Особые приметы
Честно говоря, меня эта погоня начала раздражать. Никогда я еще не тратил на поиски своих «подопечных» столько времени и сил. К тому же, будь это достойный противник, не так было бы обидно. А то ведь – шушера мелкая, жулик простой… Ну, не совсем простой, иначе я бы за ним не гонялся. Неуловимый, так сказать, жулик, чем он меня и зацепил. Он мое самолюбие поддел своей неуловимостью и безнаказанностью, а я этого не люблю.
Я ведь его даже не видел ни разу – ни вживую, ни на изо. Как-то умудрялся он не светиться перед объективами. Имелись у меня лишь его так называемые «особые приметы»: раса, рост, примерный возраст – плюс-минус сто лет – и, что особенно меня тронуло, – цвет волос и глаз… Приметы, так-то и растак!..
Да, было у него, конечно, имя. Даже несколько: Федя-мышь, Бэтфед, Федосик…
Вот и ловил я этого Федосика третий уж год подряд. Пару раз даже на хвост наступал, но тот, как у ящерки, отрывался.
И вот, похоже, загнала себя мышка в ловушку! Занесла Федю нелегкая (тешу себя мыслью, что именно я в нее воплотился) в негуманоидный сектор Галактики, да еще в ту его часть, где обитаемых планет на сотню кубических парсеков – ровно одна штука. Причем такая, где земляне были от силы раза три. И то, насчет трех раз я, возможно, погорячился. Но один раз – точно, поскольку в информик планета внесена: название, условия, население и прочие данные. Между прочим, с населением там – настоящий винегрет. Только коренных – так сказать, местного разлива, – пять разумных видов! И столько же пришлых. Последнее меня особенно удивило: планета черт-те где вертится, а вот ведь – словно медом намазана!
Зато порадовала меня находчивость тамошних разноязыких жителей: сварганили они над всей планетой этакое инфополе, при котором можно говорить на родном языке, а собеседники воспримут его как свой собственный. То же и с письменностью: видишь незнакомые закорючки, а в мозгу уже «высвечивается» адекватный перевод. Поле выполняло, разумеется, и обширные информационные, а также коммуникационные функции – очень удобные, ведь для пользования ими ничего, кроме мозгов, не требовалось. Правда, лишь местных мозгов – на гостей планеты информационно-коммуникационные услуги не распространялись. Но и доступный всем «переводчик» – это очень здорово, к чему мне десять языков в черепушке на один лишь (надеюсь) случай в жизни? Правда, гипник вдолбить их в башку может за пару минут, а вот стереть потом удается не всегда. А если и удается, то порой с такими побочными эффектами… Однажды я имя подружки забыл. Неделю потом «побочный эффект» под глазом носил, так-то и растак! Зачем мне это? Впрочем, к делу сие не относится.
Называлась планета на местных наречиях для гуманоидного уха совсем уж невоспринимаемо и для языка непроизносимо… Так что информик предложил на выбор сто пятьдесят шесть вариантов названий для гумов. Мне лень было читать весь список; я ткнул наугад и попал в «Шмяккк». Что ж, очень мило, многообещающе даже.
И последнее, что мне в этой планетке понравилось – синее небо. Не люблю я красные, оранжевые, или там желтые небеса – под ними как-то неуютно и тревожно; зеленые, а паче того пастельные – расслабляют; серые – навевают тоску; фиолетовые – гнетут; синие же – самое то, под ними я – в своей тарелке.
Как я узнал, что Бэтфед на Шмяккке, не скажу – служебная тайна. Но он был здесь, точно, я убедился в этом сразу, лишь вышел под ярко-синее небо из корабля. Нюх старой ищейки, или, если хотите, внутреннее чутье, меня очень редко подводит.
Разумеется, у меня имелась собственная тактика дальнейших поисков, и все же я решил для начала посетить местное полицейское управление, или как там оно у них называется. Во-первых, на чужой территории никогда не помешает поддержка коллег, а во-вторых, существуют же, так-то и растак, нормы вежливости! М-да, лучше бы меня воспитали невежей…
Чтобы добраться до местной полиции, я выбрал метро – так, во всяком случае, «высветилось» в моем мозгу название, свисающее в виде неопрятной рыжей бороды с крыши пурпурного дырчатого куба возле игольчатой розетки космопорта. Знать бы заранее, что это за метро… Но я не знал и полез в одну из дыр – скорее, нору. В норе дурно пахло, была она тесной, плохо освещенной, непонятно извилистой… Но это были еще цветочки! Поезд оказался гигантским червем, ползающим по более широким и длинным норам. Причем пассажиров он элементарно заглатывал, а на конечной станции… ну, сами понимаете. Про попутчиков своих вообще говорить не буду – я только что плотно пообедал (тогда же, к счастью, мой желудок был совершенно пуст). Но как бы то ни было, до полицейского управления я добрался и вскоре уже заходил в торчащий огрызок широченной трубы, его олицетворяющий.
Отряхивая замызганный в «подземке» костюм, я предстал перед инопланетными коллегами. В круглом «офисе» трубы их копошилось невероятное количество. Кого тут только не было: трехголовые змеи, тараканы-великаны, ящеры с бахромой из конечностей, розовые шары, мигающие цилиндры на тоненьких ножках… И весь этот террариум – да простят меня за невольное сравнение его обитатели! – при моем появлении замер, повернул в мою сторону головы, а также то, что их заменяло, и заорал, завопил, заскрежетал, замяукал: «Это он! Он! Держи его! Хватай!»
Такого приема я не ожидал, так-то и растак! И поначалу оторопел, что едва не аукнулось большими неприятностями. Но когда перед моим носом защелкали клешни, заизвивались щупальца и прочие малоприятные конечности, я развернулся и дал деру. Меня спасло то, что полицейские в дружном, но весьма недружественном порыве отчаянно мешали друг другу, ведь каждый из них намеревался схватить меня первым.
Я петлял по кривым улочкам города, ползал по длинным вонючим норам, балансировал на висячих канатных мостиках… Мне все время слышалось позади зловещее клацанье, грозный клекот, змеиное шипение. Скорее всего, это был естественный шумовой фон шмякккского города, но оглядываться я, стыдно сказать, боялся.
Адреналин придавал мне, конечно, дополнительные силы, но и они были не бесконечны. Спустя некоторое время я полностью выдохся и понял, что без дополнительного источника энергии мне долго не протянуть. Попросту говоря, я до дрожи в коленях захотел пожрать, а заодно и передохнуть. Пересилив страх, я все-таки обернулся. Погони не было. Тогда я стал крутить башкой в поисках ресторана, кабака, харчевни – какого-нибудь места для приема пищи, если, конечно, таковое вообще в этом городе имелось. Я даже не удосужился подумать, что если подобное заведение и найдется, то местная пища может оказаться непригодной для меня. И хорошо, что не подумал, так-то и растак! Иначе, возможно, и искать-то не стал, а тогда, разумеется, и не нашел бы вскоре оранжевый шар с лохматой, как давеча на станции «метро», вывеской «Еда внутрь». Уже то, что «внутрь», меня сильно обнадежило. А сам этот оранжевый шарик так напомнил мне апельсин, что потекли слюни и свело челюсти.
Вот так – в мятом и грязном костюме, с трясущимися коленями, взъерошенной шевелюрой, красный и потный, да еще со слюнями из перекошенного рта я и предстал перед входом «Еды внутрь». «Если аборигены когда-нибудь и видели землян, – утешал я себя, – то уж слабоумных землян – вряд ли».
На меня произвел сомнительное впечатление вход в «апельсиновое» заведение. Очень уж напоминал он разинутый рот… Я тут же вспомнил недавнего червя из «метро», и заходить мне сразу расхотелось. Но меня уже увидели; изо «рта» раздалось зычное, но вполне дружелюбное: «Милости просим, сударь! Быстро и сильно накормим, напоим, обожмем!» Насчет последнего я, признаться, не понял, но посчитал это неточностью перевода и шагнул в распахнутую дыру входа.
И сразу, так-то и растак, убедился, что перевод оказался предельно точным – меня обжали. А попросту говоря, «рот» сомкнулся и принялся мять и буквально выжимать мою беззащитную тушку, словно тюбик с пастой. Скоро из нее какая-нибудь паста наверняка и полезла бы, не будь мой желудок (и, к счастью, кишечник) предельно пуст. Я умудрился даже в эти непростые секунды придумать разумное объяснение происходящему: из клиентов на входе выдавливают все в них накопившееся, чтобы затем они больше смогли в себя поместить – с прямой выгодой для заведения. Лишь бы подобное не повторилось на выходе, подумал я.
После процедуры «обжимания» я попал наконец-то внутрь оранжевого шара. Что ж, изнутри он выглядел вполне пристойно и даже уютно. Вместо столиков – желтые цилиндры всевозможных размеров в угоду разнокалиберной публике, коей на данный момент не наблюдалось вовсе. Вместо стульев… мохнатый грязно-белый пол, плавно переходящий в стены, а затем и в потолок (напомню, заведение – шар, точнее – сфера). Что удивительно, из стен и потолка также торчали разновеликие желтые цилиндры. Может быть, шар периодически поворачивался? Или некоторым посетителям все равно – верх то или низ? Правда, тарелки (или что у них там) будут тогда со столов падать, но это уже не мои проблемы.
Моя же проблема, похоже, расположилась в центре сферы – огромный паук в полтора моих роста и три-четыре меня в ширину. Ножек у паука было не восемь, а… – так-то и растак! – …много у него было ножек. Или ручек. Волосатых, кривеньких, цепких, с острыми коготками-сабельками вместо пальчиков. Паук мерно раскачивался в паутине, облепившей все заведение.
«Попал! – мысленно ахнул я. – Это ловушка!» Но испугался я преждевременно и вовсе даже напрасно. Паук засучил «сабленожками» и проворно спустился ко мне.
– Приветствую, сударь! – зычно проревел он.
– Добрый день, – кивнул я. – Что-то у вас посетителей не густо.
– Сам удивляюсь. Сытый голодного разве поймет? – погладил паук волосатое брюхо. – Чего изволите?
– А что вы можете предложить? – с достоинством ответил я вопросом на вопрос.
– Гм… – Паук сунул в зубастый ротик две ручки (или ножки?) и закатил восемь из шестнадцати глазок к потолку. Остальные восемь продолжали сверлить меня изучающе, я бы даже сказал оценивающе. Или сравнивающе. С кем-то или чем-то, возможно, с едой.
– Нужен анализ, – выдал резюме хозяин заведения. – Плюньте! – И он протянул ко мне лапку (так будет точнее).
Я расценил этот жест по-своему и тревожно задумался. Местной валюты у меня было немного, и отдавать ее за сомнительный «анализ» мне не хотелось. Паук увидел мое замешательство и повторил:
– Плюйте-плюйте! Я проведу анализ слюны. Совершенно бесплатно!
Я плюнул. Паук задумчиво облизал лапку и быстро сделал вывод:
– Понятно. Нужны белки-жиры-углеводы. Плюс вода.
– Можно еще чуточку этилового спирта, – добавил я.
– Яд! – замахал всеми ручками-ножками паук, отчего едва не упал, и лишь в последний момент выстрелил паутиной и закачался над полом.
– Чуть-чуть, – поднес я указательный палец к большому, оставив приличную щелку. – В приемлемых дозах – это лекарство!
Многолапый хозяин недоверчиво покачал маленькой головой, но спорить не стал и удалился к толстому цилиндру в середине «зала».
Я уселся прямо на пол возле низенького, но широкого стола и блаженно вытянул ноги.
Наверное, я ненадолго заснул, потому что паук возник перед столиком внезапно, будто свалился сверху. Впрочем, с его способностями это не исключалось.
Прямо на поверхность стола, без намеков на тарелки и миски, хозяин «Еды внутрь» плюхнул увесистый кусок вязкой бурой массы.
– Еда, – пояснил он. – Внутрь. Белки-жиры-углеводы.
– Плюс вода? – уточнил я с сомнением.
– Да. И отдельно тоже. И чуть-чуть этилового спирта. Откройте рот! – В одной лапе паук держал колбу с прозрачной жидкостью – наверно, с водой, в другой – пробирку, с такой же по виду жидкостью, но в гораздо меньшем количестве – вероятно, со спиртом. Вряд ли наоборот.
– А зачем открывать рот? – спросил я.
– Чтобы влить туда воду и спирт. Или вы предпочитаете другое отверстие?
– Я предпочитаю вливать в себя жидкости сам. И из другой посуды. Принесите кружку, стакан, что там у вас есть?
– Три? – неожиданно ехидно поинтересовался паук.
– Три чего? – я начинал злиться.
– Стакана. И шарик?
– Да что, в конце концов, происходит? – поднялся я на ноги. – Что у вас за обслуживание, так-то и растак?!
– Разве вы не хотите поиграть со мной? – подмигнул паук двенадцатью глазами. – Ваш братишка хотел! – И хозяин «апельсина» кивнул в сторону дальних столиков.
Лишь теперь я заметил лежащий между цилиндрами у стены сверток. Грязно-белый, он почти сливался с таким же по цвету полом. Я подошел ближе. Сверток формой и размерами напоминал мумию. Я нагнулся и осторожно перевернул его. Из-под толстого слоя паутины (а это была именно она) раздалось испуганное мычание.
– Что это? – повернулся я к пауку.
– Я так думаю, это ваш брат, – сказал паук. – Близнец. У вас бывают близнецы?
– У меня лично близнецов не бывает, – с сарказмом ответил я.
– Я имел в виду ваш уважаемый биологический вид, – оскалил мелкие, но очень острые зубки паук. – Но раз лично у вас близнецов нет, значит, это ваш двойник. Или клон. У вас бывают клоны?
– Тьфу ты, – сплюнул я, начиная закипать. – Так-то и растак! Прекратите балаган! Я – сотрудник полиции Солнечной системы. Капитан Мурзиков. – И сунул под нос многоручке жетон.
Паук благоговейно закатил все шестнадцать глазок, вскинул не менее двадцати ручек и замолчал. А вот мумия, напротив, замычала еще активней и стала энергично раскачиваться.
– Освободите-ка ему рот! – прикрикнул я на хозяина лавочки. – И глаза.
Паук ловко замахал лапками-сабельками по голове мумии. Я зажмурился:
– Осторожней! Не зарежьте его!
– Не извольте беспокоиться, сударь! Все будет в лучшем виде.
И впрямь, когда я поднял веки, мумия таращилась на меня сквозь прорезь в коконе огромными карими глазами, обрамленными длинными, густыми ресницами, а через другую прорезь алели пухленькие надутые губки.
– Так-то и растак! – рухнул я на ближайший цилиндр задницей. – Кто это?!
Все мои догадки летели в тартарары! Ведь я-то, признаться, уже раскатал губу, что поймал наконец Бэтфеда.
– Кто ты? – простонал я. – Как тебя зовут?
– Федосья Федоркова, – ответила мумия.
– Как?! – взвился я со стола.
– Федоркова, Федосья Федоровна.
– Так это ты… это вы – Федосик?! Федя-мышь?
– Федя-мышь – это мой папа, – проворковала мумия. – А Федосик… Так он называл меня ласково. – Мумия всхлипнула.
– Еще и папа?! – схватился я за голову. Вот это прокол! Позор на мою лохматую шевелюру! Кого же я ловил все эти годы?! Я трагически выдавил: – Сколько же вас всего, Федосиков, Бэтфедов, Федорковых, так-то и растак?
– Неприлично ругаться при даме, – совершенно справедливо заметила Федосья. А потом вздохнула и ответила: – Осталась я теперь одна… Папа погиб два года назад, упал в черную дыру…
– Как это упал? – опешил я.
– Очень просто: выпил, уснул, яхта сбилась с курса…
– А капитан?!
– Тоже выпил, уснул…
– А штурман?..
– Все выпили и уснули! – Федосья сверкнула влажными глазками, и я понял, что пропал… Я влюбился по уши в одни лишь сердитые эти глаза! И губы…
Кстати, а как там все остальное?
– Хозяин, освободите ее всю! – крикнул я пауку и остолбенел… Паук сотрясался в беззвучных рыданиях! Нет, кое-что он все-таки произносил… Я прислушался.
– Все… – хлюпал паук. – Все уснули! Все… – воздел он к потолку сабельки, – все выпили! Какое горе… Какая трагедия!
– Слушай, друг, – опустил я руку на одно из плеч трактирщика. – Тебе тоже не мешало бы выпить. Для тебя-то спирт – яд?
– Лекарство… – всхлипнул паук и вмиг осушил предназначавшуюся мне пробирку.
Ему заметно полегчало. Вновь над паутинным свертком замелькали лапы-сабельки.
– Послушай, но как?! – говорил я другу-пауку, обняв его за столько плеч, сколько сумел ухватить. – Как ты мог сказать, что она, – я пьяно улыбнулся Федосику, – что она – мой близнец, мой клон?
Мы сидели втроем за самым широким столиком «Еды внутрь». Федосья – вся, целиком, – оказалась еще прекраснее, чем ее глаза и губы в отдельности. Мы пили разбавленный спирт (пили мы с пауком, Федосик лишь пригубливала), закусывая бурой массой, оказавшейся на удивление вкусной (закусывали мы с Федосьей, паук лишь смотрел на нас и облизывался (?!)).
– А вы и есть близнецы… – заплетающимся языком (или что там у него) гундосил паук. – Вас не различить! Две руки, две ноги, голова…
– Но мы ведь совсем не похожи! – не унимался я.
– Миша, – промурлыкала Федосья (меня, кстати, Мишей зовут – Мурзиков Михаил Матвеевич, с вашего позволения), – да мы для них, как две капли воды.
– Ничего ведь общего нет! – Я не привык сдаваться без боя.
– Ой, не скажи! – защебетала Федосик. – Вот ответь, что общего между Моной Лизой и раздавленным тараканом?
– Оба, наверное, вкусные… – икнул паук. Я ткнул его в бок локтем и поморщился:
– Ничего!
– А я нашла как минимум две общие черты и выиграла, кстати, тысячу астриков! Во-первых, они уже дохлые, а во-вторых – они плоские.
– М-да, – почесал я затылок. – Действительно… Но мы-то все равно с тобой разные!
– Какой ты упрямый, – нахмурилась Федосьюшка, отчего стала еще краше. – Да мы для негуманоидов все – на одно лицо!
– Как они для нас? – стало доходить до меня.
– Конечно. В пределах одного вида, разумеется. Ты можешь отличить одного местного «таракана» от другого?
– Так вот почему полицейские набросились на меня! – Я почти протрезвел. – Они приняли меня за тебя! Чем же ты им насолила?
Федосья потупилась, покраснела.
– Да так, – пробубнила она. – Ничего особенного… Организовала инвестиционный фонд «ФФФ», предложила сдавать деньги… Через один оборот планеты обещала триста процентов дивидендов.
– Так у нас никто не доживет, пока Шмяккк один оборот вокруг Грохххла сделает! – вскинул поникшую было голову паук. – Медленно крутится, зараза…
– На этом-то я и прокололась… – вздохнула Федосья. – Кто ж знал!.. Но все равно ведь сдавали, все причем. И, заметь, сугубо добровольно! – Она с вызовом глянула на меня.
– Но почему именно в полиции?!
– Во-первых, там безопасней. Во-вторых… – Тут Федосьюшка вновь покраснела и опустила глаза. – Во-вторых, я привыкла, что в полиции служат особо… – Федосик похлопала длинными ресницами и, просветлев вдруг, закончила: – …одаренные люди. Ну, и прочие пресмыкающиеся и гады… – Тут я нахмурился и строго зыркнул на возлюбленную, но она сделала невинные глазки и продолжила фразу: – …в данном конкретном случае!
Наш друг-паук вдруг завозился, завертел головой, словно прислушиваясь к чему-то. Он и прислушивался – к важному сообщению в инфополе. Все шестнадцать глазок нашего нового друга забегали, замигали, выдавая крайнюю степень волнения. Послушав еще, паук зажмурил вдруг все глазки разом и жалобно заверещал:
– Ой-ей-ей-ей!
– Что там? Говори! – в унисон крикнули мы с Федосьей, не имеющие доступа в инфосеть.
– Полицейская св-в-водка, – не раскрывая глаз проблеял паук, а потом, взяв себя в многочисленные руки, собрался и продолжил дикторским голосом: – Внимание! Внимание! Всем-всем-всем! За страшное и ужасное преступление разыскивается чрезвычайно опасный преступник! Особые приметы: одна голова, два уха…
Мы грохнули с Федосиком в обе глотки. Да так, что слезы из глаз! И, сотрясаемые хохотом, впервые обнялись.