Вагон слегка качнулся и за окном, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, набирая скорость, поплыли лица провожающих. Они продолжали махать руками и что-то кричать вслед уходящему поезду. Вот промелькнул духовой оркестр, и от затухающего марша доносились лишь звон тарелок и глухие удары барабана. Они также вскоре утихли и сменились стуком вагонных колес и скрежетом рессор.
После скромного стука дверь купе приоткрылась и расплывшееся в щедрой улыбке лицо проводника в наглаженной униформе на мгновение застыло в дверном проеме.
– Не желают ли господа чаю, – когда усы проводника шевелились, произнося привычную фразу, черно-угольные глаза шустро бегали, осматривая пассажиров.
– Если индийский в наличии имеется, будем весьма рады испробовать, – поспешил упредить Татьяну Яков.
– К великому сожалению, наш южный экспресс начали снабжать по второй категории и, взамен заморских, мы имеем наш российский, прямо из Тифлиса, – черно-угольные глаза замерли в ожидании ответа.
– Тогда нам пару стаканчиков крутого кипятка. Чай и сахар у нас имеется свой.
Когда дверной проем освободился, Татьяна принялась искать в сумке приготовленные бутерброды с маслом и пакетики с сахаром и чаем.
– Сегодня обойдемся бутербродами с чаем. А завтра…
– Завтра обязательно посетим вагон-ресторан, – Яков знал, что он торопит события, но все же не мог противостоять привычке пытаться угадать супругу.
– Вот и не прав, вот и не прав. Завтра мы докушаем то, что я приготовила нам в дорогу, чтобы не пропал мой труд. Ты же знаешь, как я старалась? – она наклонилась через столик, предложив губы для поцелуя.
– Конечно. Конечно, ты как всегда права, моя королева, – ответил Яков, когда после поцелуя он продолжал удерживать ее протянутые руки.
Легкий звон стаканов переместил их устремленные друг на друга взгляды в сторону двери, где уже стояла фигура проводника с подносом в руке.
– Прошу, пожалуйста, господа, – виртуозным движением фигура в униформе уложила салфетки, рядом с которыми тут же обрели место граненые стаканы в нержавеющей оправе с ручкой.
– Сколько? – спросил Яков, запустив руку в нагрудный карман.
– Кипяток в нашем экспрессе мы подаем бесплатно, – направление взгляда черно-угольных глаз со столика переместилось в окно, где провода телеграфной линии плавно описывали волны, вершины которых поднимались от столба к столбу.
– Тогда возьмите как за чай, – протянул медную монету Яков.
– Нет, что вы, что вы? – черно-угольные глаза округлились от удивления, когда пальцы своей же правой руки свернулись как щупальца осьминога, скрыли под собой добычу, – премного вам благодарен. Премного благодарен.
Прогнувшись в поклоне, проводник начал свое движение задом к выходу, покидая купе. На склонившейся голове отчетливо был виден купеческие пробор, разделявший богатые пышные волосы, которые лоснились косметическим маслом.
– Кстати, когда мы будем в Киеве? – Татьяна знала прекрасно расписание, но все же ей хотелось поддержать проводника, вернее, его чувство самоуважения.
– По расписанию послезавтра, в девять тридцать. Но вы, мадам, сами понимаете, дороги перегружены военными эшелонами и об уверенности в расписании сейчас не может быть и речи, – фигура в униформе, расправив плечи и выпрямившись во весь рост, снова приобрела очертания хозяина вагона.
– Да, конечно. Благодарю, – успела сказать Татьяна, когда дверь с зеркалом начала свое движение под напором руки Якова, спешившего уединиться.
– Ох, эта притворная услужливость. Как она действует на меня, – усаживаясь на свое место, Яков продолжал: – А была бы у него возможность, наверное, душил бы господ голыми руками.
– Ну ладно, ладно тебе, Яша. Не горячись. Сейчас все наэлектризованы. Эта война. Эти стачки по России, – засыпая чай сахаром, она постучала ложечкой о края стакана.
Раскачиваясь под стук вагонных колес, парившая жидкость пыталась вырваться за края стаканов, и исходивший от неё аромат постепенно стал заполнять купе.
– Не вовремя мы покинули Питер, – первым прервал молчание Яков.
– Да все образумится, – пыталась его успокоить жена.
– Сейчас все заботятся, как бы пристроить свои деньги, вернее перевести в спокойное стабильное место. А мы самоустранились в путешествие.
– Ты сам, Яша, знаешь, в банках наличности не добьешься, а Франция через две линии фронта и Германию. Даже верткие депутаты Госдумы не в состоянии спасти свой капитал.
– Да знаю, знаю, что мы не в состоянии что-либо исправить, и все же обидно. Просто обидно.
Зажглись электрические светильники, когда стало смеркаться. За переборкой соседнего купе доносился смех веселой компании, а за окном моросил дождь, капли которого разбивались о стекло. Струйки от дождя раздувались ветром от стремительного движения состава.