Глава 12
Второе письмо
Автомобиль бесцельно колесил по темным московским улицам. Дайнека не спешила ехать домой.
Теперь она знала – история Николая Бережного и баронессы фон Эйнауди – это драма большой любви. И было грустно оттого, какую трагическую развязку она имела.
Одно непонятно: при чем здесь купчая и как она попала в Россию?
Так или иначе, Костику наверняка стало известно, что это только копия. Возможно, о существовании документа узнал еще кто-то, и этот человек мог ошибаться или не знать, что в руках Костика вовсе не оригинал.
«Так можно додуматься до чего угодно», – остановила себя Дайнека. Однако мысли о купчей не оставляли ее…
Если есть копия документа, то где-то существует оригинал. В семнадцатом году он находился в семейном архиве Бережных, но куда делся потом? Дайнека вспомнила слова пана Стани́слава:
«Это не весь архив. Часть его была утеряна еще во время эвакуации, по-видимому, осталась в брошенном доме».
Дайнека свернула на незнакомую улочку. Она не знала, где находится, но продолжала ехать дальше: хотелось во всем разобраться, отследить цепочку событий.
Итак, после революции купчая хранилась в семейном архиве. Потом была война. Тогда, в сорок первом, в эшелон разрешалось взять только предметы первой необходимости, одежду и постель. Все, что можно было связать в узлы. Именно так рассказывала бабушка об эвакуации.
Дайнека вдруг представила все так ясно, будто видела: маленькая Лиза идет вслед за матерью на чердак. Та что-то прячет в тайник, а когда уходит, девочка кладет туда же свою куклу.
Легко предположить, что куклу не посчитали предметом первой необходимости. Но что прятала ее мать? Напрашивался единственный ответ – память, ту часть архива, которая не могла пригодиться в эвакуации и касалась только одного человека, которого к тому времени не было в живых. Теперь Дайнека была уверена, бумаги Николая Бережного хранились в тайнике на чердаке бабушкиного дома.
И в тот момент, когда она вплотную приблизилась к разгадке, у нее зазвонил телефон. Она неохотно оторвалась от своих мыслей.
– Слушаю, папа.
– Здравствуй, доченька. Свяжись с паном Стани́славом и узнай, не оставил ли я в доме кожаную папку, в ней была моя записная книжка. Я без нее как без рук.
– Его еще не выписали из больницы.
– Тогда поговори с сыном.
– Он в отъезде.
– Какая досада… Ладно, приеду – сам разберусь.
– Когда ты возвращаешься в Москву? – осторожно поинтересовалась Дайнека.
– Через две недели, не раньше. Здесь, в Нижневартовске, сильные морозы. Как там у вас?
– Почти весна…
– Не вздумай одна ехать в Брянск, – сказал отец перед тем, как положить трубку.
Он слишком хорошо знал свою дочь, ведь именно так она и собиралась поступить.
Дорога до Брянска заняла без малого пять часов.
Сначала Дайнека заехала в больницу к старику Мачульскому, там ей категорически отказали в посещении, ссылаясь на то, что она не является близкой родственницей, а лишнее беспокойство больному ни к чему.
С этим трудно было не согласиться. К тому же полученный отказ избавлял ее от необходимости рассказывать старику, что случилось с его внуком.
Из больницы она сразу направилась на улицу Куйбышевскую.
В доме было пусто и холодно. Дайнека не стала проходить дальше кухни. Оставив сумку на подоконнике, поднялась наверх.
В прошлый раз она не разглядела, как сильно захламлен чердак. Хлам имел более позднее, послевоенное происхождение. Здесь хранились коробки из-под телевизоров, колченогие журнальные столики, несметное количество журналов «Наука и жизнь», дырявые ведра и корзины с оторванными ручками.
Теперь ей предстояло найти тайник. Она попыталась представить, какое место выбрала бы сама. Заглянув во все мало-мальски заметные щели перекрытий, она переключила свое внимание на дощатый бордюр, опоясывающий чердак по периметру. Вероятно, это сооружение являлось конструктивной деталью, предназначенной для крепления кровли.
Метр за метром Дайнека продвигалась вдоль невысокого бордюра, ощупывая каждую доску. Состарившаяся темная древесина была сухой и совершенно не подвергалась гниению. Благоприятный температурный режим и хорошая вентиляция сыграли решающую роль в деле ее сохранности.
Иногда ей чудилось, что за досками что-то есть, но всякий раз это оказывалось куском старой газеты или засохшим кленовым листом.
Спустя полтора часа, завершив обследование, Дайнека вернулась на то место, с которого начала. Присев на шероховатый бордюр, она еще раз осмотрела чердак и вдруг обратила внимание на то, что бордюр повсюду примыкает к кровле, не имея горизонтальной поверхности.
«Тогда на чем сижу я?» – спросила она себя и немедленно вскочила на ноги.
У торцевой стены чердака на протяжении двух метров бордюр был другой формы, а именно: имел горизонтальную поверхность из широких досок. Взявшись за ту, на которой только что сидела, Дайнека потянула ее и с легкостью вынула из пазов.
Она обнаружила незаполненное пространство и, ощупав его изнутри, достала небольшой предмет, завернутый в кусок полотна.
Следующим ее трофеем стала старинная жестяная коробка.
Присев на корточки, Дайнека развернула полотно и увидела потемневшую от времени куклу. Ее тряпичное тельце изрядно подгнило. Торчащие сквозь разошедшиеся швы клоки серой ваты взывали к жалости, а потрескавшееся лицо куклы было по-человечески печальным. Дайнека прижала ее к груди. На глаза навернулись слезы. Ей вспомнилась бабушка, которая так и не успела увидеть свое сокровище.
«Если бы я приехала к ней раньше, как обещала, то успела бы достать куклу…»
Когда Дайнека справилась с эмоциями, она бережно завернула находку и взялась за жестяную коробку. За семьдесят лет пребывания на чердаке та неплохо сохранилась. Перламутровая с желтизной краска потрескалась только на закругленных углах.
Дайнека открыла коробку. Внутри увидела пачку бумаг, любовно перевязанную голубой атласной лентой. По всему было видно, что это очень старые письма. Только так и могла выглядеть сокровенная переписка двоих, хранительница большой любви.
Не сразу решившись заглянуть в чужую тайну, она долго сидела на корточках. Потом, убедив себя, что имеет на это право, тихонько потянула за край выцветшей голубой ленты…
Догадка полностью подтвердилась. Эта часть архива действительно принадлежала Николаю Бережному.
Разложенные бумаги притягивали и завораживали, подчиняя себе ее мысли.
Сверху лежал розовый почтовый конверт, похожий на тот, который она уже держала в руках. Отправительницей значилась все та же баронесса Екатерина фон Эйнауди.
Среди писем попадались бумаги, которые ни о чем ей не говорили. Какие-то финансовые документы, написанные от руки. В них повсюду мелькала буква «ять».
Наконец Дайнека увидела плотный лист дорогой бумаги, шелковистой и переливчатой, с золотым тиснением букв. В верхней части был расположен двухглавый российский герб, далее – огромными буквами выдавлено слово «ДИПЛОМЪ».
Из текста следовало, что диплом вручался студенту Петербургской Императорской Академии художеств – Николаю Михайловичу Бережному, вместе с малой золотой медалью за картину «Венецианские видения».
Дайнека взяла в руки розовый конверт и, когда вынимала два сложенных листа бумаги, почувствовала, что там лежит еще что-то. В коробку упал золотой медальон. Тонкая цепочка извилистой змейкой заструилась вслед за ним. Несмотря на внушительный размер, украшение оказалось неожиданно легким. Она нажала на рычажок, и медальон распахнулся, открыв взгляду миниатюрный портрет темноволосой женщины. На внутренней стороне крышечки узорчатой вязью была выгравирована монограмма латинскими буквами – «ЕЕ».
– Екатерина Эйнауди… – прошептала Дайнека, вглядываясь в портрет красавицы.
Вьющиеся, зачесанные назад волосы, грустный взгляд карих глаз.
Несомненно, это была она. Дайнека закрыла медальон и повесила его на шею. Потом развернула письмо.
1901 г. Ноября, 12. Венеция.
Милый Николай Михайлович, чувствую необходимость написать Вам хоть словечко.
Вы, верно, упрекаете меня в жестокости и холодности к Вам. Теперь, когда Вы так далеко и я не опасаюсь Вам навредить своею любовью, мне просто и легко сказать, что я по-прежнему Вас люблю.
Нынче я знаю, что анализировать этого нельзя, потому как невозможно разорвать фантастическую преграду, существующую между нами. Все возможные причины нашего воссоединения проходят перед моим мысленным взором, и ни одна не находит пощады перед ним. Препятствие непреодолимо, мое положение не дает оснований для этого союза.
В последнее время думая о своем чувстве, я стыжусь того, что Вы моложе на десять лет. Дай Бог, чтобы в Вас было то же самое чувство.
Вы спросите меня, отчего я отослала Вас прочь? Извольте: из опасения, что Вашей жизни грозит опасность.
С недавнего времени в нашем доме появился весьма неприятный господин. В Венеции он известен как авантюрист, человек опасный и с покладистой совестью. Однако и это не все из его «добродетелей».
Случайно подслушанный разговор мужа с ним дал мне уверенность в том, что на Вашу жизнь готовилось покушение. Именно поэтому я сделала все, чтобы спасти ее.
Нынче я очень слаба. Не могу не сообщить, что прошлым месяцем разрешилась сыном, которого назвала Николаем. Как Вы можете догадаться – он Ваш. Из опасения за его жизнь мужу сказали, что ребенок умер при родах. Верная мне женщина передала малютку в приют Святого Николая, что на юге Италии в городе Бари. Ах, если бы Вы знали, как я страдаю в разлуке с ним! Возможно, я больше не увижу его никогда…
Для меня так естественно помнить о Вас только хорошее, что я совершенно уверена: если со мной что-то случится, Вы сумеете позаботиться о нашем сыне.
На прошлой неделе была в Вашем доме. В комнате все стоят Ваши картины. Видела свой портрет. Вы, верно, писали его по памяти, так отчего же не показали мне раньше?
Признаюсь, что выше моих сил было видеть, что в этом доме живут люди чужие. Оттого я купила его. Надеюсь, что когда-нибудь там станут жить два самых дорогих для меня существа – Вы и наш сын Николай. Купчую высылаю Вам, Николай Михайлович. К письму прилагаю медальон, Вы все о нем знаете…
Душа моя плачет и рвется туда, где Вы. Мне невыносимо думать, что Вы уехали не простившись.
Бог Вам судья.
Прощайте, Ваша Екатерина Э.
Дайнека поднялась с коленей. Она пыталась осмыслить то, что сейчас узнала.
Первое – у Николая Бережного и баронессы Эйнауди был сын. А это значит, что в Италии живут его потомки.
Второе – по предположению Екатерины Алексеевны, барон Эйнауди замышлял убить Николая Бережного. И счастливо избежав смерти в Венеции, тот сам приговорил себя к ней в Москве.
В коробке оставался еще один конверт. Пробежав глазами адрес и фамилию отправителя, Дайнека поспешила достать небольшой листок, на котором было всего несколько строк:
Сударь, хотя Вы и не заслуживаете того, но вот Вам вся правда – сообщаю, что баронесса Екатерина Алексеевна умерла и похоронена на кладбище Святого Михаила Архангела.
Наталья Петровна Мещерская
Еще не осознанная догадка заставила Дайнеку тщательно осмотреть оба конверта. Согласно почтовым отметкам, оба письма пришли почти одновременно, но уже после гибели Николая Бережного. А это значит…
«А это значит, что он так и не узнал о рождении сына и смерти любимой женщины».
Дайнека не могла совладать со своими чувствами, она готова была зарыдать, как вдруг вспомнила о бумаге, которую нашла в конверте вместе с письмом баронессы.
«Купчую высылаю Вам…» – писала она.
Даже не развернув второй лист, Дайнека знала, что это оригинал купчей. И это действительно был он.
Несмотря на потрясение, которое Дайнека испытала, обнаружив тайник, что-то определенно мешало ей. Прислушиваясь к себе, она пыталась понять, что здесь не так. Несмотря на отсутствие видимых причин, она вдруг почувствовала, что сейчас ею запущен страшный механизм, который невозможно контролировать.
Не отдавая себе отчета, она подошла к чердачному окну и увидела, как к дому подъезжает автомобиль «БМВ». Из него вышел мужчина и направился к крыльцу. Схватив коробку и куклу, Дайнека стремглав кинулась вниз.
В замочной скважине заскрежетал ключ…
У нее хватило времени только на то, чтобы забрать сумку и, распахнув окно, выскочить во внутренний двор. Там она перелезла через забор и бросилась к своей машине, которую, слава богу, оставила немного поодаль. Распахнув дверцу, села и резко повернула ключ.
Отъезжая, чуть не сбила выбежавшего из дома мужчину в круглых очках, который походил на сжатую пружину: собранный и готовый к действию. Было очевидно, этот день ничем хорошим для нее не закончится. И уже сегодня ее ждут крупные неприятности.
Увидав, как мужчина побежал к «БМВ», Дайнека поняла, что предстоит уходить от погони и ей бы очень пригодился вертолет.