Часть 2. Глава 2
Ехали всю ночь, не останавливаясь. Бог миловал: обошли разбойников стороной. Экипаж поскрипывал, кони устало передвигали ноги по осенней сухой листве. С рассветом вдали показалось какое-то поселение, места становились незнакомыми и чужими, изменился ландшафт. Патриция лежала, положив голову на мои колени, а я, время от времени, поглаживал её лицо и волосы, то впадая в полудрёму, то возвращаясь в тревожную реальность.
Маленькая, хрупкая женщина, её безопасность и покой стали смыслом, заботой моей жизни. Потеря статуса и покровительства отца, роскоши и власти совершенно не тревожили: всё это мною уже пройдено однажды. Много ли нужно для жизни?.. Я обучен грамоте, смогу быть полезен во многих, в том числе финансовых делах, в монастыре я переписывал манускрипты и книги, работал в саду, помогал на кухне. Приобретённый опыт может ещё пригодиться… И вдруг меня осенило! Имение во Флоренции, подаренное нам на свадьбу Деметрио, всё ещё принадлежит мне с Патрицией. Если приехать туда и занять оборону, можно продержаться какое-то время, попросить покровительства у великого герцога тосканского. Медичи, говорят, умён и собирает вокруг себя людей неординарных, способных глядеть в будущее, имеющих прогрессивные идеи. Он крепко держит власть и не терпит, когда ему перечат, но благосклонен к тем, в ком видит перспективы. Деньги семьи Гриманни рано или поздно перейдут ко мне. Это может его заинтересовать, к тому же, Деметрио там человек новый и связей особых, насколько мне известно, не имеет… Впервые надежда зажглась в душе. Нужно испробовать все возможности и не отчаиваться!
Амато был начеку, как опытный воин он не позволял себе расслабиться ни на минуту. Всем нужен отдых, люди и животные устали. Единственный человек, кому удалось по-настоящему поспать в эту ночь из всего нашего маленького сообщества, была Маркела, которая, несмотря на тряску, крепко похрапывала в углу экипажа.
Моя голубка всё время вздрагивала. Даже когда глаза её были закрыты, слёзы всё равно текли. Кормилица мне как-то сказала в детстве: «Мужчины не плачут, поэтому так мало живут.» Из чего я сделал вывод: «Женщины плачут и живут долго». Поэтому слёзы Патриции не вызывали во мне раздражения или страха, как у многих мужчин, только сочувствие и понимание её тяжёлого душевного состояния. Гораздо хуже было, когда она впадала в оцепенение или билась в истерике, раздирая кожу до крови ногтями. Эх, как же не хватает заморского лекаря Джованни, он, наверняка, мог бы ей помочь!
Вспомнил и о брате Лучано. Даже вдали от друга я ощущал его духовную поддержку и любовь, твёрдо зная: мы ещё живы, благодаря молитвам моего доброго монаха.
Въехали в поселение, отыскали таверну, расспросили местных о хозяевах. Теперь я ещё больше недолюбливал постоялые дворы, но другого выхода не было. Всем нужен отдых, в том числе и лошадям. Пожилая вдова со своей взрослой дочерью, ещё не вышедшей замуж, встретили нас радушно, но без излишнего подобострастия. Это меня немного успокоило. Я представился чужим именем и щедро заплатил, попросив на время нашего пребывания никого больше не принимать. Она с радостью согласилась, увидев сумму, которую ей предложили. Вид моей измученной супруги вызвал в женщине искреннее сочувствие. Людей разместили по комнатам, предварительно как следует накормив. Лошадей отправили в конюшню, экипаж спрятали от любопытных глаз на задний двор. Вдова поклялась, что никому не расскажет о том, какие у неё постояльцы и сколько их. Я дал ей понять, что нас могут разыскивать, и негодяи, которые преследуют мою больную жену, очень опасны и желают ей смерти.
– И помните, я всегда заплачу вам больше, чем пообещают те люди!
Комната не отличалась ни простором, ни обстановкой. Небольшое помещение с деревенской грубой мебелью, с самым необходимым. Но что ещё нужно уставшим до смерти путникам? Только покой и крепкий сон.
После трапезы Маркела помогла приготовить синьору ко сну. Заботясь о Патриции, я и сам постепенно оттаивал душою. Сострадание переполняло моё сердце новыми, неведомыми прежде чувствами. Трогательная беззащитность и уязвимость любимой женщины вызывали особенную привязанность между нами. Мне стало необходимо ощущать её присутствие рядом, быть уверенным в том, что с нею всё хорошо. Она – моя, как никто и никогда, мы нуждаемся друг в друге – и этим всё сказано.
Несколько дней, все только и делали, что ели и спали, набираясь сил. Патриция понемногу начала приходить в себя, отогревалась израненным телом, прижимаясь ко мне. Днём и ночью мы всё время были рядом, словно приклеенные один к другому. Я старался быть с нею нежным и ласковым, таким, каким она хотела видеть меня: поглаживал её руки и голову, целовал целомудренно, по-человечески жалел. Избегал я только одного – живота, даже смотреть на который мне было невыносимо горько. Там, под её сердцем, кто-то растёт и развивается, но пришёл он в этот мир не с радостью, а от зверского насилия…
А что если это всё-таки мой ребёнок? Я ведь взял в жёны невинное создание, не знавшее мужчины. И у нас было несколько недель большого человеческого счастья. Я много раз исполнил супружеский долг, и если Бог милостив, то дитя может быть нашим. В таком случае, они вместе пережили весь ужас прошлого, и мне нужно заботиться о нём с той же трепетностью и сочувствием, как и о его многострадальной матери. Эта идея согрела мне сердце, подарила надежду и помогла принять всё, как есть. Конечно, никто не может изменить прошлого, но взглянуть на всё иначе – вполне достижимо.
Когда я впервые, робко, прикоснулся к её животу, Патриция вся напряглась, словно это причиняло ей мучение. Моя ладонь легла на чрево, и я почувствовал тепло, исходящее от него, словно кто-то придвинулся и замер, прислушиваясь ко мне. Слабое, еле ощутимое движение внутри перевернуло моё сознание.
Патриция посмотрела на меня с немым ужасом:
– Как ты можешь?! – тихо прошептали её губы.
– Я не знаю, мне кажется, что он мой, – от этих слов стало удивительно светло на сердце. – Давай представим, что всё случившееся с нами – кошмарный сон, и постараемся жить будто ничего и не было. Мы можем научиться быть счастливыми: я, ты и он.
– Как же это возможно, Эрнесто? Мне хотелось бы избавиться от него и родить тебе других детей.
– Не говори так! В тебе есть жизнь, чьей бы она ни была, ребёнок уже существует. Он – часть тебя…
Патриция во внезапном порыве покрыла поцелуями моё лицо.
– Ты удивительный, неповторимый, Эрнесто! В мире нет другого такого человека. Родная мать отвернулась от меня, а ты принял и окружил заботой…
– Я просто люблю тебя, Патриция, и в этом нет ничего удивительного. Хочет того Деметрио или нет, я признаю этого ребёнка своим и сделаю всё, чтобы сохранить его жизнь.
«Ты так боролся за честь нашего рода, отец, что получишь по заслугам! И даже, если ты никогда не смиришься с этим, я буду бороться с тобой до конца, покуда один из нас не умрёт, либо ты примешь их, либо потеряешь всё.»