Вы здесь

Виктор. 1 (Валерий Михайлов, 2013)

© ЭИ «@элита» 2013

* * *

Человек живёт в двойственном мире. Согласно разуму его не удерживают никакие стены и физические преграды; он одновременно находится на небе и на земле – в Италии, Франции, в Америке – повсюду, куда проникает его разум силой своего стремления и понимания. Но согласно телу он существует лишь в том пространстве, которое определяется формой его тела. Он скован цепями и находится в темнице до такой степени, что не может произвольно отправиться в любое место, достигаемое его разумом и волей, в то время как его разум может пребывать в тысяче миров.

Томмазо Кампанелла. Метафизика

Плачь, мы уходим навеки, так плачь,

Сквозь миры, что распались как клети

Эти реки сияния! Плачь!

Ничего нет прекраснее смерти!

Сергей Калугин. Ничего нет прекраснее смерти!


1

Сон уходил, но просыпаться не хотелось совершенно. Не хотелось покидать пусть призрачный, но райский остров, населённый прекрасными женщинами-Тайнами. Но сон уходил, как уходит поезд, на который ты опоздал буквально на минуту.

Остатки сна прогнал осторожный стук в дверь. Не дожидаясь разрешения, в комнату вошёл высокий, жилистый мужчина неопределённого возраста, одетый в лёгкий костюм. Если бы не глаза, он был бы одним из тех, на кого не обращаешь внимания в толпе, но глаза, умные, живые глаза, излучающие уверенность и силу духа, делали его необычно ярким, запоминающимся человеком.

– Доброе утро, сэр, – сказал он, остановившись на почтительном расстоянии от кровати. – Извините, что побеспокоил, но ваш завтрак почти готов, и если вы не поторопитесь, он остынет, а это, согласитесь, нехорошо. Ваше имя – Виктор. Меня предупредили, что его вы тоже не будете помнить. Я – ваш слуга. Зовите меня Саймонсом.

Слова Саймонса заставили Виктора осознать, что он действительно ничего не помнит, никакой личной информации.

– Где я, и что, чёрт возьми, происходит? – нервно спросил он.

– Простите, сэр, но я должен вернуться на кухню. Всё, что мне известно, а знаю я чуть больше вашего, я расскажу за столом. А сейчас позвольте мне идти, иначе вы останетесь без завтрака.

Последнюю фразу он произнёс, закрывая за собой дверь. Оставшись один, Виктор сел на кровати и, обхватив голову руками, уставился в никуда. Он был растерян и напуган. Он не знал ровным счётом ничего. Даже какой сейчас век, даже кто он, и как выглядит. Прошло около десяти минут, прежде чем он вышел из этого оцепенения. В большом, в человеческий рост, зеркале он увидел высокого голубоглазого блондина атлетического сложения чуть старше 25 лет, с красивым, но без приторности лицом. Он огляделся и увидел, что находится в просторной комнате с высоким потолком. Кроме огромной кровати там стояли платяной шкаф, тумбочка, туалетный столик, на полу лежал толстый ковёр ручной работы. В шкафу Виктор нашёл одежду своего размера. Одевшись, он вышел из комнаты и оказался в коридоре, куда выходили двери других комнат. С обеих сторон коридор заканчивался массивными деревянными лестницами. Из окон в противоположной от комнат стене открывался вид на великолепный, но несколько не ухоженный сад. Между окнами на стене выделялись более яркие прямоугольники – следы от картин. Самих картин в доме не было. Спустившись на первый этаж, Виктор оказался в прекрасной гостиной, с которой граничила столовая. Оттуда через открытые двери доносился вкусный запах еды. В столовой на огромном столе, за которым свободно могли сидеть не меньше десятка человек, сиротливо стоял один прибор.

– Что, чёрт возьми, происходит? – спросил Виктор, садясь за стол.

– Завтрак, сэр, – ответил Саймонс. Лицо его при этом было совершенно бесстрастным.

А вот лицо Виктора стало злым.

– Я попросил бы вас впредь воздержаться от подобных ответов на вопросы, – холодно произнёс он.

– Простите, сэр, если моё поведение показалось вам вызывающим. Дело в том, что моё положение не лучше вашего. Мы с вами стали участниками эксперимента. Нас поселили здесь, в этом доме на маленьком острове в море или океане. Кроме нас здесь нет ни одной живой души. Я, так же как и вы, прошёл обработку памяти, так что я даже не уверен, тот ли я человек, в чьей роли оказался. Я проснулся на несколько часов раньше вас. Прочитал письмо с инструкциями… И всё. Кстати, для вас наши хозяева тоже оставили письмо.

– Где оно?!

– У меня, сэр.

Саймонс достал из внутреннего кармана пиджака конверт и положил на стол. Виктор поспешно вскрыл конверт и принялся читать написанный чернилами текст:

«Дорогой Виктор!

Как Вам уже сообщил Саймонс, Вы находитесь на одном из островов. В доме нет ни одного предмета, который мог бы сообщить вам о месте или времени вашего пребывания. Это сделано для того, чтобы не отвлекать Вас от воспоминаний, а Вы должны вспомнить нечто важное, причём в течение 30 дней с момента прочтения этого письма. Иначе Вас и Саймонса ждёт смерть. Таково условие этой игры.

Саймонс об этом ещё не знает, так что именно Вам придётся сообщить ему эту новость. Он тоже прошёл обработку памяти, так что ничего из того, что может помешать эксперименту, он не сможет вспомнить.

Я же искренне желаю Вам удачи.

Искренне Ваш или Ваша… Сейчас это не имеет значения».

– Дьявол! – Выругался Виктор, которому, разумеется, не понравилась отведённая ему роль. – Прочтите, – он нервно положил письмо на стол.

Прочитав письмо, Саймонс изменился в лице.

– Что вы об этом думаете? – спросил Виктор.

– Похоже, нам остаётся уповать только на вашу память, сэр.

– Знать бы ещё, что я должен вспомнить, – желчно произнёс Виктор.

– Этого нам не сообщили, сэр. Но мне были даны инструкции, где и как вы должны вспоминать.

– Так что же вы молчите?!

– Это в подвале, сэр.

– Так ведите!

Виктор вскочил из-за стола.

Вход в подвал находился за маленькой дверкой под одной из лестниц. Обычно за такими дверями бывают подсобки, где хранятся вёдра, веники и прочие подобные предметы. За этой же дверью начиналась винтовая лестница, ведущая в кромешную тьму.

– Похоже на каземат, – сказал Виктор.

– Совершенно с вами согласен, сэр. Пойду принесу фонарь.

Спустившись на глубину не менее трёх этажей, они оказались в коротком коридоре, который заканчивался низкой массивной дверью. Дверь была оснащена нехитрым механизмом, запиравшим её всякий раз, когда она закрывалась. Пол, стены и потолок были выложены камнем. За дверью было настолько маленькое помещение, что в нём можно было только сидеть.

– Они что, хотят, чтобы я согласился похоронить себя заживо в этом склепе? – раздражённо спросил Виктор.

– Боюсь, у вас нет выбора, сэр.

– И что, я должен здесь торчать, пока не вспомню?

– Согласно инструкции, вы должны будете уединяться здесь каждый день сразу после заката. Когда пожелаете выйти, звоните, – Саймонс указал Виктору на небольшое кольцо, расположенное справа от двери. – До заката вы предоставлены самому себе.

– Ладно, Саймонс, давайте выбираться на свободу.

– Хотите осмотреть дом, сэр? – спросил Саймонс, когда они вернулись в гостиную и немного перевели дыхание после утомительного подъёма по лестнице.

– Хорошая мысль, – согласился Виктор.

– С чего бы вы хотели начать?

– Подвал мы уже осмотрели, так что предлагаю идти дальше снизу вверх.

– Очень хорошо, сэр.

На первом этаже кроме гостиной и столовой были расположены кухня и другие служебные помещения из области царства слуг. На втором этаже кроме спален они обнаружили кабинет и большую библиотеку, где в несколько рядов стояли стеллажи. Они были пусты.

– Хм… – удивился Виктор.

– Думаю, сэр, чтение книг, по мнению наших хозяев, могло бы помешать вам в вашем вспоминании, – предположил Саймонс.

В кабинете тоже не было ничего, что могло бы навести на мысль о его хозяине. Письменный стол, кресло, пачка бумаги, чернила, перья, и всё…

Зато к спальням примыкали огромные ванные комнаты. В доме были проведены канализация и водопровод.

Над вторым этажом была мансарда, превращённая в зал боевых искусств, вдоль стен стояли стойки со всевозможным колюще-режущим оружием, начиная с мечей, топоров, сабель и шпаг и заканчивая экзотическими приспособлениями для умерщвления ближних. Кроме боевых образцов были и учебные. У Виктора эта коллекция вызвала восхищение, граничащее с детским восторгом. Взяв саблю, он несколько раз ловко ею взмахнул. Рука вспомнила оружие.

– Как вы относитесь к фехтованию? – спросил он Саймонса.

– Положительно, сэр, правда, не помню, насколько хорошо владею этим искусством.

– Не хотите попробовать?

– Как вам угодно, сэр.

– Какое оружие предпочитаете?

– На ваше усмотрение, сэр.

– Тогда предлагаю поединок на саблях. Для начала воспользуемся учебными, – резонно решил он.

Мужчины оказались хорошими фехтовальщиками, и поединок доставил им массу удовольствия.

– Вы не знаете, который час? – спросил Виктор, кладя оружие на место.

– В доме нет ни одних часов, сэр.

– Как же мы будем ориентироваться?

– По солнцу днём и по звездному небу ночью, сэр.

– Что ж, эти часы, по крайней мере, не надо заводить.

– Вы совершенно правы, сэр.

– Тогда предлагаю взглянуть на наше гнёздышко снаружи.

Дом был сложен из белого кирпича и покрыт красной черепицей. Стоял он на вершине невысокой скалы у самого моря с восточной стороны острова. К песчаному пляжу вела вырезанная в скале широкая лестница с деревянными перилами, окрашенными в зелёный цвет. С трёх других сторон дом был окружён немного запущенным садом, изобилующим характерными для теплых широт растениями. Сразу за садом начинался лес, откуда доносились крики птиц. Недалеко от дома в саду стояла прекрасная белая беседка, увитая цветущим большими красными цветами плющом. Виктору она показалась знакомой.

Было жарко, несмотря даже на лёгкий прохладный ветерок, дующий с моря.

– Пожалуй, я окунусь перед обедом, – решил Виктор.

– Хорошая идея, сэр.

– Стол накройте в беседке. Есть в доме в такую погоду – это преступление.

Спустившись к морю, Виктор разделся и бросился в воду. Он долго и с удовольствием плавал, и когда вернулся на берег, в теле чувствовалась приятная усталость. После еды его сморил сон.

– Прошу прощения, сэр, – услышал он голос Саймонса, – солнце у самого горизонта.

– Да, конечно, Саймонс.

– Я приготовил для вас тёплую одежду. В подвале холодно и наверняка сыро.

– Я не ужарюсь? – спросил Виктор, увидев шерстяные брюки, свитер, парусиновую куртку, тёплые носки и спортивные туфли.

– Думаю, это будет в самый раз, сэр.

– Поверю вам на слово.

– Подобные каменные мешки используются с двоякой целью, сэр, – рассказывал Саймонс, пока Виктор готовился к вспоминанию, – для неподготовленных людей такое место является сущим адом. Достаточно всего несколько дней заточения, чтобы человек сошёл с ума. Но в некоторых йогических школах люди добровольно замуровывали себя в каменных мешках, чтобы обрести мистическое просветление. Тишина, тьма и одиночество очень сильно влияют на человека, сэр.

– Откуда у вас такие познания?

– К сожалению, этого я не помню, сэр.

В подвал Виктор спускался с тяжёлым чувством. Он словно бы сам хоронил себя заживо. В голову лезли всякие неприятные мысли, которые он, как ни старался, не мог отогнать.

– Удачи, сэр, – сказал Саймонс, закрывая за Виктором дверь камеры-гроба.

В абсолютной тишине было слышно, как стучит сердце и пульсирует кровь в сосудах. Виктор словно бы вернулся в детство, когда в ночной темноте его окружали детские страхи, от которых он прятался под одеялом. Он не боялся каких-то чудовищ, а просто боялся чего-то или кого-то, живущего в темноте, или того, кем являлась тьма. Сама тьма оживала и набрасывала на него сети страха. И вот сейчас он начал чувствовать, как тьма сгущается вокруг него, материализуется, превращается в некую наблюдающую за ним враждебную субстанцию, готовящуюся в любой момент перейти к нападению. Тьма смотрела на него своими совершенно чёрными глазами, скорее даже не как хищник на будущую жертву, а как гурман, готовящийся приступить к трапезе.

Тьма проникала в его сознание в виде липких, дурацких мыслей, отогнать которые он не мог, как ни пытался. А что если его не откроют? Что если это коварный план его врагов? И то, что он сам добровольно спустился в этот каземат, было частью их дьявольского плана, этакой психологической составляющей утончённого мучения? Что если суть эксперимента как раз и заключается в том, чтобы смотреть, как он сначала сойдёт здесь с ума, а потом умрёт от голода или жажды, похороненный заживо в этом каменном склепе? А что если звонок не работает, или с Саймонсом что-то случится? Например, сердечный приступ? С одной стороны, Виктор прекрасно понимал, что всё это результат разыгравшегося воображения. С другой – ничего не мог с этим воображением поделать. С каждым ударом сердца страх продвигался всё глубже в его сознание, подавляя робкое сопротивление здравого смысла. Почувствовав, что он сходит с ума, Виктор принялся дёргать за кольцо. Безрезультатно. Саймонса словно и след простыл. Неужели то, что он ещё несколько минут назад считал бредом, – правда?! Поддавшись панике, Виктор принялся колотить в дверь. Прошла целая вечность, прежде чем он услышал, как лязгнул замок.

– Простите, что заставил вас ждать, сэр, – услышал он голос Саймонса.

Первую порцию коньяка Виктор проглотил как воду, даже не заметив, ЧТО он пьёт. Его знобило, и, несмотря на тёплую погоду, Саймонсу пришлось растопить камин. После второй порции Виктор немного пришёл в себя. Шок сменил стыд. Ему было неловко перед Саймонсом за демонстрацию своей слабости. Устроить истерику из-за того, что около часа провёл в темноте! Такое простительно разве что женщине или ребёнку. От стыда Виктор готов был провалиться сквозь землю.

– Сколько я там пробыл? – виновато спросил он.

– Не знаю, сэр, в доме нет часов, – ответил Саймонс, – позвольте приготовить вам ванну и постель.

– Конечно, Саймонс, спасибо.

Ещё две порции коньяка помогли ему заснуть.

Всю ночь Виктора преследовали кошмары. Он отбивался от страшных людей с масками вместо лиц, одетых в нечто похожее на монашеские рясы. Чтобы спастись, ему надо было исчезнуть, остановить мысли, избавиться от чувств, и тогда бы он стал недосягаемым для монстров, но предательский страх…

Проснулся он совершенно разбитым. Вставать не хотелось, но и оставаться в постели было тоскливо. Чтобы хоть немного привести себя в чувство, Виктор спустился к морю. Был абсолютный штиль, и поверхность воды была ровной, как стекло. Разбежавшись, Виктор нырнул. Вода была прохладной, и это приятно освежало. Он вернулся на берег, только когда возникла угроза утонуть от усталости. В приятном изнеможении Виктор упал на остывший за ночь песок. Когда стало холодно, он поднялся и бегом побежал вверх по лестнице. Приняв душ, Виктор спустился в гостиную.

– Извольте завтракать, сэр, – услышал он голос Саймонса, который совсем неслышно вышел из столовой.

Завтрак был скромным – овсянка, сдобная булочка с джемом и чай. Судя по недовольству желудка, завтракать Виктор привык более плотно.

– Скажите, Саймонс, а что вы вообще здесь делаете? – спросил он, закуривая сигару.

– Служу вам, сэр.

– Я имею в виду, что вас подвигло на это?

– Не знаю, сэр. Возможно, деньги. Возможно, у меня вообще не было выбора. Вы же не помните, как попали в этот дом. Я тоже. Всё, что у нас есть – это обрывки воспоминаний, причём неизвестно ещё, можно ли им доверять. И можно ли доверять вообще чему-нибудь на этом острове.

– Вас не пугают такие выводы?

– Пугают, сэр.

– По вам не скажешь.

– Это потому, что я позволяю себе бояться, сэр.

– Что?!

– Я позволяю себе бояться, сэр. Если позволите, я объясню, – произнёс Саймонс, увидев недоумение на лице Виктора.

– Будьте любезны.

– Вечером, когда стемнеет, я забираюсь в самое тёмное место и начинаю бояться всего, что только можно. Я думаю обо всех демонах, о том, что нас могут убить, обо всех неприятностях, которые могут случиться. Моё воображение буквально материализует все мои страхи, которые набрасываются на меня. Я чувствую, как они пытаются меня уничтожить, и боюсь. Я погружаюсь в страх настолько глубоко, насколько возможно, и что бы ни происходило, прохожу через это. Я принимаю свой страх, не отвергаю его, позволяю ему быть. Страх – это нечто естественное, заложенное в нас самим богом или природой. Это дар, и я с благодарностью принимаю его. И потом, когда мне становится страшно, я принимаю свой страх как друга.

– И что?

– Попробуйте, сэр, эффект весьма впечатляет.

– А вам не кажется, что вы слишком умны для того, чтобы быть обычным слугой?

– Возможно, раньше я не был слугой. А возможно, это ложные воспоминания. В любом случае, я не смогу ответить на этот вопрос, сэр.

– Хорошо, Саймонс, спасибо за совет.

– Не стоит благодарности, сэр.

В течение недели Виктор плавал или фехтовал до изнеможения, а вечером отправлялся в склеп, где отдавался страхам. Сколько раз он думал, что умирает или сходит с ума, но в действительности ничего этого не происходило. Внезапно он понял, что боится только часть его «я», тогда как сам он наблюдает за этим со стороны. При этом он мог по своему желанию либо погружаться в сводящий с ума ужас, либо отстранённо наблюдать за ним. От удивления он забыл, где находится и попытался вскочить на ноги. Удар головой о каменный потолок принёс ещё одно открытие: оказывается точно так же можно наблюдать и свою боль! Страх и тьма оказались освободителями, а не врагами.

Ночью Виктору приснилось имя: Жозефина. Только имя, но это имя наполнило его душу чувством невосполнимой утраты, любовью, страстью, тоской… Подушка была мокрой от слёз.

Следующую неделю он был одержим этим именем и буквально считал минуты до заката. Уединяясь в склепе, он пытался вытянуть из себя хоть что-то, что могло бы открыть ему тайну этого имени. Только в полном изнеможении, мучимый голодом и жаждой, он возвращался наверх. Постепенно им начало овладевать отчаяние.

– Похоже, вы слишком усердны, сэр, – заметил Саймонс после того, как Виктор пропустил один из тех ударов, которые человеку с его уровнем мастерства стыдно пропускать.

– Что вы имеете в виду? – спросил он, переводя дыхание.

– Стучи, и тебе не откроют. Своими усилиями вы не позволяете воспоминаниям прийти. Это как сон, который нельзя призвать. Ему можно только покорно отдаться и ждать.

Виктор подозрительно посмотрел на Саймонса.

– Я лишь высказываю то, что приходит мне в голову, – пояснил тот, – но откуда у меня эти мысли – остаётся загадкой, сэр.