5. Канцлер Наварус Микато
Наварус Микато вошел в дверь, и мы с Эрланой быстро вскочили со своих мест и склонились в почтительных поклонах.
– Здравствуй, – скупо кивнув мне, ответил на приветствие Наварус Микато. – Что там у вас случилось? Яго доложил мне, что вы подверглись нападению?
– Ничего особенного, – усмехнулся я. – Похоже, что кто-то из Ваших гостей просто остался недоволен судейством Яго и решил забрать обещанный нам с Эрланой приз за танец себе.
– Почему ты думаешь, что нападение не связано с тем делом, которое привело тебя ко мне? – поинтересовался канцлер.
– Слишком уж непрофессионально они действовали. Мне уже приходилось сталкиваться с наемниками эонитов, поэтому я знаю, о чем говорю.
– Они могли узнать о твоем визите во дворец в последний момент и прислать тех, кто оказался под рукой? – предположил Микато.
– Возможно, но маловероятно, – ответил я. – У меня есть версия, но Вам она может показаться странной.
– Выкладывай.
– Я полагаю, что это были Ваши люди.
– Мои?! – рассмеялся канцлер. – Зачем же мне пытаться силой завладеть тем, что ты и так нес мне добровольно?
– Возможно, Вы не до конца доверяете мне и решили устроить проверку?
– Тогда зачем ты убил этих людей, если знал, что они работают на меня?
– У меня не было полной уверенности в том, что они Ваши. Насторожили лишь некоторые несуразности в их действиях.
– Какие же, например?
– Вместо того чтобы напасть внезапно, они устроили перед нами целый спектакль, да еще и заранее объявили о своих намерениях. Так поступают только в том случае, если уверены, что жертва не окажет сопротивления. О том, что я не отношусь к таким людям, в ордене уже успели убедиться.
– Старый шут, женщина и безоружный мужчина против шестерых – разве это не дает повода считать вас беззащитной жертвой?
– Дает, но только если ты сам мастер. Извините, но Ваши люди владели оружием весьма посредственно.
– Я разве сказал, что они мои?
– Но и не возразили против этого.
– Что же, будем считать, что проверку ты прошел.
– Смотря что Вы проверяли, – возразил я. – Если Вы хотели проверить меня на связь с эонитами, то любое мое действие в данной ситуации оставляло бы сомнения.
– Поясни? – заинтересованно спросил Микато.
– Будь я связан с орденом, я заранее знал бы, что засады быть не должно, а значит это проверка. Чтобы пройти ее, мне обязательно нужно было оказать сопротивление. Но вся несуразность ситуации заключается в том, что если я не агент эонитов, то моя реакция на нападение должна была быть точно такой же.
– Согласен, – кивнул канцлер. – Это была далеко не лучшая идея. Забудем об этом досадном недоразумении и перейдем к делу.
Я достал пакет с письмом принца и молча протянул его канцлеру.
«А ведь из-за этого „досадного недоразумения“ погибли два человека, – с сожалением подумал я. – Жестокую игру Вы ведете, господин Микато, и Ваши нравственные принципы мало чем отличаются от тех, которые применяют эониты. Что же, это хороший урок и для меня. Пора расставаться с наивной юношеской привычкой делить все на черное и белое. В жестокой игре жестокие правила, и канцлер в ней не исключение. Точно так же, как этих двоих, он без угрызений пошлет на смерть и меня, если в том возникнет политическая необходимость».
Я вдруг осознал, что вообще-то моя жизнь сейчас висит на волоске. Если канцлер решит, что моя роль в этом деле исчерпана, меня просто уберут, как ненужного свидетеля, и займутся моим уничтожением уже не дилетанты вроде тех, с кем нам пришлось столкнуться сегодня, а настоящие профессионалы. Вот уж никогда не мог подумать, что доставка самого обыкновенного письма может обернуться для меня таким количеством проблем!
Первым делом канцлер проверил сохранность печатей, и только после этого вскрыл его. Не думаю, что это происходило от какого-то недоверия ко мне. Просто постоянная работа с документами выработала у Микато такую вот педантичную привычку. Несколько раз перечитав текст, он отошел в сторону и сел в кресло.
«Да уж! – размышлял я. – Плохи, видать, дела у канцлера, раз он вынужден соблюдать предельную осторожность даже у себя дома! И постарел очень за это время. Выглядит полной развалиной. Как говорит мой папаша Йон, краше в гроб кладут! Единственное, что осталось неизменным, так это глаза. В них по-прежнему светится живой ум и чувствуется железная воля».
Наварус Микато все еще сидел в своем кресле, сосредоточенно уставившись в одну точку. Мне даже подумалось, что канцлер просто забыл про нас и сейчас, наверное, правильнее будет тихо удалиться, чтобы не мешать его раздумьям. Я вопросительно посмотрел на Эрлану, но она жестом показала мне, что надо ждать. Наконец Микато вышел из состояния задумчивости и, посмотрев на меня, сказал:
– Благодарю тебя, Йоран. То, что содержится в этом письме, очень важно и для Лоренваля, и для меня лично. Я, конечно, понимаю, что одних слов благодарности мало, и более весомую награду ты тоже получишь, но слова эти искренние, так что прими и их тоже. Ты действительно очень помог мне. И вот еще что. Наверное, я должен извиниться перед тобой. Ты верой и правдой служил короне, и твоя отставка была верхом неблагодарности. Увы, но я был бессилен изменить хоть что-то. К сожалению, король перестал прислушиваться к моим советам.
– Я ни в коем случае не держу обиды ни на Вас, ни на Его Величество, – с поклоном тактично ответил я. – Это его абсолютное суверенное право иметь тех слуг, которые лучше исполняют свою работу.
– Эх, если бы так! – безнадежно махнув рукой, вздохнул канцлер. – Я был бы счастлив передать дела в надежные и верные руки! Моя жизнь подходит к концу, и это стало бы для меня лучшей наградой за проделанную работу!
Он внимательно посмотрел мне в глаза и продолжил:
– Я ценю деликатность, с которой ты уклонился от неприятной для тебя темы, но хотел бы поговорить с тобой откровенно. У меня есть некоторые планы относительно тебя. Если ты согласен обсудить их, то мы продолжим разговор, если же нет, то упрекать тебя я не стану. Ты получишь щедрое вознаграждение за проделанную работу, и мы расстанемся друзьями.
«А вот в этом я не совсем уверен, – пронеслось у меня в голове. – Если я откажусь от его предложения, то вряд ли выйду из дворца живым, а если случится чудо и канцлер окажется милосерднее, чем я думаю, то за воротами дворца меня будут поджидать наймиты ордена. Им же наверняка захочется узнать, о чем я говорил с Микато! Так что единственный реальный шанс сохранить свою жизнь – это согласиться на предложение канцлера».
– Я согласен на разговор – вслух ответил я.
– Не торопись, Йоран, – остановил меня канцлер. – Обдумай все как следует. Я сейчас далеко не в фаворе, а многие из высокопоставленных придворных уже откровенно избегают контактов со мной. Император пока еще ценит мои прошлые заслуги, но давление на него со стороны тех, кто поставил своей целью свалить меня, растет. Вполне возможно, что ты поставишь не на ту карту.
– Если Ваши недруги орден эонитов, то я на Вашей стороне, – усмехнулся я. – Меня вряд ли можно отнести к высокопоставленным особам, так что терять мне особо нечего.
– Ты так не любишь эонитов?
– До недавнего времени я почти ничего не знал о них, но когда кто-то начинает неистово охотиться за твоей головой, вряд ли это вызывает к нему дружеское расположение.
– Что же, тогда постараюсь убедить тебя в том, что злодеяния ордена не ограничиваются попытками смещения меня с поста канцлера и неприязнью к тебе лично, – с грустной иронией в голосе произнес Микато. – Начну, пожалуй, с того, как эониты появились при дворе. Произошло это около пяти лет тому назад. Ты, наверное, помнишь тот злосчастный год. Казалось, что все беды разом обрушились на нас. Север залило дождями, на юге наоборот все высохло, неожиданно начался мор скота, в преддверии возможной голодной зимы оживились бандиты и разбойники всех мастей, соседи, как сговорившись, начали яростные атаки на наши рубежи. Мы только успевали потушить пожар в одном месте, как он тут же возникал в другом. Казна стремительно пустела, я не успевал затыкать все денежные дыры, количество которых увеличивалось с пугающей быстротой. Естественно, Его Величество был крайне раздосадован этим обстоятельством, и вот тут-то, словно черт из табакерки, выскочил командор ордена эонитов Себастьян Эль Виго. Представил его императору, кстати сказать, граф Серхио Кавьедо, твой дед.
При упоминании этого имени я невольно напрягся. Да, граф Кавьедо действительно приходился мне родным дедом по материнской линии, но наша семья никогда не поддерживала с ним контактов.
Это давняя история, и началась она еще задолго до моего рождения. Мой отец, Йон Магнусен, происходил из мелкопоместных, не слишком знатных и богатых дворян. В ту пору он, как и я до недавнего времени, служил в императорской армии. Воином он был отменным, что не раз доказывал в боях, и за что высоко ценился прежним императором. Его карьера стремительно шла в гору. Благосклонность Его Величества открыла моему отцу двери в высший свет, и на одном из балов он познакомился с рыжеволосой красавицей Хеленгой, дочерью графа. Не знаю, чем уж он до такой степени привлек внимание столь знатной дамы, поскольку ни красотой, ни положением в обществе похвастать не мог, но факт остается фактом – между ними вспыхнула страстная любовь.
Со свойственной влюбленным легкомысленностью, отец нанес визит графу и попросил у него руки дочери. Конечно же, Серхио Кавьедо был не в восторге от перспективы породниться с безродным выскочкой из провинции и отказал ему в грубой и надменной форме. Не помогли даже уговоры дочери. Отцу было приказано никогда больше не появляться в доме графа, а Хеленге запрещено даже думать о нем.
Это был серьезный удар по самолюбию Йона, и не знаю, как он пережил бы такое, но в ту пору разразилась серьезная и кровопролитная война на востоке Лоренваля. Отец был отправлен туда, и сражался с безумной храбростью. Возможно, он искал смерти, но боги хранили его, раз за разом вытаскивая из безнадежных ситуаций. Слава о подвигах Йона Магнусена была даже воспета менестрелями, а император лично посвятил его в рыцари.
И вот тут отец набрался смелости и обратился к Его Величеству с нижайшей просьбой осчастливить его на всю оставшуюся жизнь, сосватав с дочерью графа Кавьедо. Император милостиво согласился оказать ему эту услугу. Он подозвал к себе присутствовавших на церемонии графа и красавицу Хеленгу, и спросил у девушки, хочет ли она стать женой рыцаря Йона Магнусена. Та, не помня себя от счастья, ответила согласием.
– Тогда вопрос можно считать решенным! – с улыбкой произнес император. – Данной мне богами властью объявляю вас мужем и женой!
На графа Кавьедо страшно было смотреть. Он позеленел от злости, но перечить своему сюзерену все-таки не посмел. Скандал разгорелся чуть позже, когда они все вместе покинули императорский дворец. Граф обозвал моего отца проходимцем, хитростью пролезшим в его семью, наговорил ему кучу гадостей и даже проклял собственную дочь, якобы прилюдно опозорившую гордое имя Кавьедо. Все это, конечно же, омрачило радость молодоженам, но они все равно были счастливы хотя бы тем, что теперь открыто могли любить друг друга.
К сожалению, счастье это продлилось недолго, всего шесть лет. Отец ушел в отставку, после чего они с матерью перебрались в наше родовое поместье Дробенхейм. Хеленга родила ему двух сыновей, моего старшего брата и меня, но через два года после моего появления на свет скончалась от какой-то неизлечимой болезни. Что послужило причиной такого трагического конца, я точно не знаю. Возможно, мать оказалась просто не готова к суровым условиям проживания на Севере, а может быть, на нее так подействовало проклятие графа. Отец никогда не рассказывал нам с братом об этом периоде своей жизни, поскольку очень тяжело переживал утрату. Собственно говоря, все, что я Вам поведал, мне самому стало известно от посторонних лиц, по большей части соседей, и за абсолютную достоверность этих сведений я поручиться не могу.
Совершенно точно могу сказать лишь о том, что отец безумно любил мою мать, и что она действительно была дочерью графа Серхио Кавьедо. Знаю еще, что впоследствии граф очень сожалел о собственной несдержанности и после смерти матери несколько раз даже пытался примириться со своим нежеланным зятем, но на этот раз уже отец проявил железную решимость и идти с ним на мировую категорически отказался. Как бы то ни было, но своего деда я знал только понаслышке и лично с ним ни разу не встречался.
Отец воспитывал нас один, и я очень благодарен ему за то, что он не «осчастливил» нас с братом мачехой. Он не слишком баловал нас, с малых лет приучая к работе. По его словам, наибольшее удовлетворение в жизни приносит не то, что свалилось тебе на голову в виде богатого наследства или сословных привилегий, а то, чего ты добился сам, своим умом, своими способностями и своими собственными руками. Только достигнув какого-то положения в обществе самостоятельно, ты начинаешь ценить его, и только это место является истиной оценкой тебя как личности. Возможно, в его взглядах есть какие-то изъяны, ведь для достижения своих целей у разных людей разные стартовые позиции, но такой подход к делу заставляет искать проблемы в себе, а не валить собственные неудачи на других и несправедливость общества.
Конец ознакомительного фрагмента.