Глава 3
Конечно, две тысячи человек княжий двор, рассчитанный на прием только ближней дружины во время охоты, вместить никак не мог, и основная часть войска расположилась на лугу у реки. Но для Ростислава и его ближней дружины Прибава сумела, неизвестно из каких запасов, устроить стол достаточно неплохой для голодного весеннего времени. У кого-то из смердов нашелся бычок, при нашествии Вячеслава угнанный в лес, но теперь попавший-таки под нож; из погребов добыли кислой капусты, моченой брусники, выложили караваи хлеба, поджарили яичницу с луком. Хлеб, правда, был с примесью «болотной муки», то есть растертых корневищ белокрыльника, но мужчины, не исключая и самого Ростислава, не были привередливы и остались очень довольны гостеприимством села Ивлянки.
Прибава старалась вовсю, будто за ее столом сидел сам Юрий, благосклонность которого она надеялась вернуть, и усердно угощала гостей, особенно ухаживая за Ростиславом. Она сновала вокруг то с блюдами, то с ковшиками, то с полотенцем, и чуть ли не каждый раз, повернув голову, Ростислав натыкался взглядом на ее улыбающееся лицо.
– Куда же ты, сокол ясный, торопишься? – приговаривала ключница. – Отдохнул бы еще! Прикажи, баню истопим, с дороги-то оно в самый раз! Или у тебя дело спешное?
– Надо нам Вячеслава догонять. Три дня, говорите, как ушел? За три дня он больше ста верст отмахал, уже за Небелем. Едва ли мы его догоним.
– А если не догоните, то к чему и торопиться?
– Пригодимся, хоть и опоздаем. Раз уговаривались, так надо ехать. От своего слова мы не отказываемся.
– Как можно! – Прибава поставила кувшин и всплеснула руками, выразительно округлив глаза. – Княжеское слово чище золота, тверже кремня! Раз обещал, надо ехать. Значит, друг ты Вячеславу? – спросила она, наклонившись над плечом Ростислава и понизив голос.
– Ну, друг или не друг, как Бог даст, но раз мой отец обещал ему помочь, слово держим, – уклончиво ответил Ростислав. Он еще и сам не привык к мысли, что в борьбе Мономашичей с Изяславичами ему надо поддерживать первых, а не вторых. – А ты чего хлопочешь, голубушка? Все равно уеду, как ты меня ни уговаривай!
– Поедешь, поедешь, княже, удерживать тебя у меня и в мыслях нет! – пылко заверила ключница, а потом, опять наклонившись к самому его уху, зашептала: – А как поедешь к Вячеславу, не хочешь ли подарочек ему отвезти?
– Какой еще подарочек? – Ростислав вопросительно поднял брови. – Разве он тут забыл что-нибудь?
– Тише, тише! – шепотом взмолилась Прибава, поспешно оглядываясь, нет ли поблизости кого из челяди или Мироновых отроков. – Тише, не услышал бы кто. Дело это тайное. Я, княже, головой рискую, что тебе об этом говорю. Я тебе добра желаю, так и ты меня не выдай!
– Не выдам, не выдам! – понизив голос, заверил Ростислав. Ему стало любопытно. – Что у тебя за тайна такая?
– Тут в горнице, наверху, спрятана одна девица… Вернее, не девица, а Юрьева княгиня. Она Вячеславу дочерью приходится, и он хотел ее к себе опять взять, когда с Юрием поссорился. Забрал он княгиню из Берестья, а по дороге ее Мирон перехватил и сюда привез.
Ростислав обернулся: про то же самое он только вчера вечером слышал от Милюты. Вот только боярин не знал, что похищенную княгиню увезли не назад в Берестье, а сюда.
– Так она здесь? – недоверчиво воскликнул Ростислав.
– Тише! – опять взмолилась Прибава. – Не кричи, услышит кто-нибудь! Ее от тебя прячут, а я по дружбе тебе говорю! Здесь она, той же ночью сюда привезли.
– А почему сюда?
– Мирон в Берестье ее не везет, чтобы, значит, с Юрием торговаться и Юрию-меньшому хоть какой-нибудь плохонький городок выпросить.
– А ну-ка, показывай! – Ростислав встал из-за стола.
– Нет, нет, княже, не так! – Прибава даже осмелилась взять его за плечо, словно пытаясь усадить обратно. – Если кто-нибудь узнает, что я тебе про нее рассказала, мне не жить! Нет, ты уж сам! Вот что я тебе советую: оставайся ночевать и требуй, чтобы тебе в горнице постель устроили. – Ключница показала глазами на потолок, над которым располагались верхние помещения. – Мирон будет спорить, не пускать, а уж как его одолеть, я тебя учить не буду.
Ростислав не стал спорить, но теперь его взгляд то и дело устремлялся вверх, точно пытаясь сквозь потолок проникнуть в горницу. Он вспомнил женское лицо, мелькнувшее в окне, и выразительное лицедейство Тешила. Оглядевшись, Ростислав кивком подозвал отрока, который сидел на полу с бычьей костью и горбушкой хлеба, дожидаясь, когда княжичу понадобятся его услуги. Перехватив взгляд Ростислава, Тешило тут же сунул остатки добычи в сапог, размашисто вытер ладони о подол и подскочил к княжичу, всем видом выражая готовность кинуться хоть в огонь.
– Что ты мне во дворе рожи корчил и на окно указывал? – тихонько спросил Ростислав. – Был там кто? Женщина?
– Ага! – охотно подтвердил Тешило. – Девица. Все на тебя смотрела.
– Красивая?
– А то как же! Чисто царевна! – Едва ли отрок сквозь слюду хорошо разглядел девушку, но любое женское лицо в окне высокого терема кажется красивым.
Ростислав кивнул и отпустил его. Он еще не был уверен, что отец прав в своем намерении подружиться с Мономашичами, но расстроить союз последних с Изяславичами считал делом правильным. Тем более когда того же хотел сам Вячеслав туровский. Значит, его дочь следует отвезти к отцу и не допустить, чтобы она опять попала в руки мужа.
Да и любопытство разбирало: поглядеть бы на нее. Может, она и не так красива, как царевна греческая, но все-таки…
Почти весь день три пленницы просидели взаперти, прислушиваясь к шуму и голосам во дворе и внизу, в гриднице. Незадолго до сумерек, когда всем трем уже настоятельно требовалось выйти, замок опять загремел и к ним почти ворвался Мирон. Прямислава готова была напуститься на него: как он смел запереть княгиню! – но сотник, не давая ей слова сказать, метнул на ближайшую лавку ворох каких-то тряпок.
– Вот! – выдохнул он.
– Это еще что? – возмутилась Прямислава. – Что ты притащил?
– Одевайся, княгиня! – Мирон нашел взглядом Крестю. – Одевайся, а то дойдет до греха!
– До какого еще греха? Ты в уме ли! – Зорчиха приподняла за рукав серую рубаху из простого небеленого холста. Рубаха была вся в пятнах, вышивка на вороте и на плечах выцвела и излохматилась. – Что ты за дрянь приволок? Зачем такое княгине? Полы, что ли, подтирать? Дай хоть в нужник сходить, ирод!
– Да этот… – Мирон беспокойно оглянулся назад, на дверь в верхние сени. – Выйдете сейчас, мать, не волнуйся. Сухман Одихмантьевич этот… Ночевать здесь хочет, проклятый, да требует, чтобы ему горницы открыли. Я, говорит, не такого рода, чтобы где-то в черной клети ютиться… В болото бы ему, к лешему! Ну что ты с ним поделаешь, чтоб его черти взяли, у него же такая силища! Не драться же мне с ним! – Мирон в отчаянии хлопнул себя по бедрам, всем видом взывая к сочувствию. – Вот, за грехи мои, навязалось на голову беспокойство! Помилуй, Пресвятая Богородица! Надо тебе, княгиня, где-то пересидеть это время, пока не уберется. Я думал, здесь тебя не тронут, так ведь лезет, бес проклятый, в горницы! Я обещал, что сейчас приготовим ему лежанку, Прибавка за периной побежала.
Конец ознакомительного фрагмента.