Глава 4
Москва встретила нас легким летним дождем, шумом, суетой и пронзительным колокольным звоном. Петров день. Раньше мы бы обязательно сходили семьей в церковь, отстояли службу. Дома дед сначала всласть прошелся бы по происхождению маменьки, а потом вытащил из заначки какую-нибудь бутылочку и устроился с ней на веранде. А мы с Митькой, набегавшись на улице, устроились бы вечером рядом с ним на лавочке и стали слушать его истории. Эх, были денечки…
Скосил глаза на свою попутчицу – Наташка выглядела растерянной и ошарашенной, что сразу выдавало ее провинциальное происхождение. Словив снисходительную усмешку какого-то хлыща, решительно дернул девушку за руку и потащил на выход из людского водоворота. Надо отдать ей должное – в себя она пришла быстро, но все равно вертела головой по сторонам, отвлекаясь и приостанавливаясь. Честное слово, хотелось дать ей пинка. Московский вокзал и привокзальная площадь – не те места, где стоит ловить ворон. И только выполнив квест по спуску в метро и посадке в вагон впечатлительной родственницы, смог слегка расслабиться. Путь наш лежал на окраину Москвы, в рабочий поселок, где я надеялся затеряться среди толп таких же приезжих в поисках счастья.
– Геша, подожди, я не успеваю!
– А я тебе говорил: надевать туфли – плохая идея!
– Ну, Гешенька… – Наталья не к месту разнылась уже на подходе к цели нашего путешествия.
– Ладно, смотри: оставляешь меня с чемоданами здесь, а сама идешь к магазину искать нам жилье. Видишь, вон бабки торгуют?
У местного центра культуры и досуга – обшарпанного продуктового магазинчика – и правда стояли два прилавка, где классические бабульки из старой советской жизни торговали семечками, орешками, мочалками и прочей чепухой.
Ненавижу семечки.
По небольшой площадке перед магазином носились дети самых разных возрастов. У чьего-то забора кучковалась молодежь постарше. Степенные старички играли под навесом в домино, успевая попутно отхлебнуть из пускаемого по кругу стакана. Где-то еще дальше орал магнитофон или проигрыватель голосом популярного певца. Жизнь била ключом.
Господи, я как в детство попал…
– Геша, я боюсь!
– Наташка, не зли меня! Топай, все уже обговорено сто раз. – С таким напутствием я легким тычком отправляю тетку в сторону местного бомонда.
Настраиваясь на ожидание, присаживаюсь на чемодан и наконец-то вытягиваю многострадальные ноги. Аборигены изучающе поглядывают на меня, но основное внимание приковано к девушке, пересекающей улицу. Там есть на что посмотреть – замечательная фигурка обтянута яркой кофточкой и короткой юбкой, ножки ровные, идет как модель. И не скажешь, что только что ныла, как она устала.
С какого перепугу Наталья вдруг набилась мне в старшие родственницы, я и сам не понял. Просто после наших приключений она внезапно заявила, что никуда меня одного не пустит и что в Москву я смогу вернуться только в ее компании. Из ее невнятного лепета про причины такого решения (что-то про то, как ей надоело быть хорошей девочкой, про каких-то Алексея и Милку, про тревожные звоночки в ее жизни), я вынес одно – женская логика реально есть (!), но мне ее не понять. Плюнул (про себя, конечно) и не стал дальше выносить себе мозг.
Но если отбросить взбрыки загадочной женской души, отчасти доводы Натальи показались мне вполне приемлемыми. Во-первых, она помогала мне оформить документы, и в случае моей поимки ей это как-нибудь отольется. Во-вторых, участие в спасении Шамана ей может неизвестно каким боком вылезти. В-третьих, ребенок в компании взрослой (это она так думает) женщины будет привлекать меньше внимания. Были еще причины, но уже этого хватило мне, чтоб всерьез обдумать ее предложение.
А подумать было над чем. Через три года Митька станет совершеннолетним, получит наследство и сможет взять меня к себе. Отказываться от семьи я не намерен. Но учитывая подготовку у нашего героического деда и настрой самого брата, велика вероятность, что учиться и работать дальше он пойдет куда-нибудь в разведку, наверняка даже именно к Милославскому под крылышко. Тем более что после моих номеров его всяко возьмут на заметку.
Опять же будет логично, что он потащит меня за собой – это будучи одаренным я был относительно свободен в выборе, а теперь меня и спрашивать не будут. Но я-то хочу летать! Карьера рыцаря плаща и кинжала абсолютно не по мне! И в итоге мы имеем, что мне надо как-то организовать свой род, чтобы Митька (а точнее, его начальство) формальной власти надо мной не имели. Конечно, род – не панацея, эти товарищи могут и начхать на него, но так отбиться будет проще. Происхождение у меня в порядке, вполне себе высокое, мама-папа в браке состояли, документы об этом имеются. Осталось только выполнить одно из условий: совершить подвиг, построить что-нибудь нужное государству или положить в госбанк на депозит один миллион рублей сроком на пятьдесят лет.
Фигня вопрос! Кто тут последний спасать принцессу?.. Как «нет записи»?! А драконов где выдают? Кончились еще в прошлом году?! Какая жалость!!!
А значит, пока пусть и по подложным документам, но надо начинать зарабатывать свой лям и готовиться к поступлению. И тут помощь взрослого человека окажется весьма кстати.
Вот так я и обзавелся теткой.
Получение паспорта оказывается плевым делом, если у вас есть знакомый влюбленный участковый. Пока Наталья крутила хвостом перед господином полицейским, я сбегал проведать Шамана. Тот уже пришел в себя, хотя вставать ему пока не разрешали. Что он там наврал про свои обстоятельства – я вникать не стал, просто представился товарищем по несчастью. С гордостью осмотрел деяния рук своих, мысленно похвалил себя и вместе с теткой покинул злосчастную Заливку навсегда.
В Каспийском Наталья добыла мне аттестат о среднем образовании. На это ушла основная часть наших трофеев. И хоть я совсем не горжусь своим мародерством, деньги, собранные мною в разгромленном лагере, очень нам пригодились. За весьма внушительную сумму реально существующий мальчик Иванов Гена, о котором так удачно вспомнила Наталья, согласился «потерять» свой аттестат. С теткой мальчика, почти полной своей тезкой – Ивановой Натальей Степановной, девушка познакомилась на почте, где перепутали их корреспонденцию. Пожилая женщина была так рада найти свободные уши, что выложила Наталье всю свою жизнь, включая перечисление хворей и наличие любимого племянника. Периодически встречаясь на улице не такого уж и большого городка, Наташа волей-неволей была в курсе всех событий в жизни одинокой вдовы. Вот уж никогда не узнаешь, где что пригодится.
О, похоже, дело сладилось!
Около меня остановилась Наталья в компании сурового вида тетки.
– Это, что ли, племяш твой? – Вот всегда восхищаюсь женским талантом озвучивать очевидное.
Да нет, блин, это хобби у меня такое: по вторникам здесь на чемоданах сидеть!
– Гена, познакомься, это наша будущая квартирная хозяйка, Мария Ивановна. А это мой племянник, Геннадий, – представила нас друг другу Наташа.
Пришлось поднимать зад и вежливо раскланиваться.
– Ну пойдемте, покажу комнаты, а то вдруг еще не понравится. – И тетка повела нас куда-то в глубь района.
Потерпите, ножки, еще немного, скоро придем.
Предлагаемое жилье оказалось отдельным пристроем к небольшому домику, в котором жила семья Марии Ивановны. Две крохотные комнатки, где раньше, видимо, жили родители, пропахли лекарствами и каким-то присущим лишь старости запахом, но зато имели отдельный выход во двор. Хозяйка по большей части молчала, за что я простил ей все недостатки сразу. Мне вполне хватило трескотни Наташки за прошедшее время. Все-таки трудно уживаться даже с самым хорошим человеком, если много лет до этого жил один. Уладив денежные вопросы и обговорив условия проживания, мы обессиленно упали на кровать.
– Чур, я занимаю эту комнату! Она больше! – начала оживать моя подруга.
– И что?
– Имею право! Я, между прочим, удачно сговорилась, даже дешевле, чем мы рассчитывали.
– Молодец! Возьми с полки пирожок!
Неугомонная Наташка начала меня щекотать и валять по кровати, вынудив к позорному бегству.
Черт побери, надо как-то решать половой вопрос!.. А то будет совсем неудобно. Молодая красивая девушка – и зловредный старикашка в теле четырнадцатилетнего юнца. Просто «Красавица и чудовище»…
Два вечера спустя
Ночь, улица, фонарь, аптека… Рывок! И нычка – у человека. Ничего, что не в ритм, зато рифма почти удалась!
Темный переулок. Нужный двор. Отсчитываю на ощупь кирпич. Мерзкая шавка из соседнего двора поднимает лай, ей начинают отвечать другие. Хватаю сверток с бумагами и несусь в конец улицы, пока на шум не начали выглядывать хозяева. Полдела сделано, осталось незамеченным покинуть этот район. Петляю как заяц, пока не выбираюсь на более-менее освещенные улицы. Здесь тоже надо держать ухо востро, но уже не так страшно, потому что ходят патрули и гуляют припозднившиеся парочки. Где-то во дворе даже слышно игру на гитаре с нестройным пением. Метро уже не работает, поэтому ножками, ножками… На удивление, без приключений добираюсь под утро домой и с чувством выполненного долга падаю в кровать.
Еще вечер спустя
Нужный мне человек идет домой с работы. Стараясь не привлекать лишнего внимания окружающих, догоняю его и пристраиваюсь рядом.
– Здравствуйте, Виктор Афанасьевич!
Лечащий врач моей матери сбивается с шага и останавливается посреди людского потока.
– Егор?! Тебя же ищут все, с ног сбились…
– Знаю, Виктор Афанасьевич. Давайте пойдем, а то мы мешаем всем.
Доктор растерянно кивает и начинает двигаться дальше неспешным шагом.
– А у нас засаду на тебя организовали. Правда, сняли недавно. Но всех строго-настрого предупредили, что, если появишься, – сразу сообщать. – Добрейшей души человек, доктор Шаврин, походя сдает мне с потрохами моих недругов. – Между прочим, из ПГБ; признавайся, что натворил? – Голос у Шаврина вроде бы шутливый, а вот глаза смотрят внимательно и цепко.
– Виктор Афанасьевич! Поверьте, я ничего не натворил! – В двух словах описываю ему свои обстоятельства с о-о-очень большими купюрами. – Так что прохожу я как свидетель, да и то, от моих показаний там мало что зависит.
Шаврин идет какое-то время молча, обдумывая мои слова.
– А церковь к тебе какие вопросы имеет?
– ?..
Я реально в ступоре. Вопрос даже не на миллион рублей.
А Бастилию тоже я развалил?.. С хрена ли баня упала?..
Мужчина осматривает меня пронзительным взглядом и поясняет:
– Про события в вашем училище я немного наслышан. Дмитрий в мае несколько раз заходил, кое-что рассказал, так что я тебе верю. А насчет церкви… Крутились у нас кроме людей Милославского еще кое-какие личности. И что характерно – безопасники их как бы не замечали… А я вот, чисто случайно, одного из них знал до пострига. До его пострига, – зачем-то уточняет доктор.
– И зачем они крутились?
– Да все за тем же. Искали тебя.
– ?..
Просто какое-то шоу «Найди меня» имени меня…
– А вообще, Егор, ты поступил глупо. Я тебя не осуждаю: и сам бы, наверное, испугался. Только есть ведь люди, которым ты и твоя судьба небезразличны. Мог бы прийти ко мне, я бы что-нибудь посоветовал. К наставнику бы обратился, ты же знаешь, цеховая солидарность – не пустой звук. Михаил Игнатьевич опять же переживает до сих пор.
Интересно: то есть наша «мадам Помфри» не при делах, что ли, оказалась?
– Простите. Я, Виктор Афанасьевич, в тот момент ни в ком уверен не был. Слишком ситуация странная была… Как мама? – неловко пытаюсь перевести тему.
Шаврин понимающе кивает:
– Все так же, Егор, без изменений. На днях приходил запрос насчет перевода в Петербург, но мы с завотделением не подписали. Пока надежда есть – считаю, не надо ничего трогать. Как бы, наоборот, хуже не сделать.
– А зачем ее в Петербург хотят перевести? – опять недоумеваю я.
Мужик, ты сегодня меня решил окончательно загрузить?
– Так ведь Дмитрия в Царскосельский лицей перевели. Даже год доучиться не дали. Вероятно, где-то там, – палец доктора многозначительно показывает наверх, – после всех ваших несчастий его решили убрать подальше.
Опаньки, вот это финт ушами! А я ведь ходил к училищу, пытался Митьку хоть издали высмотреть, а тут вон оно как… Хорошо, что доктора выловил, а то бы и спалился невзначай.
Углубившись в свои мысли, упускаю нить разговора и выныриваю только на вопросе:
– …Так ты согласишься на обследование у нас в госпитале?
– Простите, Виктор Афанасьевич, задумался. Какое обследование?
Шаврин снова терпеливо начинает объяснять:
– Ты, вероятно, не знаешь – эта информация не особо афишируется, – но почти все одаренные, потерявшие свой источник, очень быстро теряют интерес к жизни, многие сходят с ума или кончают самоубийством… – Мужчина осуждающе покачал головой. – Причем этот процесс происходит в считаные недели. И чем моложе одаренный, тем быстрее все происходит. То, что ты стоишь передо мной здесь абсолютно спокойный, спустя почти три месяца – это феномен! Это явление необходимо исследовать!
Просто ты, дядя, не знаешь, что я это все уже пережил. И потерю интереса, и боль, и все прочее… Только в другом мире…
Шаврин продолжал что-то бубнить, а я начал перебирать плюсы и минусы обследования в госпитале.
Стоп!
Я что, всерьез это обдумываю? Сделать из себя подопытного? Потерять мобильность?
Выкуси!!!
Как я буду объяснять тебе и твоим мозголомам, что получил гораздо больше, чем потерял?
С чего я вообще об этом думаю?
Резко останавливаюсь, встряхивая головой, и замечаю, как на кончиках пальцев дражайшего Виктора Афанасьевича формируется какая-то техника.
Вот же сука! Как теперь вообще кому-то верить?
Главное, не дать себя коснуться!
Резко бросаюсь в обратную сторону, но люди, идущие за нами, задерживают мой рывок. Выпрыгиваю на проезжую часть. Визг тормозов, мат водителей, крики прохожих. Хорошо, что успел слегка подтянуть свою физуху за последние месяцы. Наперерез мне выскакивает полицейский, удачно обхожу его справа. Сзади слышится топот уже нескольких человек. Мчащийся мимо мотоциклист внезапно сбрасывает газ и оказывается прямо передо мной. Пытаюсь его обойти, но неизвестный вместо рывка приглашающе хлопает по заднему сиденью.
Была не была!
Мчимся по дороге, оставляя преследователей все дальше и дальше.
Поднимаю вверх руку с оттопыренным пальцем (догадайтесь каким).
«Йо-ххо-о-о!» – Всегда хотел это крикнуть, но повода как-то не находилось…
Узнав, чей внук пропал, глава ПГБ решил допросить его брата лично.
Допрос подростка продолжался уже второй час. Юноша уверенно называл пароли, явки, тайные квартиры, телефоны… в общем, все, что являлось государственной тайной с грифом «Перед прочтением сжечь». Описывал свои предполагаемые действия в обстоятельствах, постигших брата. Секретарь, поначалу присутствовавший на допросе, давно был изгнан вон.
Вопросы к мальчику все меньше касались нынешнего дела и все больше уводили в прошлые дни.
– А поведай-ка мне, отрок, за что не любил Елизар Андреевич князя Львова-Шуйского? – От идиотизма ситуации Милославского пробило на архаичный слог.
Подросток, до сих пор глядевший на Тихона Сергеевича влюбленными глазами – еще бы, кумир детства! – неожиданно потупил взор и покраснел.
– Так он этот… ну… мужеложец он! – нашел в себе силы ответить смущенный Митька.
– О как…
– А доказать, молодой человек, можете? – вмешался в беседу присутствующий здесь же безымянный сотрудник ПГБ.
Дмитрий, не испытывая никакого трепета в обществе двух государевых людей, вопросительно уставился на Тихона Сергеевича. Тот, подумав, кивнул подчиненному на выход.
– У государя в Зимнем, в библиотеке, есть тайник, устроенный дедом; там письма, фотографии…
– Где?!
– Слева от крайнего подоконника есть фальшивая панель, за ней каменная кладка, надо нажать вот так, – Дмитрий изобразил руками как, – тайник откроется.
Милославский совсем не по-благородному обхватил голову руками и взвыл.
Когда-то давно, еще в прошлом веке, на заре своей карьеры, он в компании товарища по службе стоял навытяжку перед всесильным человеком и так же восторженно ел его глазами. А Елизар Андреевич Васильев-Морозов, глава Имперской Тайной канцелярии, постельничий Его Императорского Величества, его воспитатель и фаворит, одной фразой на ушко государю ломавший жизни или, наоборот, приближавший к царю, принимал решение по их дальнейшей судьбе. Много воды утекло с тех пор. Расформирована уже давно Имперская Тайная канцелярия, разделившись на Приказ государственной безопасности и личную службу безопасности императорской фамилии. Нет больше самого́ постельничего – умер в ссылке под Рязанью, а вот поди ж ты, отправил ему посылочку…
Первым же указом, сразу после своей коронации, новый государь Константин II, потерявший от бомбы террориста-смертника жену и отца, отправил в отставку Васильева-Морозова. Сам сломленный после случившегося, разом постаревший и потерявший харизму, Елизар Андреевич спешно передал дела Милославскому и Лопухину-Задунайскому – бывшему товарищу Тихона, и отправился в родной городок доживать век. За ним приглядывали, но без огонька. Жил старик одиноко, визитов не приветствовал, а единственный сын, прижитый в позднем возрасте, к отцу был равнодушен. Так что наблюдение велось к концу жизни постельничего спустя рукава. А тут – такой подарочек.
Личный архив бывшего императорского фаворита искали и сам Милославский и его теперь уже соперник – глава личной ЕИВ СБ Лопухин-Задунайский. Искали то вместе, то порознь. Сначала искали в столице, где Васильев-Морозов жил и работал, так как было известно, что, отправляясь в опалу, с собой он ничего не взял. После смерти старика его дом разве что по кирпичику не разобрали. Перетрясли банковские ячейки, несмотря на сопротивление владельцев банка. Невестку многократно опросили. Тщетно. Кто ж мог предположить, что свои тайны опальный старикашка вложит в головы двух сопливых пацанов в виде сказок на ночь. Небось еще и какими-нибудь техниками закрепил, чтоб лучше помнили!
– Тихон Сергеевич, вам плохо? Может, позвать кого? – Участливый голос мальчика прервал воспоминания.
Взяв себя в руки, Милославский ответил:
– Нормально все, Дима. С тобой пока все, но позже я обязательно найду время подробно поговорить.
Распахнув дверь, Тихон Сергеевич распорядился:
– Мальчика поселить в отдельный блок рядом с двумя обалдуями. Глаз с них не спускать! Охранять круглосуточно!
При мысли о том, что где-то за воротами училища гуляет копия этой информационной бомбы, Милославскому захотелось матерно высказаться, чего он не позволял себе с молодости. А подошедшему подчиненному послышались странные слова шефа:
– Спишшь, Тиххоня?.. Мышшей не ловишшь…
Показалось, наверное…
Капитан ПГБ Константин Анатольевич Шацкий устало потер покрасневшие от усталости глаза. Уже третий месяц он в составе следственной группы, спешно собранной из специалистов со всех концов империи, изучал вещдоки, проводил допросы, собирал доказательства. Конца-края неожиданной командировке видно не было. Верхушку заговорщиков в Баку, Петербурге, Москве и Тифлисе уже давно схватили, и теперь они сидели в уютных камерах и подвалах, спеша наперегонки взвалить основную вину на подельников. Баку и вообще весь Кавказ наводнили толпы военных, обеспечивающих порядок на местах, так что опасаться мятежа уже не следовало. А следственная бригада продолжала забрасывать частую сеть, отлавливая рыбешек помельче.
Это ж надо: попытаться убить государя вместе с семьей и под шумок оттяпать южные районы империи! Если бы Приказ Милославского вовремя не остановил начавшую набирать обороты машину заговора, на юге так полыхнуло бы – мама не горюй! А лишившись государя и наследника, ПГБ, кланы и армия наверняка не сразу бы смогли пресечь отделение территорий. Возможно, и против других важных людей государства теракты готовились, чтобы некому было сразу власть в руки взять. По слухам, еще и двойника для кого-то из царской семьи готовили, чтобы побольше неразберихи случилось. Впрочем, эта информация если и правдива, то ниточки, ведущие к ней, находятся в Петербурге и Москве, а здесь и сейчас Константин Анатольевич расследовал действия клана Алиевых. Клана… Тьфу! Не будет больше такого клана! И еще парочки таких же.
Фотография мальчика анфас и в профиль привлекла внимание следователя. Что-то такое крутилось в голове…
– Костя, пошли пить кофе! В столовую свежие булочки привезли! – В дверях показалась растрепанная голова товарища по несчастью – капитана Вакулина. – И официантки сменились, теперь Зоенька на смене!
– Виктор, ты же знаешь – я женат! Не сватай мне уже своих официанток!
– Ну и правильно: пусть Зайка улыбается только мне! Но от кофе-то с булочками ты ж не откажешься?
– Да я и от чего посущественней не откажусь! – С этими словами Шацкий положил бумаги в сейф, подхватил со спинки стула мундир и отправился вслед за сослуживцем.
Странно складывается жизнь: в Саратове, где работали они с Вакулиным, капитаны только встречались изредка в коридорах управления да вежливо раскланивались. А здесь, в командировке, почти сдружились. Легкий нрав Вакулина хорошо дополнял флегматичность Шацкого. А необидные подколки только вносили разрядку в тяжелые рабочие будни. Все-таки третий месяц почти без роздыху пашут.
В столовой почти никого не было, но за отдельным столом восседал начальник следственной бригады полковник Буревой-Юсупов. Указав на места рядом с собой, тот сразу распорядился:
– Без чинов! Ну что, капитаны: как продвигаются дела?
Властные нотки в голосе вопрошавшего так и побуждали вскочить, вытянуться и начать докладывать, но полученный приказ и усталость заставили сидеть на месте.
– Осталось еще примерно на неделю, Александр Григорьевич, если нового ничего не подкинете, – первым ответил Шацкий.
– У меня тоже где-то так, – добавил Вакулин.
– Это хорошо, остальные примерно так же говорят, а то из столицы постоянно теребят, требуют результатов. Над чем сейчас работаете?
Обстановка в столовой и вилка с ножом в руках не соответствовали моменту, но пришлось отвечать:
– Эпизод на железной дороге. Это когда Алиевы поезда досматривали. Представляете, в открытую, прямо на казенной земле лагерь разбили и нагло документы спрашивали. Просто Соловьи-разбойники какие-то.
– Диверсия на нефтепроводе. Это когда полыхало три дня на волковском НПЗ, – отчитался Вакулин.
– Кстати, о Волковых, – решил добавить Шацкий. – Они у меня тут отличились, как раз мой лагерь разгромили, там еще несколько гражданских пострадало. И полиция местная явно из их рук ест.
– Волковых не трогать, – припечатал полковник. – Приказ сверху. Они у государя сейчас в почете, так что сами понимаете…
Капитанам оставалось только кивнуть.
– Но материальчик соберите: и на действия их, и на полицейских, мало ли. А то нашлись тут, понимаешь ли, спасители Отечества… – Полковник скривился, явно показывая свое отношение к клану вечных соперников Юсуповых за царские милости. – Ладно, отдыхайте, все равно опять до ночи тут сидеть. В десять, как обычно, совещание, начнем потихоньку итоги подводить.
Полковник поднялся из-за стола, оставляя подчиненных доедать то ли поздний обед, то ли ранний ужин.
Вернувшись в кабинет, Шацкий вернул на стол бумаги из сейфа, но мысль, вертевшаяся раньше, уже ушла. Решительно сложив бумаги и фотографии обратно в папку, капитан засел писать заключение по эпизоду. Внизу, в архиве, его ждало еще очень много коробок с материалами, которые предстояло изучить за эту неделю. Баку стоял уже поперек горла, хотелось домой, к жене и детям.