Глава 2
Бредятина на постном масле, или Цыганское гадание
И что бы вы думали? Танька…(волнующая барабанная дробь)… проснулась.
Трень-трень-трень… – прозвенел будильник.
Танька вскочила с кровати как ужаленная. Она тяжело дышала, пот с нее тек градом.
– Ни черта себе сон, – сказала она, наливая себе воду из-под крана. Залпом осушила стакан. Зубы звонко стучали о его стеклянные стенки. – Ну и сон… Бли-и-ин… Кому скажи – не поверят. У меня нет мозгов! Цирк бесплатный. Ха!
Таньке стало смешно. Такая чушь может только присниться, в жизни такого не бывает. Да и потом, главное доказательство – Сарафанов не умел играть в футбол. Мяча он боялся как огня. А все потому, что в детстве старшая, уже умудренная жизнью семилетняя сестра ему внушила, что во всех футбольных мячах заложены бомбы, которые рано или поздно взрываются. Сарафанов вырос, понял, что сестра глумилась над ним, но страх перед взрывчаткой в мяче остался.
Размышляя над судьбой Сарафанова, Танька примчалась в школу. И сразу – к своей соседке по парте и по совместительству лучшей подруге – Дуське.
– Дуська, прикинь, что мне приснилось! – закричала Танька. – Мне приснилось, что мне снится сон! – И Танька все выложила подчистую. А под конец рассказа поинтересовалась: – А Галка где? Хочу ей сон рассказать. А Сарафанов?
– Ты бредишь? – осведомилась Дуська. – Какая еще Галя с Сарафановым? Они ж тебе приснились. Знаешь, ты кто? Юмористка на всю хату! Блин! Сто раз просила не называть меня Дуськой! Я Евдокия!
Таньке стало как-то нехорошо. Внутри что-то словно перевернулось.
– Ка-а-ак это?.. – несколько заторможенно спросила она, медленным взглядом обводя класс.
– Да вот так, «каком» кверху, – пожала плечами Дуся. – А про мозги и думать забудь – этого не может быть. Человек без мозга не сможет жить. А на башке у тебя что? Черт-те что и сбоку бантик?
Танька взяла зеркало и посмотрелась в него – действительно, у нее на голове красовался бант. Красный такой, широкий шелковый бант. К чему бы это? Она же никогда не носила бантов. Тем более красных таких, широких и шелковых. Кто ей его нацепил? Она же перед тем, как идти в школу, провела у зеркала полчаса, и никаких бантов не было! Откуда же он взялся? По пути в школу вырос?
Признаться, Танька конкретно так смешалась. А еще обиделась на Дуську – получается, Танька – это «черт-те что», ведь у нее сбоку находится бантик.
«Фигня какая-то… – подумала она, сдирая бант. Мысли в голове ворочались медленно, тяжело, нехотя. – Что со мной происходит? Последствия переходного возраста, что ли? Поскорей бы я уже перешла!»
– Ну так что? – поторопила Таньку Дуська. – Откуда ты эту убогость выдрала? Из бабушкиного сундука?
Дуська была эмоциональной, нетерпеливой, ехидной, обожала всех подкалывать и очков не носила – не то что Галя из Танькиного якобы сна.
Только Танька открыла рот, чтобы что-нибудь попытаться ответить, как в кабинет влетел мальчишка из младших классов Вася Василюк и подбежал к Таньке.
– Вот, – протянул он ей лист бумаги в клеточку. – Это тебе.
Ничего не понимающая и офигевающая все больше и больше Танька взяла листок.
Пацан показал всем фиолетовый (как Танька решила – из-за жвачки) язык и убежал.
Танька раскрыла сложенный пополам лист. А там было написано черной гелевой ручкой такое послание:
«Привет, безмозглая!
Ну, как тебе живется без мозгов? Чувствуешь себя неполноценной, да? Завидуешь окружающим, что у них есть мозги, а у тебя нет?
Короче, слушай меня сюда: если хочешь получить свои мозги обратно, приходи сегодня на улицу Береговую, 40, к 14.34. Опоздаешь хоть на минуту – мозги свои обратно не получишь уже никогда. Тебе все ясно? Крепко целую, Серега Штопор».
– А-ач-чу-уме-еть, – только и смогла вымолвить Танька. Она уже не пыталась что-либо понять – все равно ума не хватит. Да и не было его, ума этого.
Ее разобрал истерический смех.
Внезапно по классу пролетел девчоночий визг. Визжала Кристина Подмогильная.
– Вот спрашивается – че так орать? – заорала Дуська. – Я от страха чуть ежика не родила!
Кристина взвизгнула еще раз. Все уставились на нее в непонимании.
– Девочки, – сказала она, – мальчики, дамы и господа… Срочно вызывайте охотников за привидениями!
– Ну, вообще! – изумилась Дуся. – Не школа, а дурдом на свободе какой-то!
– Нет, ну вы знаете, кто это был? – прокричала Кристина. Лицо ее раскраснелось, руки дрожали, подбородок тоже дрожал, а глаза нервно подергивались по очереди – то правый дернется, то левый, а то вдруг и оба сразу.
– Кто – «кто»? – не поняли все.
– Да пацан этот, что Таньке бумажку принес, – пояснила Кристина. – Кто это был, знаете?
– Да пацан какой-то, – ответили все. – А чего ты орешь как больная?
Кристина направилась к выходу из класса, плотно, на замок, закрыла дверь, расширила глаза и зачем-то согнулась в коленях, как бы приседая на невидимый стул. Все поневоле притихли. Всех заинтересовала странная Кристинкина поза. В классе повисла напряженнейшая тишина.
– Да это же был… Вася Василюк! Помните, он умер в прошлом году на уроке рисования – учительница внезапно сошла с ума и ткнула ему в сердце кисточкой. Я тогда про него еще делала стенгазету, запомнила это лицо на всю жизнь. Вспомнили?
Все почесали подбородок, вспоминая. И вспомнили:
– Точно! Это он, Василюк! Офиге-е-еть… Но как же это?
– Может, он воскрес? – предположил кто-то. Но на это предположение никто не среагировал.
– А что с кисточкой стало? – продолжал интересоваться тот «кто-то». – Ее вытащили? Добро не пропало? А какая она была? Беличья?
– Это точно он. Точно, – повторила Кристина, словно убеждая саму себя. – А язык его фиолетовый видели? Такой только у мертвецов бывает. В основном у повешенных, – деловито уточнила она. – Но, наверно, и у убитых беличьей кисточкой тоже.
Все потрясенно молчали. Никто не знал, что сказать. Именно поэтому и молчали.
Кристина обратилась к Таньке:
– А чего он к тебе подходил?
– Ну-у, эээ… – уклончиво ответила та.
Все подозрительно посмотрели на Таньку.
– Ты что, умеешь общаться с мертвыми, вызывать их из могилы? Чего это к тебе приходил мертвый Василюк, а? Отвечай!
Но Танька словно в рот воды набрала и не открывала его, боясь, что она выльется, – как уже упоминалось, она ничего не могла понять, а посему хранила таинственное молчание и смотрела на мерцающие лампы дневного света, которые почему-то мерцают, как дебильные, во всех кабинетах всех школ мира.
Кристина своей немалой грудью пошла на бедную Таньку:
– Быстро признавайся, зачем к тебе приходил Василюк!
– Да не знаю я! – со слезами в голосе ответила Танька. – Я ничего не знаю! Ничего! Отстаньте от меня! Какие вы жестокие! Ух!
Она подхватила свои вещи и выбежала из класса.
«Одни беды! – думала Танька, выметаясь из школы. – То мозги мои крадут средь бела дня, то Василюк ко мне припирается… Почему именно он принес записку? Почему? А кто такой Серега Штопор? Бли-и-ин, кому расскажи – не поверят!»
Дельные мысли в голову не шли, а бездельных – хоть отбавляй, расфасовывай и продавай.
Танькины ноги сами собой понесли свою обладательницу в сторону улицы Береговой. Опомнилась девчонка, только когда увидела табличку «Ул. Береговая, 40». До встречи с таинственным Серегой Штопором оставалось еще добрых пять часов, Танька развернулась и отправилась бесцельно слоняться по городу, пытаясь понять, что за чушь творится.
Ей казалось, что происходящее с ней мог бы придумать только какой-нибудь писатель, у которого вдруг снесло крышу, ведь в жизни такого не может быть… И нормальные писатели такой ахинеи не придумывают… Словом, с каждой секундой Танька офигевала все больше и больше.
Окончательно она офигела тогда, когда ее ноги пришли к центральному парку города, неподалеку от которого расположилась толстуха со счастливым румяным лицом, одетая в фартук с петушками и торгующая какой-то выпечкой.
В Танькином животе заурчало. Нос уловил чудесный манящий запах той самой выпечки.
– Свежая, только что из духовочки, бредятина на постном масле! Рафинированном! – кричала тетка. – Бредятина! Подходи, покупай, налетай!
Танька подумала, что ослышалась.
– Простите, что вы продаете? – спросила она у тетки.
– Бредятину, – ответила тетка и достала из огромного тазика, накрытого полотенцем, какую-то штуку, напоминающую свадебные «орешки». Но еще больше эта штука по своей конструкции напоминала качественно сложенную дулю. – На, попробуй бесплатно, – и протянула «дулю» Таньке.
Танька пожала плечами и взяла «дулю». Откусила кусок, прожевала, проглотила. По вкусу бредятина на постном масле напоминала тефтельку, хотя никаких тефтелек в ней не было.
Во время поедания бредятины на постном масле Танька отвернулась от продавщицы, рассматривая рекламный щит на той стороне дороги, а когда развернулась обратно, чтобы выразить свое восхищение «дулей»… тетки не было!
– Тьфу, – сплюнула в сердцах Танька и закричала: – Тетка! Вы где?
Тетка не откликалась.
Танька стала вертеться как юла, пытаясь засечь тетку, но ее нигде не было.
«Как она могла так быстро уйти? – изумилась Танька. – Да и тетка – не пушинка, в толпе легко бы отыскалась, тем более что при ней был тазик с бредятиной…»
Тут как раз мимо Таньки прошел милиционер.
– Милиционер, – сказала Танька, – а вы не видели тетку с тазиком?
– Какую еще тетку? – не понял милиционер.
– Ну, она тут вот стояла с тазиком и продавала бредятину на постном масле. Между прочим, очень вкусное блюдо, – заметила Танька.
Милиционерские глаза стали похожими на рачьи.
– Чи-иво? – поразился он. – Бредя-я-ятину?..
– Ага. Бредятину.
Милиционер странно хрюкнул, покрутил пальцем у виска и поспешил удалиться.
– Сам дурак, – сказала ему вслед Танька и вдруг услышала:
– Свежая, только что выпеченная бредятина на постном масле! Рафинированном! – кричала тетка за ее спиной. – Бредятина! Подходи, покупай, налетай!
Танька вздрогнула и ломанулась к тетке.
– Тетка! Вы куда делись? Я хотела у вас бредятины купить!
– Никуда я не девалась, – удивилась тетка. – Я тут стояла. Очки почему не носишь?
Танька развернулась снова, чтобы заприметить милиционера и подозвать его, но он уже скрылся из виду. Тогда Танька сделала еще один поворот – к тетке, но… Да, тетки не было на месте! Ни тазика, ни тетки, ни бредятины!
– Да пошли вы… в парк, – в сердцах бросила Танька и, убивая время до встречи с Серегой Штопором, пошла в парк, куда только что послала продавщицу.
А в парке промышляла цыганка не поганой породы – толстенная-претолстенная, смуглая-пресмуглая, брюнетистая-пребрюнетистая. Она там промышляла с незапамятных времен и, что удивительно – на лицо совсем не менялась, будто бы ее кто-то законсервировал. А еще она все эти долгие годы – и в жару, и в стужу – носила длинный синий халат, на котором не было ни одной дырки и который всегда выглядел как новенький. Впрочем, Танька предполагала, что цыганка просто покупает все время одинаковые халаты, и поэтому они как новенькие. Но зачем одеваться одинаково? И на этот вопрос Танька тоже попыталась ответить: цыганка специально так одевалась, чтобы ее всегда узнавали. Держала бренд. А вот во что она была обута, не знал никто, кроме нее, потому что халат волочился по земле и закрывал ступни.
Ну, так вот, эта цыганка промышляла не одна, а на пару с синим же волнистым попугайчиком, который сидел на ее толстом пальце, на котором еще, кроме попугая, красовался громадный золотой перстень с большим красным камнем, и за десять рублей птица гадала всем желающим. И вот тут-то возникает еще один вопрос: а, собственно, кто с кем промышляет? Цыганка с попугаем или попугай с цыганкой? Может, попугай специально выбрал эту цыганку исключительно из тех соображений, что на ее пальце удобно сидеть?
Смуглянка всегда дефилировала по одному и тому же маршруту – по центральной аллее, затем сворачивала в сторону лавочек, которую, как голуби чердак, облепливала молодежь, а потом разворачивалась и шла обратно. И так с утра до вечера, изо дня в день, из года в год, из века в век.
– Ай, золотые мои, бриллиантовые, кто хочет будущее узнать? Кому на жизнь погадать? Кто денежку птичке вручит и от бед-несчастий себя оградит? – нараспев говорила цыганка, прохаживалась по аллее и мощным задом расталкивала зазевавшихся людей. – Птичка на листик клювом покажет, развернет его и правду скажет. Ай, золотые мои, бриллиантовые… – начала по новой свою речь цыганка.
Сказать по правде, птичка только показывала на бумажку, а уж разворачивать ее приходилось самому. Про саморазворачивающую способность попугая цыганка говорила для синего, ой, то есть для красного словца.
– Я хочу погадать! – крикнула какая-то девушка, сидящая на лавочке в компании друзей. Они были одеты в черную одежду с надписями, которые складывались в названия рок-групп, а головы были повязаны банданами. Да, чуть не забыл – еще у одного парня была гитара.
Цыганка развернулась всем своим немалым корпусом, многозначительно улыбнулась, сверкнув золотым зубом, и устремилась к девушке. Ее друзья притихли, да и люди на соседних лавочках тоже. Все навострили уши.
Танька тоже подошла поближе.
– Десять рублей, – сообщила цыганка.
Девушка протянула купюру. Попугай слетел со смуглой руки, взял купюру в клюв, спланировал вниз и сунул денежку в карман хозяйкиного халата. Техника была отработана безупречно.
– Протяни мне руку, – сказала цыганка.
Дрожащая от волнения девушка протянула руку. Попугайчик снова вспорхнул, сел на руку девушки и несколько раз почесал об нее клюв.
– Это он тебя понюхал, – прокомментировала цыганка.
Девушка была ошарашена интеллектом попугая.
А птичка тем временем села на вторую руку цыганки, которая держала коробочку со множеством свернутых в трубочку листиков, и вытянула клювом один. Протянула его девушке. Та дрожащими, как у больного болезнью Паркинсона[1], руками взяла трубочку и развернула ее.
Конец ознакомительного фрагмента.