Вы здесь

Взятие Казани и другие войны Ивана Грозного. Глава 2. Первые войны Ивана Грозного (В. Е. Шамбаров, 2014)

Глава 2

Первые войны Ивана Грозного


3 апреля 1538 г. умерла Елена Васильевна. Умерла совершенно внезапно. Ни один источник не сообщает о какой-либо болезни. А исследование ее останков однозначно установило причину смерти. Содержание мышьяка в них оказалось в 10 раз выше предельно допустимого уровня. И это было не просто убийство. Это был хорошо спланированный переворот. Возглавляли его Василий Васильевич и Иван Васильевич Шуйские. Знатнейшие князья, занимавшие высшие места в Боярской думе. Все факты свидетельствуют о том, что смерти великой княгини уже ждали, заранее подготовились к ней.

Новую власть возглавил Василий Шуйский. И о том, насколько высоко заносились его амбиции, мы можем судить по двум фактам. Через три месяца после переворота он женился на Анастасии, дочери татарского царевича Петра, а матерью невесты была сестра Василия III. Представитель старшей ветви Рюриковичей стал вдобавок дядей государя. Второй факт еще более красноречивый. Василий сразу же освободил из тюрем и ссылок участников прежних заговоров: Ивана Вельского, Андрея Шуйского и др. Но малолетнего князя Владимира Старицкого и его мать Ефросинью оставил под стражей. Лишний претендент на престол Шуйскому был не нужен. Кстати, минует 60 с лишним лет, и другой Василий Шуйский добьется своего, получит корону. Но это будет в период Смуты и междоусобиц. А в 1538 г. временщик понимал, какую конфронтацию может получить со стороны народа и других бояр. Но пока ребенок-государь ему не мешал, а, наоборот, давал легитимное прикрытие власти. Вот его и не трогали, пусть числится великим князем, а дальше видно будет.

Василий поселился в Кремле, в палатах Андрея Старицкого. Присвоил себе давно забытый титул наместника московского. И власть приобрел такую, что в летописи его называли на первом месте: «Того же году был на Москве наместник князь Василий Шуйский, а князь великий тогда был мал». «Малого» великого князя Василий захватил под контроль. В сентябре 1538 г. в традиционной поездке в Троице-Сергиев монастырь государя сопровождали Шуйские и бояре из их группировки. Но на самом деле с сиротой совершенно не считались. Впоследствии Иван Грозный вспоминал, что их с братом Юрием даже кормили плохо, «яко убожейшую чадь», а то и забывали дать поесть.

А вот оборону государства Шуйские совершенно забросили. Видимо, считали более важным укрепление своих позиций, а войска собирать опасались – как бы против них самих не выступили. Вместо этого предпочли мириться с татарами, невзирая на условия. Согласились на все требования Крыма, обязались «не воевать Казани», посылать большие выплаты (а чего жалеть, не свое же!). Такой ценой был заключен «союз» с Сахиб-Гиреем. Но шайки крымцев все равно налетали на южные рубежи. А казанцы вообще не стали продолжать переговоров, начатых при Елене. Их отряды полезли на Русь, грабили окрестности Нижнего Новгорода, Мурома, Мещеры, Вятки, Перми, появились в районах, которые считались внутренними и безопасными, – возле Вологды, Устюга, Тотьмы, Кинешмы, Костромы.

Положение страны быстро ухудшалось. Подати из провинций до Москвы не доходили или разворовывались в столице. Жалованья, переплавленного в «фамильные» драгоценности, воины не получали. Дворяне и дети боярские вынуждены были разъезжаться со службы по поместьям, чтобы прокормиться. Строительство крепостей прекратилось. Засечные черты, начатые Василием и Еленой, остались недостроенными. Вся система обороны, кропотливо создававшаяся Иваном III, Василием III и Еленой, поползла по швам.

Пока в России заправляли временщики, ее положение на международной арене ухудшилось до крайности. Ливонский орден вообще перестал считаться с нашей страной, отбросил все договоры, прервал русскую торговлю с Западом. В Польше и Литве одряхлевший Сигизмунд уступил власть сыну Сигизмунду II Августу, и новый король даже не известил Москву о своем восшествии на престол! Пять лет не удосуживался прислать хотя бы гонца, игнорируя Ивана IV как пустое место. Очевидно, выжидал, усидит ли он на троне.

А главная опасность нависла с юга и востока – альянс Крыма и Казани, который теперь поддерживался Османской империей. Наступление татар и турок на Северный Кавказ грозило объединить ханства. В их орбиту втягивались и соседние народы. Авторитет Сахиб-Гирея возрос, за ним видели непобедимые султанские полки. Ему взялась помогать и турецкая дипломатия. Сам Сулейман направил послание ногайскому князю Юсуфу, величая его «князем князей», – и тому, конечно, нравилось. А дочь Юсуфа Сююн-Бике была любимой женой казанского царя. Кроме нее в гареме Сафа-Гирея были дочери астраханского, сибирского ханов. Родственные связи готовили почву и для политических. Крымский хан снова грезил о возрождении Золотой Орды. А Руси, соответственно, отводилась участь быть ее «улусом». Да и куда она денется, когда могущественная татарская держава охватит ее полукольцом?

В 1539 г. Сахиб-Гирей писал великому князю Ивану: «У меня более ста тысяч воинов, если каждый пленит хотя одного русского, сколько тебе убытка, а мне прибыли?» Угрожал привести на Русь не только татар, но еще и турок. Писал, что турецкий султан «вселенную покорил» и «дай Боже нам ему твоя земля показати».

Но казанские набеги стали еще более страшными и разорительными, чем крымские. С юга татарам сперва надо было пройти через степи, приграничные районы были мало заселены, деревни и пашни жались к крепостям. Когда враг обнаружит себя, был шанс разбежаться, укрыться, дать сигнал опасности соседям. А казанцы жили рядом и, не преодолевая никаких препятствий, сразу врывались в густонаселенные районы Центральной России, Поволжья. Врывались неожиданно, люди не успевали получить никаких предупреждений. В 1538—1540 гг. орды казанцев разгулялись по русским землям вообще нагло и страшно. Не получая отпора, безнаказанно убивали, насиловали, жгли.

Летописец рассказывал «не по слуху, но виденное мною, чего никогда забыть не могу»: «Батый протек молнией Русскую землю, казанцы же не выходили из нее и лили кровь христиан, как воду… Обратив монастыри в пепел, неверные жили и спали в церквях, пили из святых сосудов, обдирали иконы для украшения жен своих усерязями и монистами; сыпали горячие уголья в сапоги инокам и заставляли их плясать; оскверняли юных монахинь; кого не брали в плен, тем выкалывали глаза, обрезали уши, нос, отсекали руки и ноги…» Другая летопись констатирует: «Рязанская земля и Северская крымским мечом погублены, Низовская же земля вся, Галич и Устюг и Вятка и Пермь от казанцев запусте».

Дошло до того, что казанский Сафа-Гирей счел себя победителем России и требовал платить ему «выход» – такую же дань, как когда-то платили Золотой Орде, на иных условиях он заключать мир не соглашался.

Петлю, которая стягивалась вокруг нашей страны, требовалось решительно разрубить. И Иван Васильевич, едва лишь избавившись от Шуйских, начал предпринимать усилия в этом направлении.

Казанское ханство и зависимые от него территории в к. XV-н. XVI вв.


В цепи врагов самым доступным для ударов звеном была Казань. Первые походы против нее, предпринятые в 1544—1545 гг., из-за своевольства и недисциплинированности воевод стали лишь карательными рейдами. Русские отряды вторгались на казанские земли, разоряли села. Но даже такие операции привели к важному результату. Ближе всех к границе жили «горная» черемиса (обитавшая на западном берегу Волги, в отличие от «луговой», восточной) и чуваши. Посыпавшиеся нападения им, конечно, совсем не понравились, они взбунтовались, отпали от Казани и направили послов в Москву просить о мире и подданстве.

Пошел раздрай и в самой Казани. Здесь многие были недовольны засильем крымских вельмож, ростом налогов. А как только русские начали активные действия, местные жители обеспокоились. Заговорили, что пора опять налаживать отношения с Москвой. Сафа-Гирей воспротивился. Обвинил сторонников мира в измене, казнил ряд оппозиционеров. Но расправы озлобили подданных, в январе 1546 г. они восстали, выгнали хана с крымцами и обратились к Ивану IV, обещая быть ему верными вассалами.

Государь возвел на казанский престол касимовского царя Шаха-Али, который когда-то уже правил ханством. Но удержался он всего месяц. Сафа-Гирей получил помощь из Крыма, от ногайцев и двинулся к Казани. В городе у него тоже нашлось достаточно сторонников. Набеги на Русь, торговля рабами и их использование в хозяйстве приносили казанским вельможам и купцам огромные выгоды. А союз с Крымом и Турцией давал надежду отбиться от русских. Произошел переворот. Шах-Али был арестован, но сумел бежать. А Сафа-Гирей, вступив в город, подчистую уничтожил пророссийскую партию. Всех, кто принял участие в переговорах с Москвой, кто помогал Шаху-Али, он обрек на смерть. Казнили и их родных, близких. 76 князей спаслись бегством, попросились на русскую службу

Для борьбы с Крымом и Казанью Россия нашла союзника – астраханского хана, враждовавшего с Гиреями. Но никакой практической пользы этот союз не принес и просуществовал недолго. В 1547 г. Сахиб-Гирей при поддержке турок захватил Астрахань. После этого и ногайцы признали его власть. «Новая Золотая Орда» становилась реальностью. И к чему это вело, красноречиво свидетельствует поведение татар. Русских купцов, торговавших в Крыму, принялись хватать и обращать в рабство. Государева гонца, приехавшего в Бахчисарай, ограбили и подвергли поруганиям. А царю Сахиб-Гирей хвастливо сообщил о взятии Астрахани, о подчинении кавказских горцев и угрожал: «Ты был молод, а ныне уже в разуме: объяви, чего хочешь, любви или крови?» Если «любви» – требовал ежегодную дань в 15 тыс. золотых. Если же нет – «то я готов идти к Москве, и земля твоя будет под ногами коней моих».

Но Иван IV отреагировал жестко. За бесчестья своих дипломатов и насилия над купцами он велел посадить в тюрьму крымских послов. А следующий поход на Казань возглавил лично. Правда, из-за московского пожара и мятежей его пришлось отложить. Выступили по зимнему пути в конце 1547 г. Это был уже не набег «легким делом». Требовалось взять столицу ханства. Подготовились капитально, собралась многочисленная армия, артиллерия. Но зима выдалась необычно теплая, дождливая. Пушки вязли в грязи. От Москвы до Владимира и Нижнего Новгорода их тащили «великою нужею». Артиллерия и обозы тормозили войско. А в первых числах февраля, когда начали переправу через Волгу, случилась сильная оттепель, лед покрылся водой, под тяжестью грузов стал проваливаться. «Пушки и пищали многие проваляшесь в воду… и многие люди в протошинах потопиша».

Царь сам руководил переправой и спасательными работами, находился на острове Роботка. Лед разломало, и Иван Васильевич застрял там, трое суток не мог выбраться. После этого о штурме Казани не могло быть и речи. Летопись сообщает, что государь «с великими слезами» вернулся в Москву. Тем не менее, даже в подавленном состоянии он принял верное решение: не отменять поход. Это совсем деморализовало бы армию, подняло дух казанцев. И царь приказал Дмитрию Вельскому с конницей все же дойти до Казани. Сафа-Гирей вывел свое войско на Арское поле, но был наголову разгромлен, русские полки «втоптали» его в город. Осаждать не стали, просто прошлись по ханским владениям, лишний раз наказали хищников. А ратники смогли, по крайней мере, разжиться трофеями – в тогдашних войнах это было вполне законно и немаловажно. Хоть как-то вознаградили себя за понесенные труды и лишения.

Летом 1548 г. татары нанесли ответные удары. На южные районы обрушились крымцы, а орды Сафа-Гирея вторглись вдоль Волги, опустошая окрестности Галича и Костромы. Костромской воевода Яковлев вывел из крепости гарнизон, вооружил горожан и в сражении на Гусевом поле разбил одну из казанских дружин, которой командовал князь Арак. Врага погнали, истребляя без пощады, и остальные отряды, узнав об этом, предпочли убраться.

А затем в Казани произошли перемены. В обращениях к султану здешние жители всегда подчеркивали необходимость защиты ислама. Но сами не слишком строго соблюдали предписания своей религии – любили выпить. В летописях отмечены несколько случаев, когда русские пользовались этим и громили их нетрезвых. А Сафа-Гирей в пристрастии к вину далеко превзошел подданных. Гудел, что называется, по-черному и в марте 1549 г. в пьяном виде поскользнулся, ударился головой «в умывальный теремец» и «убился в хоромах своих». Вполне может быть, что он и не сам поскользнулся. Вечно пьяный хан, отдающий под хмелем самодурские приказы, был не слишком приятным правителем. И мужем был далеко не лучшим – Сююн-Бике сразу же утешилась с любовником, крымским уланом Кощаком. Хроники рисуют его «свирепым», воинственным, властолюбивым. Словом, мужчина хоть куда.

А ханом казанская знать провозгласила двухлетнего сына покойного Утемыш-Гирея при регентстве матери, той же Сююн-Бике. Для всех удобно получилось. Вдобавок появился повод предложить России заключить мир – дескать, главного виновника войны уже нет, вот и отмените дальнейшие походы. Но казанцы лгали. Одновременно они направили послов в Крым. Просили Сахиб-Гирея: если он хочет, «чтобы тот юрт» от него «не отошел» и продолжилась война «с русскими людьми», пусть пришлет в Казань царя. И просили не кого-нибудь, а находившегося в Стамбуле Девлет-Гирея. Рассчитывали, что он лучше других сумеет получить от султана военную помощь, а потом унаследует и крымский престол. Но послы до Бахчисарая не доехали. Их перехватили казаки и представили письмо в Москву.

Узнав об истинных намерениях казанцев, Иван Васильевич все же не отказался от переговоров о мире, предложил прислать полномочных послов. Но они так и не прибыли. Русским всего лишь морочили головы, ожидая крымцев и турок. Однако и царь не смог воспользоваться благоприятной ситуацией для удара по Казани. Нужно было изготовить новые пушки взамен утонувших. А Пушечный двор сгорел во время пожара, ливонцы не пропускали в Россию медь. Война требовала и денег, а они были нужны на восстановление Москвы. Очередной поход готовился два года. И… чуть не сорвался.

Армия собралась во Владимире в ноябре 1549 г., возглавил ее снова царь. Но воеводы, невзирая на его присутствие, принялись местничать, отказывались исполнять свои обязанности. Между прочим, факт показательный и яркий. Правительство Сильвестра – Адашева находилось у власти уже два года, но, как мы видим, порядка в стране отнюдь не навело. Наоборот, боярская анархия колобродила пуще прежнего. И Иван Васильевич, которого любят изображать крутым тираном, на самом-то деле не мог унять распоясавшихся аристократов. В итоге начальники спорили, полки стояли без дела и терялось время… Царь был вынужден вызвать во Владимир митрополита. Святитель Макарий убеждал воевод послужить царю и Отечеству «в любви и братстве», прекратить свары. Уговаривал «ради христианства», грозил церковными карами. Кое-как уломал, и лишь тогда войска выступили.

Этот поход тоже выдался тяжелым. Ударили сильные морозы, были замерзшие, много обмороженных. Царь подбадривал людей, вдохновлял их собственным примером – он все время находился с воинами, разделял с ними трудности. Полки осадили Казань 14 февраля. Государь предложил городу капитулировать. Архимандрит Новоспасского монастыря Нифонт писал, что у Ивана Васильевича была и иная надежда овладеть городом, в Казани имелись сторонники России, обещавшие открыть ворота. Но их обещания оказались пустыми, а сдаваться город отказался. Царь повелел строить туры – осадные башни, ставить батареи. Загремели первые залпы…

И тут-то сказалась задержка из-за боярских склок. Уже приближалась весна, таял снег. А осада в грязи и воде была бы гибельной для воинов. Иван IV попытался решить проблему единственным возможным способом – взять крепость до распутицы. Бросил войска на штурм. Но он не был как следует подготовлен, а казанцы во главе с Кощаком оказали ожесточенное сопротивление. Рубка длилась целый день, бойцы врывались на стены, но их выбивали. Атаки захлебнулись… А потом зарядили дожди. Пошло бурное таяние снегов. От влаги намок порох.

Дороги залило морями грязи, нарушая подвоз продовольствия. И пришлось отступить.

Дело могло обернуться полной катастрофой. Казанцы, видя, что русские уходят, воодушевились, вывели из города все свои силы и двинулись в преследование, грозя смять, прижать к Волге и уничтожить измотавшиеся и растянувшиеся на марше русские полки. Но молодой царь проявил себя настоящим героем. Он лично взялся командовать арьергардом из легкой конницы, осаживал врага и сдерживал напор, пока ратники сумеют протащить по грязи тяжелые пушки и обозы, переправят их через Волгу. По набухшему, опасному льду, среди промоин, покинули левый берег последними…

Да, «четыре евангельских заповеди» св. Макария царь выполнял строго. Первой из них как раз и была храбрость. Но второй заповедью была мудрость. В общем-то, после нескольких неудавшихся походов впору было задуматься: а стоит ли раз за разом повторять одно и то же? Или следует поискать другое решение? И Иван Васильевич нашел его. Он обратил внимание на Круглую гору у впадения в Волгу р. Свияги. Гору, с которой открывался обзор на десятки верст вокруг. Это было не только красивое, но и стратегически важное место. Предание об основании Свияжска рассказывает, что царю явился во сне св. Сергий Радонежский и повелел строить на горе крепость.

Конечно, «высококультурные» историки постарались не обращать внимания на легенду, заменили ее собственными домыслами, что идею внушил государю «кто-то» из воевод. Хотя тут позволительно усомниться. Ведь те же самые воеводы, которые сопровождали Ивана IV в походе, – Дмитрий Вельский, Семен Микулинский, Шах-Али, Курбский и другие – уже неоднократно бывали в здешних краях. И Круглую гору видели, но не придавали ей значения. А государь был здесь впервые. Гору заметил и понял, насколько выгодно ее положение. Что ж, он наверняка посоветовался и с воеводами. Это полное право главнокомандующего, взвесить все плюсы и минусы. Но кардинальное решение принял он сам. Даже и результат четко предугадал: «Стесним Казань; Бог даст нам ее в руки». И в этот раз, несмотря на неудачу, он вернулся в Москву не «с великими слезами», а «с веселым лицом». Поход 1549– 1550 гг. имел еще одно следствие. Царь впервые увидел боевые качества казаков. И, судя по всему, высоко оценил их – именно с этого времени казаков начали широко привлекать ко всем боевым операциям русских войск.

* * *

Царь взрослел, многое видел, общался в походах с воинами, смотрел на жизнь подданных, когда ходил в паломничества. Как уже сказано выше, зимой 1549—1550 гг. состоялся тяжелый поход на Казань. От войска долго не было вестей, от прибывающих из армии больных, раненых, дезертиров пошли пугающие слухи, и современник записал: «Вся земля была в велицей печали и скорби».

Необходимо было решить те проблемы, которые привели к неудаче под стенами Казани. И летом 1550 г. царь провел реформы в армии – в них весьма определенно просматриваются его личные впечатления во время казанского похода. Приговор государя и Боярской думы упорядочил и ограничил местничество. Устанавливалась четкая иерархия воеводских «мест» в полках – большом, правой и левой руки, передовом, сторожевом. При этом указывалось, что порядок старшинства должен учитываться только в прямом подчинении. А между теми, кто не был подчинен друг другу, местничество не допускалось. Запрещалось оно и в период ведения боевых действий. Из местнических правил исключались юные аристократы. Они начинали службу в 15—16 лет, командовать еще не могли, а идти под чье-то начало считали уроном своей чести. Отныне устанавливалось, что они обязаны подчиняться менее родовитым воеводам, «в том их отечеству порухи нет».

Слабым местом в армии была пехота, собранная с миру по нитке из городских ополченцев. И по указу Ивана IV в России начали формироваться первые регулярные части – стрельцы. В них зачислили 3 тыс. «выборных» (т.е. лучших, отборных) пищальников. Они получали от казны жалованье 4 руб. в год, оружие, поселили их в отдельной слободе рядом с царской резиденцией в Воробьеве. А в октябре 1550 г. было решено создать элитную царскую гвардию. В нее набирали тысячу «лучших» детей боярских, им выделяли поместья в окружности 70 верст от Москвы, чтобы постоянно находились при царе, охраняли его, служили для экстренных поручений. Им предназначалась и роль «училища», из которого государь будет отбирать подготовленные командные кадры.