III. Клим Рагулин
– Ну и приснится же такое?! – Клим очумело потряс головой, оглядевшись, успокоился. Родной дом, родная квартира, и из кухни слышится треск яичницы.
Он вскочил и прошлёпал босиком на кухню, не обращая внимания на Вратаря, распахнул холодильник и присосался к горлышку холодной бутылки с «Жигулёвским».
Опустошив ноль пять, взялся было за вторую, молодец Вратарь, озаботился пивком…
– Вратарь?! – Клим изумлённо уставился на напарника.
Тот как ни в чём не бывало колдовал у плиты, в сковороде аппетитно пузырилась пара желтков. До него только дошло, он вспомнил. Многое вспомнил. Как сквозь сон доносились голоса, яркое освещение прожекторов, силуэты каких-то людей, как их везли куда-то, и вот он у себя дома, жив и здоров. Будем надеяться, и психика не пошатнулась.
– Ты откуда здесь? Что это было? Чьи выкрутасы? А рапторы? Откуда вертолёт взялся? Как соплеменница? Где она? – посыпались вопросы на улыбающегося Вратаря.
Тот поднял обе руки вверх. Мол, сдаюсь, но не всё сразу.
– Подожди, друг, отдохни пару дней, выспись, сходи на рыбалку, позагорай на речке. Потом поговорим.
Вратарь поднялся и пошёл на выход. Уже в дверях, обернувшись, бросил:
– С работой я решил, отпуск у нас. Небольшую передышку мы выиграли, им пока не до нас. А рапторы, это не твой ужас, твоей подопечной! Она пуще всего боится этих зверушек! Так что благодаря ей промазали с тобой, не сковали страхом, а ты и не сплошал, действовал молодцом!
Дверь захлопнулась, и Клим остался один на один со своими мыслями.
Под вечер он выбрался в магазин, купил молока, хлеба и сыра, пивка, конечно, и направился домой. Пошёл только не тем злополучным путём, которого век не забудешь, а другим, в обход, через парк. На детской площадке возилась малышня, сидели на скамейках мамаши, радуясь тёплому летнему вечеру. Около неработающего фонтана в задумчивости стояла стройная девушка, ветерок поигрывал её лёгким платьем. Клим, доедая мороженное, прошёл было мимо, но что-то в фигуре задумчивой показалось знакомым, и он, уже не сомневаясь, подошёл и встал рядом.
– Привет, соплеменница! – негромко поприветствовал он свою недавнюю спутницу по злоключениям.
Девушка мгновенно обернулась и кинулась на шею. Остатки мороженого от неожиданности полетели на асфальт, Клим, не зная куда деваться, держа пакет в одной руке, другой обняв за талию и поддерживая соплеменницу (а это была именно она), ощущая на щеке поцелуи сквозь слёзы, расчувствовался и испугался одновременно. Испугался, вдруг поняв, как дорога ему эта соседская девчонка, поняв, что вспоминал её чаще, чем позволяла разница в возрасте.
Он увидел красавицу со смертоносными для мужчин глазищами, незаметно выросшую из заурядной соседки и пигалицы в стройную фигурой и симпатичную лицом определённую причину для вздохов всего мужского населения близ стоящих домов.
– Ладно, ладно! Ну, ты чего? Раньше дождя не допускала. Не стыдно взрослой барышне так не контролировать себя… – бормотал вождь, пряча глаза, с трудом «держа» голос, в некотором замешательстве предчувствуя мужское желание и аккуратно ставя на ноги «взрослую барышню».
Они, не сговариваясь, как были в обнимку, так и двинулись к ближайшей скамейке.
– Ну, здравствуй, вождь! – наконец услыхал её голос Клим.
Сколько им можно было сказать друг другу, но они молчали, сидели в обнимку и молчали. Со стороны смотрелось несколько странно, молодая девчонка, уткнувшись в плечо взрослому мужчине лицом, обнимала его, нисколько не обращая внимания на осуждающие взгляды мамок-нянек. Он же гладил её по голове, по плечу, рядом из пакета выглядывала полторашка пива. Наглядное растление, да ещё с алкоголем. Наконец, как проснувшись, Клим спросил:
– Что отец? Не ругался?
– Ругался, конечно, еле отговорилась.
– Ну, на его месте я бы тоже ругался. Да что ругался, рвал и метал бы… единственная дочурка, на выданье, а гуляет неизвестно с кем… кстати, а жених у тебя есть?
Она подняла голову, прямо взглянула в глаза:
– Да нашла тут одного. На днях буквально. Правда, он, возможно, не догадывается…
«Господи, ну и глазищи! Утонуть можно», – смятенно подумал Клим.
– Подожди, ты это что говоришь?
– Я говорю про жениха. Ты ведь интересовался! – с лукавой улыбкой ответила соплеменница.
– Пойдём, я тебя провожу домой… – выйдя из минутной задумчивости, не найдя ничего лучшего, предложил он.
Взявшись за руки, они не спеша пошли из парка, провожаемые взглядами сменивших мамаш молодёжных компаний и юных парочек. На лавке сиротливо остался забытый пакет с выглядывающей полторашкой пива и нехитрой снедью, на который сделал стойку возникший из ближайших кустов небритый субъект без определённого места жительства.
В подъезде, на лестничной площадке, как плотину прорвало, они принялись до одури целоваться, не в силах оторваться друг от друга. Клим бережно обнимал, чувствовал упругое тело, однако разумную дистанцию соблюдал, хотя и с трудом.
Не заметили, как вышел отец, видимо, обеспокоившись за дочь, он прислушивался к каждому звуку и, конечно, поймал преступников на жареном. С поличным, так сказать. Видок у отца, пока он спускался по лестнице, был таким, что, если бы Клим не прошёл огонь и воду, он бы испугался не на шутку. Правда, и с таким тренингом было не по себе, выражение лица родителя чётко печатало, что он сейчас сделает с этим гадом, посягнувшим на его дочь.
– Зело мрачное чело! – так бы охарактеризовал сие любитель старины глубокой.
Смуглянка самоотверженно заслонила собой избранника:
– Папа, он со мной! Это мой друг! – сообщила она разъярённому отцу.
– Я вижу, каков друг! Иди домой! Потом с тобой поговорим!
Клим, мягко отстранив девушку, встал перед судьбой и стал ждать плахи.
– Послушайте, я понимаю вас, но всё объясню, она для меня много… – Крепкая оплеуха прервала речь, замахнувшаяся было для второй рука замерла на полпути…
– Папа, он мой жених! – между мужчинами встала девичья фигурка. Ошарашенный родитель замер. Клим, потирая щеку, тоже ошалел от смысла сказанного, при этом невольно про себя посочувствовал мужику, единственная дочь, понять можно.
– Состроилась как есть немая сцена… – потом озвучит цитатой сей момент новоявленный жених.
После они долго сидели на кухне с её отцом и разговаривали. От вина Клим отказался, объяснил почему, в глазах Игоря Леонидовича, так звали отца, прочитал одобрение. Мать честная! Клим только сейчас вспомнил, что он не знает, как зовут его избранницу.
Спросить бы потихоньку свежеиспечённую невесту, но отец удалил её спать, наверняка сны видит, дай ей здоровья Всевышний. У родителя спрашивать он благоразумно не стал.
– Понимаешь, Клим Сергеевич! Дочка у меня – это вся жизнь! Случись что с ней, всё! Смысл жизни пропадёт, – рубил фразами отец, – скажи, чем ты её прельстил? Что ты такого сделал, что девка рехнулась? Ты же намного старше. Что она в тебе нашла?
Жених терпеливо слушал, не перебивал, не спорил.
– Знаю, она неопытная по жизни, в чём-то застенчивая, даже робкая, я бы сказал…
Вспоминая, как ловко «робкая» метала метровые кости в гиенособак, как молча они в обнимку летели с десятиметровой скалы в воду, другая бы извизжалась, заглушив рёв близ находящихся чудовищ и водопада. Были и другие бравые моменты, от которых его-то мутило в страхе безвылазном, а она ничего, держалась молодцом! Мысленно Клим позволил себе не согласиться и даже еле заметно отрицательно покачал головой, усомнившись в полной оранжерейности дочурки, как представлял себе её отец.
Игорь Леонидович налил себе очередную стопку и подытожил:
– Ей надо доучиться, диплом получить. Пока это не случится, никаких свадеб и женихов. Я изложил!
Клим понуро кивнул, вот тут старший Белетров был прав, на все сто процентов прав. Ему вспомнилась та ночь, на дежурстве… нет, он не имел права так подставлять девочку.
– Я понял! Вы всё правильно говорите. Не буду поперёк резьбы!
Пожав руку родителю, он несвязно попрощался и направился к выходу.
Игорь Леонидович даже удивился, жених производил впечатление упрямца, убедить его так легко он и не надеялся.
Придя домой, Клим рухнул на кровать, не раздеваясь, мечтая скорее заснуть. Провалиться бы в сон, без видений, кошмаров, не просыпаться как можно дольше, в надежде проснуться нормальным человеком, без воспоминаний о пережитом, без груза предчувствий о последствиях. Лишиться страха перед будущим, не рисовать мрачные прогнозы, не шарахаться от каждой тени. Он устал, он сильно устал… ноги, руки налились тяжестью, темнота обступила его. Клим спал, он просто провалился в мягкие лапы сна.
За окном темнота постепенно загустела, напиталась иссиня-чёрным и стала как вакса, но и в этой черноте угадывался ещё более чёрный, бесформенный сгусток, который замер, потом неспешно подплыл к открытой форточке, опять замер. Сгусток покачивался, перетекал, меняя очертания, превращаясь в кляксу-спрута, тянулись щупальца, но их как бы отбрасывало назад, видимо, спруту что-то мешало пересечь незримую грань. Внезапно вспыхнули два холодных, немигающих глаза, отдающие зеленью тины. Они излучали неодолимую злобу, вертикальные со смоляным отблеском в центре, зрачки несли бешеную энергетику, такая мертвящая жуть бывает, когда вы встретитесь взглядом со змеёй где-нибудь на болоте, или в морге с глазами покойника, которому не положили семишники на веки.
На улице была полная ночная тишина, поэтому ясно было слышно, как яростно скрежетало бесформенное пятно от бессилия. Звук напоминал яростный скрипучий клёкот пленённой летучей мыши, которой ткнули в морду тюбиком из-под асидола.
Сгусток висел за окном долго и только когда стал намечаться рассвет, дематериализовался.
Сначала исчезли вертикальные змеиные зрачки, потом погасли зловещие блёкло-зелёные круги, под конец с тихим шипением растворилась и клякса, напоследок мазнув по стеклу щупальцем, при этом звук был такой, как будто по стеклу шаркнули рашпилем.