III
Мария Терезия, или Венчание Вены
«При всей моей любви к семье и детям, я в первую очередь старалась быть матерью моим подданным и при необходимости всегда отдавала предпочтение им». Женщина, написавшая эти строки в своем «Политическом завещании» не позже 1780 года, являет собой одну из крупнейших фигур мировой истории. Если профессор Жан-Поль Блед писал, что «Мария Терезия занимает почетное место в пантеоне монархической Европы», а Наполеон перед ее усыпальницей в Капуцинеркирхе обнажил голову, то не только потому, что эрцгерцогиня Австрии и королева Венгрии и Богемии действительно оставила заметный след в истории Центральной Европы. В Вене ее тоже помнили и помнят. В 1888 году, в правление Франца-Иосифа, ей воздвигли величественный памятник, сооружение которого длилось 12 лет. И сегодня мать королевы Марии-Антуанетты снова взирает с постамента на город, преобразованию которого она отдала столько энергии и души.
Площадь Марии Терезии расположена между Музеем изобразительных искусств и Музеем естествознания, по пути от Оперы к зданию парламента. Императрица изображена сидящей на троне в окружении соратников – мать народов и мать собственных шестнадцати детей. Автор монумента – немецкий скульптор Каспар фон Цумбуш, родившийся в тот же год, что Франц-Иосиф, и умерший за год до него. Марии Терезии не удалось выйти победительницей из трех войн против Фридриха II Прусского, зато она сумела стереть многие границы между тогдашними сословиями. Наделенная энергией и волевым характером, она проводила политику, устремленную в будущее. Памятник вознесся ввысь на 20 метров. У подножия трона расположены фигуры четырех генералов, четырех канцлеров, в том числе двух выдающихся – Кауница и Лихтенштейна, а также 16 знаменитых деятелей искусства, среди которых Моцарт и Гайдн. Но ни одной женщины! И правда, если не считать российскую императрицу Екатерину Великую, надо признать, что достойных соперниц у Марии Терезии просто не было.
После снятия с Вены турецкой осады облик города быстро изменился. Средневековая эстетика растворилась в барокко, словно сплавившись с ним как в архитектуре, так и в живописи и в скульптуре. Бурное развитие театра и музыки шло в том же направлении. В правление императора Карла VI законодателем мод в области новой эстетики стал Иоганн Бернхард Фишер фон Эрлах, родившийся в 1685 году. Он несколько лет прожил в Италии, где в то время блистал скульптор Бернини, посвятил немало сил изучению, пусть чисто теоретическому, французского искусства, а затем построил в Зальцбурге церковь Троицы. Ему тогда исполнилось 33 года. С именем Эрлаха связывают зарождение австрийского национального стиля в искусстве. И действительно, Вена его приняла. Почерк Эрлаха легко узнается в архитектуре церкви Святого Карла Борромея и Императорской (сегодня – Национальной) библиотеки, которая выходит на дворцовую площадь Йозефплац – бесспорно, самый гармоничный архитектурный ансамбль центральной части Вены. Под гигантским овальным куполом сегодня хранится, помимо миллионов томов книг, примерно восемь тысяч инкунабул и более 35 тысяч манускриптов, в том числе – автограф партитуры «Реквиема» Моцарта. Большую часть грандиозных замыслов Иоганна Бернхарда завершил его сын Эммануэль Фишер фон Эрлах, доживший до 1742 года. Таким образом, Хофбург XVIII века явно отмечен «фамильным клеймом» этой семьи, особенно в том, что принято называть Крылом императорской канцелярии, где до 1806 года заседало австрийское правительство, и в знаменитом Зимнем манеже, где находилась легендарная Испанская школа верховой езды. Обязательно туда сходите! Только не забудьте заранее забронировать места и не перепутайте представление с репетицией. Вы не только получите неописуемое удовольствие при виде великолепных липицианов[8], лошадей белой масти, выведенных в результате скрещивания арабских скакунов с конями андалусской породы (не зря школа именовалась Испанской), но и прикоснетесь к истории. Дело в том, что Школу задолго до строительства Манежа, еще в 1572 году, основал Максимилиан II Габсбург – зять Карла V и один из редких в этом семействе протестантов.
Строительство Зимнего манежа продлилось 16 лет, с 1719 по 1735 год, то есть большую часть правления Карла VI. Сохранился конный портрет императора – сегодня он украшает в Манеже императорскую ложу. Отца Марии Терезии написал Георг фон Гамильтон, а его коня – разумеется, белого, – Иоганн Готфрид Ауэрбах. С портрета на нас строго смотрит мужчина в кирасе с золотыми пластинами и орденской лентой через плечо – Карл VI был кавалером ордена Золотого Руна и в сущности последним немецким императором, способным проводить в Центральной Европе политику сдерживания абсолютистских амбиций королей и принцев. За 31 год царствования он, порой действуя вопреки собственным принципам, сумел осуществить давнюю мечту Карла V о создании подлинно австрийского государства. Белая лошадь под красным седлом символизировали цвета Австрии – вечной, имперской и республиканской. Война за испанское наследство, завершившаяся в 1713 году заключением Утрехтского мира, который сам он не подписывал, занимала его, хотя в кои-то веки речь шла не о турецкой угрозе. В 1704 году в новых предместьях Вены был насыпан земляной вал – город жил в страхе перед венгерскими мятежниками. В 1711 году Карл VI добился умиротворения восставших венгров (в историю это событие вошло как восстание куруцев). Наследника у него не было (сын Леопольд скончался в 1716 году), и все его надежды отныне были связаны с дочерью Марией Терезией, родившейся в Вене 13 мая 1717 года. Отцу пришлось приложить немало усилий, чтобы заставить всех вокруг признать ее в качестве законной наследницы престола – до этого Империей никогда еще не правила женщина. Кстати, в литературе Марию Терезию часто называют императрицей, хотя это является фактической ошибкой – она никогда не носила императорского титула, оставаясь эрцгерцогиней Австрийской и королевой Венгрии и Богемии; два последних титула были необходимы, чтобы подчеркнуть неделимость территорий, подчинявшихся Габсбургам. 12 февраля 1736 года Мария Терезия вышла замуж за Франца Стефана, герцога Лотарингского. Брак был заключен по любви, но не без расчета – жених происходил из хорошего рода и, хоть не отличился воинской доблестью и не проявил особых талантов в государственном управлении, был порядочным человеком. Так Мария Терезия стала последней представительницей династии Габсбургов и первой – Габсбург-Лотарингской. Людовик XV дал согласие на этот брак при условии, что зять императора откажется от наследства в виде Лотарингского герцогства, которое должно было перейти в пожизненное владение тестю французского короля, низложенному польскому монарху. Взамен будущий супруг Марии Терезии получал Великое герцогство Тосканское, поскольку династия Медичи в Италии пресеклась.
20 октября 1740 года император Карл VI скончался, и Марии Терезии, которой исполнилось 23 года, пришлось столкнуться с вероломством европейских правителей, которые при жизни ее отца признали за ней право на имперский трон, но теперь вдруг резко изменили мнение. Франция Людовика XV, извечного врага Австрийского дома, сколотила коалицию, в которую вошли курфюрсты Баварский и Саксонский, а также король Испании и король Сардинии. Но самым опасным противником Марии Терезии оставался воинственный прусский король Фридрих II.
После нескольких военных кампаний, завершившихся неудачей и потерей части территорий, Мария Терезия решила заняться благоустройством Вены, которая казалась ей недостаточно импозантной. Как раз закончилось сооружение Зимнего манежа, что стало поводом для устройства пышных увеселений. Представим себе, что происходило в тот день, 2 января 1743 года. 25-летняя Мария Терезия празднует окончание Первой Силезской войны (юг Польши) и вывод из Праги французских и прусских войск. В белоколонном зале Манежа устраивают конные состязания. Впереди – сама эрцгерцогиня. Традиция подобных конных парадов восходит к Италии начала XVII века; всадники передвигались группами, согласуясь со строгими правилами. В манеже длиной 55 и шириной 17 метров толпилась избранная публика; из конюшен, рассчитанных на 600 лошадей, главный конюх торжественно вывел лучших жеребцов. Восемью роскошными каретами, запряженными парой лошадей, правили мужчины. Мария Терезия по-мужски сидела верхом на липицианской лошади под восхищенным взглядом матери, вдовствующей императрицы Елизаветы Кристины. На картине Мартина ван Майтенса, написанной 22 года спустя, запечатлена эта величественная сцена. Картину и сегодня можно видеть в одном из залов Шёнбрунна.
Для женщины, вынужденной оспаривать у мужчин свое право на власть, Школа верховой езды была хорошим способом самоутвердиться. Тогда же возник и закрепился обычай, согласно которому всадники, появляясь в Манеже, снимают шляпу перед портретом Карла VI. Мария Терезия внесет в этот ритуал свою ноту: занимая место в монаршей ложе, она тоже станет снимать шляпу, приветствуя особо отличившихся мастеров конной езды. Закончив очередное упражнение, ученики обычно отвешивали наставнику церемонный поклон, после чего покидали манеж. Эта традиция сохраняется до сих пор, разве что с XVIII века изменился фасон шляп. Еще в 1960-70 гг. было принято напоминать посетителям, что, вступая под своды Манежа, следует снимать шляпу; сегодняшние туристы почему-то удивляются, когда слышат об этом. Неужели мы стали менее вежливыми?
В 1744 году Мария Терезия открыла в северной части конюшен императорскую аптеку, над которой надзирал ее личный врач. Этот самый доктор, которого звали Герард ван Свитен, был довольно странным персонажем: например, он объяснял мужу Марии Терезии Францу Лотарингскому, что тот должен делать, чтобы в семье появились дети. Очевидно, он давал правильные рецепты, потому что у супругов родилось аж шестнадцать детей! Чтобы отучить Марию Терезию от переедания, доктор однажды устроился рядом с ней за обеденным столом, прихватив с собой золотое ведерко. Эрцгерцогиня уминала блюдо за блюдом, а ван Свитен отправлял в ведерко точно такое же количество яств, после чего перемешал его содержимое и показал пациентке, чтобы она поняла, что творится у нее в желудке. Судя по всему, этот совет был воспринят с меньшим энтузиазмом. Справедливости ради отметим, что просвещенному для своего времени врачу все же удалось значительно обогатить тогдашнюю медицину новыми идеями. Аптека просуществовала до 1995 года. К счастью, даже после ее закрытия барочная отделка помещений полностью сохранилась; сегодня здесь располагается музей липицианской породы лошадей.
Год спустя после открытия Манежа эрцгерцогиня устроила здесь же бал-маскарад по случаю замужества своей сестры Марии Анны, которая была младше ее на год. Зал освещали 130 канделябров, отражавшихся в 52 стенных зеркалах, что производило на присутствующих чарующее впечатление и позволяло рассмотреть каждый маневр и пируэт. В тот вечер все всадники были одеты в одинаковые костюмы; гостей насчитывалось восемь тысяч человек. В качестве развлечения был предложен тир, причем мишенями служили «турецкие головы» – слабое подобие мести за новую проигранную двухлетнюю войну… Вообще с внешней политикой дела в империи обстояли неважно. В ноябре 1741 года французское войско под командованием маршала Бель-Иля вошло в Прагу; в следующем году Карл-Альбрехт Баварский, претендовавший на имперскую корону, добился своего избрания во Франкфурте под именем Карла VII. 1742 год выдался для Габсбургов крайне неудачным: они впервые почувствовали, что империя ускользает у них из рук. Подобное положение вещей сохранялось на протяжении трех лет. В 1745 году супруг Марии Терезии Франц Стефан Лотарингский (они были женаты уже девять лет) становится императором Францем I. Следующие 20 лет он будет носить этот титул, но Мария Терезия так и не сделается императрицей, оставаясь супругой императора.
Природное обаяние, твердая воля и выдающиеся умственные способности помогали ей противостоять многочисленным недругам. В 1741 году ее избирают «королем» Венгрии; мадьярская знать коронует ее в Пресбурге, позволяя отдалить прусскую угрозу; она получает поддержку англичан и отбрасывает от своих границ французов. В Праге ее провозглашают «королем» Богемии. Чешские аристократы встречают ее криками: «Да здравствует наш король Мария Терезия!» Это был значительный политический успех. Наконец, 18 октября 1748 года в Ахене состоялся так называемый Второй конгресс, признавший Марию Терезию немецкой императрицей с уточнением: «в силу своих полномочий». На самом деле ее не слишком волновали официальные формулировки. Она знала, что правит империей она, а не ее муж.
Мария Терезия – яркий представитель своего времени, то есть Века Просвещения. Стремясь укрепить государственную власть путем ее централизации и улучшения работы управленческого аппарата, она быстро отстранила мужа от реальной власти. Она искренне любила его, сопровождала на охоту и считала прекрасным мужем, но… плохим советчиком и никуда не годным военачальником, который предпочитал заниматься естественными науками (любимое увлечение Габсбургов), а не устройством жизни своих подданных. Императрица – будем так ее называть – взяла бразды правления в свои руки; ее религиозная политика отличалась крайней нетерпимостью к евреям, а иногда и к католикам, которых она считала наделенными незаслуженными привилегиями; это отношение власти к различным конфессиональным группам изменилось лишь в следующем веке благодаря воле Франца-Иосифа, проявившего себя настоящим космополитом. Жесткость, чтобы не сказать отвращение Марии Терезии к еврейским общинам в основном проявлялось в Праге; по ее мнению, евреи слишком лояльно относились к врагам империи, особенно к баварцам и пруссакам. Австрия стремилась к единству, тогда как германские земли так до конца и не преодолели свою раздробленность, и Мария Терезия пыталась найти между этими двумя тенденциями золотую середину. Она во всем искала баланс, одобряла постепенное развитие и отвергала идею революции. В ней не было ни жестокости английской королевы Елизаветы I, ни интеллектуальной всеядности русской императрицы Екатерины II, ни религиозной нетерпимости королевы Кастилии Изабеллы Католички. Ни один из ее недостатков не приобретал масштабов порока. Как позже напишет восхищавшийся ею герцог Брольи, «она никогда ничего не боялась, никогда не испытывала колебаний, никогда не опускала рук». Добавим, что эта женщина, стараниями которой преобразилась Вена, оставалась носительницей христианской традиции. По ее инициативе каждый год проходили торжественные шествия – 30 октября на исторической площади Ам-Хоф, перед колонной в честь Милосердия Богородицы, а в праздник Тела Господня – по улице Грабен, перед Чумной колонной. Они символизировали единство династии и католической Церкви.
В области образования, которому Мария Терезия придавала большое значение, она также прислушивалась к голосу Церкви и в 1746 году дала согласие на открытие в Вене иезуитского коллежа. Если от собора Святого Стефана вы повернете направо и пойдете в сторону Дунайского канала, то увидите церковь Иезуитов с двумя симметрично расположенными колокольнями. Напротив нее стоит здание Академии наук, возведенное лотарингским зодчим, – в прошлом именно здесь располагался иезуитский коллеж. С начала XVIII века иезуиты, пообещавшие Фердинанду II очистить город от протестантов, пользовались привилегированным правом преподавать в Университете философию и теологию. Главный учебный зал – самый большой в Вене, оформленный в стиле рококо. Кроме него, в коллеже было еще 16 классов, в том числе анатомический театр и химическая лаборатория.
Одновременно в коллеже обучалось около 1200 студентов. Почему Мария Терезия поддержала иезуитский образовательный проект? Тому было три причины. Во-первых, преподавание в коллеже велось в основном на немецком языке, а общий язык, как известно, – лучшее средство для объединения людей разных национальностей. Отметим, что в Австрии говорили на немецком с самыми разными акцентами – чешским, венгерским, южнославянскими и даже итальянским и испанским – этакий придунайский вариант Вавилона. Даже словарный запас немецкого обогащался за счет заимствованных выражений и оборотов речи. Строители, чиновники, художники – все они привносили в венский диалект что-то новое. Вена оставалась немецкоязычной столицей, но ее особенность заключалась в том, что она стала символом многоязычия, способствовавшего формированию будущей империи. В правление Марии Терезии венца узнавали по акценту и употреблению словечек, не знакомых в Мюнхене или Франкфурте, так же легко, как узнавали каринтийского крестьянина. В начале XX века огромной популярностью пользовался издаваемый писателем-сатириком Карлом Краусом журнал «Факел», в котором высмеивались деятели культуры, журналисты и, разумеется, политики. Он сравнивал между собой две немецкоязычные столицы – Берлин и Вену: «В толкучке Фридрихштрассе, в Берлине, мне легче предаваться спокойным размышлениям, чем на знаменитых тихих улочках венских предместий…» Именно Карлу Краусу принадлежит афоризм, выражающий дух Вены: «Чем австриец отличается от немца, так это тем, что они говорят на одном языке!» Венская идентичность, возникшая как результат влияния сразу нескольких культур, оформилась при Марии Терезии. На протяжении двух веков Вена самоутверждалась, настаивая на своей особости. Она стала городом императоров – Кайзерштадтом, как выразился великий поэт и путешественник Гёте, отобрав эту роль у Праги и тогдашней венгерской столицы Пресбурга. Великое смешение языков и культур привело не к размыванию черт, а к обретению своего лица.
Вторая причина, по которой Мария Терезия оказала поддержку иезуитам, заключалась в том, что она разделяла их взгляд на преподавание истории. Иезуиты считали, что студенты должны знать мир, в котором живут, а потому уделяли повышенное внимание не изучению античности, а ознакомлению с современной историей Империи и Европы. В программу обучения на старших курсах входили такие дисциплины, как иностранные языки, живопись, архитектура и право. Иначе говоря, в Вене воспитывалась будущая элита, способная проявить себя в самых разных сферах деятельности – гражданской, военной, торговой. Как говорил Петр I, не может быть сильного государства без просвещенных служителей. Правда, в конце концов влияние иезуитов на юные умы начало раздражать императрицу. После реформ 1761 года, укрепивших их статус, она переменила мнение, согласившись со своим канцлером, который считал, что негоже хорошо образованным молодым людям сидеть по монастырям вместо того, чтобы приносить пользу обществу. Мария Терезия ни в коем случае не намеревалась подвергать иезуитов политическим репрессиям, тем более – ссориться с папой, и тянула время, но в 1773 году ей все же пришлось ликвидировать Орден. Это решение было ей навязано, но оно положило конец существованию государства в государстве. Орден потерял свое былое могущество, хотя остался в Вене символом Контрреформации и ее художественного воплощения – стиля барокко.
Мария Терезия не была заядлой путешественницей; ее редкие поездки ограничивались Венгрией и Богемией, но большую часть времени она проводила в Вене. Показательно, что она перенесла сюда Придворную Богемскую канцелярию, разместившуюся во дворце, в 1708–1714 годах построенном Иоганном Бернхардом Фигнером фон Эрлахом. В Вене появились: придворный театр – «Бургтеатер», первоначально располагавшийся на площади Святого Михаила; Военная академия в Винер-Нойштадте (1752); несколько больниц для борьбы с эпидемиями. Но самым заметным свершением, как с эстетической, так и с политической точки зрения, стало завершение строительства замка Шёнбрунн, возводимого в стиле рококо, родиной которого считается Австрия. Возникший под влиянием французского рокайля, он оживил угасающее барокко, привнеся в него изысканную утонченность. Художники, скульпторы и архитекторы не ограничивали себя в использовании материалов – в дело шли мрамор и лепнина, дерево и бронза, и технических приемов, среди которых особенно выделяется тромплей, или «обман зрения». В лепных орнаментах поражает обилие гирлянд, картушей, растительных мотивов, раковин. Живопись соединяется со скульптурой: у изображенного на полотне персонажа вдруг оказывается изваянная нога или рука. Мария Терезия развлекалась тем, что просила своих гостей угадать, что на картине нарисовано, а что является частью скульптуры… Церкви украшаются балдахинами, драпировками, нарисованными занавесами; в них появляются многоуровневые кафедры и стенные ниши, и все это покрыто позолотой или окрашено в нежно-палевые тона, так что у посетителя создается впечатление, что он не в церкви, а в театре. При этом сама Мария Терезия ведет достаточно скромный образ жизни. Второй этаж Леопольдова крыла в Хофбурге, возведенного за три четверти века до того, не отличался большими удобствами. Если императрица и сделала его своей главной резиденцией, то находиться здесь не любила и проводила в этих плохо освещенных, душных и обшарпанных комнатах только холодное время года. Ее канцлер, князь Кауниц, отвечавший за австрийскую дипломатию, занимал крыло, построенное в 1717–1719 гг. Гильдебрандтом. Сегодня здесь располагаются кабинеты канцлера Австрии и правительственных чиновников, а крыло называется Канцелярским.
Постепенно Мария Терезия все чаще отдает предпочтение замку Шёнбрунн, так сказать, второй главной резиденции. Первый Шёнбрунн, построенный, как и Версаль, на месте охотничьего домика, был разграблен и разрушен венграми в 1605 году; его восстановили, но в 1683 году он снова подвергся нападению, на сей раз со стороны турок, которые сровняли его с землей; защитить замок, стоявший за тогдашними крепостными стенами, оказалось невозможно. В 1743–1747 годах приглашенные зодчие Пакасси и Вальмаджини начали работы по возведению нового замка; его стены, как и стены прилегающих конюшен и служебных построек, были выкрашены в желтый цвет; этот оттенок стал таким популярным, что по всей Империи, включая Прагу и Буду – старейшую часть Будапешта, – желтый стали называть «цветом Марии Терезии».
Попадая в Большую галерею Шёнбрунна, посетитель первым делом видит Их Императорские Величества – Марию Терезию и Франца Стефана, фигуры которых украшают центральную потолочную фреску кисти Грегорио Гульельми, выполненную в 1760–1761 годах. Аллегорический смысл изображения предельно ясен: Священная Римская империя германской нации прямо связана с династией Габсбургов, точнее – с ее Габсбург-Лотарингской ветвью. По сторонам от этой фрески находятся еще две, меньшего формата: первая прославляет военную мощь Австрийской империи, вторая – искусства, науки и мир (очевидно, завоеванный в жестокой вооруженной борьбе). Подобные мысли нередко приходили мне в голову, когда я входил в это великолепное помещение, белую с золотом гамму которого оживляют стоящие в промежутках между окнами и зеркалами красные бархатные табуреты, садиться на которые строго запрещено. В этой зале в 43 метра длиной и 10 метров шириной, освещаемой двумя люстрами на 144 свечи, Мария Терезия и ее наследники устраивали парадные приемы.
Конец ознакомительного фрагмента.