некоторым удовлетворением, как будто с этим фактом было покончено.
– У вас есть еще какая-нибудь информация, которой вы хотели бы с нами поделиться, мисс Моррисси? – спросил он. – Какая-нибудь новая информация?
– Мой дед не дезертировал, – негромко произнесла Элисон.
– Со всем моим уважением, – сказал Колин так, будто конец встречи был уже не за горами, – я не думаю, чтобы что-то из того, что вы нам сообщили, было для нас новостью. Нет никаких доказательств того, что с вашим дедом случилось что-либо отличное от того, что он сбежал с места катастрофы еще до прибытия спасательной бригады. После этого его подобрал на Эм-шесть водитель грузовика и…
– И что? – поинтересовалась Моррисси.
– Ну, предположительно ему удалось выбраться из этой страны. – Джепсон полистал отчет и неуверенно продолжил: – И вернуться в Канаду.
– А как вы думаете, насколько легко это было сделать дезертиру? – уточнила Элисон. – Особенно если война все еще продолжалась?
Старший суперинтендант собрался было пожать плечами, но остановился, вспомнив, что на курсах для командного состава им говорили, что этот жест может иметь двоякое истолкование.
– Я прошу вас, – продолжила тем временем канадка. – Вся моя проблема заключается в том, что я не могу найти этих двух мальчиков, которые видели деда. Поэтому единственным источником информации для меня здесь являются Зигмунд Лукаш и Уолтер Роланд, который в то время был членом спасательной бригады Королевских ВВС, прибывшей на место катастрофы. Фрэнк с ними связывался, но оба отказались встретиться со мной.
– Мисс Моррисси, мне очень жаль, но я действительно ничего не могу для вас сделать, – ответил Джепсон.
– Не «не можете», а просто не хотите, – возразила женщина.
– Пусть будет так. Но факты таковы, что я не могу выделить вам даже консультанта для вашей миссии.
Купер заметил, что слово «миссия» Элисон не понравилось. Ее челюсти сжались, а на лице появилось упрямое выражение лица. При этом она стала теребить замок своего портфеля, как будто собиралась убрать документы.
Бен воспользовался этой задержкой и спросил:
– Мисс Моррисси, а как вы сами думаете, что произошло с вашим дедом?
Канадка с удивлением посмотрела на него и одним быстрым движением руки убрала прядь волос за ухо.
– Думаю, он был ранен, – ответила она. – Может быть, потерял сознание или получил сотрясение мозга, так что не совсем понимал, где он и что с ним происходит. Может быть, вообще не мог вспомнить самого момента столкновения. Думаю, что он снял свое летное обмундирование и оставил его на обочине дороги, потому что оно оказалось для него слишком тяжелым. А потом добрался до одного из близлежащих домов, и люди в нем его приняли.
– Приняли?
– Ну да. Оказали ему первую помощь и дали место для жилья.
– Зная, кто он такой? Ведь они не могли не знать о падении самолета. Зачем было оставлять его у себя? Почему не передать его официальным лицам? Если он был ранен, то его, по крайней мере, обеспечили бы медицинской помощью.
– Этого я не знаю, – упрямо повторила Моррисси. – Я знаю только, что человек, которого подобрали на трассе Эм-шесть, не был моим дедом. Полагаю, что это был дезертир, который самовольно покинул расположение транспортной части в Стокпорте. Звали его Фуллер, и полиция позже арестовала его в доме его родителей в Стоке-на-Тренте.
– А что же произошло с вашим дедом? – повторил вопрос Купер. – Почему вы считаете, что он остался в этом районе? Мне это кажется маловероятным.
– Вот что заставляет меня в это верить, – сказала женщина и достала из портфеля пластиковый конверт. Бен увидел, что в конверте лежит медаль на красно-золотой колодке. Она была отлично начищена, и лучи, отражавшиеся от ее поверхности, казалось, слали им послание через все эти годы.
– Что это? – спросил констебль.
– Крест за выдающиеся летные заслуги британских ВВС, – пояснила Элисон. Она повертела медаль в руках. – Его однажды летом принес почтальон по старому адресу моей бабушки в Оттаве. К нему прилагалась записка, адресованная моей матери. В ней было написано: «Не забывайте вашего отца, летчика лейтенанта Дэнни Мактига».
Купер наклонился пониже, чтобы рассмотреть медаль.
– А это точно медаль вашего деда? И откуда же ее прислали?
– Мы знаем только, что письмо было отправлено с почты в Идендейле.