Глава 3
Ветлужские ценности
После того как лодьи миновали возвышающийся на берегу Батлика[3] холм и подошли к обрывистому песчаному берегу, неподалеку от которого завершала свой бег маленькая лесная речушка, Юсуф был готов увидеть все что угодно. В его фантазиях крепость ветлужцев представала нерушимой твердыней с высокими стенами, сложенными из мореного дуба, крытыми галереями, защищающими людей от навесного обстрела, и глубокими рвами с плескающейся в них водой. Про мощные земляные валы можно было даже не думать – они сами собой подразумевались. Чтобы такая воинская сила да не имела массивных укреплений за своей спиной? Однако действительность оказалась до неприличия прозаичной: кусок убогого тына в два человеческих роста заставлял сомневаться в здравом уме живущих тут людей. И это именно то место, в которое он так стремился?!
С другой стороны, надо признать, что за Вису[4] на море Мраков[5] есть область, известная под названием Йура[6], где летний день очень длинен и солнце не заходит сорок дней. В этих землях тоже не строят укреплений, а люди совсем дикие. Но все же и там торгуют, хотя весьма странным образом: когда булгарские купцы подходят к селению, то им приходится класть товар около определенного, обычно очень большого дерева. После этого каждый из торговых гостей делает на своих вещах особые знаки, объясняющие, что он хочет приобрести, и лишь потом уходит, чтобы утром найти на этом месте именно то, что заказывал. Если купец соглашается на такую сделку, то забирает принесенное, а если нет, то уносит свой товар. Все честь по чести, никаких уловок и в помине нет.
Обычно для обмена булгарские купцы везут с запада Хорезма[7] знатные мечи в виде клинков, совсем без украшений и рукоятей. Такое железо звенит от одного лишь к нему прикосновения – настолько у него крепкая закалка. Используют же эти мечи странным образом: местный люд бросает их в море Мраков, а за это Аллах выводит им из моря диковинную рыбу вроде огромной горы, мясом которой они заполняют сотни тысяч домов[8]. Однако главное богатство у жителей Йуры другое: бесконечные леса, в которых много меда, а также соболей с мягким шелковистым мехом. Как раз от драгоценных шкурок купцы и получают большую часть прибыли, несмотря на то что хорезмийский товар недешев. Остальной доход приносят невольники, которых тоже частенько предлагают в обмен на клинки. Пути Аллаха неисповедимы, может быть, и ветлужцы окажутся тем золотым тельцом, который приведет Юсуфа к процветанию? Хотелось бы надеяться…
Между тем обшивка лодьи заскребла о дно, и вездесущие мальчишки притянули судно к вынесенным далеко в реку мосткам, сбитым из смолистых сосновых досок. Таких притыков, как иногда называли ульчийцы[9] свои причалы, было несколько: место нашлось для всего каравана. Кроме того, в отдалении несколько полураздетых работников настойчиво загоняли тяжелой «бабой» дубовые сваи для нового сооружения. Юсуф одобрительно крякнул и уже в более приподнятом настроении спрыгнул на помост, начав копаться в привязанной к поясу мошне.
По старой доброй традиции он любил бросать самую мелкую монетку в стайку собирающихся сопляков и смотреть, как они дерутся за желанную добычу. Этот раз не был исключением: чья-то чумазая узкая кисть сразу же бросилась на перехват его серебряной чешуйки, стараясь поймать ее, прежде чем она ускользнет меж досок в мутную речную воду. Грязные пальцы тут же засунули желанную добычу за щеку, а осчастливленный владелец расплылся в неземной улыбке. Вот только дальнейшее несколько отличалось от обычной истории: подзатыльник все-таки прилетел и влепился в юную вихрастую голову от более взрослого собрата, однако последовавшие за этим слова…
– Микулка! Тебе сколько раз говорили: не бери грязь в рот, всякая зараза именно к деньгам любит липнуть! Карманы есть – там и носи. Ну-ка, бери лопату в зубы и веди своих архаровцев холм ровнять! Там по тебе Вышата уже, наверное, соскучился: кран надо передвигать на другое место! – После этого распекающий мальца мальчишка повернулся к Юсуфу и оглядел его с головы до ног, вызвав у того законное недоумение, засвербевшее в кулаках. Словно почувствовав недовольство купца, юнец все-таки выдавил из себя слова приветствия, а затем представился сам: – Зовите меня Тимкой или Тимохой, по вашему усмотрению. Воевода просил вас встретить, поскольку сам с полусотником отбыл по весьма срочным делам! Вообще мы ждали вас с самого утра, но даже лучше, что вы явились именно сейчас: Трофим Игнатьич вскоре будет, с ним и пообедаете. Идите за мной, я вас размещу!
Подросток, стоящий перед Юсуфом, отличался от других необычной одеждой с множеством пуговиц, а также тяжелым боевым ножом на поясе: было заметно, что у него несколько иное положение, чем у остальных мальчишек. К нему стоило присмотреться и даже, несмотря на чесотку в кулаках, попытаться выудить какие-нибудь сведения, воздав скупую похвалу оружию. Однако купец успел бросить в сторону этого юнца лишь мимолетный взгляд, поскольку все его внимание неожиданно было привлечено сопляком, поймавшим монету.
Сразу же после вынесенного ему выговора тот переложил монетку в кулак и ринулся исполнять порученное ему дело. Но примечательной была не его исполнительность. Во-первых, он был чумаз с головы до пят, что, впрочем, совсем не удивительно для детворы в любом месте и времени. Однако это была не грязь, а липкая глина, осевшая на его портках сухими потрескавшимися разводами. А во-вторых, вместе с десятком таких же оборвышей малец метнулся к куче инструмента, сложенной около причала, а там… Сердце Юсуфа захолонуло, на миг ему показалось, что все это сон, но в очередной раз блеснувшие на солнце железные лопаты говорили о том, что он все-таки нашел свое золотое… нет, железное дно! Купец непроизвольно обернулся на соседние мостки и встретился глазами с Ильясом.
«И зачем я взял тебя с собой? Такого товара много не бывает, а делить прибыль на двоих что-то уже не хочется! Надо же, в обычной захудалой веси вместо обычных деревянных лопат используют… Это кто такое мог выдумать, а? Или они не знают цену железа, или оно у них настолько дешево, что… – Юсуф одернул себя и постарался мыслить здраво. – Так… Судя по озвученной осенью цене на утварь, не похоже, что у них тут можно слишком хорошо поживиться, однако и без навара не останусь. А раз нет огромных барышей, то и рисковать опрометчиво не следует. Все буду делать с оглядкой и перепроверив не один раз! Так что правильно я взял с собой Ильяса: помимо всего прочего, возвращаться вдвоем будет веселее. Еще бы дождаться каравана, с которым шли в эту сторону, но когда тот еще вернется с верховьев Батлика! И пойдет ли обратно тем же путем? Хорошо, что он вообще тронулся в путь и нам удалось к нему присоединиться!»
Надо признаться, что у Юсуфа были весомые сомнения по поводу того, отправит ли наместник Балус своих воев собирать дань с черемисов, аров[10] и живших на другой стороне Кара-Идели[11] сербийцев. Причина для неуверенности была нешуточной – неожиданная смерть правителя Волжской Булгарии. После скоропостижной кончины царя Адама на трон был возведен его сын Шамгун, и казалось, что ничто не может подкосить устои страны. Тем не менее новое правление сразу же ознаменовалось крупными волнениями среди земледельцев и ремесленников, требующих снижения налогов. Первыми выступили жители столичной провинции Байтюба. Пока дело ограничилось лишь изгнанием билемчеев, занимающихся сбором податей, но для сведущих людей было ясно, что этим не закончится.
Среди купцов ходили разнообразные слухи о смуте, однако из таких обрывочных сведений они при всем желании не могли узнать, будет ли наместник северо-западной провинции Мартюба, простирающей свои границы от окрестностей Учеля[12] до устья Ака-Идели[13], отсылать своих ак-чирмышей[14] на сбор дани, в то время как они могли понадобиться в другом месте.
Дело еще осложнялось тем, что Балус всего три года назад был правителем другой, более могучей юго-западной области Булгарии – Мардана, которая находилась на границе со степными владениями кипчаков и постоянно подвергалась их атакам. Царь Адам тогда посчитал, что наместник не справляется со своими обязанностями, и передвинул его в захолустный Учель, поменяв местами с беком Селимом Колыном. Тот с блеском заманил половцев в ловушку, и хан Айюбай вместе со своими сыновьями был уничтожен. Балус же остался на задворках истории, и его обида на несправедливую судьбу, а также на отца нового правителя никуда не делась. И это был еще один повод, чтобы нынешний глава Мартюбы не распылял свои силы.
И все-таки дань надо было собирать, поэтому караваны, чуть замешкавшись, тронулись в путь. Но на этот раз воинов было не очень много, хотя их и хватало благодаря прозорливому беку Колыну, прежнему наместнику провинции. Да-да, именно сын свергнутого сорок лет назад царя Ахада Селим Колын, ранее отметившийся на русской службе, сделал многое для Мартюбы. Именно он долгое время являлся в здешних местах правой рукой умершего в этом году правителя Адама. Насмешка судьбы – подчиняться тому, кто сверг твоего отца! Однако служил, и достойно, создав на месте трех крепостиц настоящий городок!
Хотя надо признать то, что первым в Учеле был Субаш. Именно его усилиями пятнадцать лет назад на месте небольшого поселения начали воздвигаться укрепления, которые потом использовались не только для походов на русских князей, но и в качестве опорного пункта для сбора дани с окрестных племен. И именно его имя Юсуф упомянул, рассказывая ветлужцам прошлой осенью про наместника. Точнее, он назвал его сардаром, то есть командующим войском курсыбаевцев[15] в городе и окрестностях. А что было делать? Как было проверить, знают ли они что-нибудь про булгарское царство или наводят тень на плетень? А те даже ухом не повели! Больше он не врал, но на носу себе зарубил: ничего эти ульчийцы не понимают в окружающей их жизни, а еще туда же – бороздить речные просторы!
На самом деле Субаша через три года правления сменил Селим, добившийся того, чтобы Учель стал столицей Мартюбы. Когда первый наместник покинул крепость со своим курсыбаем, в городе осталось всего лишь тридцать наемных воинов из числа служилых людей и около двух сотен ак-чирмышей! Разве можно было с таким войском собирать дань? Таким количеством лишь небольшой городок оборонять, да и то не на всякий хватит сил. Пришлось Селиму добиться от царя Адама перевода в разряд ак-чирмышей двух племен, живших среди аров. В предках у одного из них были угры[16], так что почти все они были превосходными наездниками и воинами.
Именно эти ратники и составляли ныне костяк четырех из шести лодей, зашедших в селение. Несколько лет верной службы еще не превратили их в матерых вояк, однако постоянные пограничные стычки все-таки основательно закалили дух этой сотни, отсеяв самых неумелых или нестойких. И нынешний поход по Ветлуге был для угров всего лишь рутиной, слегка скрашиваемой заходами в редкие прибрежные селения, где вместе с данью можно было разжиться приключениями на свою голову или же потискать местных баб, впрочем, одно другого не исключало.
А вот на двух оставшихся лодьях прибыли булгарские купцы, и Переяславка была для них конечным пунктом путешествия. В это селение Юсуфа с Ильясом кроме торговых дел вела воля наместника, которому они пересказали слова ветлужцев про павшую буртасскую сотню. По итогам разговора Балус отправил сюда Масгута, своего доверенного человека, который и должен был разобраться в происшедшем. От купцов требовалось оказать посильную помощь и свести посланника с участниками событий. Все остальное этот скользкий тип, напяливший в дорогу вместо обычного длиннополого кафтана расшитый золотыми нитями халат, брал на себя. Юсуф задавался лишь одним вопросом – как он собирался это делать?
Весь путь купцы наблюдали его невозмутимо кислую физиономию и лишь иногда удостаивались еле различимого движения век, говорившего о том, что кто-то из них был замечен столь знатной особой. Нагнуть свою голову и склонить островерхую шапку, отороченную соболиным мехом, – для Масгута был поступок невероятный. Что уж говорить о радушных словах, которыми любой истинный мусульманин первым одарит своего единоверца!
Все распоряжения тот и вовсе отдавал через сотника ак-чирмышей, считая это само собой разумеющимся. Из-за уважения к наместнику провинции такие приказания исполнялись неукоснительно, однако Юсуф в глубине души надеялся, что расследование подноготной прошлогоднего дела пройдет быстро и Масгут уберется с глаз долой. Все-таки в такое неспокойное время вряд ли кто-нибудь будет всерьез интересоваться судьбой пропавших разбойников, шаливших около Хорысданского и Артанского торговых путей. Правда, в таком допуске была одна закавыка: Ибраима и его людей нельзя было целиком и полностью отнести к этому висельному сословию.
В любом случае, если распутать клубок получится до вечера, то посланник на следующий день уйдет к кугузу вместе с воинами Балуса. А если нет… С него станется отослать ак-чирмышей в верховья Ветлуги одних, и тогда купцам придется запасаться терпением и заботиться о его безопасности на обратном пути в Учель.
Юсуф поймал себя на мысли, что уже давно стоит на причале, задумавшись. На него уже стали недоуменно поглядывать, в том числе и выделенный им в провожатые подросток. Тот даже прокашлялся, чтобы отвлечь купца от тягостного молчания, а уж то, что топтание гостя на месте вызывает у него раздражение, заметно было невооруженным глазом. Купец встрепенулся, махнул рукой Масгуту и сотнику Бикташу, возглавляющему воинов наместника, и вместе с Ильясом решительно двинулся вслед за наглым мальчишкой, сопровождая свои шаги мстительными мыслями: «Мелкая шавка! Щенок! Ты у меня еще побегаешь, чтобы услужить!..»
Тропинка привела их к небольшому домику на пажити, крыша которого была одета в красную черепицу. Рядом с этим срубом тремя рядами расположились вытянутые деревянные строения, предназначенные для размещения менее знатных гостей и в силу своей незначительности покрытые лишь дранкой.
Юсуф уже хотел было выразить недовольство, что все избы находятся слишком далеко от лодей, но внимание провожатого отвлек свист, и купеческой компании поневоле пришлось пару мгновений вслушиваться в его переливы. Вполне естественно, что значение сигнала понял лишь мальчишка, однако ему пришлось поделиться информацией с ними, поскольку оказалось, что скоро прибудут новые гости и на причале требуется его присутствие. Одергивать торопыгу и требовать к себе большего внимания было неуместно, да и провожатый, словно чувствуя свою вину, начал исправляться:
– Вода в колодце, уборная за домом, отобедать вас позовут через час-другой, так что пока располагайтесь и отдыхайте. За пределы пажити старайтесь не выходить, да это у вас и не получится, в нужных местах дозор стоит. Лучше посетите торговые ряды, там и перекусить чем-нибудь можно, если обеда ждать невмоготу. В любом случае я вам сейчас пришлю мелюзгу, которая все покажет и принесет по мере надобности! – В этом месте рассказчик не удержал вздоха, словно ему наскучило выполнять обязанности по встрече гостей, но все-таки продолжил: – Не обессудьте, что воевода не встретил вас лично! Он приносит свои извинения и обещает скоро быть. Вечером специально для вас баньку организует, да и остальные блага сухопутной жизни предоставит… если захотите.
Мимо упомянутых мальчишкой торговых рядов они проходили по пути сюда: в полусотне шагов раскинулась площадь с навесами, где суетились мелкие лавочники, расхваливая покупателям свои товары. От гостевых домов до этого места были даже проложены широкие дорожки из теса, позволяющие миновать пятна невысохшей грязи, еще остающиеся после весеннего паводка. При этом настилы были огорожены не узкими жердями, а массивными перилами с подпоркой из толстых брусьев. Такой расточительностью хозяева явно показывали, что с обработкой бревен у них нет никаких проблем.
«Может быть, они тут бродят во хмелю и просто сносят все хлипкие подпорки? А дорожки сделали такими широкими, чтобы стенка на стенку ходить невозбранно? – неожиданно зародились веселые мысли у Юсуфа. – А что? С ульчийцев станется бушевать в пьяном угаре! Недаром они отказались от нашей веры. Веселие Руси есть питие! Так, кажется, их князь ответил? Ничего, они еще сполна за свой выбор расплатятся! Те, кто останется живым и здоровым после веков беспробудного пьянства… Однако придумали они со своими дорожками на диво! Не придется сапогами грязь месить по пути на торг! Эх, не всякий князь так свой двор застелет, как они расстарались на пустом месте!»
Даже торговая площадка, расположившаяся у подножия холма, была выстлана светлым деревом, и такая аккуратность несколько скрадывала тягостное впечатление от неказистого деревенского тына. Юсуф даже расслабился, вздохнув спокойнее, однако желание наказать мальчишку не пропало. Такое чересчур вольное поведение должно быть уничтожено под корень.
«Хорошо, что Масгут с нами не пошел. Вот бы он посмеялся над тем, что какой-то недоросль меня чуть ли не ровней считает! С другой стороны, не стоит себя принижать, обижаясь на какого-то юнца, да и неизвестно, кто у него отец! Вдруг воевода послал на пристань своего сына и потом возмутится, заметив проявленное к тому неуважение? Хотя вряд ли это так, одежка у мальчишки простая, нож вроде бы тоже без изысков… Сын кого-то из ратников? Тогда нечего и думать!»
Перца в его недовольство добавила и холодная встреча со стороны возможных торговых партнеров, поэтому купец хмыкнул и полез в мошну за новой крошечной порцией серебра. А что? Самое лучшее решение для всех ситуаций: монета чуть большего достоинства, чем на пристани, тут же упала в ноги наглому подростку и наполовину закопалась в пыли.
«Поройся в грязи, щенок, раз такой гордый! – Другого названия для мальчишки Юсуф так и не смог подобрать, поэтому ограничился в своих мыслях лишь этим. – Ну?»
Тот почему-то не стал нагибаться, а сначала медленно полез в дыру, прорезанную в его странных портках, и достал оттуда слиток металла.
– Вообще-то у нас не сорят деньгами, да и не заслужил я такого подарка, но… – Подросток продемонстрировал изумленным собеседникам продолговатый брусок серебра и лишь затем медленно поднял с земли рубленый кусок старой арабской монеты. – Но раз предлагаете от чистого сердца, то придется взять. Пойду для пацанов разных вкусностей накуплю! У меня самого лишь гривна в кармане лежит, а ее никто на торгу менять не желает! Ой, да на вашем огрызке арабская вязь сохранилась! Тогда малявки обойдутся сухпайком, вот! Мой дружок интересуется разными алфавитами, и ему, как оклемается, такая монета точно пригодится… Так что если еще что-нибудь будет для коллекции – зовите, я сегодня до темноты дежурю на пристани.
Последняя фраза прозвучала уже глухо: мальчишка торопливо возвращался обратно к реке, резво перебирая своими босыми ногами и изредка подкидывая вверх кусок брошенной ему монеты. А ошеломленный Юсуф на этот раз даже не стал обращать внимания на речь уходящего недоросля, он был слегка растерян и не мог найти слов, чтобы выразить переполнявшие его ощущения. И дело даже было не в том, что многие из виденных им за долгую жизнь людей за показанную сейчас серебряную гривну могли этого сопляка удавить в кустах! Так сказать, перераспределить собственность в пользу того, кому нужнее. В конце концов, тут могут царить патриархальные нравы, и юнец просто привык к тому, что его никто не трогает.
Была важна не сама гривна, а то, как мальчишка копался в своих штанах! Он как будто не знал, где у него лежит серебро, а между тем идет сейчас в самой простой одежде и босиком… С таким богатством обычному человеку можно безбедно прожить пару лет! А их провожатый к драгоценному металлу отнесся совершенно так же, как ветлужский полусотник во время злопамятного осеннего похода: сказки о булгарском царстве были для него важнее, чем доспехи, взятые в бою!
Юсуф неожиданно понял, что ему тогда не показалось – местные жители были другими. Не хуже, не лучше, а просто другими. Они осознавали ценность вещей и изрядно торговались за то, что было им нужно, однако в их жизни главным было что-то иное! Но что?! Жить можно по разным законам, но суть у человека одна: ему важен он сам, его семья, достаток… дом, друзья и родная земля, наконец! Нужно всего лишь найти то, что ветлужцам дорого, и тогда можно будет понять, как себя с ними вести!
Спустя два часа недобрые предчувствия, терзавшие Юсуфа с самого прибытия, оправдались, хотя начиналось все довольно неплохо. По прибытии воеводы хозяева устроили гостям пышный прием, закончившийся обильным обедом. После трапезы купцы наметили проверить, как устроились их люди, и пройтись по торговым рядам, предвкушая изрядную прибыль. Масгут тоже вроде бы не собирался откладывать дела в долгий ящик и вскользь упомянул, что сразу же займется расследованием дела сотни Ибраима, отправившись на разговор с его бывшим десятником. И все-таки встреча затянулась, и именно доверенное лицо наместника был тому причиной.
Он неожиданно отбросил свой спесивый вид и завел нескончаемую круговерть из нелепых, на взгляд Юсуфа, вопросов, изрядно помотав такой задержкой нервы булгарским купцам. Масгута интересовало буквально все. Какая погода стояла на Ветлуге в прошлом году и как она повлияет на нынешний урожай? Сколько хозяева собрали ржи и хотят ли увеличивать для нее посевные площади? Как обстоят дела с пушниной и на сколько дней пути приходится уходить охотникам, чтобы им попадался непуганый зверь? Не испытывают ли ветлужцы проблем с окрестными жителями и насколько дружественные отношения у них сложились с кугузом черемисов? Вопросов было более чем достаточно, и многие из них касались действительно важных вещей: как, скажите, собирать дань с будущих подданных, если не знаешь, сколько их всего? Но зачем Масгуту сведения о том, из какой ткани у ветлужцев паруса на лодьях или чем они торгуют с местным населением? И почему он выспрашивает, как воевода и его соратники относятся к разным религиям?
Сам Юсуф не любил юлить, и если бы перед ним стояла задача привести ветлужское население к повиновению, то он сделал бы это безо всяких дурацких разговоров. Да и чем эта беседа могла помочь, если хозяева веси на все расспросы отвечали весьма уклончиво, одновременно вываливая на доверенное лицо наместника все свое любопытство!
Надо признать, и спрашивали они более конкретно, вызывая иной раз у Масгута непроизвольное подергивание щеки. Как самочувствие царя Адама и его сына Шамгуна? Неужели умер? Как? От чего? Кто теперь занимает трон? А как здоровье Селима Колына? Он ведь, кажется, приходится сыном предыдущему царю Ахаду и тоже достоин вести за собой народ Булгарии? Или не очень скромно спрашивать об этом? А какие у него отношения с ростовским князем? Говорят, что Юрий может выставить семь или восемь тысяч рати. А сколько, к примеру, город Булгар, или, как его еще называют в киевских землях, Бряхимов сможет выставить воинов? Так мало? А ходят слухи, что ваш Великий Город, он же Биляр, может снарядить около десяти тысяч всадников! Наверное, и Булгар с окрестных земель сможет собрать почти столько же? Уж если Аепа, тесть ростовского князя, отравленный в прошлом году в ваших землях, владел в степях почти стотысячным войском, пусть и довольно разношерстным, то и вы, возможно, при полном напряжении ваших сил смогли бы выставить против него схожую рать… Ну хотя бы половину? Нет?
Юсуф даже вспотел от усталости, выслушивая нескончаемый поток заковыристых вопросов и не менее замысловатых ответов. Если бы было удобно встать и оставить представителя наместника одного, то он уже давно сел бы в свою лодью и отплыл далеко-далеко. Правда, с одной оговоркой: сначала нужно было наполнить судно товаром и лишь потом пускаться в плавание в сторону Биляра. Да-да, если дело обстоит так, как он подумал на причале, стоило идти именно в Великий Город, зачем размениваться на мелочи!
А тут еще Масгут попросил показать ему некоторые достопримечательности: высказал пожелание осмотреть фундамент для новой крепости и место, где хозяева делают свою железную посуду…
«Да зачем ему нужно все это?! – стал понемногу звереть Юсуф. – Подумаешь, копаются малолетки на соседнем холме за небольшой лесной речкой! Что они там могут соорудить?! Тем более ветлужцы уверяют, что они лишь собираются переносить свое селение на новое место из-за того, что нынешнее вместе с холмом сползает в воды Батлика. Даже если они лет через пять закончат возводить какой-нибудь невзрачный детинец, то к этому времени он уже будет под нашей пятой! Уж тогда можно будет без проблем выяснить, кто и как делает такие замечательные вещи! Конечно, посмотреть на кузнечную слободу и сейчас не мешало бы, но, как и следовало ожидать, ветлужцы сразу же завели сказку про белого бычка: посуда не наша, железо привозим из дальних краев…»
В этот момент Масгут и проявил себя на всю катушку: с сахарной улыбкой на устах он заявил, что для наместника такой поворот дела подходит даже больше. Раз, мол, сей товар заморский, то это означает, что он ввезен в булгарские земли, и поэтому его десятая часть должна оседать в казне царя Адама… то есть, конечно, его сына Шамгуна, взошедшего на трон. А если воевода захочет вывезти этот товар в балынские земли[17] или куда-нибудь подальше, то пошлина составит еще столько же. Местное же население будет возведено в ранг кара-чирмышей[18], и ему придется отчислять разные налоги серебром, скотом или железом, а также блюсти обязанности по возведению крепостей и дорог.
Юсуф даже приподнял бровь, с недоумением слушая речи Масгута. Во-первых, десятина бралась раньше, а теперь всем чужеземцам, кроме некоторых садумцев[19], запрещено провозить товары через страну и можно лишь торговать с булгарскими купцами. Это введено для того, чтобы богатели именно подданные, которые платят налоги в казну, и такой подход к делу он одобрял. А во-вторых…
«Неужели Масгут сошел с ума и собирается дать оружие кара-чирмышам, то есть язычникам-земледельцам? Или наоборот: хочет низвести этих воинов до положения низшего сословия? Он что, не слушал рассказ о речной западне, в которую я попал вместе с Ильясом, или просто относится к своим купцам как к тупоголовым баранам, которые не могут отличить неплохих воинов от вооружившейся черни? Если наместник хочет прибрать это селение к своим рукам, а не просто его завоевать, то им надо предлагать сразу воинский ранг ак-чирмышей и весомую долю в добыче! Хотя это сословие и состоит в основном из мусульман, но в таких делах всегда есть исключения, и сопровождающие Масгута ратники служат этому примером! Правда, Селиму Колыну для этого пришлось изрядно постараться, но дело того стоило!
Жалкий, напыщенный индюк! Может быть, ты еще оставишь тут десяток своих людей, дабы те следили за исполнением воли наместника провинции?! Глупец! Их же вырежут тотчас после нашего ухода! Кто же потерпит такое неуважение к себе! Или на это и рассчитано? Понимает, что часть из них христиане и скорее пойдут под балынцев, чем под булгарского наместника? И это лишь повод для того, чтобы сровнять тут все с землей?
Лучше бы ты ограничился данью и не лез глубже – тогда тебе что-нибудь и перепало бы. А переводить людишек в подданные, да еще в такие… В любом случае, каким бы лестным предложение ни было, так сразу его никто не делает! Оно должно быть наградой, а не наказанием! Причем для данников, а не для свободных от каких-либо обязанностей чужеземцев! Сначала нужно дать им привыкнуть, что они находятся под чьей-то властью, а уж потом они сами должны захотеть иметь от этого какие-либо выгоды… Что, наместник хочет выслужиться перед новым царем? Хм, это все-таки не внутренняя Булгария, а внешняя провинция, где граница меняется столь часто, что иногда не разберешь, где твои данники, а где подданные русов. Как бы не было хуже… Вот даже ветлужцы опешили от такой наглости и только молчаливо переглядываются. Ан нет!»
– Уважаемый Масгут! – прервал высокопарную речь посланника полусотник, криво улыбнувшись тому прямо в глаза. – Прежде чем воевода ответит на твои… без сомнения кажущиеся тебе самому справедливыми требования, разреши мне немного поразмышлять вслух. Все это так неожиданно для нас… Не далее как прошлой осенью мы помогали кугузу черемисов собрать дань для ростовского князя. Для тебя это не является новостью?
Масгут нехотя кивнул в ответ и махнул рукой, давая понять ветлужцу, что он может продолжать.
– Это хорошо, что ты в курсе событий. Значит, твои люди не даром едят свой хлеб. Спешу тебе сообщить, что и мы получили от суздальцев недвусмысленное предложение. Сам я могу только гадать, но мне кажется, что они намереваются распространить свое влияние не только на Унжу и Кострому, но и на Ветлугу. По крайней мере, нам дали настойчивый совет пойти под руку князя Юрия, раз уж мы тут закрепились. – Уловив презрительную усмешку на устах посланника, полусотник пояснил: – Я понимаю, что булгарский наместник сметет любой дальний форпост суздальцев в одночасье, но зачем доводить дело до крови между двумя великими народами? Неужели мы не можем договориться с тобой и остаться тут в том же положении, что и раньше? Кроме того, большинство наших воинов – удмурты, среди которых долгие годы жили пришедшие с тобой ак-чирмыши. Да-да, вы называете этот народ арами… Так вот, их старые предания гласят, что до черемисов только они в здешних краях и жили. А это было ой как давно! И сохранились наши удмурты в этих местах только чудом! Что, за эти годы они как-то побеспокоили твою страну? Сомневаюсь… Поверь, мы можем стать хорошими союзниками, которые не позволят тем же суздальцам здесь закрепиться!
– Нет, – скривился Масгут, исподтишка бросив взгляд на своего сотника.
Лицо Бикташа, с падающими ниже уголков губ усами, было невозмутимо спокойным, он даже не пошевелился при упоминании своего воинства, продолжая хранить молчание. И все-таки речь ветлужца каким-то краем задела предводителя угров, просто Юсуф не мог этого разглядеть. Это было заметно хотя бы по той горячности, с которой посланник наместника вновь бросился возражать на прозвучавшее предложение:
– Нет! Я и так снизошел к вам, дав возможность работать на благо Великого Булгара!
– Но ты же предлагаешь нам разоружиться…
– Здесь нечего делать ульчийцам с мечами в руках!
– Неужели?.. – хмыкнул полусотник. – Насколько я слышал, вашего царя в древности называли также малик ас-сакалиба – царь людей словенского языка. Да и теперь они вам не чужды, учитывая, что я видел среди вас воинов разной крови…
– Ты читал арабские книги? Может быть, записи Ибн Фадлана? – удивленно вскинул брови Масгут.
– Не сам! – уточнил полусотник. – Но у нас есть один знаток арабской словесности, вот с его слов…
– Тогда послушай меня! – перебил ветлужца Масгут и досадливо поморщился. – Арабы никогда не утруждали себя познанием отличий нашего народа от дунайских булгар. Иначе бы не писали, что от нас до хазар дальше, чем от ромейских границ до упомянутых тобой ас-сакалиба! При всем своем могуществе ваш Царьград столь близко к нам не приближался… Так что ты неверно оцениваешь это название! Нет никакого величия в том, чтобы быть царем диких племен, погрязших в своем невежестве! – Булгарец поймал недоуменный взгляд своего сотника, до сих пор безразлично прислушивающегося к разговору, и поправился, натужно рассмеявшись: – Я имею в виду именно людишек словенского языка, тобой упомянутых. Однако ты прав, мы совсем не против ими владеть и брать с них подати…
– Хорошо! – вмешался воевода, пытаясь пресечь спор на корню. – Приходи осенью, и мы дадим тебе дань! Точно такую же, что вы берете с ветлужского кугуза.
– Нет! – резко осадил его посланник наместника, презрительно выпятив нижнюю губу. – Вам пристало платить так же, как и остальным земледельцам-язычникам! Вы без спроса осели на нашей земле, но я не буду вас гнать отсюда, как и требовать подати за весь прошедший срок! Наш наместник слишком добр для этого, и поэтому я ограничусь лишь одним годом! Но учти, что для кара-чирмышей это вдвое от того, что платят в мирное время воины на моих лодьях!
«Заманивает? – недоверчиво хмыкнул Юсуф и тут же ответил на свой вопрос: – Заманивает! Ему нужно, чтобы ветлужцы сами предложили свои услуги!»
– Кроме того, я возьму оброк на мечети и заставлю вас исполнять прочие повинности по первому моему требованию! – продолжал гнуть свою линию Масгут. – И не забывай про пошлину на иноземное железо! Лишь булгарским купцам позволено торговать на нашей земле!
«Вот ты и выпустил джинна на волю своим болтливым языком! – Юсуф успокоился и стал заинтересованно ждать продолжения спора. – Теперь жди ответа!»
– Кхе… Но ты же считаешь нас теперь булгарскими подданными, раз требуешь подати за этот год? А это значит, что такого мыта мы платить не должны! – тут же подтвердил купеческие мысли полусотник. – Эх! Все-таки придется нам писать грамотку царю Шамгуну с перечислением всех обид и пошлин, которые взыскали задним числом… э-э-э… то есть не поставив нас заранее в известность. В знак уважения к вашему правителю мы даже попробуем написать один из вариантов арабским письмом… И, предвосхищая твой вопрос, сразу отвечу, что весточку доставят точно по назначению: у нас есть кое-какие торговые связи в Булгаре, а серебро преодолеет остальные препятствия.
По нахмурившемуся лбу посланника было заметно, что решение неожиданно возникшей проблемы требует от него некоторых неординарных умственных усилий. Спустя минуту размышлений он все-таки выдал ответ:
– Что ж… я не требую с вас подати немедленно. Ныне я лишь поставил вас в известность, а возьму их, как только наступят холода. Как раз минует год, за который с вас причитается оброк! К этому времени вы вполне успеете собрать весь урожай и набить свои закрома, хотя должен признаться, что серебро, мех и железо будут мной оцениваться гораздо выше, чем все остальное. Тогда же я привезу сюда своего человека, который и будет подсчитывать, сколько нужно с вас брать! Поэтому не пытайтесь меня обмануть в первый же раз! Также вам следует подготовить жилье для посадника и его охраны, да и их прокорм на вашей совести… Что же касается мыта на ввезенные товары, то я в своем праве! Железо сие появилось у вас задолго до начала года, не так ли? Я не буду вас карать за нарушение наших законов, но уж десятую часть от привезенного вы должны будете в казну заплатить! И немедля!
– Хм… Судя по всему, уважаемый Масгут, ты отсчитываешь для нас год не с прошлой весны, как принято у многих племен словенского языка, а только с начала осени?
– Именно так, ульчиец, подсчитывают у вас на Руси дни! Вы переняли в Царьграде не только веру, но и счет времени!
– Даже при таком положении вещей получается, что товар у нас появился в этом году, в самом его начале, – невозмутимо соврал полусотник, бросив мимолетный взгляд на купцов. – А это, по твоим словам, означает, что мы его ввезли уже булгарскими поданными, так? Ведь Юсуф был нами встречен аккурат осенью, да и утварь в Суздаль попала, минуя границы Булгарии. Как мы шли? Ну скажем… Сначала пересекли Варяжское море, потом новгородскими землями спустились в верховья Волги, а уж дальше одна прямая дорога по воде в Нижний Новгород… то есть в Джуннэ-Кала, и она явно проходит мимо вашего царства! Ты собираешься спорить? Тогда делай это с суздальцами, а не с нами! Остальной товар к нам попал позже, и мы сразу же начали продавать его окрестному черемисскому населению. Сроки нетрудно проверить, но поверь, что все случилось, когда листьев на деревьях почти не было. Кто привез? Хм… Ты же видел, что следом за вами к пристани подошел ушкуй? Вот и в прошлом году у нас побывали новгородские гости, хотя мы и остались недовольны расчетом с ними… Ты, наверное, слышал про свару между нами, затеянную именно в то время?
– Я уточню то, о чем мне поведали, – нехотя проглотил ложь Масгут и поставил точку в споре: – А также взыщу мыто в многократном размере, если все будет выглядеть несколько по-другому.
«Ага, и для этого тебе придется взять несколько больше воинов, чем сейчас! – злорадно подумал Юсуф. – Пусть каждый остался при своем мнении, зато я успею расторговаться, раз вы отложили ваши дрязги на несколько месяцев».
– Что же, достопочтенный Масгут, – решил убрать неприятный осадок от разговора воевода, – тогда нам тоже нет необходимости что-то писать и на что-либо жаловаться. Но, может быть, ты все-таки взглянешь на наше воинство, прежде чем вынесешь решение о нашей полезности для Великого Булгара только в качестве земледельцев и торговцев?
«Ох как свирепо стрельнул глазами полусотник на своего предводителя! – хмыкнул Юсуф про себя, отстраненно наблюдая, как Масгут покровительственно кивает на такое предложение и небрежно отодвигает показ на вечер. – Да, не все так просто у ветлужцев, не все… Кое-кто может не пожелать пойти под нас. А казалось бы, для них это довольно удачное стечение обстоятельств! Как были рады угры, когда Селим Колын предложил им статус ак-чирмышей и свое покровительство! Правда, к этому времени они уже долгие годы платили дань, и новое положение вещей считали своим возвышением…
И все равно! Ветлужцам нужно лишь поторговаться и несколько поправить предлагаемое им соглашение. Так многие себя ведут в наше неспокойное время, тем более Булгария не самая дикая страна! Да что там говорить, после Константинополя, Рима и арабов мы самые развитые в науках и ремеслах! Лучше пойти под сильную руку, чем постоянно получать тумаки со всех сторон! В чем прелесть быть мелким князьком на задворках, когда можно стать блистательным вельможей в могучей державе? Богатство? Несмотря на их доходы с железа, они получат больше, если станут булгарскими подданными и смогут торговать им по всему свету!
Судя по всему, воевода понимает, что другого выхода у него нет, а вот полусотник… Иван будет упираться до последнего, хотя за его упрямством стоит вроде бы не глупость, и даже не вера во Христа или приверженность каким-нибудь замшелым языческим традициям! – Купец поймал себя на мысли, что впервые называет ветлужца по имени, и задумался о своем к нему отношении. – С момента нашего знакомства он меня забавляет своим поведением. Иногда невозможно предугадать, как он поступит в следующее мгновение, а значит… И опять я прихожу к выводу, что перед ним стоят цели, которых мне пока не постичь! Он так же непонятен, как юнец с гривной!
Но что может так покорежить человека, чтобы его ценности изменились? Что вообще заставляет людей рассматривать серебро как средство для достижения своих целей и не более того? И почему полусотник ветлужцев, обеспечив себе на речной засеке бескровную победу, не стал рассматривать меня как врага, а постарался приобрести если не друга, то вполне лояльного доброжелателя? Что за цели стоят перед этими людьми, а? Есть о чем подумать…»