Глава 2
Едва Николас проснулся, как перед ним возник Бинкли, но почему-то – с двумя лицами, довольно расплывчатыми к тому же.
– В чем дело? – пробормотал Николас, пытаясь понять, отчего у него такое ощущение, словно он пил из сточной канавы. – О боже, где я? И кто я такой?..
– Вы Николас Дейвентри, и вас благополучно доставили в гостиницу «Белый олень», что в Дувре. Сегодня двадцать первое ноября, 1819 год. Мы прибыли в этот порт из Индии, где у вас серьезные деловые интересы, в частности – беспошлинная торговля с колониями. Могу добавить, что сейчас вы направляетесь в свое родовое поместье в Суссексе…
– Идиот, все это я знаю и без тебя. Как долго я нахожусь в этой треклятой гостинице?
– Всего лишь четыре часа, сэр. Я позволил себе вольность и нанял двух матросов, чтобы доставить вас с корабля в номер. Я знаю, что вы собирались продолжить путь уже завтра, – но, может быть, стоит отложить путешествие хотя бы на день? Вряд ли завтра вы будете чувствовать себя достаточно хорошо, чтобы опять отправиться в дорогу.
– Сколько всего?.. – прохрипел Николас. Он попытался сесть, но сразу понял, что ничего не получится.
– Бутылка бренди. А потом – еще полбутылки, сэр.
– Мы останемся еще на день. Надеюсь, я не опозорился?
– Нет-нет, сэр. Если не считать того, что во время высадки вы оскорбили почтенную матрону, располагавшую, как вы решили, ветвистыми рогами. Кроме того, вы разбили нос одному из ваших носильщиков. Да, еще вот что… Я заплатил стюарду за уборку вашей каюты. Мне кажется, сэр, ваш желудок не очень хорошо воспринимает сочетание крепких напитков и морской болтанки.
– Хм… Какой позор, что Англия умудрилась расположиться на островах, окруженных широчайшими морскими просторами.
– Да, сэр. Что же касается воды, то по левую руку от вас стоит большой графин с отличной питьевой водой. Предлагаю вам хорошенько к нему приложиться.
– Спасибо, Бинкли. Я это сделаю, как только ко мне вернется способность принимать вертикальное положение. Иди, Бинкли. – Он все же чуть приподнялся. – Спокойной ночи. Надеюсь, что в течение суток я тебя не увижу.
Бинкли поклонился.
– Конечно, сэр. Но с вашего позволения я все-таки позабочусь о том, чтобы вам регулярно доставляли хотя бы легкие закуски, которые, я надеюсь, будут способствовать усвоению вами крепких напитков.
Николас не привык много пить, но иногда, совершая подобную глупость, он потом всегда страдал от этих возлияний. Его передернуло от одной только мысли о еде, но, к счастью, со стоном откинувшись на подушку, он тут же заснул (думать о грядущем дне и следующей ночи было бы просто невыносимо).
На следующий день Николас немного пришел в себя и сумел подняться, принять ванну и одеться. Затем, – правда, и не очень уверенно – забрался в наемный экипаж.
– Двигаем, Бинкли, – приказал он и снова заснул.
Ближе к вечеру, когда они наконец подъехали к воротам Рэйвенсволка, Николас уже чувствовал себя вполне сносно, хотя все еще не мог сосредоточиться и привести в порядок свои мысли. И ему ужасно не хотелось, чтобы из-за его приезда поднялась ненужная суета с парадным выходом слуг и прочими церемониями. Ему необходимо было заняться другим делом – отчаянно хотелось снова стать частью Рэйвенс Клоуза, символизировавшего все то доброе и хорошее, что он помнил из своего детства.
– Останься здесь, Бинкли, – произнес он, выбираясь из экипажа. – Ты можешь пойти в Кок-энд-Булл, если я не вернусь до полуночи. А если в течение суток я вообще не появлюсь, то постарайся разыскать меня. Возможно, я неверно истолковал письмо моего брата. Возможно, он собирается пристрелить меня.
– Очень хорошо, сэр, – ответил Бинкли.
А Николас размашистым шагом миновал ворота, затем, на середине подъездной аллеи, повернул направо и пошел знакомой тропинкой в сторону Рейвес Клоуза.
Это походило на прогулку в детство. Тогда он часто вместе со своей собакой, следовавшей за ним по пятам, ходил этой дорогой из Рэйвенсволка, чтобы взглянуть на свой старый дом, а потом шел обратно. Возможно, когда-нибудь в будущем его дети, навещая Сирила, будут ходить этой же тропинкой, чтобы снова соединить оба семейства…
Николасу не хотелось признаваться в этом, но он был сентиментален. И он страстно желал иметь собственный дом и обзавестись семьей, которая бы заполнила этот дом. Оказалось, что приглашение вернуться значило для него гораздо больше, чем он готов был признать поначалу. Но по мере того как тянулись долгие дни путешествия, он все больше осознавал, что ужасно скучал по дому. И вот сейчас, оказавшись в этих местах, он едва сдерживался – хотелось броситься к Клоузу бегом.
Прошло еще несколько минут, и Николас остановился и замер как вкопанный. Его сердце подпрыгнуло – но вовсе не от радости. Увы, Рэйвенс Клоуз лежал в руинах. Все вокруг заросло сорняками, а окна были покрыты многолетней пылью, и невозможно было разглядеть, что там внутри, – с углов оконных проемов свисала паутина.
Но одно из фасадных окон было разбито, и Николас с тяжелым чувством пробрался сквозь заросли сорняков и заглянул внутрь.
Все там выглядело так, как он и предполагал. Внутри царила такая же разруха. Не было видно мебели, и крыша, похоже, прохудилась уже давно, так как стены явно отсырели. Входная дверь была заперта, но это не имело значения – в данный момент у него все равно не хватило бы духу войти. И было такое чувство… словно вдребезги разбили его мечту, которую он хранил в глубине своего сердца в течение долгих двадцати лет.
Николас со вздохом опустился на землю, продолжая неотрывно глядеть на руины своего прекрасного дома, на руины своей надежды. Дядюшка вряд ли думал о своем племяннике, если допустил, чтобы подобное произошло. Его, Николаса, наследство?.. Нет, это какая-то шутка. Грубая отвратительная шутка. Возможно, дядя вызвал его только для того, чтобы дать еще одну пощечину – самую последнюю.
Снова вздохнув, он закрыл лицо ладонями и заплакал.
Джорджия увидела его, как только вышла на опушку с полной корзиной кореньев. Даже на расстоянии было видно, что он очень расстроен. Она почти физически ощущала его отчаяние – даже несмотря на то, что их сейчас разделяло футов двадцать. Джорджия не впервые заставала Сирила в приступе отчаяния, но на этот раз почувствовала некоторую ответственность за парня, поскольку догадывалась, как сильно расстроила его накануне вечером. Ей захотелось хоть как-то исправить ситуацию, и она, опустив корзинку на землю, подошла к юноше и легонько коснулась его плеча.
– Сирил, мы можем снова стать друзьями. Ведь все не так уж плохо, верно?
Молодой человек вскинул голову, и Джорджия увидела серые глаза, наполненные слезами. Однако это были… другие глаза – не Сирила! Молодой человек очень походил на него, но это, конечно же, был не Сирил.
Джорджия отшатнулась и прижала руку к груди.
– Я… Прошу прощения, мне очень жаль… – Она умолкла и нервно сглотнула.
Молодой человек вскочил на ноги, и Джорджия еще больше смутилась; при этом она в восторге таращилась на незнакомца, потому что он, широкоплечий и мускулистый, был редкостным красавцем. Этот мужчина был просто великолепен!
– Ах!.. – воскликнула Джорджия, внезапно осознав, что не сводит глаз с незнакомца.
– Черт возьми, кто вы такая? – пробормотал он, точно смутившись.
– Я Джорджия… Джорджия Уэллс. Портниха леди Рэйвен. Мне действительно очень жаль, сэр. Я не хотела вам мешать, но вы так похожи на лорда Бридона… Я была уверена, что это именно он.
– И часто вы встречаете лорда Бридона рыдающего в одиночестве?
– Случается. Это еще одна причина, по которой я приняла вас за него.
Джентльмен нахмурился.
– Что ж, над этим стоит поразмыслить. Лорду Бридону уже семнадцать, и ему не следует потакать своим слабостям.
– Конечно, сэр. Безусловно, не следует. Но, к несчастью, молодой человек к этому склонен. Похоже, это у него семейное…
– Вы так думаете? – Николас приподнял одну из своих необычных аркообразных бровей.
– О, сэр… – Щеки Джорджии покрылись румянцем. – Я хотела сказать, что вы с ним, должно быть, родственники. Ничего другого я не имела в виду.
Николас едва заметно нахмурился.
– Мисс Уэллс, вы всегда позволяете себе замечания личного характера?
– Прошу меня извинить, но я не мисс, а миссис Уэллс.
– Извинить за то, что вы замужем? – В его глазах промелькнули веселые огоньки.
Джорджия не удержалась от улыбки. Шутки в Рэйвенсволке не одобрялись, и ее это очень угнетало.
– Сэр, так кто же вы? – спросила она, неожиданно приободрившись.
– Николас Дейвентри. Я племянник сэра Рэйвена. Некоторое время я отсутствовал. То есть меня не было в этих местах. Так что сомневаюсь, что вы обо мне слышали.
Джорджия в задумчивости посмотрела на собеседника.
– Да, понимаю, – сказала она наконец. Бросив взгляд на заброшенный дом, добавила: – Мне кажется, что понимаю…
– И что же, как вам кажется, вы понимаете, миссис Уэллс?
– Ведь вас расстроило состояние Клоуза, не так ли? Это я понимаю. Меня оно тоже расстраивает. Мне нравятся старые дома, и больно видеть их заброшенными. Дома ведь – как люди. Им необходимо, чтобы их любили, чтобы в них жили. Я часто прихожу сюда, чтобы просто посидеть тут и подумать. И я очень полюбила Клоуз. Он немного похож на сироту, а я сама была сиротой, у меня такое чувство, что у нас с этим домом есть что-то общее.
Николас ничего не ответил. Вместо ответа он вдруг обнял ее и поцеловал. Но его поцелуй совсем не походил на поцелуи, которые навязывал ей Багги, – липкие и удушающие. Не походил он и на поцелуй лорда Хертона – сухой, как пергамент (Как-то раз Хертон застал ее врасплох). Этот поцелуй был совсем другим, и он настолько встревожил Джорджию, что она, нервно вздохнув, оттолкнула красавца.
– Вы слишком многое себе позволяете, сэр, – сказала она, стараясь скрыть охватившую ее дрожь и чувствуя при этом, что ее слова звучали довольно глупо.
Николас провел ладонью по волосам и отступил на шаг.
– Приношу свои извинения, – пробормотал он. – С моей стороны… Это было непростительно. Боюсь, я на мгновение поддался боли, глубоко укоренившейся в моем сердце. Надеюсь, вы не натравите на меня своего мужа, который потребует дуэли на рассвете.
Джорджия покачала головой.
– Он уже мертв.
– Уже… Простите за вопрос, – но вы что, совершенно бесчувственная?
– Нет, конечно… Но здесь, в Рэйвенсволке проявление каких-либо чувств не допускается, так что, увы… – Джорджия со вздохом умолкла.
Николас взглянул на нее исподлобья и тихо проговорил:
– Может, вы немного расскажете мне о том, какова нынешняя жизнь в Рэйвенсволке? Ведь я жил здесь когда-то… Впрочем, довольно давно…
– Да. Сэр, конечно… – Джорджия с облегчением вздохнула, так как было ясно, что этот мужчина больше не собирался приставать к ней. – Думаю, что кое-что я могла бы рассказать. Но лишь для того, чтобы поддержать разговор. За последние восемь месяцев я почти ни с кем не общалась. И уж тем более не вела приятных бесед. – С этими словами она опустилась на траву, решив, что никак нельзя продолжать разговор, постоянно задирая голову, чтобы взглянуть собеседнику в лицо.
– Гм… – хмыкнул Николас, опускаясь с ней рядом. Опершись локтем в колено, он в задумчивости посмотрел на нее. – Звучит довольно печально…
– Да, пожалуй… Так вот, леди Рэйвен не поощряет приятельских отношений между слугами, и мы все страшно боимся, что нас застанут за приватными разговорами. Увольнения в Рэйвенсволке похожи на Мадам Гильотину – такие же быстрые и кровавые.
Николас кивнул.
– Меня это не удивляет. Скажите, а как дела у моего дяди?
– Не знаю, я с ним не встречалась. Он не выходит из своих комнат. Я слышала, что ему нездоровится, хотя и не видела, чтобы его посещал доктор. Его здоровье никто из слуг не обсуждает, а Сирил не хочет говорить на эту тему. Думаю, что, может быть, именно по этой причине ваш кузен часто бывает расстроен. Конечно, нелегко, когда твои родители болеют. Ведь тогда будущее становится довольно неопределенным и даже страшным…
– Да, могу себе представить. Сирил всегда был очень ранимым ребенком. Он очень тяжело переживал смерть матери – ведь ему, бедняжке, было всего шесть. Леди Рэйвен, как вы уже без сомнения поняли, не особенно добрый человек, и поэтому она стала ему плохой матерью.
Джоржия прикусила губу.
– Я бы сказала, что она вообще ею не стала. Похоже, Сирил просто боится ее. Как и все остальные. Такой уж она человек, вам не кажется?
Николас мрачно улыбнулся.
– Да, возможно. Но меня-то ей так и не удалось запугать. – Он непроизвольно захватил пальцами пучок травы и вырвал с корнем. Затем в раздражении отбросил траву в сторону и спросил: – А какие чувства вы к ней испытываете?
– Чувства, мистер Дейвентри? – Я в услужении у госпожи. Мне не дозволяется иметь чувства.
– Даже в уединении вашей спальни, миссис Уэллс? Но ведь в людей проявляет свои чувства наедине с самими с собой, не так ли?
– Ну, что ж… Находясь у себя в спальне… В общем, я очень не люблю леди Рэйвен.
Николас рассмеялся.
– Говоря по правде, я и сам очень не люблю леди Рэйвен, поэтому вы могли бы рассказать мне обо всем, что наболело. Вы же не думаете, что я побегу к мадам, чтобы сообщать ей о ваших мыслях? Но ваш рассказ поможет мне составить более ясную картину нынешней ситуации. Ведь не забывайте: меня не было в этих местах целых десять лет.
– Десять лет? – переспросила Джорджия. Где же он был и чем занимался все эти годы? И почему его имя не всплывало в разговорах? Впрочем, трудно было представить, кто в этом странном доме мог бы упомянуть о нем. – Десять лет – это очень долго, мистер Дейвентри. Но должна признаться, что с моей стороны было бы неразумно рассказывать вам еще что-либо. Я не могу позволить себе потерять работу. Ведь в этом случае леди Рэйвен позаботится о том, чтобы я не нашла другую.
Николас обдумал ее слова, потом сказал:
– Что ж, это говорит о многом. Скажи, а как ты решилась согласиться на место в Рэйвенсволке?
Джорджия пожала плечами.
– У меня просто не было выбора. Однажды моя прежняя хозяйка сообщила мне, что увольняет меня и что далее я буду работать на леди Рэйвен. Повторяю, выбора у меня не было. Поэтому я оказалась здесь.
Внимательно посмотрев на собеседницу, Николас тихо спросил:
– Неужели все так плохо?
Джорджия печально кивнула.
– Мне очень жаль… – пробормотал он. – но теперь, когда я вернулся… Возможно, я смогу вам чем-нибудь помочь.
– О нет! Прошу вас, мистер Дейвентри, умоляю, не вмешивайтесь. Если леди Рэйвен рассердится на меня, меня нигде больше не возьмут! Она обладает огромным влиянием, а без работы мне не прожить. – Глаза Джорджии наполнились слезами, и она, на мгновение отвернувшись, быстро утерла их. – Прошу прощения, – прошептала она. – Мне вообще не стоило откровенничать, это было глупо с моей стороны…
– Но вы сказали правду, а я, миссис Уэллс, ценю правду превыше всего. Поэтому знайте: так как вы были честны со мной, я никогда не допущу, чтобы вы оказались в сложном положении. Обещаю. Вы даже представить себе не можете, насколько облегчили мое возвращение. А теперь, извините. Я вас покину, поскольку не стоит откладывать неизбежное. Полагаю, вскоре мы увидимся вновь.
Джорджия молча опустила глаза. Подобная встреча, наверное, была так же вероятна, как борода на щеках леди Рэйвен. Взяв себя в руки, она улыбнулась и проговорила:
– Надеюсь, ваше возвращение домой окажется счастливым, сэр. – Она поднялась с травы, отряхивая юбки.
– Чертовски маловероятно, – пробормотал Николас, тоже вставая. – Но это, должно быть, будет интересно. Еще раз прошу прощения за поцелуй. Я порой действую весьма импульсивно, но имейте в виду: причина этого поцелуя – ваши добрые чувства к моему старому дому.
– К вашему дому?.. Так это ваш дом?
– Да. Вернее – почти. Но в общем-то… да, конечно, мой. Видите ли, все чертовски сложно. Я ужасно расстроился, когда увидел, во что превратились мои детские воспоминания. И, конечно же, я был тронут тем, что вы испытывали схожие чувства. Так или иначе, но я сожалею о своем импульсивном…
Вскинув руку, Джорджия прервала его:
– Я все понимаю, сэр. Не беспокойтесь об этом. До свидания, мистер Дейвентри. – Джорджия подхватила свою корзинку и направилась в Рэйвенсволк.
Расправив плечи, Николас решительно потянулся к дверному молотку и ударил в дверь. На душе у него было тяжело, и стук собственного сердца отдавался в груди громким эхом. Теперь он почти жалел, что увидел состояние Клоуза. Если бы его иллюзии сохранились, то он, безусловно, испытывал бы большую симпатию к своему дяде. Но, с другой стороны, иллюзии – вещь опасная, и в данный момент он нуждался в хоть каком-то оружии…
Человек, открывший дверь, был ему не знаком, но тот вскинул брови, когда увидел Николаса, и тотчас же – это был дворецкий – отправился докладывать хозяевам о прибытии гостя.
Ожидая в холле, Николас отмечал мельчайшие детали. Дом несомненно был перестроен, и на ремонт наверняка потратили немалые деньги. Также было очевидно, что в холле этого дома находились вещи, раньше украшавшие комнаты Клоуза (уже одного этого было достаточно, чтобы у Николаса закипела кровь).
Он вскинул голову, услышав шорох платья по мраморному полу, и медленно обернулся.
Жаклин почти не изменилась, однако же в ее осанке появилась настоящая грация – то была уверенность истинной графини, а не гонор новоиспеченной дворянки, еще вчера бывшей вдовой богатого торговца. Сейчас она выглядела так, будто родилась графиней.
Лиф ее платья был скроен чрезвычайно искусно, а юбка, ниспадавшая к полу широким колоколом, все же не скрывала линии бедер. Но Николас знал, что именно скрывали дорогие ткани – воспоминание об этом все время пылало в его мозгу…
– Итак, Жаклин… – произнес он тоном, прозвучавшим холоднее самого холодного льда. – Итак…
– О, Николас… – прошептала она, едва шевеля своими почти бескровными губами. Ее лицо вдруг стало пепельно-серым, и он тотчас понял, что Жаклин была столь же неуверена в себе, как и он. Вот только у него было преимущество внезапности, которым ему удалось воспользоваться.
– Бог мой, а ты, похоже, совсем не изменилась. – Он шагнул к ней, но Жаклин немедленно отступила на шаг, по-видимому – непроизвольно.
– Что ты здесь делаешь? – спросила она. – Ты ведь понимаешь, что тебя здесь не ждут. Чтобы не устраивать скандала, предлагаю тебе незамедлительно покинуть этот дом. Не вынуждай меня приказать слугам, чтобы выставили тебя за дверь.
Николас мрачно ухмыльнулся и проговорил:
– Как тебе не повезло, дорогая Жаклин… Меня мало волнует, насколько радушно или холодно ты меня примешь. Кроме того, я сомневаюсь, что твоим лакеям удастся выставить меня. Я намереваюсь увидеть своего дядю, и я увижу его.
Он ждал, что Жаклин резко возразит ему, поэтому не сразу понял смысла ее едва заметной улыбки. Немного помолчав, она ответила:
– Что ж, Николас, я не стану препятствовать тебе. Ты, конечно, можешь увидеть своего дядю. Но после этого ты покинешь мой дом без каких-либо возражений. – Развернувшись, Жаклин направилась к лестнице, и Николас тотчас последовал за ней.
Когда они вошли в коридор, ведущий в комнаты дяди, веселые голоса, доносившиеся откуда-то издалека, неожиданно стихли. Николас насторожился; во-первых, он совершенно не представлял, как встретит его дядя, а во-вторых, ему не нравилось, что эта встреча пройдет в присутствии Жаклин. Но, к сожалению, в его положении не было возможности диктовать свои условия.
Николас полагал, что его престарелый родственник пребывал, как обычно, в дурном настроении, поэтому совершенно не был готов к тому зрелищу, которое предстало перед его глазами, когда он вошел в спальню и наконец-то увидел дядюшку. Этот некогда сильный и энергичный человек, теперь абсолютно беспомощный, лежал в постели, укрытый по грудь одеялом. Тело больного казалось истощенным и безжизненным, а изо рта на подбородок стекала струйка слюны. Лицо же было странно перекошенным… и словно застывшим, живыми оставались только глаза, но и они казались затуманенными.
Николас опустился на колени подле кровати, стараясь сдержать растущую в сердце боль. Взяв в ладони беспомощную руку дядюшки, он проговорил:
– Дядя Уильям… Это Николас. Вы меня слышите? – Ему казалось, что сердце у него вот-вот разорвется; весь его гнев, все его прежние обиды забылись, когда он увидел перед собой то, что осталось от человека, в течение десяти лет заменявшего ему отца. В годы вынужденной ссылки эти чувства никогда не исчезали, хотя все это время они могли неплохо маскироваться покровом легкомысленного безразличия, под которым скрывалась глубокая обида. Но, по-видимому, еще глубже, в самой глубине его души, жила истинная и неизбывная любовь, теперь вырвавшаяся наружу – какие бы решения ни принимал его дядя в прошлом. – Дядя Уильям, я дома, – тихо продолжал Николас. – Ох, мне так жаль… но поверь, мы все исправим. – Ему показалось, что он увидел проблеск понимания в глазах дяди, и он сжал его иссохшую руку. – Мы не станем вспоминать прошлое, и я позабочусь о вас – как в свое время вы позаботились обо мне.
– Разумеется, вы этого не будете делать, – произнесла за его спиной Жаклин, и он обернулся. Проклятье, по глупой неосторожности он забыл, что она все еще здесь. – Во-первых, за ним ухаживают слуги, а во-вторых, никто не может сделать для него больше, чем уже делается.
– Простое, но искреннее участие могло бы помочь дяде. Об этом вы не думали, Жаклин?
– Ваше участие, мой дорогой Николас, будет его только расстраивать. Ваш дядя не хочет вас видеть, и я не хочу. Никто из нас не забыл прошлого. Полагаю, сейчас вам лучше уйти, – добавила она, прищурившись – точно злобная кошка.
– А я так не думаю, – сказал Николас, поднимаясь. – Я останусь – нравится вам это или нет. Однако мне кажется, не обязательно именно здесь обсуждать подобные вопросы. – Резко развернувшись, он вышел из комнаты, и Жаклин, раздраженно фыркнув, последовала за ним. – Итак, – начал он, как только она прикрыла за собой дверь, – полагаю, такое положение дел вас вполне устраивает. Как давно Уильям в подобном состоянии?
– Не понимаю, каким образом это касается тебя. Тебя выгнали из этого дома, и ты никак не можешь изменить такое положение вещей. И с чего это вдруг тебя охватила такая тоска? Неужели ты полагал, что тебя тут встретят с распростертыми объятиями? Николас, твой дядя презирает тебя. Презирает, ты слышишь меня? И я не позволю, чтобы ты еще больше расстраивал человека, находящегося в столь тяжелом состоянии.
– Тебя абсолютно не волнует тяжелое состояние моего дяди, дорогая Жаклин. Тебя вообще не интересует мой дядя. Так почему бы нам не отбросить это нелепое притворство и не вернуться к фактам? Мы оба знаем правду, хотя у меня нет желания обсуждать ее. Вместо этого я хотел бы узнать имя человека, который занимается делами моего дяди.
– Этот человек – я, – сказала Жаклин с притворной скромностью, с трудом скрывая свое торжество. – Что именно ты хотел бы знать?
Николас посмотрел на нее с усмешкой.
– Неужели он мог совершить подобную глупость?
– Уильям не совершил никаких глупостей. Если кто-то и совершал нечто подобное, так это скорее именно ты, Николас. А теперь скажи мне, что бы ты хотел узнать? Я уверена, что смогу ответить на любой твой вопрос.
– Я хочу, чтобы мне передали Рэйвенс Клоуз, – процедил Николас сквозь зубы, с трудом сохраняя контроль над собой. – Давно пора было предъявить на него права, и то, что поместье пришло в столь жалкое состояние, без сомнения, твоих рук дело. Я хотел бы восстановить его. И чем быстрее мне передадут документы, подтверждающие мои права собственности, тем лучше.
Жаклин расплылась в злорадной улыбке.
– Какое невезение… – сказала она. – Ты ведь должен понимать, что твое положение – очень шаткое, поэтому…
– Мое положение состоит в том, что я должен вступить во владение Рэйвенс Клоузом, – перебил Николас. – Между мной и дядей существовала договоренность, что я унаследую поместье в возрасте двадцати одного года. Прошло несколько больше времени, и ты прекрасно знаешь, что запаздывание со вступлением в права наследника составляет уже почти десять лет.
– Но все изменилось, Николас, – заявила Жаклин и снова прищурилась. – Понимаешь, когда ты уехал, Уильям решил, что со временем твои кутежи или прекратятся, или окончательно погубят тебя. Как тебе известно, твой дядя имел полное право изменить условия наследования. И после твоего отъезда он их изменил, – добавила она; причем в голосе ее прозвучала такая ядовитая злоба, словно она была не женщиной, а страшной индийской коброй, готовой ужалить в любую секунду.
– Изменил?.. – пробормотал Николас. – И каковы же они сейчас, эти условия?
– В соответствии с новыми условиями ты должен жениться до своего тридцатилетия – или твоя собственность навсегда перейдет к Рэйвенсволку. И Уильям был в полном праве внести подобные изменения. Не представляю, Николас, как ты успеешь жениться в течение оставшихся трех недель. Какая жалость… Так что будь любезен – избавь нас от своего присутствия. Еще раз повторю: тебя здесь никто не ждал.
– Но я все же намерен получить то, что должно принадлежать мне. И я готов на многое – только бы не позволить вам, мадам, завладеть моей собственностью.
Жаклин до неприличия громко фыркнула и осведомилась:
– Неужели, Николас? Знаешь, я не думаю, что нам стоит затевать тяжбу. Твой дядюшка был не слишком высокого мнения об этой собственности и считал, что поместье не стоит того, чтобы вкладывать в него средства.
– Между прочим, я уже заметил, что вы, Жаклин, не погнушались дочиста ограбить поместье. Но меня это нисколько не удивляет. Вы всегда отличались неплохим вкусом и значительным корыстолюбием. Но не торопитесь радоваться, дорогая… Мне ясно, что лиса слишком долго управляла курятником, но я положу этому конец. – Резко развернувшись, Николас вышел из комнаты, надеясь, что сумел скрыть замешательство.
Он буквально вылетел из дома, стремясь побыстрее глотнуть свежего воздуха, – точно так же Николас поступал и после своих ночных кошмаров. Итак, в схватке со своей неродной тетушкой он пропустил несколько серьезных ударов, самым сильным из которых было состояние дяди Уильяма. Но и перспектива потерять Клоуз навсегда, если он не женится до восемнадцатого числа следующего месяца, смутила его не меньше.
Шагая по залитой лунным светом тропинке, он минут десять шел в сторону Клоуза. Потом присел на упавший дуб и попытался обдумать возможные варианты спасения. Увы, никаких вариантов, казалось, вовсе не было.
– Господи, помоги мне, – прошептал Николас, так и не придя ни к какому решению даже по прошествии двух часов. Он был в полной растерянности. Наверное, впервые в жизни он испытывал такое отчаяние. – Господи, прошу тебя, – пробормотал он, подняв глаза к звездному небу, – помоги мне. Ведь есть же какой-то выход?..
И тут – словно ослепляющая вспышка вдохновения – перед его мысленным взором возникло серьезное и очень красивое женское лицо. Николас вздрогнул от неожиданности, но уже через несколько минут подумал: “А почему бы и нет? Черт побери, почему бы и нет?!”
– Благодарю тебя, Господи, – сказал он, вскинув голову и улыбнувшись звездам. – От всего сердца благодарю.
Он поднялся на ноги и, чувствуя себя уже гораздо лучше, отправился в путь.
Николас решил попытать счастья и обследовать башенку, рассудив, что Джорджию поселили в одной из комнат, расположенных над комнатами слуг. Мальчишкой, когда его запирали, наказывая, он легко сбегал из заточения, и ему было не так уж сложно взобраться по задней стене дома. Николас прополз по плоской крыше и заглянул в высокое узкое окно. Как и следовало ожидать, Джорджия Уэллс крепко спала на узкой кровати с железными стойками.
Стол, заваленный отрезами материи, стоял в дальнем углу, а рядом высился портновский манекен, наполовину прикрытый уже законченным платьем.
Николас тихонько постучал в окно, но спавшая женщина лишь перевернулась на другой бок. Он постучал снова, на этот раз – громче. Она тотчас приподнялась и села в постели. Потом откинула одеяло и, неуверенно ступая, подошла к окну. Ее глаза были полуприкрыты, а взгляд казался затуманенным. Николас еще раз осторожно постучал по стеклу, и тут, Джорджия наконец отворила окно и выглянула наружу.
– Добрый вечер, миссис Уэллс. – Николас вышел на освещенный луной участок карниза. – Чудесная ночь, не так ли?
Женщина вскрикнула, но тут же прикрыла ладонью рот. А Николас, ступив на подоконник, спрыгнул на пол.
– О нет! – воскликнула Джорджия, машинально выставив перед собой руки. – Вы должны немедленно уйти, прошу вас.
– Вы меня не так поняли, миссис Уэллс. Прошу меня извинить, что разбудил вас в такой час и подобным образом, но то, что я должен вам сказать, не терпит отлагательства. У меня к вам предложение, и ответ я должен получить незамедлительно. Уверяю вас, этот мой странный визит не имеет ничего общего с обольщением.
Она внимательно посмотрела на него, потом в растерянности пробормотала:
– Что же в таком случае вынудило вас забраться сюда?
– На самом деле речь идет о женитьбе.
– О женитьбе? Вы сошли с ума? А может, у вас горячка? Ох, наверное, все это мне снится. Да, должно быть, так. И в этом случае… Позвольте пожелать вам спокойной ночи, сэр. А теперь окажите любезность – исчезните, останьтесь всего лишь приятным сном.
Джорджия развернулась и той же неуверенной походкой направилась обратно к кровати. Казалось, она действительно думала, что видит сон, Николас – всего лишь сон.
– Миссис Уэллс, уверяю вас, я не сошел с ума. И вам все это не снится. – Он подошел к ней и, взяв ее за плечи, развернул лицом к себе. – Пожалуйста, проснитесь. Мне необходимо поговорить с вами, и я не уйду, пока мы не поговорим.
Он слегка встряхнул Джорджию, и она, нахмурившись, пробормотала:
– Боже… Так это не сон?
– Не сон, миссис Уэллс.
– Но вы… Вы вошли через окно! Как вам это удалось?
– Я вскарабкался по стене. Подумал, что так будет безопаснее, чем подниматься к вам по лестнице.
Джорджия в смущении взглянула на свою ночную рубашку.
– Это совершенно недопустимо, мистер Дейвентри. Вы должны сейчас же уйти. Не понимаю, почему люди всегда считают, что могут свободно входить в мою спальню только потому, что я – швея. Я очень много работаю, и мне необходимо выспаться.
Внезапно Николас поймал себя на том, что едва удерживается от смеха. Джорджия казалась очень милой, хотя, не вполне проснувшаяся, немного походила на сову. Да-да, она была такой же привлекательной, какой он ее запомнил. И теперь, когда ее волосы не были закрыты уродливым чепцом, видно было, что они – цвета темного золота. Щеки же покрывал нежный румянец, а голубые глаза… О, то, что он в них увидел, вполне можно было истолковать как обещание.
Николас сделал глубокий вдох, стараясь отогнать неуместные мысли. Сейчас следовало сосредоточиться на деле.
– Миссис Уэллс, вы выйдете за меня замуж? – выпалил он.
– С какой стати мне совершать подобную глупость? – Джорджия опустилась на кровать и, прикрыв рот ладошкой, зевнула. Казалось, ее нисколько не заинтересовало его предложение.
– Видите ли, миссис Уэллс, сегодня вечером выяснилось, что мне совершенно необходимо жениться. Как я вам уже говорил, Рэйвен Клоуз должен стать моим. Но для того, чтобы унаследовать его, я должен жениться до своего тридцатилетия, а тридцать мне исполнится через три недели.
– Я вполне понимаю ваши обстоятельства, мистер Дейвентри. Но ведь вокруг, я думаю, немало незамужних дам, которые с восторгом примут ваше предложение.
– Я не знаю в Англии никаких незамужних дам, поскольку совсем недавно ступил на этот берег. Но вы мне прекрасно подойдете.
– Нет, не подойду. Вы никак не можете жениться на швее, мистер Дейвентри. Без сомнения, у вас найдется более подходящая кандидатура.
– Я не вижу ничего, что бы хоть в какой-то степени помешало моему браку с вами. Неужели вы думаете, что представляете угрозу для моей респектабельности? Уверяю вас, у меня ее нет. Скорее, это я могу представлять угрозу для вашей репутации.
– О, нет-нет. Это меня не беспокоит ни в малейшей степени. Как такое может меня волновать?.. Я просто не вижу в этом браке никакой выгоды для вас.
Разговор принял совсем не тот оборот, какой ожидал Николас. Он-то рассчитывал, что она прежде всего увидит собственную выгоду.
– Моя выгода – очевидна, – пробормотал он в некоторой растерянности. – И если честно, то мне просто в голову не приходит, на ком еще я мог бы жениться. Вы же сами говорили, что испытываете добрые чувства… если не ко мне, то к моему дому. Кроме того, вы сказали, что вам здесь плохо? Значит, замужество выход для вас, не так ли? Если вы выйдете за меня замуж, леди Рэйвен больше не будет иметь власти над вами. Поймите, миссис Уэллс, я хочу получить то, что принадлежит мне по праву. А вы, если станете моей женой, сотворите благо для нас обоих. Вы могли бы, по крайней мере, обдумать возможность такого брака.
Джорджия подтянула колени к подбородку, старательно прикрыв их рубашкой, и в задумчивости посмотрела на ночного гостя.
– Но вы обо мне совсем ничего не знаете, – пробормотала она.
– А вы ничего не знаете обо мне, – парировал Николас. Но я полагаю, мы могли бы узнать самые главные факты за сравнительно короткое время.
– Даже самые главные факты вряд ли могут служить основанием для брака.
– Тогда подумайте о Клоузе, – сказал он, в отчаянии хватаясь за соломинку. – Нельзя отрицать того, что он в ужасном состоянии. А вы сказали, что Клоуз вам небезразличен. Если же я не вступлю во владение поместьем, оно останется у леди Рэйвен, которая, без сомнения, и пальцем не пошевелит, чтобы восстановить его. А мой дядя уже ничего не сможет сделать… И если уж говорить прямо, то он скорее мертв, чем жив, бедняга. Его жена все дела взяла в свои руки, и это очень опасно. Но если мне удастся заполучить Клоуз, то я сумею его восстановить. Но для этого мне нужна ваша помощь.
– Моя помощь? – с сомнением переспросила Джорджия. – Думаете, я смогу вам помочь?
Николас понял, что затронул в ее душе какую-то нужную струнку. По-видимому, в сердце Джорджии Уэллс жило неизбывное стремление помогать людям.
– Конечно, вы можете мне помочь, – продолжал он. – И не только мне. Ведь если вы сейчас поможете мне выбраться из этой запутанной ситуации, я, возможно, потом смогу помочь своему дяде и, может быть, даже Сирилу, который, судя по вашим словам, очень в этом нуждается. Только пока что я могу предложить вам взамен всего лишь полуразрушенный дом и кучку бестолковых родственников. Ну, что вы на это скажете?
Джорджия ненадолго задумалась, потом пробормотала:
– Сложная у вас ситуация… Похоже, вы находитесь в очень затруднительном положении.
– Так же, как и вы. А ведь порой люди заключают браки даже с меньшими на то основаниями.
Джорджия кивнула.
– Это верно, сэр.
– Я понимаю, что для вас все это очень неожиданно. К тому же, мы с вами только сегодня познакомились. Но боюсь, у нас просто нет времени на раздумья.
– О да, я вполне это понимаю, – кивнула Джорджия.
– В самом деле? Что ж, очень хорошо. Так вы выйдете за меня замуж, миссис Уэллс?
– Ну…
– Говорите же, миссис Уэллс.
– Полагаю, идти мне в общем-то некуда, а работу без рекомендаций я получить вряд ли смогу, – неуверенно проговорила Джорджия. – Однако мое положение в этом доме просто невыносимо, так что… Похоже, вы правы. У меня нет выхода, поэтому мне, возможно, придется принять ваше предложение.
– Замечательно, миссис Уэллс! – воскликнул Николас. – Интересно будет взглянуть на леди Рэйвен. Она, без сомнения, будет в ярости.
Джорджия рассмеялась.
– В этом есть что-то от истории с Рапунцель, не так ли? Из леди Рэйвен получилась бы великолепная ведьма. И будет очень приятно, если удастся хорошенько разозлить ее. Вот только не знаю… – Изображая задумчивость, она чуть прикусила губу. – С поместьем – сплошные проблемы. Плюс леди Рэйвен в качестве родственницы. Все это выглядит не очень-то соблазнительно. Вот если бы у вас было приличное состояние…
– Если бы у меня было приличное состояние? – переспросил Николас, едва не подавившись этими словами.
– Да, сэр. Но похоже, с этим ничего не поделаешь. С другой стороны, – продолжала Джорджия с лукавой улыбкой, – зубы у вас, кажется, здоровые, а телосложение очень даже неплохое. К тому же вы сохранили свои волосы. А ведь могло быть гораздо хуже – принц, явившийся, чтобы спасти меня, мог бы оказаться толстым, лысым и беззубым.
– Спасибо вам, миссис Уэллс, – Николас с облегчением вздохнул. – У меня также нет претензий ни к вашему телосложению, ни к вашим зубам. Значит, мы придем к соглашению?
Джорджия на мгновение потупилась. Когда же она снова подняла голову и их взгляды встретились, Николас увидел, что в глазах ее уже не было веселья.
– Вы что, не понимаете, что этот наш разговор – полнейшее безумие? – проговорила она.
– Это не более чем соглашение. Как и большинство браков. К тому же… Может быть, мы с вами очень даже подойдем друг другу. Более того, учитывая наши обстоятельства… Мы наверняка подойдем друг другу – я в этом уверен.
– Это вы так говорите, а мне надо подумать…
– Я предпочел бы, чтобы вы этого не делали. У нас не та ситуация, чтобы тщательно все обдумывать.
На губах Джорджии снова заиграла улыбка.
– Полагаю, мне следует поблагодарить вас за то, что вы вообще поинтересовались моим мнением. – Она тяжело вздохнула. – Хорошо, мистер Дейвентри, я выйду за вас замуж. Хотя, признаюсь, меня одолевают довольно странные чувства… Но если я смогу помочь вам – тогда все это имеет смысл.
– Благослови вас Господь, миссис Уэллс. Я готов поверить, что вы ниспосланы мне небесами.
– А сейчас, мистер Дейвентри… Не будете ли вы столь любезны, не могли бы вы покинуть мою комнату? Причем, если возможно, тем же эксцентричным способом, каким попали сюда.
– Не беспокойтесь, я уйду тем же путем. Просто спущусь по стене. Но давайте сохраним наше соглашение в тайне от леди Рэйвен. По крайней мере – до воскресенья, когда священник спросит, нет ли препятствий к браку. Ведь эта женщина… О, ей хотелось бы увидеть полное разрушение, опустошение и разорение Клоуза!
– Послушайте, мистер Дейвентри, я думаю, что вам стоит обзавестись всеми необходимыми бумагами, если это возможно. Коль скоро вы считаете, что леди Рэйвен возмутит, а то и оскорбит подобная ситуация, она, возможно, попытается найти способ остановить вас. И мне кажется, что эта женщина способна на все, вплоть до убийства. А от мертвой от меня вряд ли будет какой-то толк.
Николас рассмеялся.
– Да, моя девочка, это очень разумно. Я не подумал о специальной лицензии, но теперь понял, что следует. Что ж, в таком случае чем раньше, тем лучше. И я вот что сделаю… Уеду рано утром – и все строю. А потом, как только найду архиепископа и получу нужные документы, вернусь в деревню и пошлю за вами уже оттуда. Думаю, мне не стоит появляться здесь, пока все не будет сделано. Леди Рэйвен необязательно знать о нашем браке до его заключения.
– Очень хорошо. Я буду ждать весточки. – Джорджия изящным жестом указала ему на окно – словно они завершали официальную встречу в гостиной. Но ночная рубашка, неожиданно обнажившая ее лодыжки, тут же разрушила этот образ. – Спокойной ночи, мистер Дейвентри.
Она протянула ему руку, и Николас грациозно склонился над ней. После чего снова влез на подоконник и, не мешкая, спустился вниз, цепляясь за выступы стены и пытаясь понять, на что же он все-таки решился. Оказавшись на земле, Николас начал осматриваться в поисках Бинкли и экипажа и вдруг понял, что все еще улыбается.