Глава 1.
Сын стоял в дверях и смотрел на нее. Выражение его лица было таким же, как прежде. Только, может, немного внимательней. Он заметил, как она обернулась. Как дрожащей рукой поставила чашку на стол. Первой мыслью ее была (вопреки всему… удивительная вещь – человеческая натура) мысль о том, как он вырос из этой джинсовой курточки и еще о том, какими взрослыми стали его глаза…
– Мама, – сказал ее сын, – а на каникулы Стасики приедут?
Что она могла сделать? Отвести глаза в сторону? Это было бы слишком подло, да и не в ее правилах. Она смело встретила его взгляд и сделала все, что смогла. Сказала правду.
– Я не знаю.
Тень подруги выросла в дверях. Загораживая полностью проем и, как всегда, этого не замечая.
– Не отвлекай маму глупыми вопросами! У нее и так был тяжелый день!
– Тяжелый? – сын усмехнулся, – по – моему, этот день у нее был блестящий! Самый блестящий за последнее время – ведь она выспалась!
Подруга растерялась. Она подавила улыбку, глядя на это. Ее сын стал взрослым. Хотя, наверное, это не так много – целых двенадцать лет. Или, наоборот, достаточно много… Потоптавшись в дверях, он прошел по коридору и было слышно, как стучит, захлопываясь, дверь его комнаты. Он поступал правильно – шел к знакомому и привычному миру, где в компьютерных монстров нужно было стрелять, и где для любой головоломки существовали подсказки. Этот мир был более простым и в нем (он знал), чашки, которые кто-то ставит на стол, никогда не дрожат.
– Долго ты будешь ему врать? – в голосе подруги прозвучала какая-то требовательная угроза. Эта угроза неприятно резала слух, но была справедливой. Сделав вид, что ничего не поняла, отвернулась к окну, принимаясь вытирать лужу из – под разлитого кофе (проклятая чашка!) первым, что попалось под руку.
– Ты о чем? – как она хотела, чтобы ее голос прозвучал спокойно, но он, как и чашка, дрожал.
– Прекрати! Что ты делаешь?!
– Вытираю кофе. Это запрещено?
– Ты вытираешь кофе своими перчатками!
Она опустила глаза вниз, на бурый, размякший комок в руке…. Новые замшевые перчатки… Печально.
– Ладно, – вновь подняв голову, смело встретила взгляд, – хватит! Действительно, хватит! – бурый комок изо всех сил полетел в угол кухни. Подруга удовлетворено вздохнула.
– Честно сказать, я этого добивалась! Вывести из себя! Встряхнуть. Чтобы ты прекратила ходить, как зомби, и посмотрела правде в глаза…..
– Какой – правде?
– Их много?
– Достаточно! На сегодняшний день их целых две! И об обеих я красиво вру своему сыну! Впрочем, об одной из этих правд он знает и считает, что мне повезло – это о том, что меня уволили с работы. А вторая… Что, по – твоему, я должна сделать? Сказать, что на каникулы Стасики не приедут? И, может, объяснить, почему?
– Он ребенок. Несмотря на все свои компьютерные программы и взрослые закидоны, он еще ребенок. И он понимает очень остро, что ты ему врешь. Дети это всегда понимают.
– Я тоже не дура. Я знаю: взрослым врать можно, детям – нет. Я прекрасно все знаю! Что ты хочешь, чтобы я сказала? Что Стасики никогда не приедут? Не приедут никогда потому, что их уже нет?
– Ты так не думаешь!
– Думаю! Я все время об этом думаю! Я думала об этом еще до того, как пришел тот проклятый запрос из прокуратуры, и следом за ним – еще один, но уже из уголовного розыска, и все эти запросы послужили последней каплей, и… Впрочем, не важно! Важно то, что все это должно было произойти, понимаешь? С такой матерью, как моя сестра… Я вообще удивлена тем, что эти несчастные Стасики дотянули до шести лет и… Господи… О Господи… я… не знаю… Что ты от меня хочешь?!
– Я хочу, чтобы ты поехала к своей сестре.
– Никогда! Пусть она пропадет пропадом – вместе с ними!
– Не смей так говорить! Они же дети! Дети ни в чем не виноваты! Они просто дети, два несчастных маленьких ребенка шести лет, больные и абсолютно никому не нужные! Ни своей опустившейся мамаше, ни отцу, который никогда их и не знал, ни даже тебе, своей родной тетке…
– Опустившейся – это ты правильно сказала! И я не поеду к этой проститутке! Мало мне причинила в жизни зла, так еще и из-за этой дряни меня уволили!
– Не надо так говорить! Она же не виновата, что ее дети пропали!
– Дети! Да она и слезы о них не прольет, только обрадуется, что Стасики исчезли из ее жизни!
– Можно быть последней тварью, и любить своих детей!
– Много ты об этом знаешь!
– Достаточно! По крайней мере, больше тебя! Ты не знаешь, что значит для женщины потерять своего ребенка! И дай Бог, чтобы ты об этом не узнала никогда!
– Хватит! Если ты ждешь, что я зарыдаю в голос, то не дождешься! Этого не будет! У меня достаточно своих проблем! Вчера, между прочим, меня уволили с работы!
– Тоже мне потеря! Устроишься на другую.
– Не устроюсь!
– Еще как устроишься! Только вместо тысячи долларов в месяц в крутой медицинской фирме ты будешь получать тридцать долларов в районной поликлинике. Хорошие педиатры на вес золота!
– Фирмы, в которых платят тысячу долларов в месяц, тоже.
– Прекрати! Ты ведь не жалеешь, что спасла этого ребенка! И вообще – ты не можешь жалеть об этом дерьме!
– Сияющий оптимизм! С нахальным маникюром…
Подруга засмеялась:
– Посидишь пару дней дома – сделаешь себе такой же! Между прочим, полная чушь, что работающая женщина должна ходить, как страшило, без маникюра, прически, косметики… Женщина, которая работает, просто обязана хорошо выглядеть!
– Ну да, конечно. Особенно я. Вот мне сейчас до внешности!
– Значит, ты все-таки переживаешь.
– Конечно, я переживаю! Я ведь осталась без работы!
– Тьфу! – сплюнула подруга – выразительно, смачно и красиво, так, как умела она одна.
Засмеялась и закрыла глаза. На мгновение ей захотелось прижать их руками и больше не открывать – никогда. белые стены и знакомое ощущение боли… знакомое до мелочей – прежде.
«– Виктория Алексеевна, вы догадываетесь, почему я вас вызвал?
– Догадываюсь. И я подготовила все соответствующие документы. Вот результаты лабораторных анализов с выявлением аллергической реакции на компоненты препарата… Справка из областной больницы. Справка и медицинское заключение дежурного врача, который принимал ребенка… Заявление родителей… Лабораторный анализ химических красителей…
– Вы основательно подготовились, Виктория Алексеевна.
– Да, основательно. Я ждала последствий.
– Очень мило! Да, вы действительно могли их для себя ждать! Хотя, вероятно, вы не привыкли давать отчет.
– Не правда, привыкла. Но самый первый и главный отчет, который я должна дать, это отчет Богу о том, что я спасла жизнь ребенка, которого костоправы из вашего медицинского центра чуть не отправили на тот свет!
– И вы, сотрудник этого медицинского центра, отвезли ребенка в областную больницу?
– А куда еще? Я не могла спасти его в других условиях! А оставить в центре, чтобы его продолжили пичкать этим немецким препаратом, не имеющим, между прочим, лицензии и сертификата, препаратом, вызвавшим у ребенка такую аллергическую реакцию, что еще несколько часов – и его пришлось бы хоронить…
– Между прочим, это был не ваш пациент!
– Между прочим, я врач! И я обязана помочь человеку, если я могу это сделать! А позволить умереть девятилетнему ребенку, чтобы не подорвать престиж вашей фирмы – извините, но это уже слишком!
– Наверное, действительно слишком! Но, честно говоря, я не собирался требовать у вас объяснений – я и так уже сыт вами по горло! Кому нужен сотрудник, запрещающий покупать своим пациентам лекарства в нашей аптеке!
– Конечно, запрещающий, когда эти лекарства могут принести вред!
– Сотрудник, который своим конфликтным характером…
– Конфликтность, по – вашему, означает отсутствие безразличия?
– Ваши действия, к примеру…
– Я уже сказала, что все могу объяснить! Здесь подготовлены бумаги, и вы можете посмотреть, что…
– Да не нужны мне ваши объяснения! А к своим бумагам добавьте еще одну! Вот эту! И эту тоже не забудьте!
– Что это?
– Вы разучились читать? Запрос из прокуратуры города Южногорска! И все это – мне!
– При чем тут эти запросы к моей работе?
– Как это – причем? Их направляют мне. Как директору медицинской фирмы! А я не желаю иметь никаких дел с этими организациями!
– У моей сестры, которая живет в городе Южногорске, пропали дети. Двое детей – мальчик и девочка, близнецы. Они исчезли, когда играли на улице, им было по шесть лет. По факту их исчезновения ведется следствие, и, естественно, следователь интересуется ближайшей родственницей матери детей…
– А почему вы сами не явились для дачи показаний? Почему эти бумажки отправляются к вам на работу?
– Это мое личное дело!
– Ваше личное дело? Очень хорошо! Так вот: мне не нужны конфликтные сотрудники с вечными полицейскими историями! С сегодняшнего дня вы уволены!
– Что?
– Я вас увольняю! Расторгаю наш контракт! И все ваши отношения с моей фирмой! Вы уволены и больше здесь не появляйтесь! Я предупрежу отдел кадров и бухгалтерию, чтобы они больше не имели с вами никакого дела! Никаких денег за этот месяц я вам не выплачу!
– Вы не имеете права!
– Еще как имею! А вздумаете подавать в суд – получите те копейки, которые указаны в вашем контракте! Между прочим, по контракту вы получаете не 1000 долларов в месяц, а всего 10! И если вы вздумаете обращаться в суд, то заплатите всю неустойку, возместите все расходы, которые вы причинили, отправляя наших пациентов в другие медицинские учреждения! Так что имейте в виду – с судом вам лучше не связываться! Вы стоите мне так поперек горла, что я пойду на все, чтобы вас удалить, желательно подальше! Кстати, я предупрежу своих коллег из других фирм, чтобы они не вздумали принимать вас на работу! Все, на что вы теперь можете рассчитывать – только место в районной поликлинике!
– Это намного лучше, чем работать у вас!
– Прекрасно! Надеюсь, вам все ясно в отношении денег…
– Да идите вы со своими деньгами! Подавитесь ими!
– Очень хорошо! Все ваши бумаги давно подготовлены в отделе кадров! Убирайтесь!»
Она прислонилась лбом к холодному оконному стеклу. Наверное, это так просто – послать… послать, когда в соседней комнате нет сына, который вечером, и утром, и днем хочет есть… Еще проще послать, когда холодильник полон, и завтра – будут новые деньги, а не только – новый день.
– О чем ты задумалась? – голос подруги вернул к реальности.
– Вспоминала, как меня увольняли. Наверное, я действительно была как кость поперек горла, но… Но иначе я не могла.
– Конечно. С чужими ты не можешь. А со своими…
– Ты снова? Мне кажется, мы уже закончили! Между прочим, я сегодня отправила по почте свои показания о том, когда в последний раз видела Стасиков, после того, как поговорила по телефону со следователем. Между прочим, следователь – женщина, только вот имени ее я не помню. Она сама мне сказала, что Стасиков вряд ли найдут.
– Так и сказала?
– Да. И еще она сказала о том, что моя сестра не сильно и расстроилась. Представляешь, она даже не плакала! Да я любила этих малышей больше, чем она!
– Я вижу, как ты их любила!
– Что ты видишь? Как, по – твоему, я должна была поступить? Я отправила свои показания, написала все, что я о них знала, и это все, что я могу для них сделать. А что касается моей сестры, то она всегда меня ненавидела и никогда не нуждалась в утешении! И вообще я думаю, что последний человек, от которого ей нужно утешение – это я! И все, хватит! Давай закончим разговор на эту тему!
Она пошла в комнату. Подруга плелась за ней. утешитель с моралью…. Последний из утешителей. Ее подруга имела магазин и не могла понять состояние человека, привыкшего получать зарплату раз в месяц, пусть даже эта зарплата составляла когда-то тысячу долларов… Подруга плюхнулась на диван:
– Что ты теперь будешь делать?
– Не знаю. Отдохну, наверное. Слава Богу, кое-что я отложила на черный день. А потом устроюсь на работу в поликлинику. И это будет лучше всего.
Внезапно подруга переменилась в лице.
– Это они? Стасики?
На шкафу стояла яркая фотография в деревянной полированной рамке. Двое малышей в костюмах котят на фоне елки держались за руки. Малыши доверчиво улыбались. Серые костюмы выглядели самодельными и простыми. На елке почти не было игрушек. Она подошла к шкафу и положила фотографию – изображением вниз.