Вы здесь

Взгляд изнутри. Глава вторая (Тали Гофман)

Глава вторая

– Накануне я проснулась почти с рассветом, моя кровать стояла прямо напротив окна, и рано взошедшее солнце уже вовсю палило. – Я это отчётливо помню. Бывает, что я просыпаюсь здесь зимним тёмным утром и чувствую лучи солнца на щеках, как в тот самый день. Уверена, если подвести меня к окну, то я смогу воссоздать тот самый случившийся 30 лет назад пейзаж…

Грустно, когда ностальгия обезоруживает человека. По мне, так она нужна, чтобы привносить в жизнь окрыляющее чувство, но её лейтмотивы, к сожалению, лично мне не по нутру и вызывают противоположный эффект.

– Я помню, как пыталась накрыться одеялом, но становилось очень жарко, а через подушку невозможно было дышать. И вообще становилось душно. Сколько себя помню, для меня всегда было проблемно заснуть, когда в помещении светло. Кажется, что тон закрытых глаз ярче, чем должно быть, и в голову начинают лезть мысли. А с мыслями последний намёк на сон тут же исчезает, если, конечно, нет желания смотреть глупые сны. В общем, не было ни единой возможности заснуть снова, поэтому я, чертыхаясь, встала. Посидев с минуту, я приняла решение сбежать на прогулку к своему любимому озеру; будить остальных мне не хотелось, – всё-таки они вчера гуляли допоздна.

– А что было вечером, Элис? – Джон не хотел задавать этого вопроса, но его нужно было задать, чтобы сделать общую канву. Он ждал, что она сама вернётся к этой теме, но не выдержал: вдруг потом было бы слишком поздно.

– Ох!.. – с досадой проронила Элис. – Предыдущий вечер был настолько неинтересным, что если бы дочь отцовского друга Саша из-за озорства не пролила бы случайно на мамино платье стакан томатного сока, я бы ушла спать сразу, как только поужинала. Но за этим трагичным моментом я решила проследить от начала и до самого конца, тем более, это изрядно подняло мне настроение. Везет чужим детям: вот если бы я пролила тогда этот сок на маму, она бы отчитала меня по самое не хочу, но там-то дело было в другом, – чужих детей ругать нетактично, особенно в присутствии их родителей. Забавно то, что моей же маме пришлось защищать Сашу от ее отца, когда он начал ей делать выговор, впрочем, видно, только из-за вежливости к моей маме. Естественно, он быстро успокоился, – мужчины вообще не любят суетиться по таким мелочам, а делают это так, для вида. Но для мамы вечер был испорчен: ей пришлось переодеться в бесформенный свитер и джинсы, которые были взяты, чтобы покопаться днем в саду. Тогда она, судя по её хмурым бровям, думала о том, что ей теперь придется в этом танцевать, и, что ещё хуже, делать совместные фотографии. Но танцев ждать я не стала и, сославшись на усталость, покинула мероприятие.

Действительно, у чужих детей есть «иммунитет». Жалко, в детстве никто об этом не догадывается, а то можно было бы это использовать как-нибудь, – Джон задумчиво вытянул губы, – например, попросить у любимой тётушки дополнительную порцию мороженного или что-нибудь посущественнее. Я вот в детстве очень стеснялся просить знакомых родителей о чём-либо…

– И я стеснялась. Даже несмотря на то, что знала об этой уловке, – сказала Элис, смотря на Джона не моргая. Она пыталась понять: он говорит это, потому что действительно так прочувствовал эту историю, или просто из желания вставить свои «пять копеек». – Но вообще-то мы говорили сейчас не о Вас…

– О, простите! – Джон даже вздрогнул. – Я готов молча записывать дальше!

– …Я вспоминала это событие, пока шла к озеру, и улыбка озаряла моё лицо…

Это какое-то особенное для Вас место?

– Да, так и есть. Но если я буду об этом рассказывать, то отклонюсь от заданной темы.

– Ничего, я с радостью послушаю… для полноты картины.

Элис глубоко вдохнула и с шумом выдохнула, как бы показывая всем видом, что не собиралась рассказывать о таких незначительных пустяках. Но Джон сразу уловил, что Элис неспроста упомянула про это место, видно было, что оно имеет для неё важность. Возможно даже, что, не спроси репортёр об этом озере, он бы потерял нечто большее, чем просто отрывок из памяти…, но и саму Элис здесь и сейчас.

– Я шла в место, так скажем, имеющее для меня какую-то притягательную, даже магическую силу. Это озеро я открыла для себя, по тем временам, сравнительно недавно. Второй год как я приходила туда любоваться видами, когда мы бывали на даче друзей отца, и каждый раз находилось что-то, чего я раньше не наблюдала. Казалось бы, статичная картина: озеро, лес позади, лес на том берегу и, иногда, одинокий рыбак, сидящий в лодке. Но какое это было озеро! Вода была кристально чистой, и, казалось, что лучи солнца не проходят сквозь поверхность, а растекаются вширь, укутывая каждый миллиметр солнечной энергией. Когда по воде шла рябь, от выскочившей и пропавшей вновь рыбки, эти мягкие изгибы маленьких волн, будто выталкивали эту энергию, – и вода, играючи, искрилась.

А если положить ладонь на эту водную гладь, то пальцы начнут чувствовать теплоту нагревшейся поверхности, как будто сама вода хочет поделиться своей радостью. Здесь я впервые поняла, как много у нас общего с природой: вот если руку опустить поглубже в воду, то там уже холодно, а, значит, и у воды, как у человека, есть душа со своими тайнами. И приятен тот момент, когда рука привыкает, температура становится комфортной, разве с людьми не так же? После такого глубокого проникновения тёплая водная гладь уже не кажется такой простоватой: лично я после такого знакомства, захотела заговорщически подмигнуть своему отражению. Может, вода не просто так выбирает быть нам приятной, хотя бы и придётся для этого впитать солнце? Ей, наверное, тоже хочется, чтобы к ней приходили вот так и смотрели на неё с теплотой в глазах, поэтому и она излучает тепло.

– Я бы не хотел Вас перебивать, просто хотел сказать, что прекрасно понимаю, о чём Вы. Это то самое необыкновенное чувство, когда кто-то выражает твои собственные мысли, – полушёпотом сказал репортёр, не поднимая головы и параллельно продолжая писать.

– Возможно, эти мысли вообще не принадлежат ни Вам, ни мне, – философски заключила она. – Но давайте продолжим запись, пока я не потеряла ощущение…

– …Лес позади меня был моей крепостью. Деревья, в основном сосны, стояли достаточно плотно друг к другу, поэтому за ними ничего не было видно, они были естественной перегородкой между моим миром и тем, что меня так угнетал. А деревья на той стороне озера как будто впивались в небо своими верхушками и создавали ощущение простора, и, наверное, нарочно были несколько монотонны, давая глазам скользить от озера ввысь без лишних усилий. Был в этом небе какой-то ответ, ведь для чего-то в этом месте всё создано так, что глаза, скользя даже без определённой цели, останавливаются именно на нём.

– Это явление я всё ещё стараюсь понять, – Элис поёрзала в кресле, задумчиво прикусив губы. – Даже людям в возрасте, – говорю это, опровергая бытующее мнение, – многое из знаний не достаётся просто так. Думаешь, что дошёл до пятидесяти, и всё, как на ладони? – Ну уж нет, придется попотеть за каждую крупинку истины независимо от возраста.

Вот недавно вычитала в книге фразу гласящую, что природа может стать лучшим учителем, чем люди, которые учат её любить. Глядя на это, можно поразмышлять о глупости этих красивых слов, если будет на то настроение. А так как Вы, уважаемый, сейчас говорите мне о схожести нашего восприятия, может, у Вас найдётся пару слов от себя?

– Я думаю, что фраза эта хороша для таблички в лесу, не более. Чисто морфологически, не нахожу связи между двумя её частями. Но, вероятней всего, Вы схитрили, и вырвали её из какого-либо контекста, который эту фразу объясняет.

Репортёр ехидно улыбнулся, чувствуя себя абсолютно правым. На самом деле, он таковым и являлся, поэтому Элис не среагировала на его выпад.

– Вы правы. Но, возвращаясь к теме природы, хотела бы обратить внимание именно на то, чему всё-таки учит нас природа. Созерцание, спокойствие, красота, – на мой взгляд, составляют девяносто процентов всего её учения. Вы согласны со мной?

– Абсолютно.

– Наверное, из этих понятий можно вычленить и любовь, которая рождается просто оттого, что мы созерцаем прекрасное. Но люди, которые учат любить природу, говорят исключительно о её прекрасных сторонах, а это далеко не то, что может склонить меня к созерцанию, как и многих других, я полагаю. Не думаю, что можно «убедить любить природу». А то несоответствие, которое я вижу в рассказах о природе, когда я поистине нахожусь в её лоне, у многих может вызвать даже отторжение.

– Так вот, для меня это озеро было чем-то большим, чем просто место, куда можно спрятаться. Я не просто поняла, что есть созерцание в широком смысле, но и часто это практиковала в тот период жизни, да и, временами, практикую сейчас. Созерцать, значит, отключиться от мыслей, превратить себя в бестелесный дух; просто дышать и слушать биение сердца, и то, как этот стук плавно соединяется со звуками природы. Спокойствие, которое приобретается путём полного отказа от реальности, можно сравнить с картиной, где ты сидишь в квартире у окна, а за стеклом происходит какое-то постоянное движение. Кто-то куда-то бежит, кому-то кричит, спешит, злится, умирает, смеётся, взаимодействует.… В общем, полнейший хаос! Но ты этого даже не слышишь. Для тебя это просто как факт.

В тот день я поняла, что засиделась, когда меня кто-то похлопал по плечу. Оказалось, это отец пришёл сказать, что нам срочно нужно выезжать обратно, – ему позвонили с работы. Он меня порядком напугал, но это не его вина: я, временами, так ухожу в себя, что, должно быть, хоть пляши около меня голым, я и не замечу.

Кстати, у отца была удивительная способность находить меня, где бы я ни была. Иногда меня это раздражало, особенно, если я в этот момент занималась чем-нибудь «не для чужих глаз». Например, когда испробовала на себе мамину косметику, или засовывала в холодильник пустую немытую кастрюлю, потому что не хотелось мыть.

Довольно забавный факт из Вашей биографии, – репортёр широко улыбнулся, но увидев, что Элис не поддержала его настроения, одёрнул себя.

– Мы быстро собрались, точнее, мама уже всё собрала к нашему с отцом возвращению, так что мы, извинившись за скорый отъезд, сразу двинулись в сторону города. Такое нередко случалось и ранее, поэтому я не была удивлена, но для моей мамы такие происшествия были всегда настоящим ударом. Слишком долго она ждала таких поездок, слишком готовилась к ним. К тому же, соседки, которые ждали рассказа о прекрасных выходных, вместо зависти будут теперь испытывать сожаление, под которым, само собой, кроется безудержная радость чужой неудачи.

Солнце палило нещадно, но погода была ветреная, поэтому ехать было достаточно некомфортно: стоит открыть окно и становится холодно, а закроешь – печёт не на шутку. Небо в скором времени стали застилать серые тучи, ветер усилился настолько, что деревья по обе стороны дороги будто танцевали. Но танец этот был необычным: каждый рывок, каждый прогиб был преисполнен какой-то ощутимой даже через призму человеческого восприятия болью. Мама что-то раздражённо бубнила отцу, а он, вместо ответов, просто прибавлял ходу. Я не любила такие напряжённые настроения, особенно, здесь, в машине, где не разойдёшься по разным углам. Такие мелкие перепалки, как правило, заканчивались домашней ссорой. Ещё и дождь начал моросить, как будто специально угнетая и так унылую обстановку.

Вроде я попросила отца включить музыку, потому что мамино жужжание под стук капель о крышу автомобиля, кажется, и меня начинало наталкивать на мысли об отвратительных выходных. В колонках появился голос ведущего, который что-то говорил про круиз на палубе роскошного катера. Пожалуй, это последнее, что я помню отчётливо…

Элис замерла. В полной тишине было слышно, как она тяжело сглотнула. Спустя какое-то время, она тихо произнесла:

– …Восстановить дальнейшие события я была не в силах, даже спустя многие годы. Всё произошло слишком быстро: гудок машины и свист тормозов. «Нелепое стечение обстоятельств», -как я прочитала гораздо позже в газетах. Фуру, которая двигалась к нам на встречу, занесло на мокром асфальте, и, так как мы ехали по дороге с оградой, всё в совокупности просто не дало шанса отцу уйти от столкновения. Удар был почти что лоб в лоб.

– Меня звали Алиса. Я два месяца пролежала в коме. Когда я проснулась, я узнала, что мои родители не выжили.

Джон поднял голову. Конечно, он в общих чертах был осведомлён о жизни писательницы, но, естественно, не до такой степени и не с такой стороны. Чисто биографические факты не передают и половины того, что чувствует человек в момент происходящего. Даже сейчас, просто услышав это от Элис, таким хрипловатым голосом, Джону казалось будто мир остановился и даже стрелка часов пыталась замедлить свой ход, чтобы не издать звук «тик…….так……тик… так»…