Вы здесь

Вельяминовы. Время бури. Книга вторая. Часть восьмая. Пролог (Нелли Шульман)

Иллюстратор Анастасия Данилова


© Нелли Шульман, 2017

© Анастасия Данилова, иллюстрации, 2017


ISBN 978-5-4490-1564-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Аэродром Бастия, Корсика, июль 1944

Из окна деревянного домика, где размещался штаб аэродрома союзников, почта, и армейский магазин, была хорошо видна залитая бетоном взлетно-посадочная полоса. Соленый, легкий ветер трепал полосатые флажки, по краям поля. Будку диспетчеров закрыли. Утренние рейсы ушли в Италию, до вечера самолетов не ожидалось. На горизонте поблескивало море. Пахло сухой, нагретой травой, отчаянно трещали цикады.

Правая сторона площадки, где держали транспортные машины, пустовала. На левой стороне, ровными рядами, стояли британские и американские ночные истребители, Douglas A-20 Havoc, Bristol Beaufighter, и новые машины, начавшие поступать в войска летом, «Черные Вдовы», Northrop P-61. Летчики, патрулировавшие Средиземное море по ночам, днем отсыпались, но Лиза, подходя к домику, заметила на крыльце, в очереди, черноволосую, кудрявую голову старшего лейтенанта Мозеса, в авиационной пилотке.

Лиза наклонилась к Густи:

– Твой любимый летчик поднялся. И второй тоже… – капитан Антуан Сент-Экзюпери, в голубовато-сером кителе, с трехцветными нашивками «Свободной Франции», покуривал сигарету, блаженно щурясь от солнца:

– У него жена в Нью-Йорке осталась… – вспомнила Лиза. Сент-Экзюпери, на пятом десятке, с трудом добился разрешения летать в боевой авиации, несмотря на опыт гражданского пилота. Приходя к Стивену и Лизе на обеды, он рассказывал о довоенной службе, в Африке и Патагонии:

– Видите, как вышло, – весело говорил месье Антуан, – мы с вами, сэр Стивен, могли в Испании столкнуться, а с вами, – он улыбался Лизе, – в СССР… – писатель навещал Москву, в тридцать пятом году. Тогда Лиза и не надеялась, что доберется до столицы своей родины, или сядет за штурвал. Услышав, что на аэродроме служит Экзюпери, муж, зачарованно, сказал:

– Поверить не могу, Лиза. Я в Испании его книги читал. Но в здешней глуши их, конечно, не достать… – Экзюпери подарил им «Ночной полет», с автографом. Для Густи он принес маленький блокнот. Девочка хорошо разбирала печатные буквы. Месье Антуан делал наброски, на полях забавных, коротких рассказов. Девочка и сейчас, держала самодельную книжку. Блеснув ясными, голубыми глазками, падчерица хихикнула:

– Взрослые посоветовали мне не рисовать змей ни снаружи, ни изнутри, а больше интересоваться географией, историей, арифметикой и правописанием… – Густи интересовалась и географией, и арифметикой, и осликами, с серой шерсткой и мягкими ушами, и крабами, среди камней, на берегу моря, и котом, заходившим к ним в гости.

Они с мамой Лизой жили в деревне Луччана, рядом с аэродромом. В саду, окружавшем дом, серого камня, зрели гранаты и грецкие орехи. Густи купалась, с другими ребятишками, и каталась на осликах. Девочка начала бойко болтать на французском языке. По воскресеньям католики, с аэродрома, и местные жители, ходили на мессу, в средневековый собор. Густи убегала со своими маленькими приятелями. Лиза смотрела на часы:

– До обеда она дома не появится… – Стивен ждал у садовой калитки, на заднем дворе. Муж снимал комнаты неподалеку. Лиза навещала его по вечерам, несколько раз в неделю. Стивен настаивал, что может и сам готовить, но Лиза всегда появлялась с холщовыми сумками. В деревне торговал хороший рынок.

Иногда они приглашали других летчиков, но чаще одни сидели одни, на небольшой кухоньке. Здесь быстро темнело, муж зажигал старомодную, керосиновую лампу. Падчерица к этому времени спала. Девочка вскакивала рано, но ложилась с петухами. Лиза не боялась оставлять ее одну. Густи оказалась очень серьезной и рассудительной, для своего возраста:

– Стивен говорит, ее мать тоже такая была… – Лиза занималась с девочкой арифметикой и чтением. Густи любила отправлять письма в Лондон. Она пыхтела над короткими строчками, в конце листа. Девочка всегда, с удовольствием, сама открывала конверты, от миссис Клары. Уходя к Стивену, Лиза заглядывала в спаленку. Густи дремала, свернувшись в клубочек, положив щеку на блокнот, руки Сент-Экзюпери. Рядом она устраивала деревянного ослика, подарок старшего лейтенанта Мозеса. Негр подмигивал девочке:

– Как видишь, я не только печенье печь умею… – Абрахам всегда приносил Густи сладости. Лиза прислонялась к косяку:

– Она Стивена не видела, и даже не заговаривает о нем… – они с мужем тоже не обсуждали Густи. Лиза успокаивала Стивена:

– С ней все хорошо. Она загорела, купается, носится с местными малышами. Здесь солнце, море, фрукты. Густи в деревне нравится, милый… – Лиза брала его руку, с офицерским хронометром. Светились стрелки, в спальне мужа пахло привычным табаком и туалетной водой. Лиза поднимала голову с крепкого плеча:

– Мне пора, милый… – замечая, как меняется лицо мужа, Лиза утешала его:

– Надо потерпеть. Густи должна привыкнуть… – падчерица поскакала к домику.

Проводив ее глазами, Лиза посмотрела на истребители. Муж водил транспортные самолеты, снабжающие войска союзников, в Италии. Армии продвигались на север, ходили слухи о скором взятии Флоренции. Когда радио сообщило о покушении на Гитлера, муж сказал:

– Покойная Густи работала в антифашистской группе. Не все немцы поддерживают безумие. Они сами решили изменить ход войны… – Стивен погрустнел, – только, к сожалению, Гитлер остался жив… – Стивен не стал говорить жене, о Генрихе:

– Я уверен, что без них покушение не обошлось. Но сейчас, с неудачей, их могут арестовать, казнить… – дядя Джованни, из Лондона, сообщил, что кузен Джон отправился, как он выразился, по делам на континент. Стивен подозревал, что дела герцога связаны с Германией:

– Но мы теперь долго не узнаем, что с Джоном. Хорошо, что из Франции письма аккуратно приходят… – дядя Хаим писал, что Питер поправляется, и скоро вернется в строй:

– Все говорят, что с новой операцией, на юге Франции, дела пойдут веселее, и мы скоро доберемся до Парижа. Меир почти все время проводит за линией фронта, в разведке. Мы надеемся, что у Мишеля и Теодора все в порядке, но, к сожалению, о сестре Лизы новостей нет… – жена вздыхала:

– Не знаю, увижу ли я ее когда-нибудь. И где Марта сейчас… – полковник Кроу был уверен, что племянницу жены расстреляло НКВД:

– Как и Степана, – мрачно думал он, – не был он чекистом, как у них это называется. Степан честный человек, он случайно попал в Норвегию. Они с Констанцей полюбили друг друга… – пока оставалось непонятным, где сейчас находилась сестра.

– И жива ли она вообще… – полковник Кроу покуривал на каменной террасе комнат, – все утверждали, что немцы не тронут Давида, что великий ученый в безопасности, а он в Аушвице погиб. Эстер, скорее всего, тоже в живых нет. Близнецы круглыми сиротами остались. Еще надо мальчишек найти… – дочку найти было легко.

В голосах детей, на улице, Стивен узнавал звонкую скороговорку Густи:

– Она здесь совсем француженкой стала, – усмехался полковник, – хотя Густи покойница мне говорила, что тоже в детстве картавила… – завидев издалека русую голову дочери, полковник быстро сворачивал в первый попавшийся деревенский проулок.

Дома, на кухне, он вынимал из шкафчика запыленную, непочатую бутылку виски:

– Нет, – велел себе Ворон, – так нельзя. Выпивка не поможет. Надо подождать, дать ей время. Месье Антуан с ней гуляет, разговаривает… – Стивену было неловко просить о таком француза. За холостяцким кофе и сигарами, писатель сам заметил:

– Сэр Стивен, я тоже летчик. У меня детей нет… – он помолчал, – но каждый авиатор мог бы на вашем месте оказаться… – над горами играл яркий, огненный закат. Стивен вспомнил:

– Холмы под крылом самолета врезали свои черные тени в золото наступавшего вечера. Равнины начинали гореть ровным, неиссякаемым светом; в этой стране они расточают свое золото с той же щедростью, с какой еще долгое время после ухода зимы льют снежную белизну… – пыхнув сигарой, он присмотрелся к небу.

Эскадрилья ночных истребителей, где летал старший лейтенант Мозес, уходила на северо-запад, к Франции. Лиза просилась за штурвал, но начальник базы, хмурый американский полковник, отказал лейтенанту Кроу:

– При вас ребенок, – отрезал американец, – скажите спасибо, что мы в тылу. Иначе, как прилетели бы из Лондона, так и улетели бы обратно. Обслуживайте машины, лейтенант… – Стивен пока не подавал рапорта о возвращении к истребителям, хотя протезы работали отлично. Он предполагал, что сможет к зиме заняться и бомбежками, и аэрофотосъемкой:

– Но воздушные бои теперь не для меня… – Ворон скрыл вздох, – месье Экзюпери тоже в безопасные миссии отправляют. Говорят, что по личному распоряжению де Голля… – француз летал на американской машине Lockheed P-38 Lightning, на разведку позиций противника. Лиза его самолет не обслуживала. Начальник базы, под напором жены, разрешил ей возглавить бригаду механиков, приписанную к ночным истребителям.

Идя к почте, Лиза взглянула на машины:

– Хотя бы так. Даже в транспортные рейсы меня не пускают… – она остановилась, закурив сигарету, – но я буду летать, обязательно. После войны займемся со Стивеном гражданской авиацией… – транспортные рейсы в Италию не считались опасными, но Лиза, все равно, беспокоилась за мужа: – После обеда они возвращаются… – на крыльце падчерица держала за руку старшего лейтенанта Мозеса:

– Она к мужчинам тянется… – грустно подумала Лиза, – она знает, что отец здесь. Но молчит, а я не хочу начинать о таком разговор… – Густи подергала старшего лейтенанта за рубашку: «Что сегодня у вас в кармане?»

Мозес, довольно хитро, отозвался:

– Кое-кто получит нугу, с миндалем… – Густи, деловито, опустила пакетик в свою вышитую сумочку. Они с мамой Лизой ездили в Бастию, большой порт, к северу от аэродрома. Сумочку мама Лиза купила девочке на тамошнем рынке. Они сходили в собор и посидели в кондитерской, за пирожными:

– Вкусные, – Густи облизнулась, – но у лейтенанта Мозеса вкуснее… – старший лейтенант переписывался с медицинской сестрой, мисс Робинсон:

– Мисс Мирьям в Нормандии осталась, – озабоченно сказал Мозес девочке, – я за нее волнуюсь. Она в госпитале работает, не на поле боя, но все равно… – Густи, уверенно, заявила:

– Все будет хорошо. Мама Лиза читала мне письма, из Лондона, из Нормандии. Скоро мы возьмем Париж, вы с мисс Робинсон увидитесь… – дома висела карта. После новостей по радио, Густи переставляла флажки.

– Инге тоже так делает… – Густи положила в свой блокнот старую открытку, подписанную его святейшеством. В Бастии они с мамой Лизой тоже купили открыток. Сегодня девочка отправляла весточки в Лондон и в Нормандию. В городе мама Лиза сходила в парикмахерскую, где ее коротко постригли. Густи знала, что в авиации так принято, но девочке нравились ее собственные, густые, русые волосы.

Вечерами мама Лиза ее расчесывала, и заплетала косички. Пахло солью, как в Саутенде, ласковый голос, пел Густи колыбельную. Девочка, сонно, бормотала:

– Иисус, дева Мария, святая Августа, молитесь за душу моей мамочки, сохраните мою семью… – Густи, нехотя, добавляла: «И его».

О нем она старалась не думать. Густи знала, что он здесь, на базе, а об остальном девочка размышлять не хотела, как не хотела вспоминать страшное, нечеловеческое лицо:

– Может быть, мы всегда так будем жить, я и мама Лиза… – она нашла глазами месье Антуана. Военный клерк, сержант, распахнул дверь, очередь задвигалась. Густи вскинула голову:

– Я весь блокнот прочитала, дядя Антуан. А что дальше случилось, с Маленьким Принцем… – Сент-Экзюпери усмехнулся:

– Погуляем с тобой после обеда, услышишь продолжение моих приключений… – сзади раздался голос, с акцентом:

– Густи, не стоит обременять… – Лиза покраснела. Сент-Экзюпери успокоил ее:

– Вы на смену пойдете, а мне только вечером лететь. Не волнуйтесь… – на почте приятно пахло сургучом. К окошечку, где заворачивали посылки, выстроилась отдельная очередь. Ветер колыхал плакаты, с рекламой военных облигаций:

– Это и моя победа… – мисс Фогель держала бланки займов. Лиза вспомнила:

– Она зимой прилетает, петь перед войсками. Мистер Меир, то есть кузен Меир, и она поженятся… – судя по всему, до зимы война бы не закончилась. В Италии перед войсками союзников лежали Альпы, на французском фронте пока даже не освободили Париж. Старший лейтенант Мозес, широко улыбаясь, получил от клерка военный конвертик.

– Все в порядке с мисс Мирьям… – он вежливо уступил Лизе место у стойки:

– Прошу вас, лейтенант Кроу… – клерк выдал Лизе надписанные знакомыми почерками конверты, из Лондона и Нормандии:

– И еще одно письмо… – он порылся в ящичке, с ярлычком: «Полковник Стивен Кроу»:

– Лично вам, лейтенант… – Лиза приняла конверт, изысканной бумаги, с американскими марками. Почерк был решительным, мужским. Обратным адресом значился почтовый ящик, в Вашингтоне, округ Колумбия.

Лиза едва не ахнула:

– От Анны Александровны, наверняка… – Густи уцепилась за ее форменную юбку:

– Мама Лиза, обедать пора… – Лиза сунула конверт в карман кителя:

– Прочитаю, когда она гулять пойдет. Моя смена только в три часа дня начинается… – у офицерской столовой, забил колокол. Сбежав по ступеням крыльца, Густи ринулась к большому бараку.


Каждые два часа механики получали десятиминутный перерыв. На поле бригада работала в легких, прочных комбинезонах цвета хаки, в удобных, кожаных перчатках. Еще на шотландской базе Лиза удивлялась хорошему обеспечению летчики и наземные службы. Здесь не держали привычных, грубых брезентовых рукавиц, или плохо сшитых кирзовых сапог. Ей выдали ботинки по ноге. Американский сержант, заведующий складом, гордо заметил:

– Размер ваш, лейтенант Кроу. Теперь много женщин в авиацию пошло, даже пилоты есть… – Лиза видела фотографию четырех летчиц, в журнале Life. Женщин сняли на аэродроме, в Ньюфаундленде. Их подразделение перегоняло новые машины, через Атлантику. Муж застал Лизу со следами слез, на щеках. Она хлюпала носом, глядя на знакомые куртки, толстой кожи, подбитые овчиной, на авиационные шлемы, на улыбки девушек.

Наклонившись, Стивен поцеловал коротко стриженые, черные пряди, на ее затылке:

– Не плачь, пожалуйста. После войны мы поведем первый пассажирский лайнер, из Лондона в Нью-Йорк. Посмотрим на Америку, Густи с собой возьмем… – отпив кофе, в картонном стаканчике, Лиза принялась за письмо. Густи ушла к морю, доверчиво взяв за руку месье Антуана. На Корсике было безопасно, немцы не бомбили остров, но Лиза, все равно, беспокоилась.

– Ее мать в налете Люфтваффе погибла. Мистер Кроу, то есть кузен Питер, малышку своим телом защитил. Он тогда тоже мать потерял… – из Нормандии, от кузенов и дяди Хаима, приходили веселые письма, с рисуночками на полях, и неизменным прощанием:

– Летайте спокойно, дорогие наши авиаторы, встретимся после войны… – Лиза ни разу не была под налетом, но в ее взводе механиков служили солдаты, переведенные в Европу с Тихого океана. Многие помнили атаку на Перл-Харбор. Японцы пока сопротивлялись, но все считали, что война в западном полушарии долго не протянется.

Вдова капеллана Горовица, тоже работала в армии, по контракту. Дядя Хаим прислал из Нормандии фотографии, миссис Деборы и внука. Лиза смотрела на строгое, красивое, замкнутое лицо женщины. Черные волосы прикрывала беретка. Она держала на коленях кудрявого, темноволосого мальчика, с большими глазами:

– Она ученый, – вспомнила Лиза, – диссертацию защитила… – миссис Горовиц трудилась в штабе военно-морского флота США. По уклончивым словам дяди Хаима Лиза поняла, что его невестка занимается секретными обязанностями:

– Как дядя Джованни, в Лондоне, как кузен Меир, и его светлость… – Лиза все косилась на конверт. Кофе в местной столовой варили ароматный, крепкий. Повара смеялись:

– Президент Рузвельт сюда не прилетит, навестить лейтенанта Мозеса, но не хочется ударять в грязь лицом, на случай визита командования… – визиты ожидались скоро. Наземную операцию, в южной Франции, планировали на начало августа. К тому времени союзники намеревались взять Флоренцию, и двинуться дальше на север. Из новостей Лиза знала, что советские войска вышли к польской границе.

С мужем она о таком не говорила, но Лиза, иногда просыпалась, жаркими, южными ночами. В распахнутые окна слышался гул моторов истребителей. Накинув халат, она устраивалась на подоконнике, с папиросой:

– Тебе почудилось. Дом старый, трубы не меняли… – Лиза слышала шипение, до нее доносился чей-то вкрадчивый голос, заглушая все, плакал ребенок. Она мотала головой:

– Я думаю о Густи, о немецких налетах. Она тогда плакала, бедное дитя… – все исчезало. Лиза выбрасывала окурок, и спокойно возвращалась в постель.

Она, мимолетно, подумала:

– Я такой кофе в Тегеране пробовала. И на приеме в Кремле тоже его подавали… – в Советском Союзе кофе полагался только пилотам, наземные службы его не получали.

Лиза почти прекратила беспокоиться, что ее отыщет НКВД:

– Никто не видел, как мы в Тегеране в посольство зашли. Они обнаружили угон самолета, но никто нас не найдет. После войны уедем в Англию, в деревню, будем жить спокойно. Родятся дети… – думая о детях, Лиза немного, смущалась. На Корсике женщин, врачей, не было, однако она аккуратно выполняла предписания, услышанные в Шотландии. Все оказалось просто. Лиза утешала себя:

– Когда война закончится, у нас появится мальчик, или девочка. Густи станет веселее… – она понимала, что падчерица росла у миссис Клары, в большой семье:

– Она хорошо с детьми сходится. Здесь себе компанию нашла, хотя она, сначала, по-французски не говорила… – Лиза, с трудом, выучила несколько французских предложений, для рынка, а муж язык знал отлично.

– Нас не найдут, волноваться незачем… – допив кофе, Лиза, решительно, распечатала конверт. Едва пробежав первые строки, она ахнула:

– Мистер Мэтью, то есть кузен Мэтью пишет. Но откуда он узнал, что мы здесь? Должно быть, дядя Хаим ему сообщил. Он мой самый близкий родственник… – Лиза хорошо помнила обаятельного, красивого мужчину:

– Я тогда даже не знала, что мы семья… – полковник Горовиц извинялся за молчание. Он не упоминал, откуда взял корсиканский адрес Лизы, но девушка решила:

– Дядя Хаим позаботился. Он регулярно с Америкой связывается… – кузен пока работал в США, но скоро собирался на континент:

– Я надеюсь на встречу, дорогая кузина, а если дороги войны нас разведут, то я приглашаю вас в гости, в Америку… – у него был уверенный, четкий почерк. Бумага, с вытисненным американским орлом, пахла сандалом.

– Надо Стивену письмо показать. Я ему не говорила, что мы с кузеном Мэтью в Мурманске встречались… – Лизе опять послышалось шипение:

– Моторы гудят… – посмотрев на часы, девушка поднялась, – механики прогревают технику. Сейчас у второй бригады перерыв начнется… – Лиза, сначала, боялась, принимать командование над механиками, людьми среднего возраста, но обнаружила, что подчиненные ее уважают:

– Скоро девушки везде управлять начнут, – весело сказал один из сержантов, – посмотрите, лейтенант Кроу… – он показал Лизе красочную рекламу кока-колы, в журнале. Хорошенькая женщина, в желтом свитере и косынке, распоряжалась грузчиками, на верфях:

– Наши жены все к станкам пошли, – заметил механик, – вы сами видели… – в столовой стены увесили яркими плакатами. Девушка в комбинезоне, с гаечным ключом, стояла на гусенице танка, смотря на карту Европы: «Он оставил подружку в тылу, она стала его тылом. Женщины, работайте на военных заводах».

Лиза увидела русую голову падчерицы. Девочка и месье Экзюпери шли по каменистой тропинке, к полю. Аэродром располагался на большом плато. Внизу, среди скал, шумело море. Густи помахала ей, Лиза услышала сзади гул моторов. На горизонте показалась темная точка, Лиза спохватилась:

– Надо попросить месье Антуана ее увести… – Лиза узнала очертания транспортного самолета мужа. Экзюпери пропустил девочку в открытые ворота. Лиза едва успела открыть рот:

– Месье Антуан… – Густи, со всех ног, пронеслась мимо, выбежав на взлетно-посадочную полосу. Лиза кинулась за ней, но Экзюпери, мягко, удержал ее за локоть:

– Подождите… – когда Лиза волновалась, она забывала все английские слова:

– Отец, отец… – Лиза, довольно беспомощно, указала на приближающийся самолет, – она никогда. Не хочет… – француз усадил ее на скамейку:

– Мы пока покурим, – он улыбался, – поверьте мне, все будет хорошо… – девочка стояла на краю полосы, прижимая к себе двумя руками сумку. Русые косички взметнуло ветром, край платья затрепыхался. Самолет полковника Кроу шел на посадку.

Густи, не боялась летать.

Они с мамой Лизой добирались на Корсику, через Бискайский пролив, и Гибралтар. Сначала девочка мирно дремала на стальной скамье, укрытая армейским одеялом. Размеренно гудели моторы, самолет слегка покачивало, будто Густи лежала в колыбели. Проснувшись, выпив чая, Густи помялась:

– Можно сходить к пилотам, мама Лиза… – их пустили в кокпит. Густи, разрешили посидеть в кресле и положить руку на штурвал. Густи разглядывала чистое небо, впереди, легкие, белые облака, под крылом самолета. Она поняла, почему мама Лиза, иногда, с тоской смотрит вверх.

– Я бы тоже отсюда не вставала, – восхищенно подумала девочка, – здесь хорошо… – мама Лиза рассказала ей, что прыгала с парашютом. Густи, тогда зажмурилась:

– Я бы не смогла, наверное. Мама говорила, что ее племянница тоже прыгала, а она чуть старше Адели и Сабины была… – дядя Антуан тоже говорил о девочке, которую он знал, в Буэнос-Айресе: – И ее Мартой звали… – вспомнила Густи, – но это совпадение. Дядя Антуан думал о ней, когда писал Лиса. У Марты рыжие волосы… – Густи хотела, чтобы Маленький Принц встретил ослика, но Лис ей тоже понравился. Они сидели на теплом камне, почти у кромки прибоя. Густи поделилась с дядей Антуаном нугой. Вытерев пальцы салфеткой, девочка, аккуратно свернула бумагу:

– Встал поутру, умылся, привел себя в порядок, и сразу приведи в порядок свою планету… – дядя Антуан кивнул:

– Так мне говорил Маленький Принц. А вот что ему сказал Лис… – Густи притихла, внимательно слушая.

Экипаж отца спускался по легкой, алюминиевой лесенке. Ветер с моря гулял по сухой траве, гул моторов умолк, затрещали цикады.

Кто-то из американских летчиков, весело, крикнул:

– Леди Августа! Пришли полковника встречать… – в открытую дверь кокпита до Стивена донесся голос второго пилота. Маленькая, прямая фигурка стояла на краю полосы. Русые волосы золотились в заходящем солнце, она прижимала к себе вышитую сумочку. Девочка не отводила глаз от самолета. Ворон разозлился:

– Лиза на поле, я ее заметил. Почему она Густи не увела? Она знает мою машину… – ему тоже надо было спуститься вниз, и отдать самолет в руки механиков. Ворон застыл в кресле, положив правую руку, с протезом, на штурвал:

– Она испугается, если я выйду. Надо подождать, и она убежит. Сюда она не заберется… – лестница зазвенела, сзади что-то зашуршало.

Густи смотрела на широкую спину отца, в рабочей рубашке, цвета хаки. В кокпите погасли приборы. Через большой, плексигласовый колпак она видела, как месье Антуан идет к своему самолету. Летчик переоделся в комбинезон, со шлемом:

– Он на ночную разведку летит… – Густи, взволнованно дышала, – завтра он вернется… – в кокпите пахло медовым табаком, и кофе. Отец не поворачивался к ней.

– Лис говорил, что мы в ответе за тех, кого приручили… – на берегу, Густи, сказала дяде Антуану:

– Правильно. У мамы Клары живет кот, Томас. Раньше он жил у Сабины. Потом дядя Питер его нашел, и привез в Прагу, с Паулем. Мы все за ним ухаживали… – Густи вспомнила маму Клару:

– Сабина, Инге и Пауль не по крови ее дети, но какая разница? Мама Клара и за них в ответе. За меня в ответе папа, и мама Лиза. Но папа меня любит, значит, и я за него отвечаю… – мама Клара рассказала Густи, откуда появился крохотный, стершийся шрам, на руке девочки.

– Я болела, когда родилась… – Густи, все не делала шага вперед, – меня осколком ранило, я простудилась. Дядя Питер и дядя Джон привезли профессора Флори. Меня лечили, пенициллином. Папа меня на руках держал… – Густи понимала, что не может вспомнить такого, но, все равно, почувствовала крепкие, большие руки отца:

– Папа меня любит, всегда будет любить. Лис говорил, что самого главного глазами не увидишь, надо смотреть сердцем… – Густи посмотрела.

Теплая ладошка уцепилась за его локоть, звонкий голосок сказал:

– Папа, я тебе нуги принесла. Хочешь нуги? – от русых волос пахло солью. Дочка привалилась к боку Стивена:

– Мы на таком самолете сюда летели. Я знаю, где какие приборы. Можно за штурвал подержаться… – она загорела, на носу высыпали веснушки. Голубые глазки доверчиво смотрели вокруг, Густи устроилась у него на коленях. Стивен, осторожно, обнял маленькие плечи, в холщовом, летнем платьице:

– Я слышу, как ее сердце бьется. Словно тогда, в госпитале. Она умирала, я не думал, что она оправится… – Густи хихикнула:

– Сладости мне лейтенант Мозес подарил… – она не отводила взгляда от отца:

– Лис был прав. Это папа, мой папа, а остальное неважно… – дочка дергала штурвал, рассказывала ему о приборах. В кокпите, сладко запахло орехами:

– Смотри, – встрепенулась Густи, – дядя Антуан машет… – Экзюпери поднимался по лесенке к своему самолету. Ворон помахал ему в ответ. Густи, тоже подняла руку:

– Завтра он расскажет мне, что случилось дальше, с Маленьким Принцем. Он с другой планеты прилетел. Когда-нибудь, люди тоже отправятся к звездам. Например, я… – Густи улыбнулась:

– Папа меня, наверное, не пустит. Будет волноваться… – она скосила взгляд на хронометр отца: «Папа, а когда дядя Антуан вернется?».

Ворон отозвался:

– Смотри. Сегодня последний день июля, тридцать первое. Он в ночную миссию отправился. Значит, приземлится завтра, то есть в какой день? – Густи, торжествующе, ответила:

– Первое августа. Я буду его ждать… – девочка похвасталась:

– Меня Инге на костяшках пальцев научил считать… – нежный пальчик прошелся по маленькой, испачканной сахарной пудрой ручке:

– Январь, февраль, март. В марте я родилась. Еще я умею пузыри надувать. Дядя Меир нам американскую жвачку привозил… – она болтала, картавила. Самолет Экзюпери разгонялся, по взлетной полосе. Девочка проводила его глазами:

– Завтра мы увидимся… – Стивен тоже смотрел вслед ночному разведчику:

– Ночь поднималась темными клубами дыма и заполняла лощины. Всю землю обволокла сеть манящих огней; каждый дом, обращаясь лицом к бескрайней ночи, зажигал свою звезду; так маяк посылает свой луч во тьму моря. Искры мерцали всюду, где жил человек… – в сумерках самолет Экзюпери стал светящейся точкой, на горизонте, потерявшись среди первых, слабых звезд. В открытую дверь кокпита доносился шум близкого моря.

– Дядя Антуан улетел… – Густи привалилась щекой к надежному плечу отца, – и ты тоже завтра улетишь… – Ворон усмехнулся:

– Вот и нет, моя милая. У меня завтра выходной… – дочка обрадовалась:

– Хорошо. Мы на море погуляем. Я крабов умею ловить, в Саутенде научилась… – Густи широко, зевнула: «Пойдем домой, папа».