Вы здесь

Взрослеем с подростком. Воспитание родителей. Глава 2. Современные родители и их дети-подростки (Е. А. Бурмистрова, 2017)

Глава 2

Современные родители и их дети-подростки

2.1. Два времени: наше взросление и взросление наших детей

(по материалам семинаров и тренингов Е. Бурмистровой для родителей и всехжелающих)

За последние сто лет все стало стремительно, с бешеной скоростью меняться. И наши дети взрослеют в такой реальности, которая во многом очень не похожа на ту, в которой взрослели мы. Давайте попробуем сформулировать основные отличия того времени, когда взрослели мы, от времени взросления наших детей. Что вам кажется наиболее существенным, наиболее значимым?

Я начну: радио, видео, электроника в принципе. Гаджеты, средства коммуникации, впервые можно играть. Как это влияет на растущее поколение?

Собеседник: Отрицательно. Отвлекает от реальной жизни, и соответственно возникает отсутствие живой игры.

Екатерина: Это не «соответственно». Сначала игры во дворе исчезли, потому что из всех углов появились маньяки и появилось чувство опасности. И тогда возникли гаджеты.

Собеседник: Отсутствие нормы и идеалов в обществе. Раньше была единая линия партии: «октябренок, пионер – хороший», – и быть плохим было стыдно. Я не была комсомолкой, но что хорошо, а что плохо, в голове было совершенно четко.

Сейчас в России нет современных художественных книг для подростков, в которых шел бы разговор о нравственности, о каких-то идеалах. Исключением является очень православная литература, но это литература низкого качества, и зачастую она не художественная.

Раньше нормы поведения и морали шли от общества, а внутри семьи – не только православной – многое могло быть по-другому. Семья обладала большой свободой воспитывать в детях то, что считала нужным и важным, в частности, правильные ценности. Контроль над семьей был ослаблен. Сейчас ситуация обратная.

Собеседник: Мне кажется, сейчас все зависит от тебя, снизу идет. В советское время все были примерно одинаковые, и ценности были одинаковые, и устремления…

Екатерина: Я считаю, что очень сильно поменялось (в этом мы не росли) расслоение общества, в частности, имущественное. Сформировались в пределах города, одной страны совершенно разные уровни жизни. Они сейчас меньше перемешаны, чем в девяностые годы, но в школах и лагерях дети с этим соприкасаются, осознают социальную реальность с разными социальными имущественными стратами.

Собеседник: Мы росли в совершенно закрытом государстве и не знали, что делается в остальном мире. Сейчас все растут вполне синкретичными.

Екатерина: Сейчас происходит смещение в другую сторону – мы знаем, что жизнь «там» сильно отличается от жизни здесь. Этот фактор будет иметь значение, если семья часто бывает где-то за пределами страны, либо для детей старших, которые интересуются внешним миром. Для ребенка 8—10 лет, который отдыхает на нашем Черном море и еще не читает, это еще не принципиально. В старшем подростковом возрасте это сильно, потому что есть ощущение большого мира, который хочется посмотреть, везде побывать. Очень часто у подростков есть бзик: говорить о том, куда они хотят поехать. Очень много разговоров о том, где бы они хотели побывать, когда вырастут и у них будет возможность. И перечисляются разные места.

Собеседник: Сейчас появилась нацеленность на успех: нужно успешно отучиться, поступить куда-то.

Собеседник: По-моему, учиться хорошо не обязательно, а вот добиться чего-то – да.

Собеседник: Очень важен был выбор профессии.

Собеседник: Человек заканчивал институт, становился инженером, и жизнь его более-менее была понятна. Сейчас этого мало.

Екатерина: Вы имеете в виду, что нет простроенных «жизненных цепочек», в которые человек может попасть и потом спокойно дальше идти.

Собеседник: Мне кажется, раньше была боязнь, что, если не окончишь институт, то пойдешь дворником. А сейчас, наоборот, есть масса других возможностей реализоваться.

Собеседник: Я сравниваю то, как я жила, и то, что мне показывали, например, в фильмах или то, что я читала. Особенно сейчас старые фильмы смотришь и удивляешься, как четко все было прописано. Мы, на самом деле, об этом не сильно задумывались. Образование было хорошее, дети учились сами. Поступивших в вузы без помощи взрослых было гораздо больше, чем сейчас.




Екатерина: Действительно, дети учились сами. И школа была такая, в которой дети могли учиться сами. Образовательные программы строились без расчета на участие взрослого и помощь репетиторов. Сейчас ситуация иная, по крайней мере в крупных городах.

Собеседник: На самом деле, быть дворником в то время не было так страшно, особенно если ты рос в рабочей среде. Это была хорошая рабочая прослойка, отнюдь не пьяницы. Их уровень жизни был такой, что они себя чувствовали не последними людьми. А сейчас? Страшновато, если пойдет дворником.

Собеседник: Сейчас у детей четкий вектор на материальные ценности: нужно иметь дом, яхту, ездить отдыхать за границу. «Я буду хорошо учиться, получу хорошую работу, чтобы заработать деньги, чтобы все это иметь». Раньше такого не было.

Екатерина: У многих нынешних школьников, студентов можно наблюдать ориентированность на потребительские цели. Раньше хотели быть космонавтами, геологами, принести пользу, помогать людям. Сейчас вектор смещен на достижение личного успеха, благосостояния. Относиться к этой тенденции можно по-разному, но не учитывать ее нельзя.




Собеседник: Это идет из семьи. Мама везет ребенка в частную школу и говорит: «Мы за тебя платим, а ты уроки не сделал? Двойку получил?»

Екатерина: Это не только из семьи. Листают дети журнальчик, а там острова, горы, машины… Это не семейное.

Собеседник: Реклама.

Собеседник: Мы были более самостоятельными.

Екатерина: Однозначно. Скажите, до какого класса вы возите детей в школу?

Собеседник: Седьмой класс. Пытаюсь заставлять, но она сама не хочет. Расстояние большое на метро.

Екатерина: Самостоятельность – существеннейший момент. Раньше немыслимо было, чтобы 13 – 14-летнего человека возили туда и обратно. Многие из поколения нынешних родителей ездили на большие расстояния самостоятельно, на нескольких видах транспорта, чтобы посещать хорошую школу, любимый кружок.

Собеседник: Сейчас у детей отсутствуют такие понятия, как честь, предательство.

Екатерина: Откуда вы знаете, что они отсутствуют?

Собеседник: Сужу по своим детям. Это отсутствует в школе.

Екатерина: Да, это не формируется в школе. О чести, совести и предательстве ребенок может не услышать, если ему не повезло с учителем литературы.

Собеседник: Отсутствие кружков или нацеленность их не на рукоделие, а на языки, например.

Екатерина: Да, кружки есть, но изменились оплата и направленность. Яхту должен построить кто-то другой. Никто не хочет ее строить сам, а хочет купить новую и отшлифованную. Кружки судомоделирования, авиамоделирования во многих клубах закрылись. И часто – из-за невостребованности.

Собеседник: Если вы приведете ребенка в кружок судомоделирования, любой руководитель вам скажет, что сейчас никто сам лобзиком не выпиливает, даже сами моделисты – покупают и склеивают. Потому что поднялся общий уровень, и выпилить что-то невозможно.

Собеседник: Можно добавить общество потребления: огромный выбор всего на каждом шагу. Мы не стояли перед таким бешеным разнообразием в том возрасте, в котором они с этим сталкиваются. И еще – «трудоголизм родителей». В советское время все работали, но к шести были дома.

Екатерина: Трудоголиков можно разделить на две категории: трудоголики папы и гипервключенные мамы, которые считают, что их поприще – постоянное вложение в то, чтобы дети получали все лучшее на ниве образования и воспитания. Мама работает, организуя жизнь детей. Нет такого, что родители оба ушли, их нет, и потом они оба пришли в шесть.

Отличий очень много, и можно найти еще больше и они тоже будут существенными.

Собеседник: Получились одни отрицания, т. е. все в плохую сторону.

Екатерина: Это изменения. Нам просто кажется, что все хуже. Песни нашего времени намного лучше песен, которые слушают дети: это не песни хуже, просто те – наши, а эти – нет, они нам чужеродны.

Собеседник: Мне кажется, положительный момент, что в семьях интеллигенции родители стали больше общаться со своими детьми. Мы росли все время во дворе, родители даже не знали, что в школе происходит. А сейчас мы знаем, интересуемся нашими детьми.

Екатерина: Да, если семья не перестала быть интеллигентной, не ушла в коммерцию, что может сильно повлиять на жизнь.

Собеседник: Положительный момент – сейчас открытость вероисповедания.

Екатерина: Да. Сейчас про свободу вероисповедания еще говорить можно, но уже есть обязательный предмет в школе ОРКСЭ (Основы религиозных культур и светской этики), и я боюсь, что, поскольку это преподают, а не дают как свободу, это может вызвать очень сильное отторжение. Мы еще не ощутили последствий на практике.

Собеседник: Я не об этом. Я крестился в 23 года, и это было несколько опасно. Сейчас все мои дети родились в храме. Раньше таких возможностей не было.

Собеседник: Нет урока труда в школе. Быт, конечно, стал проще, но дети не умеют самого элементарного.

Екатерина: Не умеют, потому что технология и труд заменены на лишний английский или информатику.

Изменений много. Очень сильно поменялось общество. У детей могут быть интересы, которые нам непонятны. Они взрослеют в другой среде. Вроде бы та же страна, но у нее другое название, другие границы (да и страна уже не совсем та). Сейчас другие ценности, другое отношение к правительству, другое положение в обществе. Они растут в другом мире. Когда вам будет сложно понять что-то из увлечений ваших детей или их пристрастий, можно попробовать такое упражнение: подумайте, какое из различий могло сыграть роль в наличии именно этого непонимания. Давайте приведем примеры.

Собеседник: Мне непонятно, почему так важна какая-то определенная модель телефона. Например, в провинции, если у тебя телефон «крутой», с тобой будут общаться, если простой – не будут. Для ребенка это очень важно.

Собеседник: И в нашем детстве было что-то подобное. Я в деревне проводила лето, и однажды мне мама привезла брючный костюм в цветочек. Если до этого я играла в волейбол с мальчишками и девчонками, то, когда я надела этот костюм и вышла на площадку, я для них как будто исчезла. Мы по-прежнему встречаем друг друга по одежке только с некоторыми поправками на время.

Екатерина: Это статусные вещи. Были, например, джинсы с кроссовками – статусные вещи. Телефон – это квинтэссенция статуса. Это как для мужчин машины: ты есть то, на чем ты ездишь. Для детей это телефон, одежда, гаджет. Это сложно принять, потому что расширилось количество предметов, которые должны быть статусными, чтобы тебя уважали, по крайней мере, до старшей школы. У тебя должна быть и одежда, и телефон, и папа должен приехать за тобой желательно не на «Жигулях». Это беда, и, к сожалению, до 7–8 класса фактически невозможно разговаривать об этом с ребенком так, чтобы он вас правильно понял. Пик непониманий такого рода – это начальная школа (уже в первом классе положено иметь хороший мобильный телефон) и средняя школа, пока еще не наступило первое подростковое просветление, пока еще ребенок не начал видеть, как живут другие семьи, пока ребенок не определил место своей семьи в линейке имущественных различий. В14—15 лет, если есть какое-то общение с друзьями, подростки начинают разговаривать о жизни. Мальчики меньше и позже, девочки в 14–15 лет вовсю. Они разговаривают и узнают истории семей, примеривают на себя шкуру другого, стараясь его понять. У кого-то это происходит раньше, но редко. А лет в 14 ребенок уже может оценить: «У нас еще ничего, а этот растет без папы, живет в одной комнате с бабушкой. А у этого, наоборот, яхта».

Собеседник: У наших детей в классе телефоны не так популярны.

Екатерина: Это может быть, только если в педагогическом коллективе делается что-то, чтобы снизить ценность гаджетов. Главный человек для ребенка в начальной школе – это учитель, и его мнение ребенок слышит очень хорошо и полностью ему доверяет. Если учитель специально идет на то, чтобы формировать ценности, отличающиеся от ценностей из разряда «ты есть то, что у тебя есть» – это не может не повлиять на ребенка. Голос и мнение родителей даже в начальной школе вызывает сопротивление. И ребенок часто может в лицо говорить нам: «Мама, папа, вы же ничего не понимаете! Сейчас другое время!» Но в другой раз мы можем услышать из уст «непокорной» дочери или протестного сына наши собственные слова. Так что родительское мнение влияет, и очень сильно. Но в период взросления ему положено сопротивляться.

2.2. Самостоятельность и порядок

(по материалам семинаров и тренингов Е. Бурмистровой для родителей и всехжелающих)

Екатерина: Традиции изменились: никто не ходит с ключом на шее. Если мы с вами в возрасте 8–9 лет уже были самостоятельными, то сейчас редко кто из детей даже в 12 лет имеет такие возможности – мы не можем себе этого позволить.

Вообще, с отпусканием и с самостоятельностью произошли очень большие культурные сдвиги. Если ребенок не отбивает самостоятельность сам, сейчас все меньше принято его выталкивать. Бывает, что подростка во взросление выталкивают какие-то семейные обстоятельства, которые традиционно считаются сложными. Но если в семье все спокойно, есть определенный достаток, хватает взрослых рук, ребенка взрослеть не побуждают, наоборот, придерживают. В результате человек взрослеет, но каждый его шаг по-прежнему просматривают, прослушивают и контролируют родители.

Дети с 7–8 лет уже довольно сильно начинают сопротивляться. Обычно это сопротивление пассивное: они еще не бунтуют, но начинают тормозить, когда нужно, например, прийти вовремя; начинают забывать вещи, которые вы положили рядом с портфелем, или забывать о важных изменениях в расписании. Это – классические примеры пассивного сопротивления. Так часто делают и взрослые, и в супружеских отношениях бывают такие же моменты, когда что-то выпадает из поля зрения, несмотря на многократное напоминание. Чем старше ребенок и чем больше контроль, тем сильнее будет пассивное сопротивление. В какой-то момент и эта ситуация поменяется и ребенку будет казаться, что пассивного сопротивления недостаточно, потому что ему захочется более определенно заявлять свою позицию.

Он может, например, опаздывать домой из школы или с прогулки, – если, конечно, родители не запугали его рассказами про маньяков и не сформировали устойчивое нежелание передвигаться по улицам самостоятельно. Также ребенок обязательно будет отвоевывать право использовать личное пространство – комнату или часть комнаты – так, как хочет он. И начинается неравный бой. У нас было маленькое контролируемое существо, которое более-менее делало, что нам надо: сопротивлялось, но все-таки игрушки складывало; не хотело, но все-таки ело то, что мы готовили. А потом в какой-то момент наступает совсем другая жизнь.

Тем, у кого эта жизнь уже наступила, нужно порадоваться, ведь ребенок взрослеет. Гораздо более тревожная картина, когда на консультацию приходит мама и говорит: «Нам уже 17 лет, мы заканчиваем 11 класс, но у нас девочка по-прежнему абсолютно послушная, делает все, что мы скажем, кушает тот борщ, который мама нальет в тарелку…» Это вызывает у меня большую тревогу, чем ситуации, которые мы будем обсуждать дальше.

Взрослея, подросток пытается искать себя и делает это незрелыми способами, в частности, отбивая самостоятельность в одежде, еде, создавая свое представление о порядке, который, с точки зрения взрослых, может быть чем-то прямо противоположным.

Собеседник: Старшему ребенку 15 лет, у него есть своя комната, но войти в нее невозможно. Унывать не хочется, потому что я понимаю, чем это вызвано, и что он так отстаивает свое место в семье, свое место в жизни. Хочется научиться взаимодействовать в этом поле, чтобы то, что там творится, удовлетворяло и его и меня; чтобы я не краснела перед репетиторами. Хочется найти баланс во взаимодействии.

Собеседник: Сыну 10 лет. Проявления самостоятельности начались с того, что вы сейчас обозначили как пассивное сопротивление: торможение, опаздывание, бесконечное забывание вещей. Сейчас он отказывается от завтрака вообще, несмотря на мои объяснения, что я делаю это для него. Пьет только чай и довольный уходит в школу. Объясняет, что не хочет. Также просит сделать ему ключи от квартиры, чтобы быть как большой. Мне хотелось бы узнать, как взаимодействовать, потому что меня многое раздражает: фантики, огрызки, объедки на рабочем столе, которые нельзя убирать. Многому я не научила, хотя порывалась.

Собеседник: Моему подростку 13. Меня не очень напрягает беспорядок в его вещах, но наш папа не терпит этого вообще, потому что он абсолютный аккуратист. Я считаю, что это клиника. Меня это очень раздражает, потому что я вижу в этом повод для конфликта. Еще у ребенка потребность в уединении, а мне боязно выделять ему место – боюсь, он совсем закроется, и я не достучусь.

Екатерина: Чем старше ребенок, тем больше пунктов проявления его самостоятельности.

Попробуйте вспомнить, как это было в вашем детстве, у вас с мамой, у ваших подружек с родителями, возможно, у ваших братьев и сестер (про порядок в доме и в комнате и пространство жизни). Какие истории вы слышали о порядке и как кто потом вырос? Кто из какого состояния в какое превращался?

По поводу стремления к чистоте: это не клиника, это психотип. Для некоторых порядок не важен вообще: они, даже убравшись, немного раскидывают вещи, чтобы было поживее. Также есть люди, для которых если тарелки стоят не по размеру, а тапочки не строго параллельно, это разрушение их внутренней жизни. Для них порядок в комнате воспринимается как проявление внешнего скелета и так же нужен, как для всех людей – чистка зубов. Если этого нет, у них возникает ощущение дискомфорта. Бывает, что такой – один из родителей. Нередко по этому признаку люди выбирают в пары противоположное: одному нужно так, а другому вообще все равно, главное, чтобы не было абсолютного порядка, ведь тогда это не жизнь. Иногда бывает, что в семье с двумя или тремя детьми рождается личность, которой нужен порядок – в той структуре, где порядок навести невозможно. И это не взрослый, а ребенок. Это – как цвет глаз, который не поменяешь. Это – психотип и его проявления в быту. Это нужно понимать самим и учить понимать детей: папа не придуривается, у него не невроз – ему это действительно важно (маме важно, чтобы дети были воспитаны на классической музыке, а папе – чтобы не было мусора в прихожей).

Собеседник: Моей девочке 10 лет. Я попробовала найти компромисс: стала немного меньше ее контролировать, снизила темп нагрузки. Но у меня есть опасения, что она много времени проводит без дела. Также у нас есть проблема пространства: мы живем в одной комнате. И сейчас дочь все чаще хочет уединиться, старается ночевать у бабушки, чего раньше не было.

Хотелось бы понять, как сделать правильную расстановку в одной комнате.

Собеседник: Дочери 12 лет, сыну —7 лет. Дочь так запустила свою комнату, что если хочет что-то найти, то уже не может. Когда у нее есть время, она может долго заниматься уборкой, но все остается почти так же. Она просто перекладывает вещи с места на место, не может понять, как организовать пространство под себя. И она не знает, как выйти из этого, а я не могу ей помочь. Когда я просто повесила вещи, которые долго лежали на полу, она была мне благодарна. Младший сын, глядя на нее, не хочет убирать игрушки, – потихоньку то же начинается. Мне хочется понять, можно ли этого избежать, не вмешиваясь, и какие слова нужно сказать, чтобы они услышали, – не стоит запускать свое пространство, оно должно быть не отражением внутреннего состояния, а помощью, опорой.

Екатерина: Никакое однократное действие, особенно со стороны родителей, не приносит эффекта. Если сработало, то это чудо. Однократно может ваша подружка удачно высказаться, или батюшка, или друг мужа, – внешний авторитет. А родителям нужно выступать шажками. Изменить «порядок», уклад, который сложился, в один момент довольно сложно – нужна система небольших шажков, которая, возможно, даст результат.

Собеседник: У меня сыну 13 лет, выглядит старше. Мы живем в одной комнате (снимаем). Он чувствует себя комфортно в полном разгроме, ему абсолютно все равно, где что лежит. Первый и последний раз он повесил свой костюм, когда пришел 1 сентября из школы в 1 классе. Потом за ним ухаживали бабушка и я. Он мне теперь говорит: «Тебе же психолог сказал, оставь меня в покое! Что ты вмешиваешься в мои занятия?» Я не знаю, что мне делать: вступать в конфликт или быть обслуживающим персоналом?

Екатерина: Интересная дилемма: только два варианта.

Хотелось бы поговорить про бытовой уклад. Это – одна из основ, такая же, как время.

Это информация для родителей к долгосрочному обдумыванию. Это не то, что нужно моментально использовать, не пропустив через себя.

По сути, начиная с полового созревания, мы пожинаем то, что посеяли. Причем иногда это посеяли не мы сами, а бабушки, система образования, няня из Ивановской области – т. е. те люди, которые имели то или иное отношение к ребенку.

Расскажу о варианте, который является не идеальным, но предпочтительным для детей младше – про порядок и пространство. Те, у кого дети уже не маленькие, пусть не сокрушаются – это каким-то образом может быть вписано в жизнь уже взрослого ребенка.

Идея в том, что с того момента, как ребенок может отнести предмет, исполнив простую просьбу, например: «Отнеси памперс в помойку», – нужно этим пользоваться. К 3 годам очень важно достигнуть бытовой самостоятельности и дальше ее не терять, и не только в 3 года научиться раздеваться и класть вещи в ящичек, а дальше стараться этот навык не терять. Самые большие проблемы с порядком в комнате у тех взрослеющих людей, у которых за этими вещами всегда следили другие. Родители думали, что ребенок подрастет и, наконец, начнет все делать сам. Но этого не происходит. Чем младше ребенок, тем более он склонен к выполнению простых бытовых действий, а чем он старше, тем прочнее у него привычка, что все делает кто-то другой, что это вообще не входит в круг его обязанностей. Можно сказать, чем меньше детей в семье, тем меньше они будут что-то делать естественным образом, ведь чем больше рядом взрослых рук, которые быстрее сложат, быстрее уберут, быстрее протрут, тем меньше вероятность, что к делу привлекут ребенка. Но смысл в том, чтобы в любом возрасте ребенок сам делал то, что он может делать сам, потому что это не только для себя, но и для вас.

Максимум, чего ждут от современного ребенка, – это чтобы он учился (вне конкуренции), занимался и развивался. Еще – чтобы он собирал игрушки или делал что-то из области бытовой самостоятельности. И в исключительных случаях, может быть, только после чтения книг и «инсталляций» от специалистов, мы можем позволить: «Пусть сделает что-то для меня». Но это – не норма. Если мы не ждем от ребенка, что он будет участником и помощником с самого маленького возраста, потом его крайне сложно, почти невозможно привлекать в подростковом возрасте. Если ребенок никогда ничего вам не приносил из магазина, с какой стати он внезапно что-то принесет, хотя он уже здоровяк 14–16 лет? Он этого не делал и не вписал в круг своих обязанностей. Есть вероятность, что разговоры о будущем («когда ты вырастешь, когда у тебя окрепнет позвоночник, ты будешь мне носить сумки из машины или из магазина») могут сработать. Но если такого рода подготовительные разговоры не ведутся, ребенок сам не включится.

У нас у всех в бэкграунде, в том, к чему мы привыкли, есть большая привычка обслуживать ребенка. Более того, родителям кажется, что, когда они все для ребенка делают, тогда они хорошие родители. В той социокультурной ситуации, в которой мы живем сейчас, мы будем хорошими родителями, если научим ребенка делать что-то руками. Сейчас в школах отсутствует предмет «труд», он заменен на английский и дополнительную математику или что-то развивающее интеллектуальное. И девочки не умеют пришивать пуговицы – их не научили, как учили нас; мальчики не умеют не то что доску распилить – они не умеют шуруп завинтить, они никогда его не видели, потому что им не показывали – предмета такого нет. Мы живем в высокотехнологичную эпоху, где все делается нажатием кнопки. В наше время папы очень много времени проводят не дома, мужской труд фактически отсутствует, и фактически нет образцов работы руками. Плюс у многих семей есть еще помощник, выполняющий техническую работу по дому. Но у персонала и помощников дети не учатся. Если пол моет мама, есть шанс, что ребенок хотя бы присмотрится, как это делают. Если пол приходит мыть специальная тетя, то у ребенка будет совсем другое отношение. Значит, в этой социокультурной ситуации, которую мы не можем изменить, нужно очень хорошо подумать, как же все-таки вырастить ребенка не только с головой, но еще с руками и с сердцем.

У родителей есть потрясающий запрос: когда-то вдруг, в какой-то момент жизни, дети повернутся и начнут о нас заботиться. Это не возникнет само собой. К тому же дети, которые ничего не могут делать руками (не наклеивать блестки на звездочку, а делать что-то касающееся ежедневного круга дел), довольно плохо организованы. Как ни странно, бытовая самостоятельность и самостоятельность в делах – это еще и внутренняя организация, простройка внутренних волевых процессов: способность начать, продолжить и закончить.

Для того чтобы почистить и порезать картошку, даже взрослому надо приложить немало воли, а ребенку и подавно. Это – полезные умения.

Про пространство и порядок. Необходимо, чтобы с раннего возраста у ребенка было свое пространство (неважно, будут это десятки метров или полтора метра) и регулярная обязанность это пространство обслуживать – таким образом, которым он может. А для этого оно должно быть удобным для жизни, что сделать самостоятельно дети обычно не могут. Только очень редкие мальчики и девочки, которые, возможно, в будущем будут дизайнерами, могут все придумать и обустроить. В основном это дело родителей. Сколько бы ни было детей и взрослых в комнате, очень важно, чтобы у ребенка была своя зона, специальным образом устроенная под него: под его возраст, под его потребности, чтобы эта зона нравилась и видоизменялась по мере роста ребенка. Девочкам-дошкольницам очень нравится розовый цвет и кошечки, однако им же несколько лет спустя понравится что-то совсем другое. Должно быть красиво, с точки зрения ребенка, и до подросткового возраста не безобразно, с точки зрения родителей. После подросткового возраста, к сожалению, мы перестаем выбирать эстетику, которой ребенок придерживается. Но у нас есть достаточно времени, чтобы сформировать что-то похожее на художественный вкус, на жизненный вкус, на предпочтения. И это, конечно же, должно отражаться в том пространстве, с которым человек себя отождествляет.




Существует закономерность: если у мамы и папы есть своя зона, хотя бы размером с табуретку, в ваших любимых цветах, с вашей лампочкой, с вашим пледиком (возможен самый минимальный набор), то ребенку будет проще. Это может быть даже не комната, в которую никто не заходит, просто пространство, где вы можете отдыхать, читать, где вас принято меньше тревожить, где не валяются вещи или валяются умеренно. Если такой зоны нет – ребенку будет сложнее. Подобное воспитывает подобное, и порядок дети до определенного возраста копируют. Нельзя требовать то, что не входит в традиции семьи (до подросткового возраста), потом ребенок может организовать что-то свое. Зона ребенка должна быть красивой, удобной, с проявлением творческой жилки, и для этого не нужен какой-то большой бюджет. Это могут быть очень небольшие вложения. Причем, если вы с того момента, когда ребенок начнет внятно выражать свои желания, сможете два раза в год, например перед Рождеством и перед Пасхой, облагораживать его жизненное пространство, это будет очень полезно для всех.

Если вы делаете на день рождения, на Рождество подарки ребенку, можно сделать «подарок жилищу»: что-то маленькое, приятное, красивое для дома, то, что украшает нишу обитания. Это работает и в подростковом возрасте. Даже если в комнате подростка страшный бедлам и войти туда нельзя, можно придумать что-то, что вдохновит ребенка. Например, освещение и цветовая гамма невероятно сильно влияют на состояние эмоций. Некоторые родители, даже не обладающие дизайнерскими способностями, просто настроившись на волну ребенка, могут понять, что ему сейчас подойдет: двойной ночник, от которого на потолке рыбы, или красивая плетеная лампа, которая сразу поменяет ощущение от комнаты; светящиеся звездочки; яркий плед; красивое постельное белье. Пусть вам не близка получающаяся эстетика, важно, чтобы это порадовало ребенка. Такие вещи включают ребенка в обживание пространства. Иначе получается, что родители требуют порядка, но не показывают ни своим примером, ни творческими идеями, как сделать так, чтобы было приятно находиться в комнате. Не обязательно делать витраж на окно или расставлять везде свечи, можно поставить модель кораблика и разложить цветные камушки. Что могло бы вдохновить вашего подростка?

Собеседник: Мы повесили игру «Дартс».

Собеседник: Я хотела разбавить пространство зеркалами, но ребенок отказался. Тогда я предложила ему выбрать любое созвездие и сделать его на потолке светящимися звездочками.

Собеседник: Я читала, что можно взять палку и обмотать ее новогодней гирляндой – это очень красиво. Или сделать крючки для одежды из палочек, принесенных из леса.

Собеседник: Ножки стула можно одеть в пинетки.

Собеседник: Я бы сделала на втором этаже что-то типа шалашика, домика, чтобы ребенок мог туда залезать.

Екатерина: Да, есть такие фигурные загородки на второй этаж, и они образуют нишу для ребенка – вполне достаточное для него пространство, при отсутствии отдельной комнаты. Но для того чтобы что-то обустраивать, нужно наличие того, что можно обустраивать, т. е. нужен угол.

Прекрасно, когда ребенок представляет, какой у него любимый цвет, какой у него любимый стиль. Если ему в своей комнате неприятно, она кажется некрасивой, убираться ему не захочется. И еще один важный момент: если в комнате очень много вещей, то убираться в ней очень сложно. Это болезнь всех квартир в эпоху потребления. Надо стремиться внедрить в собственную жизнь, а потом донести и до ребенка термин «расхламление» или «размусоривание», т. е. освобождение пространства от вещей, которые не очень нужны и, главное, не радуют. Тот фактор, что они не радуют, очень важен, ведь когда хлама много, совершенно невозможно ничего придумать, на чем-то сыграть.

Собеседник: У нас 9-летний сын – потребитель всяких схем, плат… У нас вся комната завалена лампочками, светодиодами, она превратилась в мастерскую. Любое предложение как-то упорядочить, рассортировать вещи, встречает отпор до слез, до истерики: «Нет, мне это все нужно». Он тащит в дом все: старый телевизор, запчасти, – а старшего сына это бесит, он говорит: «Я не могу в этом всем жить».

Екатерина: Это «собиратель». Если ребенок в семье не один или если ребенок один, но недостаточно места, очень важно зонирование. Например, если семья живет в одной комнате, то у каждого должна быть своя зона, и за пространство своей зоны – по договору – человек выходить не должен, только с разрешения всех остальных. Поэтому, если есть «собиратель», нужно в его зоне максимально создать пространство для сбора и упорядочивания вещей: ящики под кроватью, настенные полки, коробочки – в них много всего поместится и они не будут занимать жизненное пространство других.

Порядок очень связан с уважением, с отношениями, с самостоятельностью. Поэтому, если в семье кто-то что-то собирает (что угодно: платы, железки, игрушки, сломанные вещи, которые надо починить), у него должно быть все максимально структурировано под хранение.

Собеседник: Это почти невозможно, потому что сын мало того, что собиратель, ему много чего интересно: у нас стоит ксилофон на полкомнаты…

Екатерина: Но тем не менее, если ребенок не один, он не должен захватывать пространство жизни других людей. Используйте дачу, гаражи, дедушкины и бабушкины квартиры для подсобного хранения; пусть коробки будут подписаны, оклеены лентой, потому что собиратели боятся за целостность собранного и открытую коробку никуда не поставят. Это очень полезно для воспитания навыков организации пространства: «Если тебе это интересно, хорошо. Научись рационально использовать свое место».

Собеседник: У нас комната вытянутая, и ее невозможно удачно разделить. Если ее разделить на зоны, тогда, чтобы попасть в свою, нужно пройти через зону другого. Так же и со вторым этажом: ребенку неудобно таскать вещи снизу вверх и обратно, т. е. своя зона у него есть, но она не используется.

Екатерина: Не всем подходят вторые этажи. Некоторые на втором этаже испытывают ощущение сдавленности. В стесненных условиях можно использовать разные ширмы, шторки: если повесить шторку, сразу будет две комнаты, хоть и небольшие. Даже для подростков символического деления бывает достаточно. Но если нет «моего», никакой уборки не будет. Если нет своего пространства, за которое нужно отвечать и на котором можно завести свой уклад, у ребенка не будет желания участвовать.

Пока ребенок небольшой, ему нужно это пространство создать, организовать и попытаться внедрить свои идеи, как это пространство можно быстро приводить в порядок. Не каждый может догадаться, как можно легко убираться, – даже не все взрослые владеют этим мастерством. Первый шаг хорошей уборки – избавиться от лишних вещей, потому что их перекладывание не дает результата: они постоянно наползают и нарушают нормальный строй. Организовать, придумать – это дело взрослого, и при нормальных доброжелательных отношениях дети, даже 15-17-летние подростки, идут навстречу – им интересно. Если вы не кричите с пеной у рта, не отвлекаетесь ежеминутно на другие дела или на мобильный телефон – вы учите подростка очень важному делу: организации своего времени. Но не стоит забывать, что будет гораздо сложнее, если в доме порядка нет в принципе или поддержанием его занимаются нанятые люди. Замечательно, если у вас есть такая помощь, но нужно оставлять себе какие-то символические участки для уборки, чтобы ребенок учился поддерживать порядок.

Многие подростки, не имеющие навыков организации времени и пространства, склонны устраивать в своих комнатах кавардак. Родители, видя отсутствие порядка на выделенной ребенку и, возможно, благоустроенной территории, начинают наводить порядок сами или просят об этом помощника по хозяйству. Если это происходит, ребенок никогда не начнет поддерживать порядок самостоятельно. Возможно, пространство должно зарасти катастрофически, чтобы ребенок включился. У детей порог реагирования на беспорядок гораздо выше, чем у нас: маме кажется, что кошмар, а ребенок считает, что стол пустой и все нормально.

Собеседник: Я понимаю, что не надо убирать у дочери, когда этого хочется мне, т. е. когда я испытываю чувство дискомфорта. Но я могу это делать, когда чувствую, что ей это уже надо?

Екатерина: Это можно делать по просьбе. Например, предложить: «Хочешь, я могу помочь тебе убраться? Хочешь, вместе уберемся? У меня сейчас есть время». В некоторых семьях родителям подростков удается совмещать уборку с общением: барахло разбираете и в это время нормально разговариваете. Можно и про вещи поговорить, и обсудить, как вместе что-то устроить. Это относится не только к девочкам, но и к мальчикам. Важно, чтобы в семье была принята такого рода работа. Если в доме царит беспорядок, даже шкаф открыть нельзя, потому что оттуда все падает, а «порядок» вас не радует, подросток встроится в ту же систему.

Правда, иногда в совершенно беспорядочных в бытовом плане семьях вдруг возникает человек, у которого все по полочкам, по цветам – как в магазине; все расставлено – не дай Бог, что-то сдвинуть. Это исключение. Обычно ребенок присоединяется к той степени хаоса, который есть в семье. Если кто-то из родителей лично с этим хаосом борется, если существуют какие-то традиции «размусоривания» или уборки – еженедельные, ежемесячные, ежедневные, – ребенок понемногу сможет и сам подключиться к такой традиции. Если никто не застилает кроватей, конечно, и ребенок не будет застилать. Если за всех убирает кровати «специальная» тетя, конечно же, никто не научится этому. Все вещи взрослеющего ребенка должны быть на его обслуживании, на его обеспечении. Это жесткий подход, но он дает результат: если ты, например, не отнес белье в стирку, тогда извини, оно не постирается.

Единственное исключение – это дети, временно перегруженные. Это бывает с одиннадцатиклассниками или, например, с теми, кто активно готовится к переходу в другую школу. Но это несколько месяцев.

Если ребенок действительно пашет, очень загружен, то можно и помочь, но все равно просьба должна исходить от него самого, например чтобы вы помогли ему разобрать вещи, которые нужно постирать. Как только вы вторгнетесь без спроса в пространство взрослого уже ребенка, это будет воспринято как захват, в штыки.

Собеседник: В этом случае напоминание будет восприниматься как навязывание? Его стоит вообще отменить?

Екатерина: Конечно. Это стратегия «попугай», или «злая мама». Все, что повторено больше двух раз, начинает работать против вас и ваших отношений.

Собеседник: Просишь ребенка: «Отнеси вещи в корзину с грязным бельем», – куча лежит, ему не мешает. Он садится на эту кучу делать уроки. Я говорю: «Разбери эту кучу, потом будешь делать уроки».

Екатерина: И как он реагирует на напоминание? Скорее всего, все с меньшей чувствительностью.

На уровне семьи хорошо работает договор о балансе и о комфорте, приемлемый для всех. Семья издает закон: «Ты, дорогой ребенок (подросток), живешь на нашей территории, на которой действуют правила и законы. По одному из них раз в неделю все собранные кучи должны быть разобраны, и все, что скопилось в мусорницах, должно быть выброшено». Такой закон формулируется один раз на семейном совете при сборе всех полноправных «партнеров», и он работает. Это значит, что вы не в пылу ссоры кричите: «Я же тебе говорила, чтобы твои носки были в корзине!» – а договариваетесь в нейтральное время и доброжелательным тоном. И под такими договоренностями должна стоять «подпись» подростка, «отпечаток» пальца, заверение, что он это слышал и он с этим согласен. Бывает, что в рамках доброжелательного разговора все со всем согласны, а когда доходит до дела, никто ничего не хочет.

Поддержание порядка, т. е. то, что выгодно всей семье, должно каким-то образом поощряться, пока человек осваивает эти навыки. Например, квартиру «расхламили» – съели мороженое (пирог, клубничку со сливками), специально для этой цели припасенное, или сделали что-то приятное ребенку, например посмотрели кино, повалялись вместе. Если нет поощрения, все продвижения по оптимизации жизни не работают – должно быть что-то семейно приятное.

Для поддержания порядка нужны ритуалы и нужно время. Если ни того, ни другого нет, будут периодические «затыки».

Всем рекомендую познакомиться с системой уборки «флай-леди», лучше которой я пока ничего не видела. Система очень американская, конечно, ее нужно адаптировать к нашей современной российской действительности, но сам подход к процессу уборки весьма полезен. В семьях, которые эту систему пробовали претворить в жизнь, подростки не просто убираются сами, но и помогают убирать мамам, не умеющим расставаться с лишними вещами. В системе «флай-леди» оригинальных идей не так много, книги на эту тему в основном скомпилированы. Приведу несколько простых принципов, которые вас вдохновят на более близкое знакомство с этой системой.

Во-первых, нельзя думать, что за один раз можно убрать весь бардак, который вы творили годами. Следует признать, что ваш дом стал грязным не за одну ночь, и он не станет чистым за один день.

Во-вторых, уборка – это тяжелая работа, и нужно сделать ее максимально приятной. Каким образом?

Хорошо и красиво одеться, вплоть до макияжа (женщине в домашнем халате гораздо легче впасть в раздражение и гнев).

Во время уборки поставить таймер на 15 минут – т. к. убираться более 15 минут в одном месте психологически тяжело. Затем переходить в другое место. Этому обязательно надо обучить подростка, если он согласится работать вместе с вами, потому что у подростков возникает изнеможение от уборки и дальнейшее к ней отвращение. Убираться тяжело, соответственно надо переключаться. После еще 15 минут уборки вы варите кофе или горячий шоколад и пьете его вместе с ребенком среди всего развала, – что-то очень вкусное, что вы любите и можете себе позволить. И 15 минут вы ничего не делаете: отдыхаете, разговариваете, вспоминаете, как убирались в детстве и как это было ужасно. Вы общаетесь. Это не должно быть временем кошмара и дисгармонии, а должно быть временем общения. Поскольку общения мало, живем мы в гонке, ребенок может на это «клевать». Если удастся сделать уборку приятным занятием, это будет равноценно посещению магазина для покупки новой одежды или техники.

Если ваши подростки любят приодеться, вы можете сказать, что нельзя принести новые вещи из магазина в неубранное пространство: должно быть место, куда можно их достойно поместить. Приносить вещи в бардак нет вдохновения.

Собеседник: Нужно составлять расписание уборок?

Екатерина: Представьте, что у нас есть волшебная палочка и мы делаем что хотим. В этом случае было бы замечательно тратить на уборку по 5 -10 минут каждый день, чтобы у ребенка это вошло в привычку: собрать пакетики от запрещенных чипсов, вынести огрызки, отнести грязные носки в корзину, достать из портфеля пакет из-под выпитого сока – поверхностная уборка. Обыгрывать это можно как угодно: с таймером, с призами, с соревнованием.




Многому можно научиться у аккуратиста, потому что они умеют выбрасывать и структурировать. Например, один аккуратист, заметив у нас в коридоре полку, на которой скопилось множество разнообразных мелочей (жалко выбросить, кто-то потерял, что-то несли в другое место и не донесли), назвал ее «бомжатником». В системе «флай-леди» такое место называется «хот-спот», т. е. «горячая точка», – место, где скапливается хлам. Следует объяснить ребенку, что в каждой комнате есть несколько таких «бомжатников» и что их нужно разбирать, чтобы не разрастался беспорядок.

Собеседник: Мне кажется, нужно сначала приучить ребенка локализовывать бардак: пусть будет место, куда можно складывать непонятное, что не знаешь, куда положить, а раз в неделю это разбирать.

Екатерина: Подходят любые варианты. Можно поставить красивую корзину и туда бросать все, что лень отнести на место. И раз в неделю с этой корзиной разносить все по местам. Тогда весь бардак локализован в корзине. Некоторые вешают пакет на ручку двери и туда все складывают. Но сам ребенок это не придумает.

Основная мысль: у ребенка бардак не в фокусе. Мы приходим домой и видим ужасный беспорядок. Наша первая мысль: «Он нас не ценит, не любит, ему плевать на наши усилия…» – и дальше целый веер переживаний.

Когда вы видите бардак в комнате у ребенка, что это для вас означает?

Собеседник: Ребенок в плохом состоянии.

Собеседник: Все, как обычно.

Собеседник: Вырастет неряхой, и я буду в этом виновата.

Собеседник: Это моя привычка.

Собеседник: Мне очень не комфортно, меня это раздражает. Возникает беспокойство о внутреннем состоянии ребенка, о порядке внутри.

Екатерина: Вспомните себя в 15–16 лет. И вспомните маму или бабушку (того, кто отвечал за порядок в доме) и какой-нибудь эпизод, связанный с порядком в том вашем возрасте, от 12 до 19 лет.

Собеседник: Мне разрешалось устраивать беспорядок только на столе, в остальных местах требовали порядок.

Екатерина: Вы помните свое ощущение от взрослого, который хочет от вас какого-то порядка?




Собеседник: Ругань постоянная. Грозили, что, если не уберешь, не пойдешь на день рождения, например. Приходилось все сваливать в центральный ящик стола, где был вечный бардак.

Собеседник: Мне мама говорила: «Ты маленькая была такая аккуратная, все у тебя было по полочкам. А сейчас у тебя все ужасно!» И я не помню, когда это «ужасно» наступило. Мне убираться нравилось – пылесосить ковер, например, видеть уже очищенную пылесосом границу. Я очень любила глобальный порядок на столе, особенно в конце года, когда можно было все лишнее вышвырнуть.

Екатерина: Это говорит о вас как о человеке. Не у всех порядок является несущей структурой.

Собеседник: Когда я вижу своего ребенка, сидящего вечером с выключенной лампой на куче одежды за столом, где навалены вперемешку открытые тетрадки, учебники, пеналы, еще что-то, что он грызет, я начинаю сильно напрягаться.

Екатерина: От ребенка можно что-то хотеть, только если есть семейные правила и они работают. Но если их нет или их никто не исполняет, то требовать ничего нельзя. Пока ребенок небольшой, все можно пытаться урегулировать на уровне семейной системы: у нас есть правила, по которым мы не «бардачим» или «бардачим» у себя в определенных местах. И правила должны выполняться. Это должно страховаться санкциями, а соблюдение— поощряться. Например, в каждой семье наверняка у детей есть карманные деньги (дети сами не зарабатывают), а также компьютерное (экранное) время, – и это могут быть способы поощрения.

Родители объясняют детям, что у всех есть свои права и свои обязанности: у мамы с папой одни обязанности (объяснить какие, а то у детей возникает ощущение, что мама ничего не делает, а только по телефону разговаривает), у ребенка другие. Если ребенок свои обязанности выполняет, то он имеет право на поощрение – деньги в конце недели или возможность поиграть на компьютере. Это соблюдается всегда, если ребенок свои обязанности выполняет, если нет – поощрений не будет. Ребенок должен эту связь уловить, хотя это, может быть, и жестко. Если вам не нравится жесткий подход или ребенок отказывается от поощрений, замыкается в себе, уходит в обесценивание поощрений – надо искать другие варианты.

Еще одно очень мощное поощрение – приятные дела с родителями, они должны быть обязательно.

Собеседник: Если ребенок все-таки от всего отказывается?

Екатерина: Скорее всего, это блеф, хотя и искренний: ребенок думает, что ему все равно. Вообще, порядок и все, что с ним связано, не должен быть кошмаром, не надо преувеличивать его значение.

Давайте приведем еще примеры про собственный подростковый опыт.

Собеседник: Я в студенчестве жила в общежитии, всех соседок гоняла за беспорядок. Мне казалось, что это воспитано постоянными мамиными напоминаниями. Я не помню, что у меня творилось на столе и в комнате, но я помню мамины постоянные напоминания. Думаю, они сработали, и я стала такая педантичная. И я иногда боюсь, что слишком сильно давлю на ребенка, потому что я хочу, чтобы он жил в порядке. Хотя своей подруге, которая очень любит чистоту и очень напрягается, что у нее постоянный беспорядок, поскольку ребенок все разбрасывает, я говорила: «Расслабься, просто говори ребенку спокойно, что нужно убирать, и потом она станет это делать, потому что ты к порядку расположена».

Собеседник: Нас в семье две сестры, и мы совершенно разные. И родители нам никогда не говорили ничего, а все показывали только своим примером – убирали сами.

Собеседник: У нас в доме были еженедельные семейные уборки квартиры, у каждого были свои обязанности: у взрослых – свои, у детей – свои.

Екатерина: Обязанности – это очень полезно.

Собеседник: Но сейчас у детей нет времени – они очень перегружены. Мы, убираясь, никуда не спешили, никуда не гнались – у нас не было других занятий. Целенаправленная уборка была легкая.

Екатерина: Да, темп жизни мешает всему. И большой вопрос: стоит ли задавать такой темп и создавать такие условия, когда нет времени навести порядок в своей комнате.

Есть тест: если у вас нет возможности почитать книжку, нет времени слегка побездельничать, хотя бы немножко разобрать свое барахло, – значит, вы перегружены. В таком случае мы растим либо трудоголика, либо человека, который в любой момент будет подвержен срыву.

Собеседник: Ребенок смотрит на нас и делает выводы.

Екатерина: Варианты бывают разные. И даже при кажущемся отсутствии вариантов, они все равно находятся. Если трудоголизм – это традиция вашей семьи, тогда, действительно, времени не будет. При тотальной нехватке времени требовать порядка нельзя. Но полезно ли это? Помимо того что мы фактически не оставляем времени на наведение уюта, на создание жилой атмосферы в доме, мы еще растим трудоголиков обоих полов. И если для мальчиков это еще оправдано, то для девочек это странно. Растут девочки, которые не могут сидеть дома, носятся по всей Москве и не способны создавать уютную атмосферу дома. Мы этого хотим? Что мы хотим дать ребенку? Мы ведь все равно на все занятия не попадем. Нужно учитывать темп ребенка. В условиях хронического цейтнота уборка может быть только истерическая, а это не нужно никому. Ребенок это чувствует: дети «отползают» из эмоционально напряженных ситуаций. Если мама при уборке начинает «искрить» или исходить не теми флюидами, ребенок не будет даже приближаться к этому занятию. А ведь наведение порядка очень полезно!

Наведение порядка имеет отношение даже не к внутреннему порядку, а к тому, что, возможно, потом станет укладом жизни, при условии, что ребенок сфокусирован. Некоторые люди начинают обращать внимание на пыль по углам, грязь в раковине и разбросанные бумажки только тогда, когда заводят свою семью, а до этого все делали родители. И никто не помнил, почему унитаз всегда был белым – это было не в фокусе.

Собеседник: Говорят же, что унитаз – лицо хозяйки… И действительно – разница есть.

Собеседник: Я помню, как в детстве помыла полы. В этот момент пришел папа и прямо в ботинках прошел. «Папа, ну я же помыла….» На что папа ответил: «Ничего, еще раз помоешь!» Теперь для меня чистые полы – это пункт: чтобы кто-то прошел в квартиру, не сняв обувь, – никогда!

Собеседник: У меня другой пункт. Я – работающая мама, и, придя домой, старалась провести время с ребенком. Тогда мы жили с моей мамой, а у нее был культ чистоты, и она пылесосила вокруг меня, пока я пыталась общаться с ребенком. И для себя я сформулировала, что не буду пылесосить ковер каждый день, что для меня важнее взаимоотношения с членами моей семьи. Я готова из своего скромного бюджета выделять деньги на помощницу по хозяйству и не готова тратить на это свое время в должном количестве. Меня, наверное, поэтому не сильно раздражает то, что делается в комнате у ребенка, мужа это раздражает гораздо больше. Но я поддерживаю порядок насколько возможно при таком количестве людей на данную площадь.

Екатерина: Да, это тоже очень важно.

Собеседник: Наверное, такой же пункт и у меня. Вспоминая прошлое, я готова смириться с тем, чтобы дочка жила в хламе. Бабушка хочет убрать, а я не даю, говорю: «Пусть сама делает». Но ведь это площадь общая…

Екатерина: Да, должно быть зонирование. Если у вас одна комната на всех, выделите свою зону, обозначьте место, где не должно быть ничьих вещей. И обозначьте общую зону, если она есть.

Собеседник: У меня есть своя спальня с кабинетиком. Есть общая зона, кухня, а детская и комната подростка находятся в довольно спорном виде.

Екатерина: Очень важный принцип, касающийся порядка, – это суверенитет. Пространство жизни, часть пространства – это суверенитет.

Когда мы наводим порядок вместе с ребенком (но не истерическим образом), мы пытаемся передать ему часть жизненного опыта. Возможно, сейчас это у ребенка не в фокусе и не то, что ему именно сейчас необходимо. Но это наш способ быть вместе, наш способ помочь отструктурировать пространство и, возможно, что-то еще другое. Например, после учебного года следует разобрать архив, отложить то, что нужно, освободить ящики для нового, – это ведь не только порядок, это своего рода биографическая работа, завершение этапа. Также можно изучить гардероб, обсудить, что не нравится, что можно уже отдать, что оставить, – это не только порядок, это подход к жизни, способ передать часть своего отношения к жизни (если вы это делаете мирно, если у вас есть время).

Это может быть и не усвоено ребенком, может прозвучать отказ, следует делать краткие заходы, использовать краткие промежутки с приятными перекусами. Предположим, у вас лежат замороженные блинчики, которые вы можете съесть, когда немножко поубираетесь. Ребенок запомнит, что вы ели блинчики и это было что-то, связанное с порядком, и у него не возникнет отвращения. Вы должны понимать, что формируете опыт структурирования жизни. Возможно, ребенок будет вообще другой, возможно, он будет гораздо более упорядоченный, чем вы. Но какие-то «дизайнерские» идеи, попытки структурирования могут исходить от взрослого при условии доброжелательности. Как только вы теряете доброжелательность, как только вы чувствуете, что вышли из нормального рабочего диапазона, нужно сразу прерывать контакт и заниматься чем-то другим.

И самое плохое, что можно придумать, – это наведение порядка с пеной у рта.

Собеседник: Если дело начато, его ведь надо довести до конца? Вот мы все разложили, разобрали…

Екатерина: Яркий пример перфекционизма! Принцип «Флай-леди» – не больше одного ящика за один раз. Вы не вываливаете все из шкафа, чтобы под этим погрязнуть. У вас всего 15 минут. Вы сделали что-то за это время – и занялись другим. Один ящик и одна полка за раз; «размусоривание» – это тяжелая работа. Дети не подходят к уборке, потому что мы их заваливаем сразу всем, считаем, что все начатое следует обязательно закончить. Нужно ставить маленькую цель: сегодня структурировать определенный фрагмент. И предварительно нужно подумать, как его структурировать. Можно накупить красивых коробочек; подумать, что выкинуть; если ребенок не склонен выкидывать, помочь ему систематизировать архив. У нас ведь часто шкафы и полки забиты «архивными» вещами, которые вполне можно выбросить. Определитесь, например, с тем, что рабочая зона не должна быть забита – если полки заняты больше, чем на две трети, ими нельзя пользоваться. Ребенок сам до этого не дойдет, а у нас же в опыте это есть.

Следует помнить про соблюдение определенного суверенитета. Нельзя допустить, чтобы какие-то попытки навести порядок – неграмотные, хаотичные, импульсивные – стали покушением на пространство жизни и на интимность (не в телесном смысле), на суверенную зону. Это невероятно портит отношения. Наверняка есть люди, у которых мама (папа, бабушка) что-то прочитала или что-то выкинула…

Собеседник: Прочитали мои письма к подружке. Мне было неприятно по факту, но надолго не запомнилось.

Собеседник: Есть мнение, что не нужно торопиться отделять своего ребенка от всех остальных, пусть он подольше побудет в общей ситуации, потому что непонятно, какие у него мысли могут появиться наедине с собой.

Конец ознакомительного фрагмента.