ИСТОРИЯ 2
Об укрощении строптивых
Изабелла училась лучше всех. Лучше всех отличниц в школе вместе взятых. Что уж говорить про мальчишек! Те вообще на фоне Беллы выглядели неандертальцами волосатыми и, кроме как швыряться в пруд камнями и тыриться в компьютер, практически ничего не умели.
Да и то, неандертальцы умели разводить огонь и охотиться, а вот Павлик и Ахметик только дрались и ругались, да так, что даже бомжи с соседней помойки только качали головой. В общем, мальчишки были дураки и неумехи, и толку от них не было никакого. Сказать по правде, у Беллы и времени-то совсем не было: сплошная школа да уроки, потом играть на пианино, а еще надо было успеть на секцию по художественной гимнастике. Вечером опять уроки и спать. Даже читать любимые книжки было некогда, и она постоянно носила их с собой. Да какие книги: Толстой, Пушкин! Однажды, когда она пришла к врачу в поликлинику с томиком Паустовского, даже нянечки из гардероба прибежали посмотреть на девочку-вундеркинда!
Папа осторожно говорил маме:
– Не многовато ли у Беллы занятий?
Но мама была непреклонна:
– Девочка должна иметь отличное образование, играть на музыкальных инструментах, петь и танцевать, разбираться в искусстве и иметь хорошую фигуру!
Самое главное, Белла была с мамой согласна и непреклонно штурмовала вершины знаний.
Папа шутил, что Белла поднимается на самую высокую гору на земле – Эверест – при этом решая в уме дифференциальные уравнения, напевая арию Виолетты из оперы знаменитого итальянского композитора Джузеппе Верди «Травиата», пританцовывая и играя на баяне.
Мама сердилась и отвечала, что папа ничего не понимает в воспитании детей, и приводила в пример старшего сына:
– Вот посмотри на Кирилла – мы его упустили в свое время, и с каким трудом он готовится к поступлению в университет!
Глядя на довольную физиономию Кирюхи, никто никогда бы не подумал, что он испытывает какие-то проблемы. Спал, ел, гонял в футбол и как бы между делом учился. Учителя говорили, что совсем неплохо!
Но максималистке маме этого было недостаточно. Она говорила, что раз из Кирилла не получается огранить бриллиант, то его необходимо хотя бы отполировать до зеркального блеска.
– Мне интересно, в каком месте он должен блестеть? – ехидно спрашивал папа. И начинал перечислять разные части тела, да так смешно, что Белла с Кириллом хохотали до упаду.
Мама холодно отвечала, что главное – мужчина должен иметь блестящий ум, чистые уши и аккуратно подстриженные ногти.
– И не пахнуть, как лошадь Пржевальского! – в конце всегда добавляла мама и требовала всех предъявить вышеуказанные ногти и уши. Даже папу!
Папа увертывался от мамы, бегал от нее по квартире, а потом сам хватал ее в охапку и начинал целовать. Всё это было очень весело!
Еще у Беллы была лошадь. Настоящая, живая! И не пахучая лошадь Пржевальского, а кобыла ахалтекинской породы. Ее звали Ромашка. Жила она в конюшне за городом. И Белла по выходным ездила к ней. Лошадка была с характером. Она любила есть вкусное, а вот катать кого-нибудь на себе она терпеть не могла. Даже Беллу.
Белла всегда приносила морковку, яблоки и сахарок для своей лошадки. Ромашка, фыркая и тычась в ее руки мягкими губами, с удовольствием лопала угощение.
Но, когда дело доходило до того, чтобы взнуздать и оседлать ее, в Ромашку как будто бес вселялся. Она начинала брыкаться и кусаться, и катание, не начавшись, заканчивалось.
– У-у, тигра лютая! – говорил конюх Петрович и уводил вредную Ромашку наматывать круги в загоне. А Белле давали смирную белую кобылу Маркизу или, того хуже, пони Пончика.
Белла считала себя совсем взрослой – еще бы, ей было уже девять лет! – и ненавидела ездить на Пончике как какая-то первоклашка! Про себя она называла ленивого пони «табуреткой». Ей было просто стыдно кататься на каком-то Пончике в своем красивом костюмчике для верховой езды и замечательных сапожках со шпорами. Такой красотке надлежало скакать по прериям на вороном жеребце Маршале – лучшем скакуне из всей немаленькой конюшни! Белла тайком уже налаживала с ним контакт с помощью морковки и сахара, и Маршал благосклонно принимал дары и с одобрением тряс гривой.
Зато папа обожал Ромашку. Кататься он не умел, но ему и не надо было. Лошадка действовала на него как лекарство! Он обнимал ее за шею, прижимался щекой к Ромашкиной голове и закрывал глаза. Лишь иногда, не открывая глаз, папа что-то говорил ей на ухо, а Ромашка внимательно слушала и тихонько пофыркивала, как будто отвечая. Папа мог так стоять часами.
Мама ужасно ревновала папу к лошади.
– Вот почему ты со мной так не обнимаешься? – уперев руки в боки спрашивала она у папы.
Смущенный папа мямлил, что мама через пятнадцать минут начинает вырываться и убегает от него по своим делам. А с Ромашкой он постоит час-другой и потом как новенький. Словно и не было тяжелой трудовой недели – усталость как рукой снимает!
Мама сказала:
– Ладно, лечись, хорошо хоть лошадь помогает, а не крокодил! Но в эту вашу «лошадню» я больше ни ногой!
Однажды доведенная Ромашкой и Пончиком до отчаяния Белла мрачно шла по загону.
«Противная Ромашка! Глупый Пончик!». Она ничего не видела перед собой и остановилась, ударившись лбом о стремя Маршала. Искры вперемешку со слезами брызнули из прекрасных глаз Беллы!
– Хорошо, что не сзади подошла,– сказал седлающий жеребца Петрович, – могла и головы лишиться!
Тут Белла вспомнила первую заповедь всадников: никогда не подходи к лошади сзади. Даже к своей. Она может инстинктивно брыкнуть тебя копытами так, что даже Халку мало не покажется. Потому что сзади к бедным лошадкам сто тысяч лет подкрадываются волки и всякие прочие тигры со львами, чтобы напасть и съесть несчастных животных. Они и привыкли сначала лягаться, а потом смотреть, кто там пришел к ним в гости.
Тут у Петровича зазвонил телефон.
– Алло, слушаю Вас,– сказал конюх. В трубке пророкотал мужской голос.
– И вам не хворать, Василий Иванович! – бодро ответил на приветствие Петрович. –
Что, сегодня не будете? А я уже Маршала оседлал… Конюх закончил разговор, убрал телефон и повернулся к жеребцу:
– Ну, Маршал, пошли круги наматывать, не приедет твой хозяин. Тут Петровича окликнули из конюшни. Он привязал поводья к изгороди и сказал Белле: – Дочка, постой тут с Маршалом, чтоб ему не скучно было, я мухой! – и, подмигнув девочке, потрусил к конюшне. Решение пришло мгновенно. Белла отвязала поводья и лихо взлетела в седло.
Маршал, который мирно щипал траву, даже не вздрогнул – легкая как перышко Белла, видимо, не вызвала у него ощущение всадника. Но когда девочка вонзила ему шпоры в бока, Маршал от неожиданности подпрыгнул, захрапел и рванул в неизвестном направлении.
Пока обезумевший от страха за Беллу Петрович и сотрудники конюшни нашли это самое направление, прошло три часа. Маршал унес Беллу за пять километров к какой-то речке и там остановился, чтобы попить водички и передохнуть. Тут-то их и обнаружили вспотевшие рейнджеры.
Когда Петрович успокоился, он объяснил Белле, что ей несказанно повезло, что Маршал не выкинул ее из седла. Вот коварная Ромашка скакала бы как коза, пока не сбросила бы седока!
Правда до того, как успокоиться, Петрович пару раз непедагогично хлестнул Беллу плеткой по попе. Но девочка понимала, что попало ей за дело. Хорошо, цела осталась! А так Петрович был бы кругом виноват – не уследил. Он-то с ней как со взрослой, а она…
Мама с папой не узнали об этой истории.
Белла с Петровичем решили ничего не рассказывать, а то – прощайте лошадки навсегда!
А Белла с тех пор как-то разом повзрослела, разобралась со своими капризами. И вместе с Петровичем они так приструнили строптивую Ромашку, что она стала как шелковая.
Хочешь, чтобы мир вокруг тебя изменился, начни с себя!