Глава 2
Судьба стучится в двери
Проснулась я вовсе не от того, что выспалась, а от потрясения. Мне часто снится всякая дребедень, особенно когда я отбываю в царство Морфея лишь под утро. Но чтобы такое!.. Самозванца Гришку Отрепьева разъяренная толпа тащила к проруби с криками: «А был ли мальчик-то, го-го-го, да был ли он?!!» Страшная, обросшая черной шерстью рожа Распутина бешено крутилась надо мной, выплевывая слова: «Грешна, грешна, матушка!!! В милицию не обращайся! Жди указаний на даче, с тобой свяжутся!!!» – и с диким хохотом проваливалась куда-то в бездну. Красавец граф Орлов объяснялся мне в любви у фонтана, называя почему-то великой государыней Екатериной, а Григорий Явлинский, посматривая на меня со значением, десантными приемчиками укладывал на лопатки своих оппонентов в Госдуме…
В довершение ко всему мне казалось, что я уже в аду и черти поджаривают меня на самой большой из своих сковородок. Пересилив страх, я приоткрыла глаза – проверить, так ли это на самом деле. Чертей поблизости не было, сковородки тоже, а я, благодарение Богу (да не оставит он меня своей великой милостью!), находилась в своей собственной постели. Но на том самом месте, где ровно двенадцать часов назад висела истязавшая меня луна, сейчас плавало раскаленное полуденное солнце. Оно-то меня и поджаривало.
Таким образом, альтернативы «вставать – не вставать» не было. С гримасой отвращения к жизни я сползла с влажной простыни и заковыляла в ванную. Состояние было то самое, для которого у меня существует краткое и точное определение: танк переехал. Однако кое-какие инстинкты в моем тяжело травмированном организме все же сохранились, и, проходя мимо большого зеркала, я, как обычно, бросила туда взгляд. Ах, лучше бы я этого не делала! То, что я там увидела, все-таки, безусловно, было женщиной, тому были слишком явные доказательства: но уж, конечно, никакому Омару Хайяму, случись он здесь, не пришло бы на ум назвать эту женщину луноликой или подобной розе.
Прохладный душ, кофе и питательная маска из грецкого ореха с медом сделали свое благое дело: я стала опять походить на человека – физически, духовно и умственно. И это было очень кстати, потому что маленькие стрелки всех моих часов неумолимо приближались к цифре 4. А с этого часа я, хоть разбейся, снова должна быть в полной форме – не только как детектив, но, и это главное, как достойная представительница прекрасной половины человечества.
Вместе со способностью соображать вернулись и мысли о деле, которое я так неосмотрительно взвалила себе на плечи этой ночью. Дело о пропавшем мальчике… С какого боку за тебя взяться? Какие сюрпризы ты мне приготовишь? И главное, главное – чем закончишься, каким финалом?.. Признаюсь, мое ночное гадание, насулившее моему клиенту цепь страшных страданий, не на шутку испугало меня. Впрочем, разве он и теперь уже не страдает? Ах, если бы знать, что имела в виду судьба… И ты, тарасовский Шерлок Холмс в юбке, берешь на себя такую ответственность?! Ведь это тебе не жуликов ловить и даже не убийц, которые свое мокрое дело уже сделали, и хуже никому не станет – разве тебе самой, если будешь дурой. А здесь… От самой маленькой, пустячной твоей ошибки зависит не то что слезинка ребенка – его жизнь! А уж ошибок ты можешь наделать запросто, никогда ведь ни с чем подобным не сталкивалась… Одно слово: дура! Дура и есть.
«Да, дура! – одернула я свое взбунтовавшееся „альтер эго“. – Больно ты умное – после драки языком чесать. Только, когда Бутковский заглядывал тебе в душу глазами раненой собаки, почему-то молчало. Так что теперь лучше заткнись и думай, что будем делать!»
Крыть «второму „я“» было нечем, и оно заткнулось. Правда, гениальных идей тоже не предлагало. Как и первое, впрочем. Так что я решила дальше не напрягать мою детективную сущность и отложить разработку стратегии и тактики будущего расследования до того момента, когда похитители выдвинут свои требования и у нас, по крайней мере, появится хоть какая-то ясность. Быть может, они их уже и выдвинули. Скоро узнаю.
А вот моя женская сущность – о! Она-то не желала никакой передышки – напротив, все настойчивее заявляла о себе. Как будто ей даже чудились впереди какие-то возможности самореализации, еще неопределенные, смутные…
Мне все это брожение и трепетание совсем не нравилось. Нет, сам по себе этот процесс весьма приятен, а его развитие – тем более, и в любом другом подходящем случае я, конечно, не имела бы ничего против, но… Беда была в том, что именно этот случай я считала совсем неподходящим. Мне было стыдно признаться себе, что мое все возрастающее волнение связано со скорым появлением Григория Орлова. Ну кто он такой? Пока для меня ответ на этот вопрос был ясен, что бы там мне ни наговорили Бутковские: подозреваемый номер один. Если не «мозговой центр» преступления (это вряд ли), то исполнитель – очень и очень вероятно. Разве не может быть, что вся эта его порядочность – хитрая игра и что совсем неспроста он так долго втирался в доверие к шефу и завоевывал популярность в его семействе? Кстати, неизвестно еще, какие у этого Рэмбо отношения с Натали…
Натали. Вот тоже еще та штучка! Бутковский от нее без ума – это видно каждому, кто имеет глаза. «Поверьте, я неплохо разбираюсь в людях», – сказал он. Дай-то Бог, дай-то Бог… Надо будет и к ней тоже присмотреться повнимательнее.
Да уж, пока в уравнении, которое мне предстоит решить, – одни неизвестные! Но главный «икс» – это, конечно, он, Гришка Орлов. Я ведь его еще и в глаза не видела, а только о нем и думаю – не много ли чести?! Кто – я, и кто – он? Какой-то водила, темная лошадка, кот в мешке! Супермен чертов… Может, на него и смотреть-то страшно, а я… И позволить, чтобы из-за какого-то сомнительного мужика – кстати, сколько ему может быть лет? – так колотилось и замирало мое драгоценное сердце? Вот еще напасть!
В общем, я с удовольствием приструнила бы мою женскую сущность так же, как приструнила «альтер эго», но… видимо, женская сущность нравом была покруче. Сдаваться она явно не собиралась.
«Ну, ей же хуже», – решила я.
К половине четвертого я была полностью экипирована к предстоящему «деловому уик-энду». Сумка с дачной амуницией стояла наготове в прихожей. Делать было больше нечего, оставалось только ждать.
Впрочем, почему же это – нечего? Пока еще есть время, попробую-ка я привлечь себе в союзницы саму судьбу. Сейчас вот брошу кости и ткну в них носом свое женское начало…
Так… Так… Ну же, ну!.. Нет!!! Только не это!
Я явственно услышала, как мое женское начало закатилось победным хохотом. Звезды, оказывается, специально для меня засветили ярче и предвещают начало пылкой страсти.
Я решительно встала, подошла к бару, рывком открыла дверцу, налила огромную рюмку коньяку и хлопнула ее одним махом. Раз уж все равно судьба стучится в двери – двум смертям не бывать, а одной не миновать!
Судьба постучалась одновременно с четвертым ударом моих настенных часов. Вернее, она просто позвонила в прихожей, но на два этих звука наложился еще стук моего сердца, так что у меня создалось впечатление адского грохота. На нетвердых ногах (коньячок уже начал действовать) я продефилировала к входной двери.
Я распахнула ее во всю ширь… и подумала: если звезды выбрали для моей пылкой страсти такой объект – то лучше уж им было бы вообще не зажигаться.
За порогом, покачиваясь гораздо явственнее, чем я, стояло нечто невообразимое в драной майке, которая когда-то была голубой, и черном спортивном трико. Оба предмета одежды выглядели так, будто в течение нескольких лет исправно служили пижамой бомжу, ночующему в мусорных баках. Рост и телосложение посетителя – а он был, несомненно, мужского пола – в народе получили название «метр с кепкой». Кстати, кепка тоже присутствовала: нахлобученная до самых глаз, она была такого почтенного возраста, что наиболее сохранившимся ее фрагментом можно было считать обломок пластмассового козырька. Из-под кепки выбивались кудри неопределенного колера, бордовый нос типа «рубильник» и еще некоторая площадь, относящаяся, очевидно, к лицу и сплошь поросшая рыжеватой щетиной.
Чтобы сразу расположить меня к себе, посланец судьбы широко улыбнулся.
– Зд…асть, х…зяйка! – Меня чуть не сбил с ног причудливый букет ароматов, в котором – могу поклясться! – не было только моего пятизвездочного армянского коньяка. – К…упите клубничку! Недорого отдам, за п…терочку.
В руке у него действительно было грязное лукошко с какой-то красноватой кашицей, которая вполне могла иметь клубничное происхождение.
Видимо, на моем лице отразилась некая сложная гамма обуревавших меня чувств, и пьянчужка истолковал ее по-своему – как сомнение в выгодности предлагаемой сделки:
– Не сумлевайсь, х…зяйка: хорошая клуб…ника!
Для убедительности он протянул мне лукошко, из которого уже капали на пол капли ягодной крови.
– Дешево отдаю, всего п…терка, ну! Тут целых полтора кило, это ж даром, х…зяйка! Варенье сваришь детям. А?
– Да не нужна мне твоя клубника! – Я наконец обрела дар речи. – И детей у меня нет. Иди себе с Богом!
Я попыталась закрыть дверь, но он с неожиданной резвостью просунул в щель свое лукошко, а следом за лукошком показались плечо и голова. Остальное осталось за порогом, так как давление на дверь я не ослабила.
– Э, э, хозяйка! Зачем ты так, ну? Отличный товар! Давай п…терку и забирай… Ну хоть за трешку, слышь?
Его можно было понять: он пытался ухватить за хвост свою последнюю ускользающую надежду. В другой момент я без слов дала бы страждущему требуемую смехотворную сумму. Но сейчас я была слишком раздосадована на фортуну за подлый обман! Так что нахальство нежданного коммивояжера только подлило масла в огонь:
– Слушай, ты, сказано – вали отсюда!
Я решительно уперлась свободной рукой ему в плечо, он кряхтел, но не сдавался…
Ситуация явно принимала трагикомический характер. В принципе мне ничего не стоило бы спустить его с лестницы. Но останавливало одно соображение: в этом случае его клубника почти гарантированно размазалась бы не только по моей прихожей, но и по моему «отпадному» дачному прикиду. А это было бы уж совсем некстати…
– Что здесь происходит?
Голос за дверью раздался совершенно неожиданно: видимо, из-за нашей возни я не услышала, как подъехал лифт. От этого голоса сердце мое подпрыгнуло до самого горла – и безнадежно оборвалось куда-то вниз…
Одновременно с этой репликой нового персонажа объект, оказывавший давление на мою дверь, исчез с такой быстротой и легкостью, словно его выдернула могучая десница судьбы. Собственно, так оно и было на самом деле. От неожиданности я захлопнула дверь, навалившись на нее всей тяжестью, а когда снова распахнула – моему взору предстала картина, потрясшая меня своей аллегоричностью.
Могучий лев – нет, скорее орел! – держал за шиворот тощего пьяненького зайчишку, такого же поникшего, как и его клубника в лукошке (которое он, однако, крепко прижимал к себе).
Моя судьба меня не обманула! Она просто опоздала на пять минут – и только…
– Здравствуйте, Татьяна, – спокойно повернулся ко мне Григорий, не выпуская из лап свою добычу. – Все в порядке? Он вас не обидел?
– Нет-нет, мы мирно беседовали! – Я уже с трудом сдерживала смех. – Клубничку вот предлагал…
– Только и всего-то? И почем клубника, дядя?
Орел понемногу разжал стальные когти, и зайчишка, почуяв свободу, встрепенулся, решил, что не все еще потеряно:
– Х…зяин, недорого! П…терка всего. Хозяин, друг, возьми, выручи! А красавица твоя – того… сурова больно. – Незадачливый торговец бросил на меня заискивающий взгляд, пытаясь угодить нам обоим.
Мы с Григорием опять переглянулись, его глаза тоже смеялись.
– Ну вот что, дядя…
Орлов не спеша извлек из кармана безукоризненных светло-серых шелковых брюк дорогой кожаный бумажник, а оттуда, тоже не торопясь, выудил новенькую десятирублевую бумажку. Пьянчуга зачарованно следил за его манипуляциями, как кролик за удавом.
– На-ка тебе за труды. Сдачи не надо. И ступай себе с Богом!
Алкаш схватил купюру свободной от лукошка рукой и несколько секунд обалдело смотрел на нее, потом поднял счастливые глаза на своего благодетеля:
– Ну хозяин! Ну человек! Выручил! Уважил! Клубничку-то возьмешь? – добавил он с некоторым сомнением, не отрывая, однако, от груди заветную корзинку.
– Нет, дядя, не надо. Это тебе на закусь. Мы сейчас с моей красавицей на дачу едем, там клубники полно.
Григорий говорил вполне серьезно, вежливо и даже с чувством, а сам, твердо придерживая собеседника под локоток, понемногу направлял его стопы восвояси:
– Ступай, друг, ступай. Мы спешим. Выпей за наше здоровье, если вспомнишь.
– Понял, х…зяин! Понял! Ушел, уже ушел… Ну, молоток парень, дай тебе Бог здоровья!
Он все быстрей и быстрей пятился мимо лифта к лестнице. На верхней ступеньке чуть было не потерял равновесие, стукнулся сначала об перила, потом об стену, чудом удержался на ногах, но лукошко все так же незыблемо покоилось у него на груди.
«Ну челове-е-ек!!!» – послышалось откуда-то уже с нижних пролетов.
Мы с Григорием одновременно посмотрели друг на друга – и наконец-то расхохотались. Хохотали мы долго, взрывами веселья подбадривая друг друга. Я, совсем обессилев, припала к своей открытой двери, а он – к косяку снаружи. И для него, и для меня это была долгожданная разрядка после огромного напряжения последних суток. Смеялся Григорий заразительно, потряхивая большой красивой головой, и несколько раз даже смахнул мизинцем выступившие на глазах слезы. Смех у него был чертовски приятный, как и голос с мягким южным выговором: мелодичный, бархатный и в то же время очень мужественный, а про его зубы я подумала, что он может неплохо зарабатывать, рекламируя зубную пасту. «Неужели же ему в тюрьме так-таки ни один не выбили?..» – пронеслась глупая, наверняка навеянная коньячными парами мысль…
– Простите… я… не представился… Орлов… Григорий.
– Я… поняла… Таня… Иванова.
Я протянула ему руку для пожатия и, не без удовольствия уступив мягкой силе его ладони, втащила затем Григория в прихожую и захлопнула дверь. Как раз вовремя: парочка соседских дверей наконец-то загремели запорами. Не прошло и часа… Вот люди! Меня запросто могли бы убить за это время, а они – ни гу-гу!
Моя рука все еще оставалась в его руке, а может, и наоборот… Сразу посерьезнев, Григорий осторожно высвободил свою – как бы для того, чтобы достать из кармана носовой платок. (Платок, к слову, тоже был такой, каким не стыдно воспользоваться при даме.)
– Чертова жарища… – Он промокнул глаза и лоб. – У вас тут еще терпимо.
– Это у меня-то – терпимо?!
– Н-да, приключение! – Григорий снова усмехнулся, вспомнив недавнюю сцену за дверью. – Вот уж правда: от трагического до смешного – один шаг…
Я не стала уточнять, какое «трагическое» он имеет в виду: это было и так понятно. Его большие темно-карие глаза с густыми ресницами были печальны. Но мне так не хотелось, чтобы он грустил! По крайней мере сейчас…
– «Трагическое» случилось бы, если бы вы задержались еще минут на пять, Григорий. Представляете, в каком виде вы меня обнаружили бы, если б в пылу борьбы этот тип невзначай вывернул на меня свое лукошко?
– Да, прошу меня простить, я чуть опоздал: остановил гаишник – посчитал меня лицом кавказской национальности. Проверил документы, так нет – еще к чему-то прицепился. Минут десять, подлец, продержал без всякой причины! Спасибо, знакомый лейтенант проезжал, выручил, а то бы мог застрять не знаю на сколько… А насчет клубничной маски… Не думаю, чтобы она вам навредила, Таня!
Я все-таки заставила его взглядом скользнуть по мне сверху вниз и обратно, но… взгляд этот нигде не задержался и остался, кажется, совершенно безучастным! Только едва заметная улыбка тронула его губы… Вот те раз! А я-то была уверена, что мой наряд для «делового», но все же уик-энда – короткие шорты и весьма пикантная, на грани пристойности, маечка – сработает безотказно…
Чего же ему надо, этому супермену? (Теперь, увидев Григория, я употребляла это определение вполне серьезно.) Мог бы, по крайней мере, из вежливости дать мне понять, что все оценил. Или у него действительно железная выдержка, как мне рассказывал Бутковский, или… Уж не сдерживает ли его то же самое, что и меня полчаса назад: что мы с ним – по разные стороны баррикады?.. Да нет, нелогично: в этом случае ему, наоборот, надо было бы стараться как можно быстрее меня соблазнить, чтобы выведать все мои карты…
А может, я зря все усложняю? Может, он просто… просто представитель сексуального меньшинства?.. «Нет, только не это! – Я с отвращением прогнала от себя ужасную мысль, более ужасную, чем та, что Григорий может оказаться преступником. – Он настоящий мужик, или я в этом ничего не смыслю! Судьба обещала мне пылкую страсть, и я ее получу… О да, конечно же, получу!!!»
Я обомлела: Григорий смотрел мне прямо в глаза долгим, внимательным, изучающим взглядом. Этот взгляд еще не был страстным, даже, пожалуй, и нежным – но он проникал в душу, будоражил ее, выворачивал ее наизнанку… О том же, что этот взгляд предвещает настоящую страсть, говорили только его чуть приоткрывшиеся губы – полные, красиво очерченные – да слегка участившееся дыхание. Кажется, я начинала его понимать! Григорий принадлежал к той вымирающей сегодня породе мужчин, которым незачем раздевать женщину взглядом в первые минуты знакомства. Они просто знают, что это от них никуда не уйдет! Для этих мужчин важнее заглянуть в душу, а не под одежду, узнать, что там, и понять. Обладание телом не дает им полного кайфа без единения душ, и потому они готовы оттягивать этот миг ради полноты ощущений…
Пожалуй, я считаю такой подход несколько старомодным, но… мне остается только принять его условия. Черт меня подери, они не так уж и плохи!
В моем ответном взгляде сквозили лишь дружеская теплота и женская снисходительность. (Один Бог знает, чего мне это стоило!) Пусть не воображает, что уже подцепил меня на крючок… «Терпение, детка! – сказала я своей женской сущности. – Считай, ты его уже получила. Но смотри не влюбись в него! Только не влюбись!»
– …Так вы готовы, Татьяна? – Григорий снова был просто вежливым водителем, которому предстояло выполнить поручение шефа, – не больше. – Машина у подъезда. Или вы предпочитаете допросить меня здесь?
Ого, как мы заговорили!
– Допрашивает, гражданин Орлов, следователь, а я – просто расспрашиваю. И у нас, думаю, еще будет время. Так что поехали. Наверное, радушные хозяева заждались.
Ах, язык мой, враг мой… От этого невольного намека Григорий потемнел, словно грозовое небо. Напрасно я перебрала весь арсенал своих обворожительных улыбок: кокетливые, соблазнительные, просительные, даже заискивающие… На всем пути от моего порога до автомобиля он не проронил ни слова. Молча взял у меня из рук сумку, молча вызвал лифт, молча распахнул передо мной дверь подъезда и дверцу машины…
Кстати, авто Бутковского меня приятно удивило. Это был не какой-нибудь там «Мерседес» или «БМВ» – ну кого нынче удивишь «Мерседесом»? – а серебристая «Лада» самой последней модели, которая только-только поступила в продажу. Надежный и современный отечественный автомобиль свидетельствовал не только об основательности и умеренности его хозяина, но и о патриотизме последнего. Значит, машина нужна человеку, чтобы ездить, а не для того, чтобы пускать пыль в глаза. И даже когда я со знанием дела рассыпалась в похвалах в адрес супер – «жигуленка» – верное средство расположить к себе любого водителя! – даже тогда Григорий ответил мне коротко и сухо, только чтобы не быть грубым.
Ну ладно, пусть подуется, если ему охота. В конце концов, что я такого сказала? Просто пошутила. Откуда же мне было предполагать, что шутка попадет точно в цель? Я же, по договоренности с Бутковским, ничего не знаю о том, что Григорий знаком и со следователями, и с методикой ведения допросов..