Вы здесь

Верность. Коса (Леонид Гришин, 2013)

Коса

Сегодня я решил поехать на Колхозную косу порыбачить. Почему называется именно Колхозная коса – не знаю. В этом месте Кубань делает плавный поворот в сторону правого берега, подмывая его. Здесь, на левом берегу, образовалась большая галечная отмель, как у нас называется – коса. А название Колхозная коса ещё с детства помню: кто-то её так назвал, с тех пор и закрепилось. Чем она была примечательна, так это ромашками. Ромашек там было видимо-невидимо, причём крупные, красивые, с жёлтой серединой, с белыми лепестками. Потом их даже брали оттуда и рассаживали в палисадниках. Они там хорошо приживались и росли. Если за ними ухаживать, поливать и вырезать старые цветы, то они цветут до морозов.

Я сегодня настроился на вечернюю зорьку, там уж – как будет ловиться, может быть, останусь, чтобы порыбачить ещё и на утреннюю. Поехал один, брат не захотел – дела какие-то у него были. Когда стал подъезжать к Колхозной косе, то заметил, что место, на котором я думал остановиться, занято, причём занято такими туристами, каких я ещё на Кубани не видел: хороший джип и прицеп-домик. Такие домики я в своё время видел в Германии, очень хотелось иметь такой. Это как раз в те семидесятые– восьмидесятые годы, когда за границу было сложно выехать, даже по туристической путёвке надо было пройти специальные комиссии и получить разрешение. А это уже не от тебя зависело. Это сейчас путешествовать проще простого: сегодня уже столько стран, в которых визы отменены, как в Турции, или полуотменены. Прилетаешь, показываешь загранпаспорт, и отдыхай себе там. А раньше такого не было, всё стремились на юг – в Сочи или в район Сочи. В летнее время достать путёвки было практически невозможно, поэтому чаще ездили «дикарями»: снимали койко-место без всяких удобств лишь бы как – это считалось нормальным отдыхом. Потом люди начали с палатками отдыхать. Потом были придуманы полупалатки-прицепы. Но иногда иностранцы приезжали вот с такими домиками, как у туристов, расположившихся на Колхозной косе. В таких домиках было всё оборудовано: и спальные места, и кухоньки были, и даже газовая плита. Тогда на это всё смотрели с завистью. Сейчас это всё стало свободно, можно купить где угодно. Но желающих у нас, по-моему, уменьшилось на такие «комфорты». Сейчас люди больше любят, когда «всё включено», чтобы и тёплое море было, и высококлассный сервис, и чтобы было на что посмотреть, как в той же Италии, Испании, Турции, Болгарии или на Канарах.

Я здесь увидел отдых застойных времён. Люди предпочли Канарам и прочему Колхозную косу здесь, на Кубани. Чтобы не мешать отдыхающим туристам, я взял влево, проехал метров сто пятьдесят, остановился и решил порыбачить там. Облюбовал место, взял снасти, вышел к Кубани на перекатик и решил половить усачей. Я поставил пару закидных на усачей, но с полчаса не было ни одной поклёвки. Время настало, уже можно поставить и сомятницы. Я приготовил четыре удочки-сомятницы, две штуки поставил на лягушку как обычно и две штуки на живца. Когда подошёл к закидным, то увидел, что обе сработали, я вытащил. На одной был приличный усач, где-то килограмма на полтора весом, на другой поменьше – грамм на восемьсот. Уже было приятно. Я перезарядил донки, принёс стульчик и сел. Прошло минут десять, сработал один из сигнализаторов. Но, похоже, сигнал был ложный. Может быть, что-нибудь пронесло течением мимо. Я перезабросил, поправил наживки и слышу, что сработал второй сигнализатор. На этот раз я подождал повторного сигнала, подсёк и стал выводить. Опять попался усач, небольшой, грамм на восемьсот. Так и подлавливал периодически.

Изредка я поглядывал на соседей. Я заметил, что их двое – мужчина и женщина. Когда я подъезжал и настраивался, они купались в Кубани. Мне показалось, что это какая-то дружная пара. Им было интересно и весело друг с другом. Они даже плескались. Издалека я не мог определить, какого они возраста, но, кажется, они были почти мои ровесники.

Когда солнце стало катиться к закату, я решил перекусить: достал бутерброды, термос и устроился. Костёр пока решил не разводить. Налил себе чаю из термоса и стал есть. Смотрю, ко мне направляется женщина, я стал её разглядывать. Я отметил, что у неё была идеальная фигура, она была высокого роста и стройная. Она шла по камням. Не каждая ещё сможет так идти, но она шла совершенно спокойно, правда, иногда чувствовалось, что наступала на круглые скользкие камни. В такие моменты её гибкая фигура извивалась, удерживая равновесие. Она приближалась. Я понял, что она идёт ко мне, поэтому быстро прожевал остатки бутерброда, запил чаем, приподнялся и стал ждать её. Она была в спортивном костюме, не ширпотребовском китайском, а в настоящем «Адидасе», кроссовочки – тоже «Адидас». Пушистые волосы собраны сзади. Я отметил про себя, что у неё были правильные черты лица, красивые голубые глаза, добрые и ласковые.

Я стоял и ждал, что будет. Она подошла ко мне и спросила:

– Извините, вы здесь остаётесь ночевать или только на вечернюю зорьку?

Мне не понравилось то, что она спросила, будто бы я им мешаю. Я ответил не очень вежливо, даже слегка грубо. Я сказал, что это моё личное дело, как поступать, и что я ещё не решил, оставаться или уезжать. На её лице отразилось замешательство. Я спросил у неё, чего она хотела.

– Извините, пожалуйста, если вы останетесь здесь, то не желаете ли с нами поужинать?

Я удивился, что они решили пригласить к своему столу незнакомого человека.

– Понимаете, у нас сегодня с мужем юбилей, а мы заметили, что вы один, и нам было бы приятно, если бы вы составили нам компанию. Если не возражаете, то минут через сорок мы вас будем ждать.

Я что-то невнятное промычал, а затем сказал:

– Да, спасибо, я приду!

– Тогда до вечера! Меня зовут Валентина Ивановна, а мужа моего Анатолий Викторович, а вас?

– А меня Леонид Петрович.

– Хорошо, Леонид Петрович, мы вас будем ждать.

И она ушла. Я посмотрел ей вслед – её фигура в лучах заходящего солнца была прекрасна. Её походка по этим голышам, как мы раньше называли эти камни, была такой изящной, что я просто-напросто стоял, как идиот, и любовался этой картиной.

Раз пригласили на ужин, буду собираться. Я стал отмывать руки как следует. Посмотрел, нет ли на мне чешуи и прочего. Когда более или менее привёл свой костюм в порядок, я пошёл и нарвал большую охапку ромашек, прикрыл машину, глянул ещё раз на закидные – одна пищала, но я уж подумал: «Ладно, пищи».

К назначенному часу я двинулся в сторону соседей. Когда я подошёл, то увидел Валентину, но уже в дивном вечернем платье с большим декольте, волосы её были подобраны назад, оголяя лебединую шею, удлинённое платье подчёркивало её совершенно прямую спину, высокую грудь и делало её ещё выше, а лицо с голубыми глазами было просто прекрасно. Я не мог оторвать взгляда от такой женщины. Её муж был высоким стройным мужчиной с заметным шрамом на щеке. Мы поздоровались. Что-то мне показалось в нём знакомым. Я вручил женщине букет ромашек, та с удовольствием их приняла. Но обстановка была напряжённой. Очевидно, она сказала мужу, что я не очень учтиво её принял и не очень вежливо отвечал…

Мы сели. На столе у них уже было всё приготовлено: стояли деликатесы, причём такие как, например, икра двух сортов, красная рыба, кальмары, крабы и прочее. Я удивился, зачем иметь красную рыбу, икру, когда здесь свежая плавает. Также была приготовлена свежая рыба – усач и сом, обжаренные на масле. Сом был приготовлен весьма умело. К тому же овощи были – помидоры, огурчики, оливки. В общем, довольно приличный был стол. На столе стояла бутылка коньяка, стояла боком, поэтому я не мог прочитать названия, а также водка и вино.

– Вот, у нас сегодня юбилей нашей совместной жизни, – сказал Анатолий, – просим соприсутствовать на нашем празднике и составить нам компанию.

Он сразу предложил вина, коньяка или водки. Я почему-то решил водку, он меня поддержал. Спросил Валентину – она попросила вина. Он налил ей вина, мне и себе водки, я произнёс ни к чему не обязывающий тост. Я не знал ничего об этих людях, сколько и как они прожили, но тем не менее пожелал долгих счастливых лет, здоровья, уважения и прочего, что обычно говорят в таких случаях.

Мы выпили, стали закусывать. Они поинтересовались, кто я и откуда.

– Я заметил, у вас ленинградские номера.

– Да, я из Питера.

– А что здесь?

– Я родом отсюда.

Анатолий немного помолчал.

– А откуда?

– С Новокубанска.

– А где жили?

– Как где?

– Улица какая?

– Раньше она называлась Ворошилова, теперь Московская.

– Постойте, постойте, а фамилия?

Я назвал.

– А вам фамилия Бирюков ничего не говорит?

– Как не говорит? На нашей улице жила семья Бирюковых, многодетная семья, правда, девочек больше было, а мальчик, по-моему, один. – Я очнулся, глядя на него: – Позвольте, а вы не Анатолий Бирюков?

– Он самый, – заулыбался Анатолий.

– А я вначале смотрю – лицо знакомое!

– Вот видишь, мы, оказывается, соседи.

– А Валентину ты узнаёшь или нет?

Тут я узнал и Валентину.

– Валентина Кузнецова.

– Вот видите, как получилось. А мы думали, что пригласили совершенно незнакомого человека.

– А как в Ленинграде оказался?

– Обыкновенно, как и все в то время. Окончив школу, все должны были куда-то уезжать поступать, но в институт я сразу не попал, поэтому два года ещё проработал, а затем уехал в Ленинград. Там поступил в институт, закончил, там и остался. Сейчас приезжаю в отпуск сюда. А вы?

– А мы по-всякому, – сказал Анатолий.

В это время Валентина улыбнулась.

– Мы разными путями по России покуролесили, – ухмыльнулась она.

– Да уж прям покуролесили! Просто такую работу я себе искал.

– Хорошо, хорошо! Нашёл, нашёл хорошую работу.

Я не понимал, о чём они говорят. Потом выпили по второй, я стал интересоваться, где они живут.

– Да мы далеко. По России-матушке пока проедешь, пол-отпуска потратишь.

– А почему по России так долго едете?

– Там, где обосновались мы, там природа другая. Нас потянуло в этом году сюда – на Родину. Здесь наш юбилей захотели отметить – так, чтобы ни родственников, ни друзей, никого.

– Что же, это интересно: имея здесь родственников, друзей, самим в глушь сюда залезть, на косу.

– Дело в том, что мы здесь на косе и познакомились. Это было ещё в детстве, хотя какое детство, это было уже в юношестве. Ты помнишь, тогда на Колхозную косу, на Пионерскую поляну часто ходили купаться на Кубань? Мы тогда классом пошли купаться. Как и сейчас, росли такие же крупные ромашки. Валя тогда плавать не умела, но всё равно зашла в воду. Её свалило течение и понесло. Никто и не заметил, не услышал крика. И только лишь я заметил, потому что заглядывался на неё. И вдруг вижу, как её течение с ног свалило, и она начала захлёбываться. Я, конечно, бросился туда, а она, бедняжка, уже наглоталась воды так, что и дышать не могла. Я её подхватил, вытащил, учитель прибежала, заохала… Кое-как Валя откашлялась, после этого мы стали, как в то время говорили, дружить. Дружили до тех пор, пока не случилось несчастье. Ты, наверное, слышал, как в то время у нас на пришкольном участке произошёл взрыв?

– Да-да, я слышал, но меня тогда уже не было, я был в Ленинграде.

– Мы уже в десятом классе учились, причём это был апрель. А там был пришкольный участок. Каждому классу отводилась определённая площадь, за которой они должны были следить. Это, может быть, и хорошо было: там деревья росли, на которых учителя показывали нам, как надо прививки делать. Были участки, на которых овощные культуры сажали. Тогда и произошёл тот случай. Мы должны были вскопать участок, который под наш десятый класс выделили. Дали нам лопаты, учитель вбил колышек и сказал мне: «От этого колышка будешь копать в эту сторону», – сам пошёл отмерять второй. Весь класс пошёл за ним, а я остался у этого колышка, посмотрел направление, по которому мне копать, и только нажал на лопату ногой, как раздался взрыв. Мощный взрыв, после которого я дальше ничего не помнил. Помню больницу, помню, что у меня и рука, и бок, и голова – всё перемотано, перевязано. Жив остался. Как оказалось, каким-то образом именно в том месте лежала мина. Знаешь, тогда после войны много чего у нас валялось. Как потом сапёры сказали, мне повезло – лопата защитила меня. А так должны были одни клочья остаться. Какая-то часть осколков прошла по боку, какая-то по руке и изуродовала лицо. Видишь, у меня остался ещё заметный шрам, хотя его несколько раз, как говорится, шлифовали.

Он посмотрел на Валентину, та опустила глаза.

– Вот так. Аттестовали меня по табелю, экзамены я не сдавал, поскольку был в больнице. Валентина с медалью окончила, поступила сразу в медицинский, а я провалялся практически два года. Год пролежал, не вставая. За это время я перенёс несколько операций – что-то зашивали, что-то извлекали – какие-то лишние предметы из моего тела. Когда поправился, вернее, не поправился, а стал нормально передвигаться, решил тоже поступать в институт. Ты помнишь, тогда была настоящая эпопея – все собирались ехать в центр. Когда я смотрел на своё лицо, изуродованное осколком, мне самому было неприятно. Я подался на великие стройки. В то время шла великая стройка Братской ГЭС, я туда и поехал. Специальности у меня никакой не было, плюс рука у меня одна не очень хорошо работала, но, тем не менее, на работу взяли. Попал к электромонтажникам. Хорошие ребята были наладчики, мне эта работа нравилась, – сказал Анатолий и замолчал.

Признаться, я себя не очень удобно чувствовал: они в таких шикарных костюмах, такие подтянутые, красивые, а я в рыбацком камуфляже выглядел, как пугало огородное. Но они этого не замечали и продолжали вести разговор. Но мне казалось, Анатолию хочется выговориться.

Уже последний луч солнца затерялся где-то в лесу, стали сгущаться сумерки; Анатолий зажёг свечи, спиральки уже были раньше зажжены, поэтому комары нас не тревожили, мы спокойно сидели и разговаривали.

Немного погодя Анатолий обратился к Валентине:

– Валечка, ты хотела приготовить нам кофе.

Она посмотрела и улыбнулась:

– Да, Толенька, я сейчас сделаю.

Она нежно поцеловала его и ушла в домик.

– Понимаешь, ты же видишь, какая она красивая… Она сейчас такая же красивая, как и была в двадцать лет, а я, как ты, наверное, понял, бегал от неё самым настоящим образом.


…Я был в неё влюблён, но, когда смотрел на себя в зеркало, мне становилось страшно, что такая красивая девушка будет рядом с таким страшилищем. Осколок прошёл мне не только щёку, это сейчас кажется, что шрам только на щеке – нет! Он ещё задел и челюстные кости, зубы разворотил. Когда меня в больницу привезли, то первым делом хирурги начали бороться за жизнь, слепляя кости. Но, то ли счёт шёл на секунды, то ли хирурги оказались не очень умелыми, где-то не очень удачно слепили: рот у меня был перекошенный, щека впалая, нос изуродован, неприятно было даже самому на себя смотреть. А как представлю, что рядом такая красавица будет, так мне становилось жутко. Поэтому я самым настоящим образом бегал по всему Союзу. Я быстро освоился на монтаже, работа у меня была понятная, ясная, я поступил в Политех к вам, в Ленинградский Северо-Западный, на заочное отделение. Я умудрялся за год осваивать программу двух курсов. Валентина меня разыскивала, писала мне письма. Я эти письма читал, но читал аккуратно, чтобы после прочтения заклеить конверт и отослать обратно, мол, адресат выбыл. Наверное, она догадывалась по каким-то приметам, что письмо прочитано. Она писала ещё, пыталась приехать, приезжала, иногда находила меня. Но я, когда узнавал, что она приезжает, срочно уезжал на другой объект. Ты знаешь, что такое ОРГРЭС, Спецгидромонтаж? Это по всему Союзу участки, на которых кругом требуются рабочие. Тем более что у меня высокая квалификация была. Валентина и тут узнала, как меня найти! Если где-то сдавался какой-то объект, гидротурбины или паровые, то она знала, что там ведётся наладка, что там буду я, и приезжала… Когда наши встречи были неизбежны, мы виделись. Она рассказывала мне, что окончила институт, защитила диссертацию, но я всё равно не мог представить себе, что такая красивая во всех отношениях женщина, не только внешне, но и душой, может жить рядом с физическим уродом. Ты не представляешь, как мне было тяжело. Я её любил, очень любил и продолжаю любить. Но, тем не менее, я не хотел губить ей жизнь…

В один из таких приездов она показала мне, что не только защитила диссертацию, но и имеет уже достаточную практику. Она полностью изучила специфику моих ранений и готова была взять на себя ответственность за то, что моё лицо будет восстановлено. Это, конечно, было очень трогательно, я не соглашался, но она меня уговорила лечь в клинику, в которой она работала, и под её руководством мне будут делать операцию. Я согласился… Теперь ты можешь на меня посмотреть – вот что она из меня сделала. Я так благодарен ей, я её так люблю – вот это существо. Я её люблю не только за то, что она внешне такая красивая, а за то, что она красива ещё и душой. Её доброта, её ласка возродила мою жизнь. Мы живём вместе уже столько лет, а я люблю её только сильнее и сильнее… Понимаешь, я не знаю, почему я говорю это тебе, практически незнакомому человеку, может быть, это потому, что ты земляк мой. Ведь я в принципе никому этого не рассказывал, а сегодня, в день нашего юбилея, вспоминаю. Когда я её вот здесь, на косе, из Кубани выносил, она почти задохнулась – много попало воды в лёгкие… С тех пор как я держал её на руках, прошло столько лет, но я к ней так же отношусь, как и тогда. И я уверен, что и она ко мне так же. Тем более что на мою физиономию сегодня можно спокойно смотреть. Этот шрам – это чепуха. А она осталась мне верной даже тогда, когда я от неё бегал по всему Союзу, скрывался. И эта женщина, моя Валечка, радость моя, она исправила моё лицо и мою жизнь. Такое счастье, когда любящий и понимающий тебя человек рядом! Такой жизнью хочется жить и наслаждаться. Сколько лет мы с ней прожили, а у нас не было ни одной ссоры, мы никогда не ссорились, и я думаю, что и не будем никогда ссориться. Нам вместе очень хорошо, мы любим друг друга. А я её так люблю, что для неё готов на всё. Вот мы сегодня уединились здесь, чтобы вспомнить, как мы с ней подружились, и мы считаем наш юбилей от этого дня, именно от этого, когда я вынес её из Кубани на руках. Я готов её дальше носить на руках. Спасибо, что ты пришёл к нам. Мне просто хотелось в этот день с кем-то поделиться своей радостью, которой наделила меня судьба – таким человеком, такой полноценной жизнью.


…Он замолчал, а я посмотрел на лицо счастливого и радостного человека, который несколько лет мучился, сознавая свою неполноценность, а теперь наслаждается жизнью. В это время подошла Валентина, принесла кофейные чашечки, кофейник с заваренным кофе. Разлила по чашечкам кофе, спросила, как мы будем – со сливками или с молоком. Оказывается, у них и то, и другое есть. Я отказался, мне хотелось чёрного кофе без ничего.

Пока мы пили кофе, я смотрел на них и любовался – какое счастье, когда люди любят друг друга, какое счастье, когда они через всю жизнь пронесли эту любовь и преданность! И вот сейчас они уже не совсем молодые люди, но они вместе, всё так же любят и уважают друг друга. И мне приятно было смотреть на них, на их влюблённость, на их жизнерадостность. Так хорошо, когда люди любят друг друга, и так приятно смотреть на них, на влюблённых, влюблённых и преданных друг другу уже столько лет!