Ефросинья
Семь лет спустя.
Узкая пыльная дорога змейкой вилась среди украинской степи. Грохоча стальным ободом колес, тяжелогруженая солью, телега подпрыгивала на ухабах и набирала ход. Зачуяв запахи родного дома, гнедые все сильнее упирались в хомуты и, пользуясь возможностью катившейся под уклон телеги, перешли на рысь. В животе у Ефросиньи уже час как бурлила целая бойня, и резкие удары по ягодицам доски, заменявшей сиденье, лишь усугубляли и до того переполненное желание опорожниться.
– Тато! Ну, будь ласко, тато! Зупыныть конэй. Прошу вас.
– Пр-р-р! Стоять залетные! – заорал Антон, натягивая вожжи.
Преодолевая инерцию, повозка остановилась как раз напротив придорожного куста чертополоха, как бы специально предназначенного под этот процесс. Следовавшая позади телега также остановилась, и дорожная пыль поплыла, обгоняя караван.
– Одна нога здесь, другая там.
Не ответив ни слова, Ефросинья сверкнула босыми ногами и скрылась за кустом, листья которого создавали не достаточно плотный экран. Когда силуэт девушки, подобрав полы рубахи, принял характерную позу, на соседней повозке раздался веселый и громкий хохот.
– Чертова девка, – пробурчал Антон, – и зачем только черт меня побрал взять ее в дорогу. Одни только хлопоты от баб.
– Зато готовит твоя дочка – пальцы оближешь, да и скрасила она нам быт в этой поездке, – очнувшись от дремоты, Павел стал потирать глаза.
– Ты знаешь, Павло, как она достала меня. Хочу, мол, мир посмотреть. Ты понял, а, Павло, Севашские соли для нее – мир! Ха-ха! Достала она меня Павло. Достала, как и мать ееная.
– Да ты чего, Антон! Дочка всегда лучше сына. Повезло тебе с ней. Будет кому по старость лет кварту горилки налить.
– От нее-то получишь, только черпаком по голове. Не девка, а огонь.
– Вот и я говорю. Счастливый ты человек Антон. А мой Василий церковно-приходскую школу бросил, все в армию норовит. Нас с матерью бросить хочет, – Павел задумался на мгновение и потом добавил, – а давай мы их поженим меж собой. А? Как мысль тебе, Антон? Да заодно и породнимся.
– А вот! На кося выкуси, – ответил Антон, выразительно протягивая руку с комбинацией из трех пальцев на конце, – не пара она твоему Василю, не пара.
– Да почему не пара? – насупив брови, Павел придвинулся поближе с предчувствием жаркого спора.
– А потому что не пара. Уедет она скоро до своей сестры в Питенбург да там себе хахаля и знайде.
– С жидами хочешь, что ли, породниться, Антон?
– Не жид у Тани Яков, не жид. А поляк! И дела в ихней типонгранфии – дай бог кажному.
Использовав для гигиены чистый изумрудный лист лопуха, Ефросинья поправила полы рубахи и вышла из-за куста навстречу разгоравшемуся спору.
– С облегчением, – донеслось с соседней телеги.
Ефросинья молча, с покрасневшим лицом, запрыгнула на повозку.
Громкий окрик «пошли, залетные» и резкий удар кнута по крупам гнедых привел повозку в движение. За ней тронулись и две остальные.
«За сибиром солнце всходит – хлопци не зевайтэ
И на мэнэ Кармалюгу всю надию майтэ»
Слышно было, как с соседней повозки, свободно и не надрываясь, пел всегда веселый Микола.