Глава 5
Веронике казалось, что прошло довольно много времени с тех пор, как таксист ушёл за билетами.
Она не могла пошевелиться в узком проходе между сиденьями, поднять и просунуть от бёдер к лицу руку, чтобы посмотреть на наручных часиках, который час. Но ощущение того, что её сегодняшний отъезд из Москвы с каждой минутой всё больше перемещается под знак вопроса, нарастало. Казалось, поезд вот-вот отправится или уже ушёл….
В салоне такси было темно, сыро и холодно. От резиновых ковриков, на которых она лежала, чем-то нестерпимо воняло. Тело, скованное неподвижностью в узком проходе, коченело от промозглой сырости.
Наконец рядом с машиной, на улице раздались приближающиеся, хлюпающие по мокрому снегу шаги ботинок таксиста.
– Слушай, тёлка! – тон общения Гарика, забравшегося в салон машины, вдруг стал совсем другим. – С этого момента на неделю я твой хозяин!.. Поняла?!
Вероника по-прежнему лежала внизу, в проходе между креслами, ничего не отвечая таксисту и стараясь сообразить, что же всё-таки происходит в её жизни.
К страху в душе вдруг примешалось ощущение, что она потеряла вообще какой бы то ни было контроль над происходящим с ней, и это пугало её ещё больше.
– Поняла, говорю?! – Гарик опустил вниз руку, нащупал воротник её полупальто и, несмотря на то, что на вид был щуплый и дохлый, поднял её вверх за шкирку как котёнка.
Вероника увидела совсем рядом, в отсветах с улицы, щетинистую щёку армянина. В лицо ей пахнуло его зловонное дыхание, и она вся, и без того испуганная, обмякла от осознания своей беспомощности и необходимости подчиняться чужой воле. Отвратительно было то, что она вдруг стала покорной игрушкой в руках какого-то безвестного армяшки, который был ей так противен. Но хуже всего было то, что в это состояние она загнала себя сама. Она вдруг поняла, что в очередной раз продалась!
– Видишь, – Гарик стал водить по её щекам какими-то бумажками, продолжая держать за воротник. – Я взял нам эСВэ!
Вероника ничего не могла осознать. Она силилась, но не могла понять, что происходит у неё в душе, что говорит ей этот наглый армян, почему так ведёт себя с ней, – обращается будто с какой-то шантрапой, а не с миловидной, яркой, блистательной молодой женщиной, заслуживающей восхищения и поклонения!
Гарик отпустил её воротник, и Вероника как куль картошки рухнула вниз, на резиновый полик между сиденьями.
– Лежи тут! – приказал ей таксист. – Я пойду с ребятами договорюсь, чтобы за машиной присмотрели неделю! Возьму себе секс-отпуск!.. Люблю хохлушек! А ты вообще красавица! Я тебя сразу заприметил, когда вас вёз! Не думал, что ты мне достанешься!.. А с кем ты тогда была, а?!
– С мужем! – Вероника удивилась, что в её голосе засквозили хныкающие, как у нашкодившего подростка, который сдался на милость взрослого, нотки.
– С мужем?!.. Там двое было. Это какой из них твой муж-то?! Худой или толстый?!
– Толстый.
– Солидный парень!.. А второй? Это кто такой был?!
– Это так…. Сотрудник!
– А-а-а! Ну, и куда же твой муж делся?! – удивлённо поинтересовался Гарик. – Развелась, что ли?! Быстро что-то! Или бросил он тебя?! Хотя такую вряд ли бросил бы! Да-а, за тобой глаз да глаз нужен: красивая очень! Мужики, наверно, так и липнут к тебе! Проходу не дают! А?!.. Хохлушки, вообще, – смазливые все бабы…. Но ты! Настоящая красавица!
Гарик замолчал, то ли что-то обдумывая, то ли ожидая ответа от Вероники.
– Ну, муж-то куда делся?! – вновь поинтересовался он.
– Убили его, – ответила Вероника.
– Он что, бандит был?
– Видать, бандит.
– А кто убил-то?! Московские, что ли?!
– Всё тебе знать надо! – в первый раз возмущение девушки прорвалось сквозь страх и смятение.
– Ты не дерзи мне, а то сейчас мигом выкину на улицу! Там тебя Саид и подберёт!.. Так кто убил-то?!
– Тот, второй, – ответила Вероника, негодуя внутри по поводу допроса, который был совершенно неуместен.
– У-у-у, по нему и не скажешь! Худой, щуплый! Он что, тоже бандит?! – удивился армянин.
– Он дурак! – со злостью ответила девушка. – Слушай, давай позже ты мне допрос устроишь! Иди, договаривайся насчёт машины, и айда в поезд, он уже скоро отчалить должен! Опоздаем – на своей колымаге меня в Сумы повезёшь! – Вероника почувствовала, что страх постепенно утихает в её душе, уступая место возмущению. Уже и кавказцы почему-то не казались такими страшными, как поначалу, может быть, от того, что всё как будто бы уладилось.
– Ладно, лежи здесь тихо! – приказал армянин. – Я пошёл!
Дверца захлопнулась. Шаги стихли, и Вероника снова осталась одна.
Теперь она мучительно раздумывала, как бы поскорее отделаться от этого незваного гостя. Она так и прозвала его про себя почему-то – «гость».
Ей вовсе не улыбалось привезти у себя на хвосте на родину этого наглого армяшку.
Они ей всегда не нравились. Чужой народ, неруси! К тому же, спекулянты! Сами ничего не выращивают, а только торгуют мандаринами да персиками, что везут с Крыма на своих «копейках» с усиленными рессорами, которые используют как грузовики, нагружая машину тонной фруктов. Там за бесценок скупают прямо в колхозных садах, здесь втридорога продают. И цену не сбавляют, даже если товар портиться начинает, – тогда его просто выбрасывают!
И, надо же, ей в Москве с «чуреком» вплотную пришлось столкнуться! Да ещё с ней в Сумы поедет! Вот наглые эти «чурбаны»!..
«Тьфу! – Веронике стало противно так, что она сплюнула на пол, вдруг представив себе, что придётся, наверное, ещё и целоваться с этим «черномазым». Её едва не стошнило. – Тьфу, мерзость какая!»
Только теперь до неё вдруг дошло данное Гарику обещание. Его наглое «неделю буду драть тебя как сучку!» резануло слух, но только сейчас, когда оцепенение от страха отпустило, до неё стал доходить подлинный смысл этой фразы.
«Вот влипла!» – с досадой подумала девушка.
Ну, разве она могла себе представить, что всё обернётся так скверно и гадко? Она-то думала что?! Самым главным ей казалось – удрать с гостиницы!
А что получилось?! Ну, удрала она! Ста долларов, припасённых на всё – про всё, не то что бы на все её планы, – не хватило даже до дома добраться! И вместо свободы, что?!.. Она стала вдруг ни с того, ни с сего, – сама не заметила как, – рабыней какого-то наглого армяна!..
Веронику снова передёрнуло от омерзения. Она не могла даже поверить в то, что всё это происходит с ней. Не с кем-нибудь, а с ней! Этого вообще не должно было с ней произойти! Пусть с кем угодно другим, – да только не с ней!
Сомнений теперь было всё меньше. Ничьими услугами пользоваться при побеге нельзя было! Надо было самой как-то смываться! Почему она расслабилась?! Зачем стала искать этого армяшку?! Ну, и что нашла?! Приключения себе на голову?!
Тут Вероника вспомнила запруженный народом, как во время революции или массового переселения, Киевский вокзал, длинные и злые очереди в билетные кассы, и призналась вдруг себе, что без посторонней помощи не то что удрать бы у неё не получилось из Москвы – билет вовремя купить, чтобы на поезд не опоздать!
Нет, с армяном она, наверное, правильно связалась. Он ведь не навязывался к ней! Запросил тройную цену за такси?! А чего она хотела-то?! Чтобы он ей помог удрать, да ещё и бесплатно?! Но зачем сказала, что денег нет?!..
Тут Вероника вспомнила, как перекосило у Гарика лицо от невыразимого страха лишь при упоминании о разыскивающих её чеченцах. Конечно, если они узнают, что он ей помог удрать из гостиницы, то ему, в лучшем случае, не поздоровиться. Бегемот, помнится, как-то говорил при ней, что «чехи», – он их так почему-то называл, – крутые ребята. Стреляют и глотки людям режут, как баранам! Поэтому Гарик и испугался. Он-то для них чем лучше барана?! А что они с ней сделают, если найдут?!.. Нет, знала бы, что так всё обернётся, – последнюю рубашку отдала бы! Но!.. Не отдала же! Вот и влипла! Зачем Гарику сказала, что у тебя денег нет?! Ну, распотрошила бы подклад сумки, да отдала бы ему ещё сотню! Ну, и всё! До свиданья! Дала бы ему по окончанию спектакля пинка под зад…. Как он тебя пытался из машины выпихнуть!.. Так нет же! Напросилась на новое приключение! На содержание армяну! Тьфу!!! Дура! Ну, точно дура!!!
Вероника не представляла себе, как это позволит ему прикоснуться к своим злачным местам, которые сама любила, лелеяла, берегла и холила при каждом удобном случае. Отдаться кому-то она могла только тогда, когда ей диктовала её прихоть. А тут армян! Да нет, даже и речи быть не могло ни о чём!
«Нет! – решила Вероника. – Сядем в поезд, и пусть только попробует полезть ко мне! Сразу закричу! Буду на помощь звать! Брыкаться буду, в конце концов! Не дам ему ничего! Ничего не получит!..»
Водительская дверца снова распахнулась. В машину задуло сыростью и холодом с улицы.
– Вставай! – скомандовал Гарик. – Побежали! До отправления поезда осталось пять минут, а он стоит далеко, сбоку от вокзала, на одиннадцатом пути!
Вероника поднялась с резинового коврика, с трудом высвободившись из плена узкого прохода между креслами, села на заднее сиденье машины и осмотрелась.
– Как же я побегу-то?! – она увидела, во что превратилось её яркое модное демисезонное пальто, испачканное теперь следами ботинок Гарика и мокрой чёрной маслянистой грязью с резиновых половиков такси. – Ты на меня посмотри!..
– Поезд отходит через пять минут! – повторил Гарик, и тон его голоса стал ещё ниже: в нём появились угрожающие нотки. – Я своё обещание выполнил: тебе билеты на поезд купил! Если мы опоздаем, я всё равно буду тебя неделю иметь! Поверь, у меня есть, где тебя на неделю в Москве закрыть. А потом выкину на улицу! И всё! Я тебя знать – не знаю! А если Саид найдёт, то из тебя котлету сделает и скормит своим собакам. Поняла?!
– Поняла! – испуганно отозвалась Вероника.
– Так что, тёлка! Хочешь, чтобы всё по твоему получилось, – беги к поезду что есть силы! И не смотри, – грязная ты или чистая! Это твой последний шанс! Поняла?!
– Поняла! – снова согласилась Вероника, испуганно осознав, что, действительно, стоит на самом краю судьбы, и вдруг почти физически ощутив, как за спиной веет нездоровый леденящий холодок пропасти неизвестности.
Гарик глянул на часы:
– У тебя для прыжка в жизнь осталось уже три с половиной минуты!.. Вагон номер шесть!.. Беги!..
Вероника выскочила из машины, едва не забыв свою драгоценную сумочку с долларами в подкладе, и понеслась во весь опор, расталкивая на ходу уныло бредущую, словно бесконечная лента странного кино, толпу людей, уже не оборачиваясь и не извиняясь. Ей казалось, что она бежит так быстро, что Гарик навсегда отстал от неё и уже не сможет догнать. О, как она хотела, чтобы он отстал от неё! Гарик был последним эпизодом этого кошмарного московского сна, который никак не мог закончиться. Она надеялась, что, впрыгнув в поезд, наконец, проснётся от него, и дальше всё будет по-другому. Не так, как прежде! Но по-другому! Всё будет хорошо!..
Вероника, оббежав здание вокзала, выскочила к левым уличным перронам.
Здесь народу было намного меньше. Только менты, немного пассажиров и грузчики. Глазами она нашарила на табло свой поезд. Так и есть! Одиннадцатый путь! Она глянула на часики. До отправления осталась минута.
Вероника припустила стремглав, словно стараясь обогнать время. До перрона были ещё с две сотни метров.
Она промчалась мимо милиционеров, и вслед ей раздалась трель милицейского свистка.
«Пошли вон, сволочи! Я ничего не нарушала!» – подумала она про себя, припустив ещё быстрее.
В темноте, откуда-то с неба, со стороны здания вокзала неслось объявление об отправлении её поезда. Дикторша желала пассажирам счастливого пути. Она должна была успеть на этот поезд! Во что бы то ни стало! Этот поезд спасёт её жизнь!
Вероника уже бежала по перрону мимо состава. Двенадцатый вагон, десятый!..
В каждом тамбуре стояла проводница с поднятым вверх сигнальным флажком, сообщавшим: всё нормально, можно отправляться.
Вдруг раздался какой-то неправдоподобный лязг. Вероника, запыхавшаяся, мало чего уже соображающая от дикого спринтерского забега, не могла понять, откуда он идёт.
И тут она увидела, что поезд, её спаситель-поезд, тронулся, и плавно покатился вдоль перрона. А она только поравнялась с девятым вагоном. Сначала бег её был быстрее, чем двигались вагоны. Но вот их скорости сравнялись, и спустя секунду они уже стали обгонять её.
Вероника поняла, что опоздала.
Она бессильно остановилась у края перрона. Мимо неё в полуметре быстро проходили, всё больше ускоряясь, вагоны поезда её надежды, последней надежды выпрыгнуть из кошмара и спастись.
Слёзы сами собой застилали глаза. Сквозь них, преломлённые, как в увеличительном стекле, проплывали жёлтые квадратики вагонных окон, тамбуры со стоящими в открытых дверях проводницами.
Это был конец!..
– Эй, малохольная! Прыгай сюда! – раздался где-то рядом женский голос.
Даже не успев ещё ничего сообразить, Вероника обернулась на окрик, увидела приближающийся, стремительно наплывающий на неё жёлтый прямоугольник открытой двери тамбура последнего, тринадцатого вагона, стоящие в нём какие-то два силуэта, и, поняв, что кричат оттуда, прыгнула, не раздумывая, кто и зачем орал, вперёд, ухватившись за поручни и влетев в тамбур. Силуэты отпрянули вглубь.
Туфли заскользили по стылой рифлёной металлической плите пола тамбура, покрашенной оранжевой краской. Она едва не поскользнулась, но удержалась, повиснув на поручнях.
Вероника напряглась и встала на ноги, смахнув слёзы, мешавшие ей видеть.
Перед ней стояли проводница и Гарик. Оба улыбались.
– Ну, ты как антилопа Гну неслась! – сказала проводница, хлопнув её по плечу. – Молодец! Наверно, олимпийский рекорд побила! Ты кого хотела догнать-то, электровоз? К машинистам, что ли, собралась в кампанию?! Так они б не взяли!.. Хотя нет, смотри-ка, мордашка смазливая, можа, и подвинулись бы на полпалки!.. А?!..
Проводница тараторила всякую чушь. Язык у неё работал как помело. Но Вероника не обижалась на её едкие, колкие шуточки и замечания. Она была счастлива, что дурной сон остался вместе с Москвой вовне этого поезда, который уносил её теперь к родному дому.
Она вдруг ощутила какую-то тёплую радость внутри себя, какое-то безграничное счастье. Ей захотелось обнять всех: и Гарика, несмотря на то, что он подлый армян, и проводницу, из которой, как из рога изобилия лился нескончаемый словесный поток колкостей.
Колеса вагона дробно отстукивали какой-то бравый гимн. Быть может, это был гимн прощания со злом, от которого удирал поезд, оставляя за собой его пустынное, унылое пространство. Он словно выныривал из кармического узла, доставившего Веронике множество неприятностей и переживаний. Единственным напоминанием о прошедшем неприятном эпизоде жизни теперь оставался Гарик….
– Эй, подруга! – проводница, всё продолжая гоготать и шутить, снова фамильярно толкнула её в плечо так, словно они были закадычными подружками. – А я тебя знаю!
Теперь и Вероника признала в проводнице ту, что висла на её мужа на перроне, когда они уезжали в Москву.
– Ты же, это самое, подруга…, то есть жена Бегемота! – окончательно вспомнила её Алла. – Тогда в СВ ехала, а сейчас что, в купе?!.. А-аа! Я поняла, это ты мчалась – СВ с Бегемотом догоняла! У вас, видать, хобби такое, друг от друга ездить в разных вагонах!..
Вероника молчала. Радость избавления от московского кошмара немного потускнела от встречи с этой голосистой и наглой нахалкой.
– Да нет! Я в СВ еду, в шестом вагоне! – ответила она Алле.
– А-а, ну, понятно, то-то я гляжу, припустила мимо, как быстрая лань! Ну, давай, топай! – Алла нахмурилась, улыбка сошла с её лица. – Беги скорее к Бегемоту, а то украдут!
– Не украдут! – ответила Вероника, открывая дверь в вагон.
– А-а, вон как! Приворожила, что ль?! Смотри, он мужик видный! Таких, как ты куколок в нашем славном городишке, как навоза в коровнике! А вот Бегемот один, – слышала Вероника вдогонку себе тирады проводницы, проходя по коридору вагона.
Пассажиры, временами попадавшиеся ей на пути, расступались, прислонялись к поручням или уходили в купе, пропуская её вперёд.
– Да нет уже этого вашего Бегемота! – сказал ей Гарик, до того просто стоявший в тамбуре и слушавший перепалку.
– Как нет?! – удивилась Алла. Но Гарик уже пошёл следом за Вероникой, поотстав от неё на полвагона. – Как это нет?!
В голос нахальной проводницы, всё ещё долетавший до ушей Вероники с другого конца вагона, закралась тревога.
– Убили его! – бросил на прощанье Алле Гарик уже с середины коридора.
– Как убили?!.. Кто убил?!.. Когда?! – растерялась Алла. В голосе проводницы теперь звучали нотки неподдельного горя, которым её вдруг щедро одарил Гарик. – А ты кто такой?! Откуда знаешь?!
– Попутчик я! – бросил Гарик с противоположного конца вагона и скрылся в тамбуре.
Алла как стояла в коридоре возле раскочегаренного титана, рухнула на пол, как подкошенная страшной новостью. Пассажиры, стоявшие в коридоре, ставшие невольными свидетелями драмы, бросились к ней.