Глава 14
– Как прошло сегодня твое… э-э… выступление в библиотеке? Твоя так называемая речь? – спросил Сэм задушенным голосом, как будто этот вопрос с силой из него выдавливали.
– Хорошо прошло… – начала Клементина.
– Много народу было? – перебил Сэм. Он барабанил пальцами по белой полотняной скатерти и возбужденно оглядывал ресторан, словно в поисках кого-то или чего-то. – Сколько человек пришло, по-твоему? Двадцать? Тридцать?
– Меньше двадцати. И среди них Эрика. – Клементина подождала реакции и, когда таковой не последовало, добавила: – Не понимаю, право, зачем она захотела прийти.
– Ну, Эрика – твоя большая фанатка, – слабо улыбнувшись, сказал Сэм.
Раз Сэм начал с шутки, это давало ей надежду, что вечер пройдет хорошо. Из всех мужчин, с которыми она встречалась, Сэм был первым, кто сразу же интуитивно уловил сложности ее дружбы с Эрикой. Он никогда не проявлял нетерпения или непонимания, ни разу не сказал: «Не понимаю, если она тебе не нравится, не встречайся с ней!» Просто он воспринимал Эрику как неотъемлемую часть Клементины, как неуживчивую сестру.
– Это правда. – Клементина громко рассмеялась. – Хотя она ушла с середины выступления.
Сэм ничего не сказал. Он смотрел мимо нее, словно за ее спиной происходило что-то интересное.
– Как сегодня на работе? – спросила она.
– Хорошо, – холодно произнес Сэм. – То же, что и обычно.
«Твое замужество сейчас проверяется на прочность, дорогая! После неудач приходит везение! Единственный способ все преодолеть – уметь прощать и налаживать контакты!» – драматическим шепотом обратилась мать к Клементине, словно наставляя перед дальним путешествием. Обе они стояли у входной двери в ожидании Сэма, который выбрал этот момент, чтобы сесть за компьютер и ответить на имейл, очевидно жизненно важный, а из телевизора в это время неслись резкие звуки выступления какой-то кошмарной поп-певицы. Пэм слегка поправила ремешок на платье Клементины, в чем не было никакой необходимости. «Вам необходимо поговорить! Выговориться! Высказать то, что вы чувствуете!»
– Ну и как, срабатывает твоя «корпоративная культура с опережающим осмыслением»? – спросила Клементина.
Раньше она могла сказать те же слова и заставить его смеяться, но теперь она различала в собственном голосе нотки недоброжелательства. Два музыканта могут играть одинаковые ноты, но звучать они будут совершенно по-разному. Все решает интонация.
– Прекрасно срабатывает.
Сэм взглянул на нее едва ли не с ненавистью. Клементина опустила глаза. Иногда, глядя на него, она чувствовала, что у нее в груди плотным клубком свернулась спящая змея, которая однажды зашипит и бросится в атаку. И последствия будут непредсказуемыми и ужасными.
– Признаюсь, мне не очень-то нравятся эти лекции. – Она сменила тему.
Каждый раз она нервничала, но не так, как это бывало перед концертом или даже перед прослушиванием. Слушатели всегда хлопали, но как-то вяло, и она часто улавливала оттенок неодобрения.
Она выглянула в гигантское окно, все в дождевых каплях, из которого открывался размытый картинный вид на порт Сиднея и белые паруса Оперы, где она выступала всего за два дня перед этим.
– Я почти ненавижу их.
Она взглянула на Сэма. Его лицо выражало сильную досаду, и он чуть ли не трясся.
– Тогда перестань. Просто покончи с этим. Зачем тебе эти выступления? Ты и так занята по горло. Надо готовиться к прослушиванию. Ты собираешься на прослушивание?
– Конечно собираюсь! – воскликнула Клементина. Почему он спрашивает об этом? – Я встаю в пять утра и занимаюсь каждый день!
Как же он может об этом не знать? Иногда она просыпается посреди ночи и слышит его шаги по коридору или приглушенный звук телевизора снизу.
– Разве ты не слышал меня?
– Наверное, слышал, – смущенно произнес Сэм. – Просто не подумал, что ты упражняешься.
Чем же, по его мнению, она занимается? Или звуки виолончели для него – просто ничего не значащий фоновый шум? Или ему вообще на все наплевать?
Она постаралась подавить раздражение.
– А сегодня я была у Энсли и играла перед ними.
– О-о! – Казалось, Сэм искренне удивлен. – Что ж, это здорово. Как все прошло?
– Прекрасно. Все было прекрасно.
Совсем не прекрасно. Было странно и ужасно. Хью и Энсли горячо спорили об исполнении ею первой части концерта.
– Чудесно! – воскликнул Хью, как только она закончила. – Браво! Дайте этой девушке работу. – Он выжидающе посмотрел на жену, но Энсли не улыбалась.
– Что ж… – смущенно произнесла она. – Очевидно, ты много работала. С технической точки зрения все идеально. Просто… не знаю, это не похоже на твою игру. Будь я за ширмой, ни за что не догадалась бы, что это ты.
– И что же? – спросил Хью.
– Это было так безупречно. Каждая нота на своем месте. Можно было подумать, что играет самонадеянный двадцатилетний вундеркинд, только что выпущенный из консерватории.
– И я снова скажу – что из того? Если она будет так играть, то точно попадет на следующий тур, – сказал Хью. – Я бы точно ее пропустил. Ты тоже, я это знаю.
– Может быть, но не думаю, что она пройдет второй тур. В твоей игре было что-то – не обижайся, Клементина, – что-то от робота.
– Как может она не обижаться? – поинтересовался Хью.
– Мы должны быть честными, – ответила Энсли. – Не добренькими. – Потом она взглянула на Клементину и неожиданно спросила: – Ты уверена, что по-прежнему этого хочешь? После… всего?
– Разумеется, она этого хочет, – подтвердил Хью. – Что с тобой такое?
Потом зазвонил их домашний телефон, и Клементине так и не пришлось отвечать на прямой вопрос Энсли.
– Как там Энсли и Хью? – спросил Сэм. Она чувствовала, какого напряжения стоило ему задать простой вопрос. Словно она смотрела, как он подтягивается на турнике. – Давно их не видел.
Но он старался, и она тоже постарается.
– Хорошо. У них все хорошо. Слушай, я рассказала Хью, как ты заставлял меня бегать на месте перед занятием музыкой, и он сказал, что у него был преподаватель, который тоже заставлял его бегать! – Сэм тупо на нее посмотрел. Можно было подумать, что несколько недель назад кто-то другой прикреплял к потолку простыню и кричал: «Беги, солдат, беги!» Она настойчиво продолжала: – Его преподаватель также советовал ему просыпаться ночью и заниматься в полусонном состоянии, а еще играть, слегка подвыпив перед этим. Кстати сказать… А-а, вот, отлично, кто-то к нам идет.
К их столу подошел молодой официант:
– Желаете, чтобы я назвал блюда дня?
Он расправил плечи с видом героя, намеревающегося совершить нечто рискованное.
– Да, но хотелось бы узнать о наших напитках. Мы заказали два бокала вина… уже давно.
Миллион лет назад.
Клементина постаралась смягчить слова улыбкой. Официант был трогательно молодым и изголодавшимся на вид. Он идеально подошел бы на роль уличного оборванца в «Отверженных».
– Вам еще не принесли напитки?
Официант разволновался, словно никогда не слышал о таких вещах.
Клементина указала на стол – спиртного нет. Только два сотовых, лежащих перед ними на изготовку, чтобы можно было схватить их в случае кризиса, поскольку теперь они жили в ожидании кризиса.
– Может быть, про них забыли, – предположила Клементина.
– Может быть, – откликнулся официант.
Он боязливо посмотрел через плечо на бар ресторана, где смазливая официантка с сонным видом полировала бокалы.
– Можете проверить? – спросила Клементина.
Во имя Господа, почему этот шикарный ресторан нанимает детей? Голодающих детей? Накормите его и отпустите домой.
– Конечно, хорошо. Это были два бокала…
– «Шираза», – подсказала Клементина и различила в собственном голосе пронзительные нотки.
– Понятно. Гм… Можно я сначала перечислю блюда дня?
– Нет, – ответила Клементина, и в тот же момент Сэм с улыбкой произнес:
– Конечно, приятель. Послушаем про блюда дня.
Он всегда выбирал для себя роль Хорошего Копа.
Официант глубоко вздохнул, сжал руки, как мальчик-хорист, и продекламировал:
– В качестве закуски мы предлагаем семгу конфи, приготовленную с кориандром, апельсинами и мятой.
Он умолк, но губы его продолжали беззвучно шевелиться. Клементина надавила на телефон кончиком пальца. Экран засветился. Никаких вызовов. Все хорошо.
Сэм заерзал на стуле и чуть заметно кивнул официанту в знак одобрения, как сделал бы любящий родитель, когда его чадо читает стихи.
Наблюдая за мужем (его человечность выводила из себя), Клементина неожиданно ощутила приступ любви, как одну безупречную, чистую ноту. Бархатистая ми-бемоль. Но стоило этому чувству появиться, как оно сразу пропало, и, когда официант начал с запинками излагать длиннейший список блюд дня, осталось лишь зудящее раздражение.
– Ветчина и пеперони, нет, постойте, не пеперони, а ветчина и… гм…
Он качнулся вперед и, сжав губы, уставился на свои ботинки. Клементина встретилась взглядом с Сэмом. Раньше ей стоило лишь немного вытаращить глаза, чтобы заставить Сэма потерять самообладание, и тогда он, стараясь не задеть чувства официанта, покраснел бы, едва сдерживая смех.
Но сейчас они просто посмотрели друг на друга, а потом в сторону, словно несерьезность противоречила новым правилам жизни, по которой они шагали с большой осторожностью, обуздывая себя и не расслабляясь ни на миг.
Официант продолжал нескончаемый перечень, а Клементина, чтобы отвлечься, проигрывала в голове отрывки из Брамса, пользуясь своей рукой под скатертью, как грифом. У Брамса было множество мини-фраз, соединенных в одну растянутую мелодическую линию. Требовалось особое лирическое настроение. Может быть, Энсли права? Не слишком ли много внимания она уделяет технической безупречности? «Если сконцентрироваться на музыке, технические проблемы зачастую разрешаются сами собой», – говорила ей Марианна. Однако Клементина обнаружила, что в каждом аспекте своей жизни приняла этот совет слишком близко к сердцу. Ей надо было сконцентрироваться, приучить себя к дисциплине, научиться доводить дело до конца, вовремя оплачивать счета, выполнять правила.
– … с великолепным козьим сыром!
Официант завершил декламацию ликующим возгласом исполнителя рождественских гимнов: «И куропатка на грушевом дереве».
– Все это звучит заманчиво, – промолвил Сэм.
– Желаете, чтобы я рассказал о чем-то подробнее?
– Ни в коем случае, – откликнулся Сэм, и Клементина едва не рассмеялась.
Он всегда умел произносить фразы с непроницаемым лицом.
– Хорошо. Так что вы обдумайте, а я тем временем узнаю про ваше вино… – Официант посмотрел на Клементину.
– «Шираз», – подсказала Клементина.
– Легко. – Официант щелкнул пальцами, очень довольный, что покончил со списком блюд дня.
– Итак… – начал Сэм, когда официант ушел.
– Итак, – повторила Клементина.
– Что закажешь?
Сэм, как газету, поднял перед собой меню.
– Пока не знаю. – Клементина взяла меню. – Все выглядит аппетитно.
Ей хотелось пошутить. Пошутить насчет официанта. Насчет блюд дня. На тот счет, что их вино никак не принесут. Насчет девушки за барной стойкой, самозабвенно полирующей бокалы. Куча всяких возможностей. На миг ей показалось, что от этого зависит очень многое. Сумей она удачно пошутить прямо сейчас, она спасет этот вечер, спасет их брак. Что-то о девушке с буддистским подходом к работе? Самозабвенно полирующей бокалы? Если бы она столь же самозабвенно налила им вина! Боже правый, когда она успела превратиться в человека, мысленно репетирующего шутливые замечания?
В ресторане кто-то засмеялся. Какой-то мужчина. Глубокий голос, явно баритон.
Сердце Клементины подпрыгнуло. Сэм поднял голову от меню.
Только не Вид. Не здесь. Не сегодня.