От автора
Вниманию читателя предлагается полтора десятка собранных под одной крышей очерков, объединенных общей темой – «Венгрия. Кризис осени 1956 года». В нашей книге речь идет отнюдь не только о происходившем на улицах Будапешта в те драматические дни. И не только о внешнеполитических аспектах событий, приковавших к себе внимание всего мира – достаточно сказать, что именно собирательный образ венгерского повстанца стал «человеком года» (1956 года) по версии американского журнала «Тайм». В центре нашего внимания находятся также долгосрочные последствия тех событий для Венгрии, советского блока, межблоковых отношений, осмысление и учет венгерского опыта 1956 года в политической практике последующих десятилетий, основные тенденции международной историографии. Книга продолжает и развивает на обширном фактическом материале тему, разработке которой была посвящена моя монография 2003 года «Прерванная революция. Венгерский кризис 1956 года и политика Москвы». В отличие от той монографии, пытавшейся создать целостный образ этого заметного события европейской истории второй половины XX в., уделив вместе с тем основное внимание советскому фактору, новая книга сосредоточена на более углубленном изучении отдельных, существенных с точки зрения автора, аспектов «венгерской трагедии», рассмотренных в 60-летней исторической перспективе.
Речь в книге идет о событиях, которым посвящены многие сотни работ, опубликованных в разных странах мира; в самой же Венгрии они до сих пор привлекают внимание не только историков, но и политиков, публицистов, широкого общественного мнения. О том, насколько жива в сегодняшнем венгерском обществе память об осени 1956 года, автор многократно имел возможность убедиться, бывая в Венгрии. Так, в дни, когда отмечалось 50-летие «будапештской осени», в октябре 2006 года, состоялись мощные антиправительственные демонстрации. Хотя мотивы, заставившие в этот раз людей выйти на улицу (недовольство неэффективной экономической политикой социалистического правительства Ф. Дюрчаня), не имели ничего общего с истоками событий полувековой давности, манифестанты воспринимали и позиционировали себя как продолжатели своеобразно ими интерпретированных традиций осени 1956 года, поскольку им это пытались внушить современные политики.
Споры о сущности, значении и последствиях тех событий не утихают, и мнения высказываются совершенно разные. Так, Имре Кертес, первый венгерский лауреат Нобелевской премии по литературе, в одном из эссе заметил, что не надо переоценивать значения тех событий, поскольку они в сущности ничего не изменили в мире. Но, с другой стороны, о мировом значении «будапештской осени» писали выдающиеся интеллектуалы XX века – Жан-Поль Сартр и Альбер Камю, Ханна Арендт и Раймон Арон, Дьердь Лукач и Агнеш Хеллер, Клод Лефор и Иштван Бибо. Международное значение тех событий видится нам в том, что после ноября 1956 года обе сверхдержавы – СССР и США – должны были вести свою внешнюю политику по-другому, с учетом венгерского опыта. Венгерский кризис, как мы пытались показать на страницах этой книги, стал испытанием на прочность, своего рода пробным камнем, ялтинско-потсдамской системы международных отношений, сложившейся по итогам Второй мировой войны. В Москве убедились в том, что локальный конфликт внутри советской сферы влияния может быть разрешен Советским Союзом силовым путем и это не вызовет жесткой ответной реакции со стороны США и их союзников и не приведет к большой войне. В свою очередь, в Вашингтоне могли убедиться в непродуктивности концепции «освобождения» стран Восточной Европы из-под «ига Москвы», с которой выступала администрация Д. Эйзенхауэра. Она заменяется в 1960-е годы более гибкой и реалистичной концепцией «наведения мостов». Опыт венгерских событий 1956 года должны были учитывать и оппоненты коммунистических режимов в странах советской сферы влияния. Убедившись в бесперспективности вооруженного восстания при существующей расстановке сил в мире, они обратились к поискам иных, политических, а не силовых методов придания существующей общественной системе более «человеческого лица». Венгерский вызов, вопреки всей обновительной риторике XX съезда КПСС, продемонстрировал неготовность официальной Москвы к решительной смене методов осуществления контроля над своей сферой интересов в Восточной Европе, нетерпимость к слишком явному отходу своих союзников от образцовой советской модели общественного устройства. Этот вызов оказал несомненное влияние и на внутриполитическую ситуацию в СССР, породив в сознании советской партократии контрреформаторский «венгерский синдром», сдерживавший процессы десталинизации советского общества. Этот синдром зримо присутствовал в нем по крайней мере до февраля 1984 года, пока был жив Ю. В. Андропов, который, будучи послом СССР в Венгрии в 1954–1957 годах, сумел превратить «венгерскую трагедию» в трамплин для головокружительного карьерного взлета.
В 1968 году, когда внимание во всем мире было приковано к процессу обновления в Чехословакии, Венгрию осени 1956 года вспоминали постоянно. Вспоминали все: и коммунисты-реформаторы («архитекторы» Пражской весны), всё делавшие для того, чтобы избежать эксцессов «будапештской осени»; и их противники, напротив, постоянно пугавшие обывателя и Москву возможностью развития событий по венгерскому варианту; и советское руководство, начиная с марта на заседаниях Политбюро то и дело проводившее параллели с венгерскими событиями; и западные наблюдатели, прогнозировавшие силовое вмешательство СССР как наиболее вероятный вариант разрешения чехословацкого кризиса[7].
При всём международном значении венгерских событий, в первую очередь они, конечно же, повлияли на дальнейшую внутриполитическую эволюцию самой Венгрии. Кадаровский режим, с конца 1960-х годов ставший своего рода витриной «социалистического содружества», хотя в конечном счете и потерпевший неудачу, явился результатом, продуктом того компромисса между коммунистическим руководством страны и венгерским обществом, а также и компромиссом между венгерской коммунистической элитой и Москвой, который не мог быть достигнут без памяти о событиях 1956 года. Хотя эту память власти и пытались вытравлять из общественного сознания (о чем будет сказано подробно на страницах этой книги), она присутствовала в обществе по крайней мере на подсознательном уровне. Присутствовала и в качестве примера, но прежде всего в качестве предостережения.
Разумеется, перед автором встает вопрос о дефиниции описываемых событий. Что это было в своей основе? Восстание, революция? Можно ли говорить о венгерском кризисе как о феномене международных отношений? Несомненно, в октябре – ноябре 1956 года достиг своей кульминации системный внутренний кризис, охвативший все сферы общественной жизни Венгрии. В международном плане венгерские события тех недель вошли в историю как наиболее мощное вплоть до 1989 года антитоталитарное выступление в одной из стран сферы влияния СССР, подавленное силой советского оружия. «То, что случилось, вырвалось из осатаневшей от страданий, готовой на все нации, как пожар в засуху от случайного возгорания», – писал в свободной прессе тех дней классик венгерской литературы XX века Ласло Немет[8]. Стихийно вспыхнувшее 23 октября 1956 года в Будапеште восстание быстро распространилось на всю страну, и, несмотря на военную помощь, без промедления оказанную венгерским коммунистическим лидерам со стороны СССР, вся система власти в центре и на местах рухнула в считаные дни. Суть венгерских событий определило активное участие в них самых широких масс населения и прежде всего рабочего класса. Опираясь на поддержку снизу, на обломках прежнего режима повсеместно возникают новые органы: революционные и национальные комитеты – в городах и областях, рабочие советы – на предприятиях. Начинается процесс возрождения политических партий, прекративших существование с установлением в конце 1940-х годов коммунистической диктатуры. В программных документах различных сил, участвовавших в массовом движении, все четче вырисовывается идеал плюралистического общества, свободного от монополии одной партии, и даже вставший во главе правительства по рекомендации руководства правящей Венгерской партии трудящихся убежденный коммунист Имре Надь быстро осознает обреченность любых попыток восстановить без помощи извне однопартийное государство и принимает идеи политического плюрализма.
«Накануне восстания даже оппозиция и лагерь недовольных не думали о революции. Чего они хотели? Чтобы были пересмотрены процессы жертв сталинизма, чтобы судопроизводство снова было поставлено на правовую основу, чтобы была открыта дискуссия в партии, чтобы хозяйственное руководство учло реальные интересы населения, чтобы отношения с Советским Союзом были поставлены на новую основу, чтобы была произведена смена правительства: Имре Надь вновь вернулся бы к власти. Короче: они требовали реформ. Но когда в борьбу вступил рабочий класс, когда государство распалось, те, кто до этого хотел реформ, тоже стали революционерами и действовали как революционеры», – писал в 1970-е годы о венгерских событиях известный французский независимый левый политолог Клод Лефор[9]. Массовый характер народного движения, радикализм требований и действий восставших, быстрота, с которой пали основные институты партийно-государственной власти в Венгрии и начали формироваться новые институты, – всё это дает, на наш взгляд, основания определить венгерские события 1956 года как беспрецедентную в истории социалистического лагеря, вплоть до конца 1980-х годов, революцию, свергнувшую диктатуру, типологически близкую сталинской в СССР, и открывшую перед страной перспективы коренных, хотя, очевидно, и неоднозначных перемен во всех областях общественной жизни. Эти перспективы не могли, однако, воплотиться в реальность, поскольку развернувшийся политический процесс был прерван вмешательством извне. Для того чтобы предотвратить консолидацию новой власти, потребовалась наступательная мощь незамедлительно пущенных в ход 17 дивизий Советской Армии.
Прерванная венгерская революция (кстати, в своих программных документах и публицистике осознававшая себя именно в революционных категориях и широко обращавшаяся в выступлениях своих идеологов к национальной революционной традиции, в частности к революции 1848 года[10]) носила в целом общедемократический, антибюрократический и анти-партократический характер, ибо ее наиболее значительные силы выступали в политическом плане с требованием решительной демократизации – не только проведения свободных парламентских выборов на многопартийной основе по апробированным западным моделям, но и совершенствования механизмов рабочего контроля над деятельностью бюрократии. Решение остро стоявших перед страной экономических, социальных, а также внутриполитических задач дополнялось требованиями восстановления подлинного национального суверенитета, установления равноправных отношений с Советским Союзом – и это дает основания говорить о венгерской национально-демократической революции 1956 года.
Массовое движение октября – ноября 1956 года в Венгрии было идейно и политически разнородным, однако значительная часть программных выступлений отражала поиски национального венгерского пути к социализму – при том, что «венгерский социализм» понимался по-разному коммунистами-реформаторами из окружения Имре Надя, идеологами левых крестьянских партий, приверженцами социал-демократических традиций. Ярко выраженным проявлением социалистической тенденции стала деятельность рабочих советов, применительно к хозяйственной сфере выдвигавших задачу народного, антибюрократического контроля именно над плановой экономикой, находившейся в государственной собственности. Четко сформулированные платформы антисоциалистической направленности заняли периферийное положение среди политических программ октября 1956 года. Характерно, что даже стоявший на крайне правом фланге общественной жизни Венгрии тех дней кардинал Миндсенти выступал в защиту «частной собственности, ограниченной социальными интересами». Однако по мере развития событий социалистическая составляющая в программных документах революции слабела, отходила на задний план, поэтому можно считать упрощенным и односторонним высказывание известного французского леволиберального политолога венгерского происхождения Ф. Фейто, писавшего по свежим следам о венгерских событиях как об «антисоветской социалистической революции». За неполные две недели развития событий вплоть до решающего советского военного вмешательства 4 ноября процесс политического размежевания не успел зайти слишком далеко. А потому скорее можно говорить о венгерской революции как о событиях с открытым финалом и не совсем ясной, нереализованной вследствие вмешательства внешних факторов перспективой дальнейшего развития.
Как бы то ни было, предпринятая в Венгрии в 1956 году попытка совместить государственную собственность на основные средства производства и, соответственно, социалистическую перспективу развития с западными «институтами свободы» – парламентаризмом и многопартийностью – при одновременном обогащении существующих в мировой практике демократических механизмов новыми формами контроля над государством и бюрократией (рабочие советы в их венгерском варианте) явилась началом крупномасштабного и прерванного только вследствие военного вторжения эксперимента, с интересом встреченного за пределами Венгрии. Притом что поражение венгерской революции ознаменовало собой не только неудачу в деле обновления социализма в конкретной стране, но и – в широком международном плане – крах иллюзий «третьего пути» в условиях господствующей в мире биполярности, венгерский опыт был воспринят в 1950-е годы и как обнадеживающий некоторыми идеологами левых общественных движений, поскольку стремление синтезировать демократические и социалистические ценности было поддержано в Венгрии большинством политически активного населения страны.
Конечно же, было бы глубоко неверным свести массовое национальное движение в Венгрии к совокупности строго определенных идейно-политических платформ и целенаправленным действиям по их реализации. Как и в любой революции, в венгерских событиях 1956 года проявилось сильное стихийное начало, особенно в выступлениях повстанцев; широкий спектр участников движения был не только социально разнородным, но включал в себя силы совершенно разных ориентаций, при этом далеко не всегда четко формулировавшие свои позитивные программы. Однако, как замечал в 1957 году получивший впоследствии всемирную известность венгерский политический мыслитель Иштван Бибо, «то, что в условиях свободы на свет божий вырвались и самые консервативные силы сторонников реставрации… было страшным только для тех, кто привык считать: того, что запрещено, и не существует вовсе, а тот, кто имеет возможность выйти на свет и заговорить, уже в силу этого страшен»[11]. Основные движущие силы революции составили отнюдь не выходцы из прежней, в частности хортистской социальной элиты, стремившиеся к политическому реваншу, а рабочий класс, в своей массе стихийно приверженный социалистическим ценностям (что в полной мере, как уже отмечалось, проявилось в деятельности рабочих советов), и учащаяся молодежь рабоче-крестьянского происхождения, всецело сформировавшаяся после Второй мировой войны и испытавшая в Венгрии первой половины 1950-х годов массированное воздействие марксистско-ленинской пропаганды. А из тех 30 и 40-летних венгров, кто в 1956 году устремился на баррикады, участвовал в работе новых, революционных органов или просто поддерживал главные требования революции, многие в 1947–1948 годах составляли опору компартии, помогли ей одержать верх над своими соперниками в нелегкой внутриполитической борьбе. Кризис социализма в Венгрии, ярчайшим выражением которого явилась революция октября – ноября 1956 года оказался кризисом системным, затронувшим все основные сферы общественной жизни – экономический механизм, политическую организацию общества, идеологию, культуру. Будучи явлением многомерным, он имел и свое социально-психологическое измерение – речь идет здесь не только и не столько о кризисе марксистского, коммунистического мировоззрения в сознании тех, кто ранее был ему привержен, сколько о всеобщем крахе ожиданий установления более справедливого и благополучного общества вследствие полного провала курса коммунистических властей на форсированное построение социализма в Венгрии.
События 1956 года в Венгрии стали проявлением глубокого кризиса сталинской модели социализма в ее конкретно-историческом венгерском варианте. Поскольку сталинская модель восходила своими корнями к большевистской концепции диктатуры пролетариата, применительно к Венгрии 1956 года есть основания говорить и о кризисе социалистического общественного устройства, реально воплощенного в условиях определенной страны в соответствии с марксистско-ленинскими теориями. В международном плане выход Венгрии из Организации Варшавского договора ознаменовал собой «тектонический сдвиг в империи» (Г. Киссинджер), обозначивший реальную возможность крушения ялтинско-потсдамской биполярной модели, закрепившей в себе решающие итоги Второй мировой войны. В силу этого он стал вызовом не только для СССР, в сферу влияния которого входила Венгрия, и не только для молодой, начавшей складываться лишь в конце 1940-х годов мировой системы социализма, но и для их антагонистов в межблоковом противостоянии – США и их союзников.
Всему миру была наглядно продемонстрирована решающая роль силового фактора в сохранении Восточной Европы под контролем СССР. Венгерские события породили и кризисную ситуацию внутри мирового коммунистического движения, поскольку в ряде компартий наметился раскол между теми, кто, выступая под знаменем «национального коммунизма», осудил, и теми, кто поддержал советские действия в Венгрии. К тому же силовая политика СССР оттолкнула на Западе от коммунистического движения многих из тех, кто ранее ему симпатизировал, в первую очередь интеллектуалов. Наконец, события в Венгрии и вокруг нее повлияли, хотя и не слишком долгосрочным образом, на состояние отношений между Западом и Востоком в условиях «холодной войны», что позволяет говорить о венгерском кризисе 1956 года и как о факторе международных отношений в послевоенной Европе и мире.
Понимая необходимость отказа от многих стереотипов, довлевших ранее над историками, обращавшимися к этой сложной проблематике, мы вместе с тем осознаем реально существующую опасность нового субъективизма, механической смены оценок с плюса на минус, волюнтаристского подбора фактов в целях подтверждения уже готовых схем. В венгерском оппозиционном движении 1956 года, как уже отмечалось, были представлены совершенно разные политические силы со своими конкретными целями и способами их достижения. Признание политической нецелесообразности, моральной неприемлемости и юридической незаконности советского военного вмешательства в Венгрии отнюдь не должно означать оправдания насилия и террора, вершившихся в те трагические дни над коммунистами экстремистски настроенными элементами. Венгерская революция явилась не только примером мужества в отстаивании демократических идей. Показав, к каким кровавым эксцессам могут привести как запаздывание «верхов» с необходимыми реформами, так и нетерпение «низов», она стала грозным предостережением для последующих поколений борцов с тоталитаризмом.
Очерки, собранные в книге под одной крышей, публиковались ранее в исторических, главным образом, периодических изданиях, причем не только российских. При подготовке настоящего издания все они, хотя и в разной степени, переработаны с учетом новейшей историографии. В своем нынешнем виде книга стала плодом моего четвертьвекового общения с коллегами, конструктивные советы которых помогли более глубокому проникновению в суть изучаемых событий. Хотелось бы здесь почтить память уже ушедших – моего учителя Тофика Исламова, Елену и Александра Ореховых, и поблагодарить ныне здравствующих – Вячеслава Середу, Магдольну Барат, Яноша Райнера, Андрея Едемского, Артёма Улуняна, Леонида Гибианского, Вадима Волобуева и других. Необходимо также выразить признательность Русскому фонду содействия образованию и науке, проявившему инициативу издания книги и поддержавшему этот проект.