Завтра будем в Лондоне
– Завтра будем в Лондоне, – говорит Джейн.
Джим кивает. В Лондоне. Поезд несется шустро, за ночь до Лондона довезет.
– А в Лондоне хорошо.
– В Лондоне хорошо, – говорит Джейн.
– Хорошо, – говорит Джим.
Тарахтят колёса.
– Дом в пригороде купим, – говорит Джим.
– Сад разведём, – соглашается Джейн.
Стучит поезд.
Джим и Джейн украдкой целуются, пока никто не видит в купе.
– У нас будет четверо детишек, – говорит Джейн.
– Четверо, – соглашается Джим, – два сына и две дочки.
Джейн придумывает имена будущим детям.
Поезд трясётся в завтрашний день.
Наступает ночь.
Джим бережно укрывает Джейн, выходит из купе, идет по вагонам вперед, к пульту управления, за которым никого нет.
Смотрит вперёд.
Видит бесконечно далеко впереди туннель.
Сжимается сердце.
Так и есть.
Туннель.
И никакого Лондона.
– А самую младшенькую я назову Маргарита, – говорит Джейн.
– Ну что за имя такое? – Джим не соглашается.
– А что, имя как имя… Маргарита… Грета…
– Ну, хоть Грета.
Поезд трясется в завтрашний день.
– Завтра будем в Лондоне, – говорит Джейн.
У Джима сжимается сердце.
– Ты чего?
– А… да ничего. Будем. В Лондоне.
– Дом в пригороде купим.
– Купим.
– Дядя тебе место в конторе даст, – говорит Джейн.
– Обязательно.
У Джима снова сжимается сердце, сильно, больно.
– Розы посадим… как у матери в саду, – говорит Джим.
– Ой, здорово! Красные?
– У матери белые были.
– Ну, белые тоже хорошо.
Джим кусает губы. Только что не до крови. Туннель, туннель проклятый, где-то там, впереди, и никуда не денешься от туннеля этого, никаких развилок, никаких стрелок, гони вперед…
А туннель, это вообще дело гиблое, туннель. В туннель заедешь, из туннеля не выберешься. Долго-долго тянется туннель, долго-долго тянется непроглядная тьма, в которой хлопают звуки выстрелов, грохают снаряды, кто-то умирает, кто-то оплакивает умерших, кто-то…
А потом кончается туннель, и выезжает поезд на свет, и солнце растерянно смотрит на обломки вагонов, руины домов, залитые кровью тамбуры, тела убитых, вдов в черных платках… Много же времени пройдёт, прежде чем поезд придёт в себя, прежде чем опомнятся люди, прежде чем вспомнят, что такое жизнь под ярким солнцем, что такое жизнь без пуль, без бурь, без боли, что такое, когда не надо хоронить убитых каждую ночь, что такое жизнь под ярким солнцем, когда надо сеять пшеницу и строить дома, а не прятаться в окопах…
– Коляску купим, – говорит Джейн, – и пару лошадей.
– Ну что коляску, давай уж автомобиль…
– Давай.
Поезд несётся в завтрашний день.
– Завтра в Лондоне будем, – говорит Джейн.
– В Лондоне, – кивает Джим.
– Купим дом в пригороде, – говорит Джейн.
Джим сжимает зубы. Если бы она знала…
– Ты чего?
– Да нет… ничего. Купим дом…
Джейн режет курицу, разливает утренний кофе.
– У нас будет четверо детишек, – говорит Джейн.
У Джима сжимается сердце.
– Обязательно. Два сына и две дочки.
– Ты чего такой?
– Да… так… приболел.
Джейн прикладывает руку ко лбу Джима. Сжимается сердце. Если бы она только знала…
Хочется колотить кулаками в стену в бессильной злобе, что уже ничего нельзя изменить.
Джейн всхлипывает.
– Ты… ты что?
Джейн смотрит на Джима, глаза красные.
– Да знаю я, знаю… Всё знаю.
Джим обнимает Джейн. Смотрит на полосу рельсов впереди.
– А может… свернет где?
– Может…
– Ну что… сворачиваем к туннелю, – говорит нефтяной магнат.
– А не рано? – спрашивает оружейный магнат.
– В самый раз. Как раз успеете подготовиться.
Магнаты поворачивают стрелки. Правда что, пора бы уже и туннелю быть.
– Поезд старенький, как бы не того… – говорит автомобильный магнат.
– Ничего. Всё выдержал и это выдержит.
Магнаты подливают друг другу вина, звенят бокалы, магнаты пьют.
Поезд несется к туннелю.
– Завтра мы будем в Лондоне, – говорит Джим.
– Будем – говорит Джейн.
– Купим дом в пригороде, – говорит Джим.
– Купим, – говорит Джейн.
…поезд выезжает из туннеля, измочаленный, обескровленный, плохо понимающий, кто он и что он. Солнце изумленно смотрит на залитые кровью тамбуры, сожженные вагоны, мёртвые, невидящие глаза, обращённые к небу. Поезд медленно оживает, приходит в себя после туннеля, пытается вспомнить, куда он ехал до того, как, люди заново учатся сеять хлеб и строить дома, вспоминают, как это – обнимать жен и рассказывать детям на ночь сказки.
– Триста тысяч чистой прибыли, – говорит нефтяной магнат.
– Кому как, – говорит оружейный магнат, – кому триста, кому и все пятьсот.
Дымятся руины дома в пригороде Лондона, Джейн смотрит с фотографии на могильном памятнике, где могила Джима, не знает никто…
Поезд прибывает на перрон, делает круг, едет по привычной ветке.
– Завтра будем в Лондоне, – говорит Джейн.
Джим кивает. В Лондоне. Поезд несется шустро, за ночь до Лондона довезет.
– А в Лондоне хорошо.
– В Лондоне хорошо, – говорит Джейн.
– Хорошо, – говорит Джим.
Тарахтят колеса.
– Дом в пригороде купим, – говорит Джим.
– Сад разведём, – соглашается Джейн.
Стучит поезд.
Джим и Джейн украдкой целуются, пока никто не видит в купе.
Джим смотрит на полотно рельсов, может, на этот раз поезд свернёт не туда…
– Ну что… сворачиваем к туннелю, – говорит нефтяной магнат.
– А не рано? – спрашивает оружейный магнат.
– В самый раз. Как раз успеете подготовиться.
Финансовый аналитик смотрит на бесконечное полотно рельсов.
– А вы уверены… что дорога ведет к туннелю?
Нефтяной магнат фыркает.
– Куда же еще?
– Да знаете… всякое бывает.
– Ну, мост там какой, или дорога неровная, ничего, поскачем по ухабам, поезду это полезно.
– А если… ещё что?
– А что ещё может быть?
Финансовый аналитик разводит руками. Не знает.
Поезд несётся в подступающие сумерки.
– Получишь место в конторе у дяди, – говорит Джейн.
– В конторе, – кивает Джим.
– Посадим розы перед домом, – говорит Джейн, – белые, как у матери твоей.
– Белые, – соглашается Джим.
Оба лежат на полке в темноте ночи, отблески огней за окном проносятся по бледным лицам.
Поезд несётся вперед, по ветке, на которую перевёл его нефтяной магнат.
Где-то далеко впереди рельсы обрываются в пропасть, там, где кончается земля…
Тусклый рассвет.
Смотритель на полустанке прикладывает руку к глазам, ждет поезда.
Не дрожат рельсы, не качаются провода.
Никого нет.