Верхний Волчок. Книга I. Пролог (Натали Лавру)

Пролог

06.07.1975

Привет. Я вообще-то раньше вела дневники, но забрасывала это дело, мысли иссякали задолго до конца тетради. Хочу, чтобы этот дневник стал особенным, чтобы помог мне осознать, почему всё это происходит со мной, и как это изменить.

Моя болезнь не даёт мне нормально жить, я вижу, как остальные относятся ко мне из-за этого. Порой думаю, что так и должно быть. Я, наверное, вовсе не сильна, а люди чувствуют, когда ты слаб, выкачивают из тебя всю энергию, а потом брезгуют общаться, когда им от тебя ничего не нужно. Лживые и двуличные, такие как моя сестра и девочки из класса.

У меня нет истинных друзей, только Стасик-чудак, но, по-моему, он ещё слабее меня, всё ходит-ходит за мной, родители говорят, что мы – пара и нас поженят в мой семнадцатый день рождения, то ли шутят, то ли они сами немного «того». Я не хочу замуж, но меня, как всегда, никто не слушает, они упёрлись рогом в идею поскорее избавиться от белой вороны в моём лице. Именно поэтому я решила сесть за этот дневник. Это будет как бы моя тайная жизнь.

Не так давно во мне появился жизненный стержень: позиция ума, свой взгляд на мир. Я не добрый человек, в моей душе слишком много пустоты, чтобы кого-то любить. Но всё же мне нравится помогать тем, кто нуждается, так появляется хоть какой-то смысл жизни.

Маринка, младшая сестра, говорит, что я не от мира сего, они с подружками смеются надо мной. Я иногда благодарю Бога за то, что не дал мне ведьмовских сил, иначе я бы заживо сожгла свою сестру. Иногда мои мысли меня пугают, потом я часами стою на коленях в церкви и молюсь, бью себя по голове и спине, отдаю свои сбережения и вещи беднякам. Господи, я так хочу быть хорошей… и чтобы люди ценили меня за это…

Наверное, и этот дневник я не закончу, у меня недоброе предчувствие. Пора спать, завтра моя очередь доить Зорьку и кормить Борьку с Манькой, наших поросят, которых отец зарежет по очереди на годовщину свадьбы и на Новый год. Однообразие в своём процветании.

08.07.1975

Новый день ничего не несёт? Нет, тащит со вчерашнего дня (вечера). Приходил Стас, опять принёс полевых цветов и шоколадку, весь такой прилизанный и улыбающийся. Мы ходили гулять сначала по деревне, а потом он повёл меня в лес, мы срывали и ели ягоды. Внезапно он начал приставать ко мне, говорил, что я красивая, поцеловал меня в губы. Так страшно и противно мне не было никогда, я заплакала, начала вырываться из его рук, а он всё держал меня. Он так крепко прижимал меня к себе, что я закричала что есть сил. В конце концов, он отпустил меня, и я побежала прочь. Дома со мной случилась настоящая истерика, я ревела и повторяла, что не пойду замуж за Стаса, что скорей убью себя.

Сегодня днём он тоже приходил, просил прощения, обещал моему отцу, что больше не будет меня пугать, нас оставили наедине, но я отвернулась от него и не произнесла ни слова, пока он не ушёл. Всё в нём казалось мне гадким: коренастая фигура, ноги колесом, выпученные и часто моргающие глаза, как у филина, крупные, как будто рубленые, черты лица, скрипучий голос… Почему родители намерены выдать меня именно за него? Пускай Маринка идёт первая, она так и вертит задницей перед парнями.

Там, где я нахожусь сейчас, почти нет ни счастья, ни радости. Не совсем понимаю, как до такого дошла, почему не счастлива и почему меня не могут принять такой, какая я есть. Каков процент моей вины во всём этом? Подскажите?

Мне даже и открыться некому, мама говорит, что у меня одни глупости на уме и я много выдумываю.

Бывает так больно в груди, я чувствую, что не создана для этой жизни. Что-то странное таится во мне, словно я из другого мира. Иногда мне кажется, что я вижу призраков. Нет, глазами их, конечно, не разглядеть, но они шепчут, до меня доносятся слова: «остановиться», «видеть», «не верить». Я не понимаю, что именно они хотят мне сказать и зачем преследуют меня.

Господи, я так хочу быть нормальной, дружить с девочками, ходить на танцы, прыгать через костёр… Но все видят, что я чужая, все сторонятся меня. Каждое утро я просыпаюсь, в надежде, что вся предыдущая жизнь была сном, что я нормальная. Мне так хочется обрести счастье, но даже в собственной семье нет родной души. Жаль, что от того, что я пишу тебе, дневник, ничего не изменится. Сейчас я лягу спать, и завтра начнётся ровно такой же невыносимый день.

Спокойной ночи, дневник!

12.07.1975

Последние дни я существую в этом мире только понарошку, выдумываю волшебные истории, разные счастливые события, друзей… как мы устраиваем пикник в поле, бегаем купаться на пляж, прыгаем со скалы.

Больнее всего, когда приходится возвращаться из мечтаний, идти кормить куриц и прибирать двор, загонять Зорьку домой. Нет-нет, я не ленюсь работать и помогать по хозяйству, просто я чужая здесь, а признаться никому нельзя, только здесь, в моём тайном дневнике одиночки.

Вчера ходили в кино с Маринкой и её подружкой, Галей (мама настояла, чтобы они взяли меня с собой), они сказали мне: «Спорим, ты не сможешь свернуть газетный лист 16 раз? Если сможешь, пойдёшь с нами на дискотеку, а если нет, прыгнешь ночью со скалы голая у всех на глазах». И я, как дурочка, согласилась на этот спор, мне так хотелось пойти с ними на танцы, но Марина каждый раз говорила, что их засмеют, если они возьмут меня.

В итоге у меня не получилось согнуть газету, я должна прыгнуть сегодня. Маринка уже три раза напомнила об этом, ходит, посмеивается. Мне очень страшно, хочется плакать. Ненавижу её.

А ещё приходил Стас, просидел полчаса, звал меня гулять, но я резко и даже немного грубо отказала ему, объявила, что замуж за него не пойду и вообще не хочу его видеть никогда в жизни. Он ушёл весь красный. Наверное, я очень обидела его, но мне всё равно, пусть.

Не могу писать, рука дрожит, не знаю, как пережить сегодняшнюю ночь. Пожелай мне удачи…

14.07.1975

Если раньше меня просто не замечали или считали чудачкой, то теперь наверняка будут показывать пальцем.

Они стояли и ждали, когда я, наконец, прыгну. Собрались, наверное, все станичные ребята… Я всё не могла решиться, потом кто-то столкнул меня. Так страшно мне не было никогда. Я ударилась лицом и животом о воду, потом долго не могла выплыть на поверхность, мне казалось, что лёгкие разорвутся. В истерике я побежала домой без одежды, рассказала о случившемся отцу и матери, на следующее утро отец отхлестал Маринку ремнём, теперь она ещё больше будет ненавидеть меня.

Я боюсь выходить за калитку, не нахожу себе места. Сегодня почти весь день полола огород, трудилась по хозяйству.

Все местные ребята видели меня без одежды. Мне кажется, это позор на всю жизнь… и я не хочу так жить. Боженька, забери меня к себе? Знаю, что такими вещами не шутят. Просто я не вижу себя взрослой, не хочу становиться такой же испорченной, как они. Они грязные душой и гадкие, и я надеюсь, что все они после смерти попадут в ад.

Наверное, я слишком зацикливаюсь на себе, это плохо, надо заняться чем-то полезным, побороть в себе стыд, исповедаться в церкви, отстоять службу, попросить у Господа Бога сил…

Возможно, я сделаю какую-то паузу в написании дневника, нельзя же всё время только жаловаться, самой от себя противно. Постараюсь взять себя в руки, стать лучше, справиться с этим. Пока!

15.07.1975

Сегодня не собиралась открывать дневник, но не могу держать это в себе.

Утром была в церкви, исповедалась батюшке, он сказал, что нужно больше заботиться о своих ближних и любить их, прощать им, меньше жаловаться, ведь жизнь сама по себе – это чудо, благо. Во всём нужна мудрость: будь добрым и тебе будут платить тем же. Всё твоё навечно остаётся с тобой.

Я отдала беднякам пару своих платьев, вязаных кофт и несколько платков. Всё равно мне столько не надо.

На ужин пришёл Стас, снова принёс шоколад. Тошнит уже от его шоколада и от него самого тем паче тошнит! Я всем своим видом показывала, что мне неприятно его присутствие. Мать с отцом сказали, чтобы я шла прогуляться с ним. Все, кроме меня, считают его моим женихом. Как он вообще может нравиться? Он же смешной и несуразный! Что-нибудь скажешь ему, а он стоит, хлопает глазами, смотрит на меня, ничего не может ответить.

Я думала, после того, что я высказала ему в тот раз, он больше не придёт, но нет, всё проглотил. Дурак. Всё зовёт меня ласково по имени, держит за руку, гладит мою ладонь, а для меня каждая минута наедине с ним, как каторга.

Мать говорит, что я повзрослею и полюблю Стаса, начну ценить его ухаживания. Откуда ей это знать? Что они все лезут ко мне? И никакая я не Ларисонька, и вообще терпеть не могу все эти телячьи нежности!

Всё, что Стас дарит мне, я раздаю нищим. Летом в нашем селе обычно останавливается табор цыган, в детстве я мечтала забрать себе на воспитание одного из их детей, выкупить или выкрасть, даже насобирала целый мешок своей старой одежды и башмаков. Мечта моя оказалась несбыточной, я поняла, что никакая мать, даже цыганка, не отдаст родное дитя чужому человеку, даже за деньги (да и куда бы я привела этого ребенка? – отец выставил бы меня за порог вместе с ним), поэтому я просто отдала все свои накопленные сокровища цыганкам с младенцами на руках, тайком от родителей. Досталось мне потом, конечно, здорово. Папка, когда разозлится, становится похожим на зверя, у него будто отрастают клыки. Самой не верится. Конечно, я видела такое всего один раз, но свои же глаза не соврут. Иногда мне кажется, что моя семья – это демоны, скрывающиеся под человеческой оболочкой. А вдруг и я такая? Хотелось бы, но это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Тогда бы у меня открылось второе дыхание и я смогла бы преобразиться, словно гусеница в бабочку. Ах, если бы…

Честно говоря, не помню ни одной мечты, которая бы у меня сбылась. Наверное, я слишком слаба для счастья.

А теперь спать, не то Маринка всё сует свой нос, что это я здесь пишу. Пока!

18.07.1975

Боженька, надеюсь, ты простишь мне моё решение… Я уйду из этой жизни. Ты и сам видишь, как ты жесток со мной, мне нет места на этом свете, может, на другом будет? Мне так страшно писать обо всём этом, это самое важное решение в моей жизни, и я надеюсь, что оно изменит жизнь всех моих так называемых близких.

У меня просто не укладывается в голове всё случившееся. На днях я открыла свой дневник и увидела в нём надпись крупными буквами: «А Я ВСЁ ПРОЧИТАЛА!» – Маринка нашла мой дневник и показала его родителям и своей подружке. Я была настолько растеряна, что не выдержала, убежала в лес и долго плакала там. Знаю, что ненависть – это плохо, но иначе не могу. Ненавижу! Пускай они сполна ответят за свои поступки!

Сперва я хотела сжечь дневник, но потом решила, что теперь буду всё время носить его с собой.

А ещё я стала вполне отчётливо видеть призраков, причём не обычным зрением, а на уровне ощущений, просто понимаю, что рядом со мной находятся существа из другого мира. Мне одинаково страшно и интересно. Если раньше сомневалась, то теперь знаю, что они есть. Я хочу быть одной из них, видеть всех насквозь. Как было бы хорошо умереть и превратиться в призрака… Может быть, истории про привидений, которые вгоняют людей в ужас, не такая уж и выдумка? Может быть, это души умерших, которые мстят своим обидчикам, и пока не сведут их в могилу, не успокоятся? О, уж у меня-то готов список тех, на ком я отыграюсь, и если не при жизни, то после смерти точно.

23.07.1975

Такое чувство, будто всё время повторяется один и тот же день. Мне хочется писать здесь о чём-то интересном, волшебном, счастливом, а выходит: «как же всё плохо», «никто меня не понимает», «как я всех ненавижу» и т. п. Кошмар. Даже не знаю, за что взяться, чтобы моя жизнь изменилась. Какая-то истина ускользает от меня, когда я пытаюсь к ней приблизиться.

А может, и к лучшему, что ничего не происходит. Или время готовит меня к чему-то серьёзному, что потребует титанических сил? Терпеть не могу ожидание… Но выбора у меня, похоже, нет. И кто писал сценарий моей жизни?

07.08.1975

Привет, дневник! Извини, что так долго не писала тебе, но уж лучше молчать, чем марать бумагу пустыми словами. Всё это время ничего не происходило: только домашние хлопоты и тюрьма из собственных мыслей и предрассудков, как говорит мама.

Так что я села сейчас рассказать новости, как только они появились. Сейчас еще только рассвело, никто не мешает. Итак…

Стасик купил «запорожец», вчера весь день катал меня, мы ездили в город, ходили в настоящий ресторан, потом в кино. Оказывается, городские люди такие занятые, все куда-то бегут и не обращают на тебя ровно никакого внимания, не пристают, не пытаются унизить.

Неловко самой себе в этом признаваться, но вчера общество Стаса казалось мне даже чуточку приятным. Нет-нет, он не стал мне больше нравиться, просто город меня покорил. Сразу захотелось уехать подальше от своей станицы и начать жизнь заново. Кто знает, может, жизнь ещё заставит меня полюбить её…

Стас рассказал немного о себе, потом мы говорили на разные фантастические темы, я ненароком проболталась о том, что вижу призраков, а он, на удивление, ответил, что это абсолютно нормально и не стоит бояться быть другим, вон, юродивый Савка у бабы Капы живет себе, и никто не пытается его обидеть. Савка-то да, бедный парень, родился со здоровой головой, но безобразным телом, вернее, даже тело само по себе вроде бы нормальное: туловище, руки, ноги, но он не может ими управлять. Но самое странное – это то, что у Саввы есть друзья, которые возят его гулять, купаться и ни разу не насмехались над его недостатками. Ему всего 7 или 8 лет (хотя на вид дашь около шести), а он уже всеобщий любимец и душа компании. Мне бы хотелось иметь хоть чуточку того тепла и дружеского участия, чтобы не быть таким одиноким изгоем. Рыба гниёт с головы, да.

Какие же странные мысли рождаются в моей голове… Я ли это? Хотела бы я посмотреть на себя со стороны, чтобы мне показали фильм со мной в главной роли.

16.08.1975

Я теперь редко пишу здесь, да и, собственно, нечего… Всё, вроде, как обычно: с утра уборка, потом до самого вечера огород. У меня жуткая депрессия: одиночество. Такое чувство, что весь мир враждебен ко мне.

Вчера я выслушала от мамы лекцию, что я зануда, одиночка, всех отталкиваю от себя, «нет магнита, огонька»… Я, наверное, с ней согласна, а она знает, чёрт побери, какая у меня психика! Бьёт по больному месту.

Ещё она сказала, что я смогу её понять, когда стану взрослой и у меня будут свои дети. От её слов мне стало как-то не по себе. Я не представляю себя такой же тёткой, как она, мне не хочется детей, уж тем более от Стаса. А зачем? Если меня выдадут замуж за него, я сделаю всё, чтобы на свет не появились такие же уродливые и неприкаянные выродки, как мы. Я считаю, что люди, подобные мне, вообще не должны ходить по этой земле, ведь духовное уродство – это страшно, это страшнее, чем физические недостатки.

Да, я хочу хотя бы день провести, как нормальный счастливый человек, но как это – «нормально»? Что за чувство это счастье и так ли оно сладко, как пишут в книгах?

Я – как радио, настроенное на волну, которая не входит в доступный другим диапазон, как кит-альбинос, который не может контактировать с сородичами. Я – это нечто, чего не должно существовать, ошибка природы.

Иногда мне хочется всех убить, разорвать им глотки, чтобы всё вокруг было залито кровью. Если бы дьявол дал мне силы, возможно, безответная пугливая девочка во мне умерла бы, а вместо неё появился бы монстр, который отомстил бы за все обиды. О да! В этом мире нельзя быть слабым, иначе на тебе потопчется любой, у кого есть хоть какая-то власть. Я не нагнетаю и не преувеличиваю, этим синдромом больны, наверное, 90 процентов людей. У каждой мелкой сошки имеется синдром вахтёра: это когда ты получаешь по голове от тех, кто над тобой, и унижаешь тех, кто ниже или слабее тебя, чтобы доказать другим, что ты тоже не пустое место. И что-то я не вижу смысла в слове «человечность». Где эта призрачная добродетель? Люди устроили такой же естественный отбор, только научились при этом прятать его за законами, правилами и эгоцентризмом. А ещё люди всё время врут. Природа не могла придумать созданий хуже, чем люди. Лучше бы людей не было вовсе.

И – нет, я не хочу взрослеть, не хочу становиться грушей для битья, не хочу становиться подобной этому голодному ненасытному стаду, конкурировать и топить слабых. Мне не нравится такой мир.

Каждый день плачу. Сил мало. Всё у всех хорошо, а я забыта. Да, я понимаю, что чуда не будет, но всё равно жду, авось… Дура! Сама же от этого страдаю! Шиш мне!

Скоро в школу, снова начнутся эти издёвки, тычки в спину. Я всё чаще представляю, как превращаюсь в страшного монстра и раздираю их злословные пасти, как они кричат от страха и боли. Увы, я не монстр, а всё в этом мире решается силой.

Для того чтобы у тебя что-то было в этой жизни, нужно иметь характер и быть похожим на других, чтобы они тебя понимали. У меня – ни того, ни другого. Я не умею жить. Вывод здесь только один, и он до боли логичен. Господи, помоги мне сделать это…

18.08.1975

Сегодня утром, во время доения Зорьки, мама опять пыталась поговорить со мной, сказала, что я как-то неправильно себя веду, что у неё в моём возрасте тоже уже был жених, и это вовсе не противно и не страшно.

Наверное, из мамы вышел бы плохой педагог, просто никудышный: вместо того, чтобы подбодрить, успокоить или хотя бы выслушать меня, она сыпала и сыпала упрёками, указывала на мои якобы недостатки, сравнивала меня с собой.

Её тоже выдали замуж за папу в 17 лет, в самый день рождения, а через девять с половиной месяцев родилась я. Не думаю, что из человека в моём возрасте может получиться хорошая мать, мою вот и при желании такой не назовёшь.

Но не так давно я задалась вот таким вопросом: почему нас выдают замуж так рано и именно в семнадцатый день рождения? Что это за традиция и почему её все так строго придерживаются? Кроме того, папа старше мамы на 13 лет, и это очень большая разница. Папа же почти старик, как можно было в него влюбиться?

Стас старше меня на 9 лет, и я не хочу связывать свою судьбу с ним. Слышите вы меня, там, наверху? Я так и заявила об этом маме. Как я вообще могу хотеть следовать её примеру, если она в свои 34 года выглядит на 50? Для неё же жизнь уже почти закончена, осталось только накопить на похороны и сшить погребальный саван. Ведь не может женщина выглядеть настолько плохо, если она счастлива с любимым мужчиной. Или книги, посвящённые теме любви, врут? Тогда зачем вообще нужна эта любовь? Чтобы размножаться и плодить себе подобных никчёмных людишек? Лучше я умру, чем буду, как они.

19.08.1975

Похоже, судьба активно вмешивается в мою жизнь. Зыбкая почва под ногами. Вся надежда на корни, которые сама же пустила.

Ещё добрых дел… найти бы на них силы.

Хочу тёплую и спокойную осень, а зиму – счастливую и уютную.

29.08.1975

Сегодня ходили с матерью на рынок, купили нам с Маринкой по новой школьной форме и по блузке. Когда мама подавала деньги, чтобы расплатиться с продавцом, её рука дрожала, – настолько ей было жаль расставаться с бумажками. А вот, плати, дорогая мамуля, о бюджетах надо было думать раньше, ещё до того, как у тебя родились два спиногрыза, которые испортили твою жизнь.

Ох, неужели эта мысль родилась в моей голове? Здравствуй, новая я!

Если честно, мне всё равно, в чём ходить в школу, надо мной и так все будут смеяться, и если не над одеждой, то над причёской или бровями, или носом… найдут, над чем.

Морально готовлюсь к войне. Мне не важно, откуда черпать силы, просто дайте их мне.

02.09.1975

На удивление, в школе всё спокойно, меня просто не замечают, а мне только того и надо. Сегодня выступила с докладом по роману Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание», получила отметку «отлично». Это было одно из заданий на лето, поэтому я старалась как можно больше углубиться в тематику и смысл романа. Приятно было блеснуть знаниями. О да, литература – это моя тихая страсть. Сколько бы я отдала за то, чтобы хотя бы подержать в руках запрещённые издания… мне остаётся только гадать, о чём они.

Сегодня Стасик встретил меня после школы на своей машине. Девочки из класса шептались, глядя на нас. Все уже давно знают, что он считается моим женихом (он ещё с младших классов водил меня в школу за руку). И вроде бы мне приятно, что за мной ухаживают, но когда я смотрю на мать с отцом, мне совсем не хочется жить, как они. Они оба чёрствые, как сухари, чуть что, тут же решают вопросы с помощью ремня или виц, вот и все методы их воспитания. Никоторый из них никогда не пытался меня понять, любой открытый им секрет тут же использовался против меня, я давно перестала откровенничать с ними. Впрочем, по всей видимости, у них тоже немало секретов от нас. Они иногда пропадают на целые выходные, говорят, «по делам», ни я, ни Маринка не могли добиться, куда они уходят.

05.09.1975

Сегодня в школе проводили профилактику пожарной тревоги, и всех учеников распустили на 2 часа раньше. Маринка воспользовалась случаем и убежала гулять, а я вернулась домой и обнаружила на пороге родительские ботинки.

«Странно. – подумала я. – Может быть, им тоже разрешили уйти с работы раньше?»

Я окликнула их, но мне никто не ответил. Тогда я поднялась наверх и прислонила ухо к двери их комнаты, оттуда доносилось оханье и какие-то другие странные звуки. Мне стало интересно, и я тихонько подтолкнула дверь, чтобы посмотреть.

Тут же моим глазам открылась картина: мать с отцом оба голые, мокрые, занимаются этим… Я тут же захлопнула дверь и убежала на улицу.

Разумеется, я уже знала, чем иногда занимаются друг с другом взрослые люди. Только вот меня волновал вопрос: почему женщина кричит или стонет во время процесса? От боли или от удовольствия? Но если это больно, то зачем заниматься этим? А если приятно, то я и сама хотела бы попробовать, но с мужчиной, который будет мне приятен и красив.

Как-то раз Маринка с подружкой достали откуда-то импортный цветной журнал порнографического содержания и показали его мне, чтобы как я краснею и посмеяться надо мной. Но на фотографиях были изображены привлекательные и молодые пары, а на мать с отцом мне было отвратительно смотреть.

И всё же во мне прочно засела мысль о том, чтобы попробовать. Только с кем? И как избежать появления детей впоследствии? Ах, вот бы сбежать на поиски приключений…

12.09.1975

Вчера Маринка притащила домой котёнка, мы игрались с ним полвечера, но с работы вернулся отец и сказал, что нам не нужен ещё один бесполезный рот (у нас уже был кот, который был абсолютно равнодушен к мышам и не ловил их). Слезами тоже не удалось уговорить его изменить решение.

Ночью я слышала, как Маринка шмыгает носом. Утром пришлось оставить котенка у знакомых, правда, они тоже не хотели его брать. Но иначе отец просто свернул бы ему шею, мы-то знали, что нельзя ослушаться его.

И всё: нечто, способное хоть немного сблизить нас с сестрой, исчезло: она снова разговаривает со мной, как с умалишённой, брезгливо и грубо. Меня просто использовали в личных целях. Это грустно.

24.09.1975

Из нашего класса ушла одна девчонка, которая больше всех гнобила меня. Её семья переехала из нашей станицы. Ходят слухи, что она забеременела от нашего одноклассника, родители заставили её сделать аборт, и их семья уехала неизвестно куда. Все только это и обсуждают, а я рада, что никому нет дела до меня. Я понимаю, это эгоистично и нехорошо, но я решила быть собой: если я так чувствую, значит, могу говорить об этом.

Дома пока тоже затишье, правда, меня заставляют помогать Маринке делать уроки, меня раздражает, до чего же она глупая. Странно получается: чем ты глупее, тем счастливее? Выходит, я умная? Мне дано знать какую-то очень тяжёлую истину? Или всё ещё впереди?

02.10.1975

Сегодня Паша П. стащил мой портфель и носился от меня по всей школе, остальные ребята смеялись. Просто слов нет, как же они меня бесят! Была бы я другой, кокетливо приманила бы его, хитростью забрала бы свои вещи, но я просто бегала за ним с красным от злости и стыда лицом, пока учительница химии не остановила его. Мысленно я её поблагодарила, она сказала нечто такое, после чего Паша скривил лицо и ушёл. Звучало это примерно так: «Это ты решил так поухаживать? Ты же старшеклассник, практически взрослый мужчина, тем более, у Ларисы уже имеется ухажёр, так что будь добр верни ей портфель и ступай домой, уроки уже закончились». Я очень рада, что его проучили. Да уж, на такого я точно не посмотрела бы.

03.10.1975

После уроков обнаружила в кармане своей ветровки разбитое тухлое яйцо. Легко догадаться, кто это был. Ненавижу его!

Пришлось пожаловаться директору.

Целый час занималась стиркой, но этот ужасный запах никак не хочет выветриваться. Я бы выкинула ветровку, но другой у меня нет. Завтра придётся идти в таком виде. Стыдоба.

07.10.1975

Каждое утро я иду в школу, как на каторгу, и самое страшное для меня – это не предметы, а взаимодействие с одноклассниками. Я всё время в ожидании подвоха, ловушки, и это меня изводит. Всё вокруг чужое, я даже не знаю, где могу чувствовать себя, как дома. Изменится ли это когда-нибудь?

Где же мои чудеса и хорошие новости?

18.10.1975

В голове опять дурные мысли. Издержки цикла… И я надеюсь, что это спираль, а не круг. Иногда мне представляется, что моя жизнь чиста от ненависти и вражды. Есть вещи, которых уже и не вспомнить… Да, это положительно спираль, вопрос только в том, куда она тянется. Мне выбирать: быть ли всем недовольной либо радоваться жизни. Я постараюсь замечать хоть что-то хорошее, что есть у меня.

Я хочу радости. Много-много. Снов хороших, чтобы вставать в настроении. И всю жизнь нести добро людям, и в качестве вознаграждения получать его взамен.

Добро есть любовь, а любви нет замен. Нужно почаще помнить об этом.

Порой мне кажется, что я – зеркало: как люди ведут себя со мной, так я им и отвечаю. Будь у меня плодотворная почва под ногами, я достигла бы бо́льших высот, чем все окружающие вместе взятые. Моя болезнь превратилась бы в изюминку, меня стали бы копировать, подражать…

В моей жизни столько трагичности, как будто я потеряла нечто ценное, без чего всё остальное теряет смысл. А когда ты остаёшься абсолютно один против всего мира, начинаешь искать виноватых. И почему, почему, скажите мне, они должны остаться безнаказанными? Если верить Библии, страшный суд не минует никого: ни меня (за мою слабость), ни их.

Всё неотвратимо случится.

Оно приближается.

Страшно.

19.10.1975

Мне пора навести порядок в своём мирке,

Разобраться со всеми делами.

20.10.1975

Позаботься о том, чтобы твои мечты были совместимы друг с другом, иначе, когда они сбудутся, будет большой бум.

Логики мой внутренний мир лишился.

Получается, что все мечты – это только развлекаловка, и они ничего не значат.

Я жду своего конца, чтобы попробовать ещё раз. Отдохну и появлюсь снова, но уже в другом мире, более приветливом ко мне. А этот мир умирает, и я желаю ему наискорейшей гибели, пусть останутся только звери и растения. Идеальным мир – это мир, где нет людей.

Извини, дневник, это я так схожу с ума.

22.10.1975

Как Бог даст. Именно так.

28.10.1975

Я много лет стремилась сблизиться с людьми, которые не могут сделать меня счастливой, с которыми мне некуда было двигаться дальше. Если бы не было так горько, я бы смеялась над собой прежней, над собственной наивностью. Столько сил впустую…

Вчера родители сказали, что вся ответственность за мою дальнейшую судьбу будет лежать уже на Стасе, за которого меня выдадут 16 января, в мой день рождения. То есть мне нужно будет спрашивать у него разрешения, можно ли после окончания школы поступить учиться, например, в институт или училище.

С какой стати я должна спрашивать об этом у него? А если он вообще запретит мне выходить из дома, запрёт или ещё что похуже? Им будет плевать на это?

Я устроила истерику, что не пойду замуж, кричала, что они не родители, а изверги, и им нисколько нет дела до меня. Мать налупила меня по лицу, а отец снова взялся за ремень, велел задрать юбку и отхлестал меня.

Вечером меня заставили сидеть и плести половики на продажу. Мать торгует ими на рынке.

Ненависть во мне достигла предела. Да, я очень боюсь физической боли, но мне так хочется всё сделать им назло…

01.11.1975

Всё хожу вокруг да около, не могу решиться. Уже тайком раздала свои тёплые вещи беднякам, потому что чувствую, что мне они уже не пригодятся.

Каждый вечер хожу на пляж, где меня летом заставили спрыгнуть со скалы, думаю, это будет символичная смерть. Почему мне так страшно? Кто подтолкнёт меня, доведёт до безысходности, чтобы я больше уже не сомневалась? Я жду последней капли.

Мне кажется, что я чего-то никак не могу понять, осознать, и это очень, очень плохое предчувствие… Но какой смысл в прозрении, если оно ведёт меня к пустоте, одиночеству? С таким камнем на душе только тонуть.

02.11.1975

Сегодня мама протирала пыль в серванте и смахнула тряпкой сувенир, поросёнка из синего стекла, который бабушка подарила на моё рождение. Не самое приятное ощущение, когда вещи, насквозь пропитанные твоей энергетикой, ломаются.

Мне кажется, все только и ждут, чтобы я покинула этот дом. Скоро, ненавистные мои, скоро…

05.11.1975

Сегодня отдала нищим своё любимое фланелевое платье и башмаки, не хочу, чтобы после моего ухода эти вещи достались Маринке или просто хранились в запертом ящике.

Я почти перестала есть, всё равно смысла в этом нет, мама всё пристаёт ко мне, что я бледная, как моль, от её придирок нет ровно никакой пользы, она только и делает, что ворчит.

Может быть, если бы мои родные чуть больше любили и понимали меня, я не чувствовала бы себя такой чужой, нашла бы своё место в жизни, научилась бы превращать свои странности в достоинства. Конечно, дело не только в них, я сама виновата и расплачиваюсь за это.

Стас всё время пытается успокоить меня, обещает, что скоро я уеду из этого дома, начнётся совсем другая жизнь, и у меня будет всё, о чём я только могу мечтать. А кто сказал, что это не пустые слова, что с ним мне будет лучше, чем здесь? Весь этот мир враждебен ко мне. Стас говорит слишком много сладких речей, слишком приторно и неправдоподобно. Чем быть со мной на словах, лучше не быть совсем.

07.11.1975

Вчера мать обнаружила, что в моём шкафу не хватает вещей, начала кричать, снова ударила меня по лицу, потом нажаловалась отцу, он выпорол меня ремнём с таким остервенением, что я не переставая была от боли, и заставил Маринку смотреть на это. Теперь я могу либо стоять, либо лежать. Ненавижу их всех.

Дома никто не разговаривает со мной, как будто меня уже нет. Пусть будет так. Каждому роду – свой рок.

10.11.1975

Ура! Я заболела!

С некоторых пор я стала халатно относиться к учёбе, а теперь понимаю, что мне эта школа вовсе не нужна.

Сейчас лежу с температурой и глубоким кашлем. Когда никого нет дома, выхожу полуодетая на улицу, подышать холодным воздухом и постоять на ветру.

16.11.1975

Мама сегодня сказала мне так:

– Лучше бы ты вообще не рождалась!

Как же ты права, мамочка! И скоро, очень скоро я исправлю вашу с отцом ошибку! Ха-ха, как же мне помогают твои слова в том, чтобы окончательно решиться! Весы всё больше и больше склоняются в сторону смерти.

Вчера дочитала изумительный роман И. С. Тургенева «Накануне». Всегда меня привлекала глубокая психология его произведений. Мне бы хотелось написать роман или повесть с подобной энергетикой.

Я представила, как могла бы зажить где-нибудь подальше отсюда: только природа, я и кто-то, созданный только для меня, понимающий меня, как никто другой. Если только такой человек вообще существует… Если он где-то есть, то наверняка ему так же тяжело, как и мне. А, может быть, он очень сильный и сумеет найти меня и вытащить нас из этого болота…

Ищу знаки судьбы, которые помогут мне поступить правильно.

21.11.1975

Думаю, выбор как таковой всё же есть. Я приняла слабое и одновременно сложное решение. Хотя… моя жизнь так и не начиналась: с самых своих первых дней я существую в постоянном кошмаре, нелюбимая или любимая не теми, кто мне не нужен. Или я просто слепа, хронически и неизлечимо.

Нечего писать здесь. Я пуста и бессмысленна, как и ты, мой дневник, уж прости.

24.11.1975

Собственно, пыль от крушения идеалов и надежд улеглась. Теперь виднее, кто что из себя представляет. Я больше не мечтаю о счастливом будущем. Всё кончено. Говорят, надежда – удел слабых. Я рада, что избавилась от…

Я знаю страшную-страшную вещь: когда в жизни ничто тебе больше не дорого.

14.12.1975

Целыми днями молчу, но молчание – вовсе не золото. Призраки, ангелы моего траура, стояли рядом со мной, готовые принять меня в свои ряды. Всё равно меня уже не удержать, не спасти.

Я хочу просто пойти ко дну, перестать быть и одновременно обернуться всем. Вот так, я вся состою из противоречий…

Скоро я покажу всем, что никакая я не слабачка.

17.12.1975

Кто смотрит сверху, тот не игрок, а ведущий, он лишён наслаждения разгадывать загадки, он лишён таинства. И этот кто-то придумал для меня отвратительную и монотонную игру, по всей видимости, он хочет, чтобы я тоже перестала быть игроком.

Ведь вся эта гадкая жизнь просто не может зависеть от меня! Не может быть, что это всё я! С раннего детства я проклята. Чем я заслужила такое?

Самое страшное для меня – это одиночество.

…и оно со мной случилось.

Бесполезно тянуть это дальше.

27.12.1975

Всё готово. Теперь я знаю, как и где это случится. Очень символично. Осталось только определиться, дойти до точки. Нарочно не слушаюсь родителей, провоцирую, поднимаю бурю в их однообразной бессмысленной жизни.

Пускай хотя бы в моей смерти будет какой-то смысл.

31.12.1975

О Господи, я решилась. Три дня назад, 28 декабря, хотела утопиться в море или хотя бы замёрзнуть насмерть в ледяной воде, но произошло нечто. Наверное, это то самое чудо, которого я так ждала и в которое не верила.

В тот день с утра меня снова наказали: отец снова выпорол, а мать заставила меня пойти к нищим и забрать у них вещи, которые я им отдала. Я никогда бы не согласилась на такую низость. Я вышла из дома и направилась не к беднякам, а к морю (спасибо маме и папе, что я, наконец, решилась). Слёзы застилали мне глаза, я торопилась, чтобы не передумать.

На берегу играл камнями юродивый Савка, я подумала, что он всё равно не сможет помешать мне сделать задуманное, а если и попытается позвать кого-то на помощь, то не успеет. Не хотелось бы, конечно, топиться на глазах у ребёнка…

Когда Савка увидел меня, он что-то невнятно замычал, протянул ко мне руки, но я отвернулась и покачала головой, как бы показывая, что здесь всё уже решено и не нужно мешать, скинула пальто, ботинки и ступила ногами в воду. Очень холодно, прямо до боли.

Савка свалился на колени прямо у самой черты прибоя, выл и загребал руками гальку, как будто призывал на помощь небесные силы. Волны отталкивали меня назад, но я всё равно шла дальше и с радостью ощущала, как промокает платье, как леденеют ноги, руки, живот. Тело дрожало, пыталось бороться с холодом, только вот я уже не слушала его. Мне было жаль Савку, что ему довелось увидеть это, он так душераздирающе выл на берегу…

«Зато все будут знать, как и когда это случилось» – думала я.

Осталось только ждать, когда моё тело сдастся и прекратит бороться.

Откуда ни возьмись, появился Стас и бросился спасать меня, я была уже по плечи в воде. Волны хлестали мне шею и лицо, я стояла на носочках, руками пыталась удержать равновесие, чтобы меня не отнесло назад.

Стас подхватил меня на руки и отнёс в машину, всё спрашивал, зачем я это сделала, называл меня «маленькая моя». Сначала я никак не реагировала на него, мыслей в голове не было вообще, потом мало-помалу до меня начал доноситься смысл того, что он говорил мне:

– Маленькая моя, – задыхался он от собственных слов. – Никогда так больше не делай! Кто тебя обидел? Скажи мне?

Я по-прежнему молчала. Стас включил печку на полную мощность, на меня подуло горячим воздухом с лёгким запахом бензина. Однако вопросы продолжали сыпаться:

– Зачем ты хотела умереть? Как же я буду без тебя? Я же с ума сойду… – он обнимал меня, растираниями пытался согреть, усадил к себе на колени. – Как ты? Согреваешься?

Я кивнула, потом заплакала: впервые в жизни я ощутила, что жизненно нужна кому-то, что от меня зависит чьё-то счастье. Нежность, оказывается, так приятна. Дрожь во всём теле не давала расслабиться, мышцы то и дело сводило судорогой, но я почему-то ощущала небывалую лёгкость на душе и была неожиданно рада, что Стас вытащил меня из воды.

– Любимая моя, не плачь. – успокаивал он. – Хочешь, мы уедем далеко-далеко отсюда? Я больше никому не дам тебя в обиду.

Он прижимался ко мне, целовал меня в щёку, и это было волнительно и приятно.

– Да. Увези меня. – осипшим голосом попросила я. – Куда угодно, мне всё равно, куда… Я не вернусь домой.

– Чем тебя обидели?

– Они не понимают меня, я чужая для них и для всех… Мать говорит, что лучше б меня вообще не было…

– Забудь о них. У тебя есть я и ты нужна мне. Мы с тобой что-нибудь придумаем.

Стас вышел из машины, принёс наши вещи, оставленные на берегу, на бьющегося в истерике Савку он не обратил ровно никакого внимания, я подумала, может, посадить его в машину, но почему-то промолчала. Стас стянул с меня мокрую одежду и разделся сам. Мы долго сидели и грелись, прижавшись друг к другу.

Если бы я могла знать, что так сильно нужна кому-то… Столько времени я не воспринимала Стаса всерьёз, насмехалась над ним, обижала, считала его пустым местом, а он оказался единственным, кто готов принять меня такой, какая я есть. Сквозь боль во всём теле я ощущала прозрение.

В окно я увидела, как Савка пытается встать с колен, теряет равновесие, падает, затем, опёршись на какую-то найденную на берегу палку, ковыляет прочь от берега. Слёзы ещё больше навернулись мне на глаза, я снова хотела попросить Стаса, чтобы помог мальчику, но мы оба были абсолютно голые. Я понимала, что поступаю мерзко, стоило всё-таки посадить Савку в машину и отвезти домой. Странно: понимаешь, что виноват, но всё равно остаёшься в бездействии и просто смотришь, к чему приводит твоё малодушие.

Савка так и уполз домой, и бог знает, где осталась его инвалидная коляска и кто отпустил его одного туда. И неужели Стаса не удивило присутствие на берегу больного ребёнка? Меня не покидало чувство, что Савка оказался на этом пляже неслучайно, что он заранее знал о моём решении умереть и хотел помешать. Может быть, он, как и я, видит духов и умеет общаться с ними? Кто же он? Волшебник в ущербном теле? Хотела бы я знать наверняка… Или мне всё это просто показалось, всего лишь игра фантазии (я та ещё сказочница, оттого и страдаю: мой выдуманный мир кишит несуществующими персонажами, которые относятся ко мне с трепетом и любовью, и не имеет ничего общего с реальным).

Мы ночевали в небольшой гостинице на трассе, но я не могла уснуть, мне не верилось, что это всё происходит со мной. Ощущение холода так и осталось, как будто он исходил изнутри. Вечером у меня поднялась температура: начался озноб и тошнота, заболела голова, тело начало ломить. Полночи я металась по постели, Стас завернул меня в мокрое прохладное полотенце, но это помогло только на короткое время. Вскоре боль затмила всё моё сознание, последнее, что я помню, это как кричала, что нужно было помочь мальчику, а Стас пытался успокоить, что на берегу не было никакого мальчика и уверял, что мы были там абсолютно одни.

Очнулась я в палате, в нос ударил отвратительный запах мочи и запах озона, который появляется после процедуры кварцевания. Тело было как будто не моё: его словно облили свинцом, а на грудь положили большой камень. Я попыталась встать, но руки и ноги не слушались; позвать на помощь тоже не получилось, голоса нет, а рядом только две спящие женщины, храпящие слишком громко, чтобы услышать меня.

Время текло предательски медленно, видимо, чтобы я могла осознать, какую ошибку совершила. О да, я знаю, знаю. Я возненавидела себя за то, что хотела свести счёты с жизнью из-за какой-то ерунды. Мне было настолько плохо физически, что я бы променяла эту боль во всём теле на любые душевные муки.

Радует только то, что я снова могу вести этот дневник, его мне сегодня привёз Стас.

Кажется, боль достигла предела. Вернусь к своему рассказу завтра.

05.01.1976

Уже восемь дней я лежу в этой кошмарной больнице. Нового года не помню совсем, время от времени сознание покидает меня.

О, Господи…

Бесполезно, глупо и поздно о чём-то жалеть…

Только три вещи способны скрасить моё время: это Стас, который навещает меня почти каждый день, это мой дневник… и ещё одна, особенная, вещь… Книга (её мне тоже принёс Стас). Я перечитываю каждую её страницу раз по десять. Иногда мне удаётся отвлечься настолько, что я словно погружаюсь в другой мир.

Я бы переписала сюда всю книгу, – настолько мне хочется впитать и прочувствовать каждое её слово, но привожу только цитату: «Прибывшая знаменитость поразила всех своим невиданным по длине фраком дивного покроя и тем, что явилась в черной полумаске. Но удивительнее всего были двое спутников черного мага: длинный клетчатый в треснувшем пенсне и черный жирный кот, который, войдя в уборную на задних лапах, совершенно непринужденно сел на диван, щурясь на оголенные гримировальные лампионы».

Пожалуй, это был лучший подарок в моей жизни. Я представляю яркие образы из книги, словно они живые.

О, долгожданные запоздалые чудеса…

В субботу и четверг навещали родители, беспокоились, видимо, как бы я и в больнице не наделала очередных глупостей, а может, хотели показать таким образом, что заботятся обо мне, им всегда были важны формальности. Мать ревела и причитала, обвиняла меня во всех смертных грехах; отец просто спросил, как я себя чувствую, поставил на тумбочку сетку с яблоками и отошёл в сторону. Понимаю, что это, наверное, плохо, но я с нетерпением ждала, пока они уйдут. Ни слова поддержки…

С каждым днём жизнь всё больше покидает моё тело, и хотя боль немного утихла, я не ощущаю улучшений.

Сильнее всего я каждый день жду появления Стаса, его пускают ко мне в палату всего на полчаса. Мне хочется, чтобы он обнимал меня и не отпускал, чтобы держал мои ладони, целовал их и плакал. Никто об этом не говорит, но я понимаю: плохи мои дела. Бедный Стас. Как же теперь хочется жить…

06.01.1976

Сегодня днём приходил Стас. К моей великой радости, мы провели вместе несколько часов, о многом говорили. Мне кажется, я стала его лучше понимать.

И сегодня я узнала одну страшную и необыкновенную вещь, которая объясняет ровно всё, что было до этого дня: я монстр. Вернее, принадлежу к клану людей с каким-то странным волчьим геном. Существует другой, параллельный, мир, где такие, как я, могут превращаться в настоящих волков. Для каждого из нас сама природа выбирает пару, и моей парой задолго до сегодняшнего дня был выбран Стас.

Знаю, это звучит, словно бред, но я битый час ломала голову, чтобы хоть как-то уложить эти мысли в голове и излить их на твои страницы, мой дневник. Возможно, мои слова обретут смысл и продолжение когда-нибудь, когда некто всемогущий возьмёт эту тетрадь в руки.

Скоро должно состояться моё первое превращение, а именно в мой день рождения, 16 января, как только мне исполнится 17 лет. Вот почему нас со Стасом хотели поженить так рано.

Сначала я возмутилась, почему мне не рассказали обо всём раньше, ведь тогда я бы перестала думать о всяких там глупостях. Стас объяснил, что наша тайна открывается только тем, кто уже достаточно взрослый, так как дети ещё не готовы узнать правду. Сохранить тайну, будто задержать дыхание на час, – порой непосильное бремя для подростка. Ко мне же он просто не знал, как подступиться, а я упорно не желала его слушать. С его стороны посмотреть – и вправду я вела себя, как дура.

Мы целовались, и внизу живота я чувствовала приятное волнение. Кажется, я из девочки начинаю превращаться в женщину. Снова жду его прихода, мне даже дышать легче, когда он рядом.

09.01.1976

Вчера и позавчера у меня был сильный жар, я чувствовала себя настолько плохо, что не могла ни подняться с койки, ни сосредоточиться на чём-либо, буквы книги, которую я пыталась читать, расплывались в глазах. Я крайне измотана. Кажется, моё тело пожирает себя изнутри.

Сейчас стало чуть легче, но сил настолько мало, что…

13.01.1976

Как смогла, сразу же взяла в руки тебя, мой дорогой дневник. Столько новостей и событий, сколько я не переживала за всю жизнь. Словно я променяла здоровье на несколько дней (или даже часов) счастья.

Сегодня я почувствовала, что по-настоящему люблю того, кто так же любит меня. Снова мои долгожданные чудеса… А ведь я чуть-чуть не успела застать их в добром здравии, сама же погубила себя за шаг до собственного счастья, свободы от чужих и ненужных людей.

Так странно… Смерть уже рядом, а я жива как никогда, чувствую, люблю… Я писала, что вся состою из противоречий. Похоже, так и есть, и скоро им наступит конец. Это я замечаю по переменам в собственном почерке, буквы смотрят в разные стороны, строки разъезжаются…

Знаю, что я не вправе просить чуда, даровать мне продолжение жизни, и всё же я хочу день за днём находиться рядом с единственным родным на свете человеком. Я буду надеяться и ждать ответа на свою мольбу… Только бы мне дали шанс искупить свой грех.

18.01.1976

И вот я дожила до своего семнадцатилетия. Позавчера нас со Стасом должны были поженить, но свадьбы не было. Всё из-за моего состояния. Стас сказал, что правление клана запретило проводить обряд бракосочетания, и был очень расстроен из-за этого, он не хотел верить в то, что надежды на моё выздоровление больше нет.

Неужели все уверены, что я умру?

Но нам очень хотелось называть друг друга мужем и женой. Браки, говорят, заключаются на небесах… Стас сделал мне сюрприз: прямо в палате встал на одно колено, вручил кольцо и попросил моей руки. От неожиданности я потеряла дар речи на несколько секунд, поэтому ответила просто кивком. Все, кто лежал на соседних койках, повернули головы в нашу сторону, одна из дряхлых и постоянно харкающих кровью женщин высказалась:

– Вот тут устраивают ещё театр! Ей помирать скоро, а он её замуж…

Сначала её слова едва не довели меня до слёз, потом я подумала, что моё время слишком дорого, чтобы тратить его на тех, кто этого не стоит. Стас шепнул, чтобы я никого не слушала, он забрал меня из больницы, и мы поехали куда-то к морю, в незнакомое мне место. Пока он о чём-то договаривался с престарелыми людьми, я ждала в машине. Вскоре он вернулся:

– Сейчас мы отправимся в тот мир, про который я тебе рассказывал, только не пугайся, хорошо?

– С тобой мне ничего не страшно.

– Я покажу тебе, кто мы есть на самом деле.

Сначала я подумала, что это всё снится мне, что на самом деле я сейчас лежу в койке, в бреду. Но Стас не был похож на вымышленного и говорил неподдельно серьёзно:

– Для того чтобы попасть туда, нам потребуется прыгнуть в море. Знаю, вода ледяная, но тебе нужно это увидеть. Там сегодня должна была состояться наша свадьба, твоё первое превращение, первая охота… и первая брачная ночь. – он опустил глаза, по-видимому, стесняясь своих слов. – Лариса, если ты не хочешь, мы можем вернуться.

– Конечно, хочу. – мне снова хотелось плакать, и стыдно было признаться, что еле стою на ногах и боюсь входить в воду, и вспоминать о своей роковой ошибке.

Четыре древних старика подошли ко мне, одинаково печальными голосами поздоровались со мной, объяснили, как и когда нужно прыгать в воду, чтобы попасть в другой мир. Мы оставили нашу верхнюю одежду в машине, чтобы потом, когда вернёмся обратно, было чем согреться.

Старики запели какую-то молитву, Стас взял меня за руку и мы с головой окунулись в море. После погружения вода показалась мне чуть теплее, а когда я вынырнула, вид вокруг был совсем другим: песок, поля, деревенские домики и лес за ними, никаких скал и камней. Я замерла от изумления, Стас подхватил меня на руки и вынес из воды. На берегу нас ждали два мужчины с приготовленными тулупами в руках. Как они узнали, что мы придём? Тоже волшебство?

Нас отвели в избу, дали сухую одежду, принесли горячего молока, мяса и пирогов и оставили наедине. В комнате было жарко натоплено, но я всё равно долго не могла согреться.

– Вот мы и здесь. – сказал Стас. – Как ты себя чувствуешь?

– Как дома. – призналась я. – Мне хорошо.

– Здесь мы можем превращаться в волков. Я хочу тебе показать это и хочу, чтобы ты попробовала сама.

– Я? Настоящим волком?

– Понимаю, это для тебя шок, но ты родилась такой, мы все здесь полуволки, такова наша природа.

Я стояла, не веря своим ушам, и думала: раз эти чудеса теперь прямо рядом со мной, то, значит, это мой шанс получить своё безнадёжное счастье.

Стас куда-то ушёл, но вскоре вернулся с ножом, веревкой, лоскутами хлопка и странного вида сосудом в руках.

– Ты готова?

– Что я должна делать?

– Я порежу ладонь себе и тебе, это часть обряда бракосочетания. Ты, правда, хочешь этого?

– Больше всего на свете. – улыбнулась я и почувствовала, что на глаза накатываются слёзы.

– Любимая моя, жизнь моя, не плачь. – он поцеловал меня в обе щеки и взял со стола большой старинный нож с кованым неровным лезвием и оставил на своей ладони глубокий порез. – Теперь дай мне свою правую руку.

Кровь из раны потекла так, как будто только и ждала, чтобы вырваться. Стас крепко связал наши руки, затем налил нам в чашки какой-то жидкости из тёмного сосуда.

– Это вино, нужно выпить до дна.

Я сделала, как он просил. Вино оказалось очень кислым и противным на вкус, я сморщила нос.

– Заешь пирогом.

– Ничего… – я закашлялась, и Стасу пришлось уложить меня на постель и лечь самому.

Силы очень не вовремя стали покидать меня, я хотела вобрать в себя каждое мгновение:

– Пожалуйста, не дай мне уснуть… Целуй меня…

– Я боюсь, что не сдержусь и потеряю самообладание… не хочу делать тебе больно.

– Не надо сдерживаться. Мы теперь муж и жена.

Он стянул с меня юбку, расстегнул пуговицы на кофте и стал целовать мне грудь и гладить свободной рукой у меня между ног. Это были странные ощущения, я ничего не могла понять. Потом он взгромоздился надо мной, раздвинул мне ноги, его липкое горячее тело прислонилось ко мне. Он весь дрожал и стонал от волнения и возбуждения.

– Если будет очень больно, останови меня. – шепнул он, я кивнула.

Сначала боль волной затмила всё моё сознание, потом так же быстро исчезла, я только успела вскрикнуть. Стас мгновенно отпрянул, он сам был напуган и взбудоражен больше меня. Я попросила его продолжать, но он суетился и волновался, как бы мне не стало хуже. Когда он снова прислонился ко мне, его жар передался и мне, казалось, что мы горим, стало тяжело дышать. Стас осыпал мне шею и ключицы поцелуями и стонал, я не знала, больно ему или приятно. Потом он как-то внезапно замер, напрягся, а затем обмяк и лёг рядом. Он смотрел на меня и гладил по лицу свободной ладонью.

– Поцелуй меня? – попросила я, чувствуя, что время нашего с ним счастья уходит.

Он приподнялся на локте и поцеловал. Я старалась удержаться в сознании как можно дольше, но глаза уже не могли ни на чём сосредоточиться, закрывались против моей воли. Стас это заметил, прижал меня к своей груди и зарыдал.

– Эй, я ещё здесь… – сказала я.

– Прости, прости меня… Маленькая моя… Не нужно было везти тебя сюда… Ларисонька, не оставляй меня, о господи… – его слёзы капали мне на лицо, мне казалось, что я чувствую сейчас и свою, и его боль.

– Я люблю тебя. У меня ещё есть немного сил. Покажи мне…

– Ты, правда, этого хочешь?

– Очень.

Он разрезал верёвку, которая связывала наши запястья, но руки так и остались слипшимися, пришлось разнимать. Потом Стас замотал мне рану лоскутом и отошёл на середину комнаты.

– Ты только не пугайся, я не причиню тебе зла.

И он начал меняться: сперва лицо, потом конечности, потом всё остальное. Через полминуты на меня смотрел большой серый волк. Он подошёл и положил голову мне на колени, я погладила его. Совсем не страшно.

Мне стало тяжело сидеть, закружилась голова, я легла на постель. Волк начал превращаться обратно в человека. У него ещё не успели исчезнуть клыки и когти, когда он подскочил ко мне:

– Лариса, что с тобой? Скажи что-нибудь?

– Это было чудесно… я отдохну немножко…

Стас взял мою руку и снова начал осыпать меня поцелуями от запястья до лица, мне стало щекотно, а поёжилась.

– У тебя ещё клыки не исчезли. – заметила я, когда он добрался до моих губ.

– Я хочу, чтобы и ты попробовала.

– Боюсь, не выйдет.

– Я помогу тебе. – он подхватил меня и усадил на край кровати. – Вот так. Ты можешь не вставать, просто сосредоточься, почувствуй, как природа зовёт тебя.

Я пыталась ощутить хоть что-то, кроме головной боли и ломоты во всём теле, а если что и чувствовала, так это только дыхание смерти, нависшее надо мной.

– Не могу… – в конце концов, выдавила я.

– Смотри, – он показал мне когти на своей руке. – В твоих жилах течёт такая же кровь. Это очень просто: нужно только поверить в это.

Стас взял мою обмотанную лоскутами руку, слегка кивнул мне, и сказал попробовать ещё раз.

Когти начали медленно вытягиваться, появилось лёгкое покалывание или даже, верней, щекотка. Затем выросли клыки, а дыхание стало таким… грубым, даже рычащим.

– У тебя получается!

На мгновение вся боль и слабость в теле исчезли, мне захотелось куда-то бежать, прыгать, беситься. Я набрала в лёгкие воздуха, чтобы скорее завершить превращение, но в груди что-то очень сильно кольнуло, я закашлялась, и болезнь снова вернулась ко мне. Кашель не давал мне сделать вдох, изо рта пошла кровь, я корчилась от недостатка кислорода, потом сознание медленно и мучительно начало покидать меня. Я думала, это конец, мне было жутко, и я понимала, что помочь никто не сможет.

Противоречия продолжают случаться со мной: божественное чувство, когда ты превращаешься в хищника, сменилось брызгами крови изо рта. Я знаю, это сама жизнь наказывает меня за мои грехи.

Я пришла в себя в той же комнате, Стас стоял на коленях возле меня:

– Лариса! Лариса! О, ты очнулась… – задрожал его голос. – Тебе что-нибудь принести?

– Пить… – мои губы едва шевелились, голоса не было.

Он тут же принёс мне кружку с тёплой водой, я осушила её до дна.

– Как ты себя чувствуешь?

– Голове очень больно, тошнит… – с трудом произнесла я. – Долго меня не было?

– Мне показалось, целую вечность. Уже стемнело.

– Мне так страшно…

– Я с тобой, любимая. Ты только не уходи…

– Мы же оба…

– Т-с-с-с! – Стас провёл ладонью по моему лицу. – О господи, ты вся горишь! – он кинулся открывать оконные ставни, чтобы пустить в комнату свежий воздух, положил мне мокрый компресс на лоб. – Может быть, ты ещё чего-нибудь хочешь?

– Хочу, чтобы ты побыл со мной. И глоток холодной воды.

– Сейчас схожу до колодца, я мигом.

Как только он вышел, перед глазами у меня замелькали какие-то тени, я пыталась отбиваться, от них, но они пронзали меня насквозь снова и снова, пока я не потеряла все силы и не погрузилась во тьму.

Допишу завтра, рука дрожит. Пока.

19.01.1976

Как ты, наверное, догадался, дневник, я снова в больнице и снова в одиночестве, пересиливаю себя, чтобы писать здесь. Случилось столько интересного, а держать ручку в руке тяжело.

Всё же расскажу, чего бы мне это ни стоило. Это моя жизнь.

Я очнулась всё в той же комнате, Стаса рядом не было. Ни встать, ни позвать на помощь я не смогла, сил едва хватало, чтобы набирать в лёгкие воздух и не спровоцировать кашель.

Спустя какое-то время пришла женщина, принесла тёплый травяной чай.

– Здравствуй. – она приподняла мне голову, чтобы я могла сделать несколько глотков.

По моему вопросительному взгляду она поняла, что я хочу узнать:

– Стас ушёл к знахарке-травнице, уже часа два как. Отдыхай. – сухо сказала она и вышла.

И я снова осталась наедине со своим кошмаром. Чёрные силуэты духов носились надо мной, как будто посмеивались. Да, я уже перешла точку невозврата.

Я закрыла глаза, чтобы не видеть их, вскоре сознание покинуло меня. В следующий раз меня привел в себя холодный компресс, который положили мне на лоб.

– Ты… – не слыша сама себя, произнесла я.

– Ларисонька, я здесь, здесь. – ответил Стас. – Как ты?

Я попробовала изобразить улыбку, но получилась какая-то вымученная гримаса. Дальше я слышала отрывок разговора:

– Её надо обратно в больницу, здесь она долго не протянет. – сказала женщина.

– Она не выдержит переход через море. Я попросил о помощи ведьмаков.

– Ты же знаешь, что это опасно! – повысила голос она. – Ты не можешь принимать такое решение в одиночку!

– У меня нет выбора, я сделаю всё, чтобы она поправилась. И если ты вздумаешь помешать мне, я тебя смету, тебе ясно?

– Одумайся, мы все здесь можем остаться без пристанища, они не помогут тебе спасти её, ты не знаешь, с кем связался. Или ты опять хочешь войны?

– Отойди. – прорычал Стас.

Дверь за женщиной закрылась.

– Ларисонька, родная, потерпи ещё немного, скоро всё наладится. Я нашёл способ…

Он сидел рядом и держал в руках мою ладонь. Мне снова стало хуже, и я понимала: на этот раз сил настолько мало, что я могу не проснуться в следующий раз.

– Время уходит… – прошептала я.

– Нет! Я не отпущу тебя, у нас всё только начинается, ты справишься.

– Прости… – у меня в груди сильно заболело, и я скорчилась от боли и вскрикнула.

Сознание не желало покидать моё тело, поэтому пришлось терпеть все эти мучения так долго, что я умоляла Стаса убить меня. Он пытался меня успокоить, но плакал сам.

Воздух в комнате был выстужен, царила полная темнота и тишина, слышно было только прерывистое дыхание Стаса и моё, тяжёлое и редкое. Он всё повторял, чтобы я потерпела, что кто-то скоро должен прийти.

Была уже глубокая ночь (во всяком случае, так мне казалось), когда за окном послышался шорох шагов. Вскоре в комнату вошли два тёмных силуэта. Стас вскочил на ноги и сказал, что я здесь. Один из них склонился надо мной, положил мне на грудь свою горячую ладонь и произнёс что-то невнятное, второй уже на вполне понятном нам языке пояснил:

– Она проклята.

– Мне нужно, чтобы она выздоровела. – ответил Стас.

– Мы можем только открыть вход, чтобы ты мог вынести её в другой мир.

– Вы обещали помочь!

– Мы не властны над проклятыми. В этой и следующих жизнях ты будешь один.

– Я заплачу любую цену, сделаю что угодно, только снимите с неё это проклятье! – умолял Стас.

Колдуны переглянулись. Ответа не последовало.

Тот, первый, снова склонился надо мной. Я почувствовала, как боль уходит, как я вообще перестаю чувствовать тело.

– Цена будет дорогая.

– Я же сказал: что угодно. – отозвался Стас.

– Убей верховного.

– Что?

– Вы оба тоже должны умереть. Вместе. Можешь попрощаться.

Стас наполовину превратился, зарычал на колдуна и хотел наброситься на него, но, стоило колдуну лишь щёлкнуть пальцами, тут же свалился на пол мешком. Моё тело было будто бы сковано льдом, я не могла пошевелиться, только наблюдать.

– Ты думал, имеешь над нами власть? Мы принимаем твой отказ.

– Умоляю, помогите ей… а-а-а… – ревел Стас.

– Мы откроем портал и отправим вас обратно. У вас будет время попрощаться.

Стас сел на полу и затрясся от рыданий, колдуны вышли.

– Стас… – прошептала я. – Стас…

Он подполз по мне и начал нести какую-то чушь о том, что он что-нибудь придумает, что это всё глупости, ерунда. Я молчала и ждала, когда его истерика прекратится. Он одел меня и вынес из избы. Портал, который обещали построить колдуны, был на берегу, он светился едва заметным, серовато-металлическим цветом и закрылся сразу, как только Стас шагнул в него. Мы мгновенно оказались возле домиков старцев, как будто два мира разделял всего один шаг.

– Как ты, любимая?

– Мне так страшно…

– Ну что ты, я рядом. – он посадил меня в машину и сел сам.

Мы отправились в обратную дорогу, и сознание, наконец, покинуло меня. Проснулась я уже здесь, в больнице, вся опутанная трубками и под капельницей.

Я больше не встаю, кормят меня тоже через трубку, вести записи в лежачем положении неудобно. В тетради осталась последняя страница. Как символично. Осталось написать о главном. Сегодня подведу итог, завтра закончу дневник.

Пока!

21.01.1976

Удивительно, мне стало лучше, боль в груди утихла, в голове наступило прояснение. Слабость по-прежнему не даёт мне подняться с постели, но всему своё время. У меня появилась надежда.

Днём приходил Стас, как обычно, взволнованный, плакал, словно ребёнок, обвинял себя в том, что из-за него мне стало хуже. Дурачок, без него я так и не узнала бы, что такое счастье.

Тёмные силуэты призраков снова начинают мелькать возле моей постели, как только меня оставляют одну. Я пытаюсь прогнать их, и пусть мои возгласы принимают за бред, мне уже всё равно. Только бы они убрались подальше от меня. Стасу признаваться не стала, он и без того готов расплакаться из-за любой мелочи, довольно я мучила его.

Стас сидел возле меня, пока его не прогнала медсестра, я пообещала, что буду ждать его прихода завтра. Как только за ним закрылась дверь, мне снова стало страшно. Мою душу охватил ужас, как будто время на моих часах вышло. Господи, помоги мне…