V. Немногим раньше
Клим в пятницу любил дежурить. Крайний день, впереди два выходных, любителей повечерить меньше, чем в разгар деловой недели, а меньше народу, больше ветчины в буфете, как любил пошутить Вратарь. Вообще, с Вратарём повезло, напарник, каких мало, надёжный, малоразговорчивый мужик. Чуть больше сорока, немного выше среднего, худощавый, но силушкой не обделён. К ним в офис всякие наведывались, по делу и без дела, за день масса людей пройдёт. В первое время Клим, пока ещё был один, вообще разрывался, за мониторами следи, ключи от кабинетов прими, кого-то записать, кому-то передать.
На секретарше (как ушла в декрет, так больше и не брали никого) братья Саргоевы сэкономили, и часть функций как-то незаметно диффузировалась в обязанности охраны. Ко всему строгий спрос на предмет посторонних, но межведомственная кооперация, встречи, всякие договорённости, менеджеры по продажам, по сбыту приводили партнёров и заказчиков, в бухгалтерию постоянным ручейком сочился служивый люд, приходили посетители и клиенты, всё это деловито сновало туда-сюда-обратно, требовало внимания и контроля. Мало офис, ещё приходилось следить за воротами в цехе. Частенько сновали туда-сюда деловитые кары и юркие погрузчики, не говоря о других машинах.
Цех хоть от офиса отдельно, но в том же корпусе, там и камеры стоят, машины выезжают-заезжают, никуда не денешься, надо учитывать и проверять.
На неделе деловая жизнь офиса затихала после двадцати двух часов, после ухода последнего нужно всё проверить, обойти кабинеты, посмотреть, всё ли выключено кроме дежурного освещения, осмотреть окна и двери изнутри, потом – наружный осмотр.
Включить уличное освещение, прожектора на небольшую площадку-стоянку рядом с офисом, только потом за мониторы в свою дежурку – аквариум.
В общем – закрыть, что закрывается, запереть, что запирается, следить, чтобы до утра всё было в порядке. Ответственных хлопот и забот хватало, поэтому в первое время Клим после суток просто валился с ног, до дому бы дойти.
О том, что охранник не терминатор и ему отдых в пару часов хотя бы не помешает, об этом руководство мудро не задумывалось, хотя Клим не раз просил напарника в свою смену, аргументировано доказывая полезность и необходимость в первую очередь для фирмы.
В офисе добра не на один миллион, в бухгалтерии явно не пустой сейф здоровенный, помимо этого цех, полный продукции и оборудования, а охраняет один человек. В другие смены дежурили по двое, правда, пенсионеры, но всё-таки по двое, не в одиночку. Клим, конечно, сильно не роптал, старался сам справляться, но ответственность своей тяжестью придавливала, чего скрывать. Помог случай, пусть прискорбный. В какой-то фирме случился пожар ночью, дежурил старик-пенсионер, стало ему плохо, потерял сознание, свалился и задохнулся угарным газом. Хозяева тоже, видимо, экономили на охране, вот и сгорело всё добро офисное не на одну сотню тысяч рублей.
Братья, конечно, жадные до безобразия, но, узнав детали происшедшего у коллег по цеху, тут же вызвали Клима и поручили, как старшему, найти путного мужика и даже посулили оклад повысить.
На Вратаря, вернее, тогда Петра Евсеевича Третьякова, Клим вышел случайно. Самая крайняя пивнуха в их районе, у бани, всегда пользовалась дурной репутацией, и заходить туда решались клиенты, коих все тамошние аборигены знали. Случайно забредшие сюда или самые отчаянные местные, но не из «контингента», быстро теряли лицо и старались улизнуть из этой накуренной атмосферы разбавленного пива и ядрёного мата. Хорошо, если удавалось избежать использования театральных постановок на развод случайных лохов на коллективный «разлив».
Несчастные, попав внутрь и не сразу сообразив, куда попали, почти всегда обречены поить весь славный коллектив посетителей «Подковы», так называлась пивная, которую держали выходцы из печально известного посёлка.
Заведовал там отец Жорки Хмелевского, мать бухгалтерила, а сеструха, необъятная Томка-Тумба, стояла на разливе. Надо ли говорить, что сам Жорка и Митрохи-младшие частенько ошивались рядом с этой публикой, да и с Подковы различные элементы с дружками из местной гопоты постоянно сдували пену пивную в этом достойнейшем заведении.
Обычно один из Митрох привязывался к залетевшему чудаку с каким-нибудь пустяком, сигарету там дай, что ли, в картишки может, перекинемся, не желаешь нас пивком угостить? Если посетитель был не дурак, то, оглядевшись, замечал и перекрытый как бы невзначай вход-выход, и за столами доброжелательных в наколках субъектов, неодобрительно и скорбно качающих головами по поводу жадности людской.
И так же глубоко порицающих неуважуху, проявленную в той или иной форме к почтенному сборищу присутствующих здесь добрейших существ. Ну а уж если один из завсегдатаев, уважаемый гражданин в шляпе и в майке, поводя костлявыми плечами и растопырив перстнявые пальцы, начинал материться без причины на козлов зажравшихся, то верный признак – пора раскошелиться, дабы кульминация не была чересчур кипящей и травмоопасной. Посетитель, как правило, просил Томку-Тумбу угостить всех этих замечательных людей самым лучшим пивом, ну, за его счёт, конечно, и, расплатившись, волшебным образом оказывался на улице. Вздохнув с облегчением и дав себе зарок насчёт посещения этого заведения, чудак или чудаки исчезали в направлении, где больше нормальных людей, нормальная жизнь, причём быстро так исчезали, как деньги из портмоне.
Клим не часто навещал это заведение, хотя его знали и вряд ли на него стали бы накатывать, но ему просто была неприятна криминальная, прокуренная атмосфера, неопрятные полубомжеватые личности, да и восприятие неотразимой внешности Томки-Тумбы требовало особого психологического тренинга. Плюс ко всему отношение к «подкованным» у местных было однозначно негативным, их терпели и только.
Поэтому, когда случайно проходящий мимо Клим увидел, как братцы Митрохи с пристяжью окружили мужичка пролетарского вида в нелепых круглых очках с тёмно-синими стёклами, в простенькой кепке и недвусмысленно стали намекать на платный проход по их земле, Клим не раздумывая вклинился в ряды беспредельщиков, демонстрируя боевые ссадины на кулаках.
Наглые, как вороньё, Митрохи с шайкой малолетних лоботрясов, опешили поначалу, но, ввиду близости их родной пивнухи и численного превосходства, отступать не собирались.
Клим, конечно, рисковал, зная подлый нрав «подкованных», но с удивлением констатировал факт, что и мужик далеко не рохля. Он, сняв очки, грамотно и невозмутимо прикрыл его со спины.
Как бы было дальше, неизвестно, но на велосипедах откуда-то внезапно вылетела компания местных. Ребята были насквозь знакомые, тут же тормознулись.
– Слышь, Бул! Опять «подковы» борзеют!
– Вы правы, друзья! Круши босоту! – Побросав двухколёсных коней, на шайку устремились крепкие ребята из команды Була.
Митрохинские ждать, правда, не стали, брызнули в разные стороны, как стая воробьёв от кошки.
Вздохнув с облегчением, Клим повернулся к мужику и протянул руку:
– Меня Климом зовут.
– Пётр, – кратко ответил новый знакомый, на удивление рукопожатие было сильным, твёрдым, а ладонь такая, как будто деревяшку пытаешься сжать.
Потом сидели у Клима дома, пили пиво, разговаривали. Вернее, больше говорил Клим, новый знакомый оказался идеальным слушателем, внимательным и понимающим. Очень кстати оказалось, что Пётр Евсеевич в настоящее время был без работы, и Клим, не сомневаясь, предложил идти к нему в напарники, всё-таки он в людях понимал. Засиделись допоздна, и Евсеич, так, с позволения Петра, обращался к нему Клим, согласился переночевать у него. В ход пошёл запасной спальный комплект, диван был гостеприимный, разошлись по комнатам и оба прекрасно выспались.
На следующий день Евсеич съездил к родному очагу, как он не без юмора обозначил своё местожительство, за документами. Потом напарники навестили фирму, написали заявление на форменном бланке в отделе кадров, потом предстали пред грозны очи хозяев для ознакомления.
Через пару часов, пройдя колготную процедуру оформления, напарники с превеликим удовольствием пришли к общему знаменателю – вдарить по пивку. Взяли с собой пару удочек, запас пива и пошли на речку, отдыхать красиво никому не запрещено, вот и им, стало быть, можно.
Дежурства потянулись вереницей, работать стало полегче. Незаметно, но в скорое время Евсеич сумел внушить окружающим уважение к своей работе и к нему самому. Службу тянул добросовестно, не отбывал номер, как проскальзывало в других сменах. Клим, как старший смены, был очень доволен напарником, начальство тоже. По крайней мере, генералитет бывал спокоен, когда подходила их очередь заступать на сутки, не ждал неприятных сюрпризов в их дежурство, как проговорился один из братьев. Немногословный, внешне неприметный Пётр чётко вписался в работу, головная боль в борьбе за наведение порядка посещений посторонними, тоже локализовалась, а потом и сошла в «нуль круглый» благодаря именно этому мужику под сорок, с седеющим бобриком на голове. Как ни приучал Клим проверяющих различных служб, а ходили они постоянно снимать данные с датчиков, счётчиков, также различные клиенты и заказчики, просто знакомые и посетители всех рангов и мастей. Конечно, режимную дисциплину, которую, кстати, спрашивали хозяева, соблюдать в одиночку было невозможно.
Пытался Клим бороться с анархией, приучить выполнять некие правила, не пролетать мимо «аквариума» стремительным болидом, а записаться, как положено, в журнал посетителей, ну или, в крайнем случае, на словах сообщить о цели посещения и к кому.
Но одному справиться с такой задачей просто было физически невозможно. Раздваиваться он не умел, а отлучаться, в силу своих обязанностей, приходилось часто. С приходом же Евсеича порядка стало больше, климат в дисциплинарных отношениях с любителями сознательно не соблюдать устав чужого монастыря явно потеплел в пользу охраны офиса.
А после случая с Битюгом, которого приводила молоденькая, но довольно вредная характером барышня из Теплотамчегото записывать с приборов данные за месяц, авторитет этой смены вырос незамедлительно и впечатляюще.
Битюг, детина под два метра ростом, наглый и колючий, несмотря на неоднократные просьбы к барышне приходить без сопровождающих, почему-то всегда таскался за ней в офис. Почему-то с разводным ключом на плече устрашающего размера и почему-то никогда не хотел вникать в правила внутреннего распорядка, установленного хозяевами фирмы.
Климу приходилось с ним ругаться, спорить, пытался (когда успевал встать на пути), преграждать путь, но тот просто оттирал своей массой в сторону незадачливого и надоедливого, в сопровождении милой улыбки милой барышни, и плыл линкором в цех к приборам, хотя в присутствии этого товарища не было никакой надобности.
Клим был уверен в подстроенности этой провокационной акции, длившейся не один месяц. Явно по чьей-то науськивающей воле вели себя так эти особи рода человеческого, но поделать он ничего не мог. Жаловаться, писать докладные? Это не в его характере, да и что это за охрана, которую саму надо охранять? Он ломал голову, надеясь что-либо придумать, но пока безрезультатно. Надо ли говорить, что Пётр был введён в курс этой ситуации изначально, но никакого волнения по этому поводу не высказал, выслушал Клима, пожал плечами и сказал:
– Излечим.
И действительно излечил. Через какое-то время, как обычно, впорхнула девица и, не здороваясь, тоже как обычно, устремилась вперёд, в цех, к приборам, кормящим её самоё и других достойных из Теплотамчегото. Её-то Клим перехватил, удачно получилось, как раз из цеха шёл, а вот Битюг, шедший, как обычно, следом с ключом на плече, блестя лоснящимися рукавами фуфайки, остановлен был Евсеичем ещё в вестибюле. Тот материализовался перед нарушителем словно из воздуха, и нарушитель, видя незнакомого мужика, вынужден был приостановиться и вступить в диалог.
– Ну, что опять? Один с придурью, второй туда же…
– Подождите, пожалуйста, на улице, дама снимет показания и без вас, – предложил очень спокойно невзрачного вида мужичок.
– Да, щас! Вот прислоню только всё к столбу, чтобы не упал, да и ты смотри не упади!
Ёрничая, Битюг одной рукой отодвинул назойливого Петра и было тронулся далее, но что-то вдруг остановило и развернуло это большое тулово вокруг оси. Только что он был на голову выше охранника, но враз как-то скособочился, поник и семенящим шажком заспешил рядом с Евсеичем, который вежливо вёл гостя за руку к дверям. По пути пришлось выслушать небольшую лекцию про чужой монастырь, про полезность для здоровья не хамить людям при исполнении, и вообще, на будущее, здесь официально не рады фуфайкам. Всё-таки офис, господа, извольте соблюдать!
Выведя товарища за дверь, там отпустил болезного, окинул взглядом прилегающую территорию и не спеша, как обычно невозмутимо, занял место за мониторами. Присутствующие, включая Клима с барышней, которые оказались невольными свидетелями, были в некоторой, так сказать, степени ошарашенности. Через тройное стекло дверей было видно, как Битюг, морщась, пестовал левую руку, поддерживая правой, именно за левую душевно и приветливо и вывел его Пётр. Злополучный ключ уже, видимо, был не нужен для снятия данных с приборов и сиротливо валялся на асфальте.
Клим, пользуясь случаем, объявил девице об окончании анархии и в очередной раз посоветовал Битюга впредь не приводить, на это барышня согласительно закивала, и как показало время, люди эти оказались весьма понятливыми и вняли наконец-то аргументированному внушению.
К Евсеичу после этого случая прилипло прозвище Вратарь. А с постоянно прилизанной макушкой жиденьких волос начальник отдела сбыта Посухин стал здороваться и, что б вы думали, шутить с теми, коим до известных событий, уходя домой, мимоходом швырял ключи на стол. Надо заметить, при этом он старательно забывал расписываться в журнале сдачи оных ключей.
Дружелюбнее стали и другие завы всяческих отделов, их замы и помощники, манагеры различных калибров, чего-чего, а в фирме хватало этой публики, не хватало только кабинетов для них в офисе.
Да что говорить, сами хозяева обратили, наконец, внимание и благосклонно повысили оклад на целых двадцать процентов. Других смен это увеличение не коснулось, что вызвало нездоровое шипение из всех углов этой дружественной каморки, как метко определил их место Вратарь.
Клим пытался объяснять коллегам по ремеслу, почему так, про обещание, данное хозяевами при приёме Вратаря на работу, да потом отчаялся добиться понимания и прекратил напрасные потуги, убедившись в их бесполезности.
К тому же при оформлении в отделе кадров выяснилось, что Евсеич единственный при дипломе о высшем образовании в доблестной когорте охранников фирмы. В основной массе, и у Клима в том числе, были дипломы колледжей.
Слухи разносятся молниеносно, выводы делаются незамедлительно, посему приветливее стали и постоянные посетители, и клиенты, никто стремглав не старался пролететь мимо поста, как бывало раньше. Нет, остановятся, скажут в двух словах, к кому и куда идут, или сами запишутся в журнале посещений и время поставят.
В результате их сменой хозяева были довольны, правила внутреннего распорядка соблюдались, нарушений практически не было. Офисный планктон тоже подтянулся в плане дисциплины, хотя любителям мутной водицы, а находились и такие, всё это было поперёк горла. Может, и по совпадению, но дела фирмы пошли особенно хорошо в этот период, всё как-то удачно стало складываться по финансам и по заказам, работы в цехах прибавилось, и смазанный этими факторами механизм заработал на полную. Отсюда премии, поощрения, отсутствие задержек по зарплате и, конечно, хороший настрой всех без исключения подразделений этого большого коллектива. Хозяева, как настёганные, метались сами и пинали других, пользуясь удачным стечением дел. Все замы, сбыт, снабжение были в нешуточном напряжении, завалены задачами, вопросами и проблемами.
Бухгалтерия и та иногда оставалась вечерить, что было крайне редким явлением, а что уж говорить про цеховых, тех же станочников, про службы ремонта и сборки, прочие базовые направления. На охране это внешне никоим образом не отразилось, как раньше тащили службу, так и продолжали. Без разницы им, офисные ли, цеховые, с других ли площадок, лишь бы не чужаки. Так что коренных изменений не происходило, как было, так и оставалось привычное деловитое мелькание представителей всех служб, ежесменная однообразная рутина мелькающих дежурств.
Клим с напарником тоже вели себя по уму, со всеми старались быть вежливыми и корректными, службу знали и несли добросовестно, как днём, так и ночью.
Всё было спокойно до того злополучного дежурства. В тот раз Вратарь пришёл на смену пораньше, Клим попросил его об этом. Накануне к нему приходила соседка сверху, поговорили о застеклении лоджий, он тоже давно хотел, а тут случай подвернулся, к ним вроде кто-то проникнуть пытался, а рама старая, ненадёжная чуть наружу не выпала. Сын её Ромка, кстати, адекватный нормальный парень. Это он недавно Климу с Вратарём помог отбиться от «подкованных», так вот, очень удивлялся, как она вообще не развалилась.
Да и брать у них на лоджии было нечего, так, рухлядь всякая, никчёмная, непонятно, кому взбрело залезать? Что хотели? На что позарились?
Так вот, их знакомые готовы из своего материала вставить качественные застеклённые рамы, плата разумная, выгодно обеим сторонам, и Клим согласился.
Убрав с лоджии всякую ерунду, старую тумбочку, какую-то пыльную сумку, всяческие пакеты, перенёс всё это добро в другую комнату, дабы место освободить для работы, накрыл всё перенесённое клеёнкой и, занеся ключи и деньги соседке, помчался на работу. Та пообещала присмотреть за порядком и проконтролировать качество работы мастеров.
С утра Вратарь принял дежурство, проверил журналы, выслушал всяческие всякости от предыдущей смены и засел за мониторы, терпеливо ожидая Клима. Наконец старший охранник влетел в офис, на бегу поздоровавшись с коллегой, умчался на третий, начальственный этаж получать вводные и узнать злоновости, как не без юмора говаривал Вратарь. Выслушав от одного из замов Саргоевых очередную нудянку на предмет обязательно усилить, туда передать, там проверить, не забыть позвонить, вечером запустить машину в цех на отгрузку и проконтролировать лично и ещё с версту разных сверхважных мелких, но таких крупных задач. Побывав там-сям, навестив друга из отдела дизайнеров, поправив вторую камеру на третьем этаже, попутно приобняв молодую манагершу из отдела маркетинга и по секрету сообщив в розовое ушко о необходимости выключать вентилятор перед уходом домой, Клим наконец добрался до аквариума и со стоном облегчения уселся в свое кресло.
– Ещё не вечер, а я уже устал, – сообщил он Евсеичу, тот лишь кивнул головой.
День пролетел незаметно, Клим, оставляя Вратаря «на воротах», рысил повсюду, примечая детали, в последнее время ему мерещилось чьё-то внимательное приглядывание к офису. Особенно интуиция бушевала в ночное время, по некоторым признакам чувствовалось постороннее присутствие, причём доброты оно не несло, присутствие это.
У Клима были свои, наработанные годами охранные хитрости, помимо камер снаружи он ставил одному ему известные ловушки, причём в самых неожиданных местах, и они действительно срабатывали, приносили дополнительную информацию, предупреждали.
При утреннем обходе, к примеру, на тропке к автоплощадке оказывалась порванной преграждающая чёрная нитка, порвать на высоте в метр с лишним мог только человек, для камеры неохваченная зона, и хотя делать тут кому-либо абсолютно нечего, но ведь кого-то тут носило?! От кого-то выпрямился подготовленный прутик, как будто ногой зацепили, там сбита глиняная пирамидка, любовно изваянная умельцем по охране. Клим никому не раскрывал свои уловки, Вратарь знал, конечно, но больше никто не догадывался, ибо ловушки придумывались днём, а устанавливались после ухода офисной массы, без лишних глаз.
Надо сказать, метод этот давал свои результаты, находились умелые и сообразительные из планктона, кои очень хотели подставить охрану и довольно умело могли смоделировать нужную для них ситуацию. Клим это понимал, он прошёл через это, парочку ушлых удалось уволить не без его участия, впрочем, объективности ради, вполне справедливо. Но в целом коллектив был нормальный, разбивался на группочки по симпатиям, профессионально, бывали и интрижки мелкие, в общем, всё было как и в любом коллективе, ни лучше ни хуже.
Ближе к границе вечера и ночи, когда, наконец, расползлись последние особо демонстрирующие свою лояльность к работе и заодно, видимо, рассчитывающие на чудо-премию, у напарников появлялась пара-тройка часов на передышку. Чаёк, кофеёк, бутерброд, лучше два – и что ещё охраннику надо. Самая многолюдная, а значит, напряжённая часть смены позади, начальства с его ценными указаниями, иногда крайне неожиданными, нет. Нам бы теперь ночь спокойно продержаться и при этом не заснуть! Так шутили обычно они, отгоняя сон. Удивительно, но жилистый Вратарь на этот счёт был гораздо выносливей, выглядел ночью не хуже, чем днём, довольно бодрым и активным, несмотря на разницу в возрасте.
Клим Вратаря ценил, оберегал от лишней суеты, старался его по пустякам не дёргать. Он и не заметил, как привязался к этому немногословному, уже начинающему седеть мужику, надёжному и сильному.
Хотя номинально Клим был старшим смены, но прислушивался очень внимательно к мнению напарника, втайне признавал его авторитет, а манеру достойно держать себя он считал не зазорным для себя примером.
Вот и сейчас Клим выскочил на улицу, оставив его за мониторами, запер прозрачную дверь, включил шестибатареечный фонарь с отражателем, как у прожектора, и двинулся на обход с проверкой целостности земельных и других хозяйских угодий, а заодно чтобы произвести включение свечей и замковых факелов, другим словом, приборов под кодовым названием «Да сгинет тьма».
Сидеть в кресле было очень удобно, это было любимое кресло Клима, сколько он его выбивал, надоедая начальству и доказывая крайнюю необходимость приобретения столь нужного и эргономичного предмета. В нём можно было вольготно откинуться, можно крутануться на месте, можно проехать по их аквариуму туда-сюда, а какое мягкое! В общем, мечта охранника. Вратарь, покинув мониторы, колдовал над кофеваркой, тихонько звякала ложечка, постепенно запах молотого кофе наполнял их кандейку и вестибюль, Клим поднял глаза и… перестал им доверять.
За пятисантиметровой в толщину дверью, за тройным вакуумным стеклом, очень хорошо видимый Климу вплотную обозначился неуклюжий двухметровый субъект. Бледное, грустное лицо какой-то угловатой формы, уголки тонких ярко-коричневых губ падали вниз, как у Пьеро, сквозь прядь чёрных волос по меловому лбу стекала яркая кровь, к подбородку она чернела, и на белую рубашку-балахон уже падали капли бурой грязи и расползались полосами-пиявками. Это чудо, похожее на манекен из папье-маше, с пустыми глазницами, нарисованными бровями и ресницами, смотрело, такое впечатление, через стекло двери прямо на Клима.
Покачиваясь бело-чёрным пугалом, призывно помахивая рукавом нелепого балахона, похожего на грязный маскхалат, оно явно что-то обозначало своим появлением. Клим, взяв шокер, тихонько пошёл к выходу. Остановившись в метре от нелепого, он ясно видел, как тот пытался открыть дверь, дёргая за ручку, в этот момент стеклопластик уже не казался прочным, и сознание того, что отделяет тебя от неведомого тонкая металлическая переборка со вставленным стеклом, как-то не очень успокаивало.
Старший охранник был человеком психически устойчивым, но заполночное время, время татей и тюремных утеклецов, вдобавок внезапно поднявшийся ветер снаружи, своим завыванием заглушающий все звуки, и откровенный сюрреализм происходящего давили на нервную систему с мощью катка.
Потом появилась вода, сначала ручьями, затем стремительной полноводной рекой, с коричневой мусорной пеной на поверхности, мутно-зелёная вода. Она поднималась с неимоверной быстротой, и хотя субъект уцепился за ручку двери, это его не спасло. Быстрым течением масса воды ударила гротескного Пьеро, смыла краску вместе с грустью, смяла, как картон, и в ту же секунду унесла с вырванной дверной ручкой.
Вот этого Клим терпеть не собирался, каждый манекен будет убытки причинять?! Но, приблизившись к дверям, замер, понял, лучше наружу не выходить.
Мимо проплывал открытый гроб, внутри лежал в чёрном костюме мужчина, вызывающе белели в ночи рубашка, перчатки и выглядывающий из нагрудного кармана пиджака носовой платок.
«Недавно схоронили», – отстранённо подумал Клим.
Покойник вдруг резко сел и завыл, угрожающе потрясая кулаками в белых перчатках в сторону офисных дверей.
Отстранённость мигом прошла, по спине ударил озноб, волосы от цепенящего страха на темени проволокой встали, как шерсть у волка при виде ружья.
Потом появился большой крест, видимо, очень старый, так как дерево потемнело и крест чёрным глянцем давал зловещий лунный отблеск.
По нему бегала здоровенная крыса: проплывая мимо остолбеневшего в дверном окне охранника, она встала на задние лапы и злобно пронзила Клима своими красными бусинками, оскалившись и поигрывая змеистым хвостом.
Дальше больше. Неведомо откуда вдруг появились ночные нетопыри, летая, они зловеще скрежетали, сначала один крылан, потом сразу несколько, стали врезаться в стеклянный проём двери и, отброшенные, падали в поток. Слышалось хриплое карканье воронья, как будто целая стая соревновалась с воем ветра.
Всё это было явственно видно благодаря мерцанию полного мертвенно-бледного диска луны.
Казалось, где-то рядом затопило кладбище, но не было в радиусе десятка километров погоста, тем не менее вся кладбищенская атрибутика – кресты, венки, домовины, различный мусор, увлекаемые мутным потоком, неслись мимо дверей офиса. Они сталкивались, наползали друг на друга, полусгнившие гробы с лоскутами обивочной материи трескались от ударов и разваливались. Выпадающие мертвецы уносились по течению, какие-то, зацепившись за опустившиеся ветки деревьев, качались из стороны в сторону, как поплавки, шевелились, словно живые. Овальные и круглые венки с блестящими чёрными лентами, серебряные надписи на которых особенно потусторонне блестели в лунном свете, напоминали шляпы с гигантских голов фантастических существ, с извивающимися в разные стороны змеями. Кстати, змей, жаб и крыс нанесло предостаточно. На всём, что было над водой, висело, шипело, бегало и прыгало множество тварей, вызывающих омерзение.
Один из усопших, с зелёным от тлена ликом, зацепившись за ветки аккурат напротив входа в офис, словил, по другому не скажешь, такой венок и теперь приплясывал с ним на воде в такт бьющим волнам, пронизывая холодным ужасом сознание находящихся в спасительном полумраке офиса.
Некоторые из покойников, налетая на двери, пытались зацепиться, раздавался скрежет царапающих по стеклу отрывающихся ногтей, отламывались распухшие чёрные пальцы, несомненно, они рвались внутрь. Тела различной степени разложения, со зловещими могильными оттенками и искорёженными следами мёртвой плоти нежитей загробных, с искривлёнными и перекошенными оскалами наползали валом на дверь. При этом одни топили и ломали других, потом им на смену потоком набрасывало следующую партию усопших, и всё повторялось. Мелькали обрывки ритуальной одежды, отвратительные рожи со струпьями и сползающими гнойными кусками кожи, коричневые кости и черепа с пустыми глазницами.
Беспрерывно налетали и бились о прозрачную преграду подталкиваемые плывущими гробами оторванные руки и ноги, головы с выпадающими клочьями волос, с вытекшими и ещё сохранившимися, пылающими злобой глазами. Помимо этого, на дверной застеклённый проём кидались змеи, как будто выраставшие из груды трупов. На облепленное пиявками стекло ещё летели брызги яда, виднелись потёки из кровавой мешанины разбитых змеиных голов и раздавленных жаб. Это было омерзительно и страшно. Происходящее было нереально, как во сне, но реально ужасало! Впечатление усилилось и совсем стало невмоготу, вплоть до готовности сознания покинуть бренное тело при виде несущегося прямо на двери лакированного чёрного гроба.
Конец ознакомительного фрагмента.