Встреча на перроне
Легкий морозец бодрит и румянит щеки. Пахнет луговым сеном и антоновскими яблоками, скрипит под полозьями снег, и позванивает сбруя на Воронухе. Васька Уралов, счастливый и взволнованный вместе с неразлучным другом Колькой Покачевым и мамой Надеждой Петровной Ураловой едут в Погореловский детский дом.
После счастливой встречи на буровой у Шамана прошло полтора месяца. Они вернулись в родное село, и Васькина мама снова стала работать в детском саду, а Васька, как прежде, ходил в школу, пилил и колол дрова, топил печи, ухаживал за домашним скотом, сам мыл посуду и даже, когда у мамы случались неотложные дела, готовил обеды. Но теперь он был не один, рядом с ним всегда был его неразлучный друг Колька Покачев.
Однако на сердце у Васьки Уралова было не ладно, он всей душой рвался в оставленный детский дом к Виктору Акимовичу и, прежде всего, к голубоглазой девочке Ларисе.
Сам он стеснялся сказать об этом матери и попросил Кольку Покачева договориться с мамой о поездке в Погорелово. Но Надежда Петровна и сама видела страдания своего сына и догадывалась, какая драма терзает его сердце.
В зимние каникулы они втроем отправились в Погорелово, до которого было всего километров около тридцати. Надежда Петровна попросила в хозяйстве лошадь, собрала нехитрые подарки для детишек, при чем председатель колхоза передал от правления и колхозников мешок белой муки и большую коробку из колхозного сада антоновских яблок, переложенных сеном.
Яблоки положили на дно саней, укрыли сверху тулупом, сеном, чтобы их не прихватило морозом. Васька с Колькой еще навалились сверху для тепла. Но и под таким прикрытием колхозный подарок источал такой манящий и дразнящий запах, что ребята всерьез начали опасаться, что у них не хватит воли не забраться в коробку и не отведать антоновки.
Ехали вдоль Иртыша с песнями. Уставали петь – бежали рядом с лошадью, согреваясь и разминая ноги.
Около обеда показались знакомые бескрестовые купола храма, приютившего под сводами своими детский дом. Вот и знакомая излучина Иртыша с высоким берегом, поросшим ивняком, где была выкопана их с Колькой укромная землянка. Вон виден хозяйственный двор с дымами над крышей, а вот и ребятишки, катающиеся на санях с горы с веселыми криками.
Ваське с Колькой захотелось вдруг сорваться с саней и броситься на перегонки с этой веселой толпой ребятишек, закружиться в веселом вихре детских забав, но они сдерживали свою радость, прятали ее в своих сердцах.
Надежда Петровна, словно догадавшись о переживании ребят, решительно направила лошадь к воротам церковной ограды. Вышел на крыльцо детдома сторож Петрович с неизменной козьей ножкой в зубах, и, прислонив руку ко лбу, стал выглядывать приезжающих.
Сердце у Васьки гулко забилось.
– Петрович! Это я, Васька Уралов! – Крикнул он, выскакивая из саней. – Помнишь, ты мне еще про китайскую грамоту рассказывал. А – а?
– Васька? Уралов? – Радостно всплеснул Петрович руками. – Ох, ты мне, пропащая твоя душонка! Да и Колька Покачев тут! Прибыли, значится, беглецы. Живы, здоровы!
Он обернулся в сторону дверей и крикнул, что было сил:
– Виктор Акимыч! Радость-то какая! Спускайтесь скорей! Пропажа нашлась. Васька и Колькой объявились.
А по лестнице уже спускался, прихрамывая, сияя радостно, такой родной и близкий их Виктор Акимович! Он схватил обеих ребятишек в охапку и крепко прижимая к себе, стиснул, не говоря при этом ни слова. От директора пахло табаком и одеколоном, чернилами и книжками… Ребята притихли на его теплой широкой груди.
А Надежда Петровна стояла молча у саней и на глазах ее блестели слезы.
– Приехали в гости, путешественники? – ласково проговорил Виктор Акимович. – А мы вас давно уже поджидаем.
– Вы простите нас, Виктор Акимович! – проговорил Васька, потупив голову. – За побег. За все переживания, которые мы доставили вам.
– Простите нас, – вторил ему Колька.
– Ну, на первый раз так и быть, прощаю, – рассмеялся Виктор Акимович. – Как вас ругать, если, говорят, вы еще и нефть в тайге нашли…
– Нашли, нашли, – наперебой закричали ребята. – Это было здорово! Она как ударит, а как газ вспыхнет… Зарево на всю тайгу.
– Хорошо! Вечером расскажете всему детскому дому о ваших приключениях.
Он отпустил ребят и шагнул навстречу Васькиной маме.
– Здравствуйте, Надежда Петровна! Пойдемте-ка, в тепло, за чай! Надеюсь, что и Новый Год встретим все вместе.
– Сначала наши подарки примите! – Отвечала весело Надежда Петровна.
Достали из кошевки коробку с антоновкой, тотчас заполнившей своим знойным запахом все пространство, Петрович потащил в сени мешок с мукой.
– Вот это подарок! – Радовался, как ребенок Виктор Акимович. – Теперь у наших ребятишек настоящий праздник. С яблоками, белыми пирогами!
Васька же во все глаза в волнении смотрел на берег, где каталась с обрыва детвора. Он всем сердцем стремился увидеть сейчас Лару, увидеть и не заробеть. Потому, что еще не видя ее, при одной мысли о ней Васька приходил в такое смущение, что руки и ноги его становились деревянными и голос пресекался. Он собирал всю свою волю, ожидая этой встречи.
Ребята, катавшиеся с обрыва, уже заприметили гостей, разгружавших сани возле их дома, и, оставив катание, побежали, гонимые любопытством, разузнать кто это пожаловал к ним накануне Новогоднего вечера.
Первая волна детдомовцев захлестнула Ваську с Колькой с головой. Их тискали, обнимали, кричали радостно. А с берега все подбегали и подбегали ребятишки, искренне радуясь встрече с друзьями.
Васька увидел, как вперевалку подошел к толпе Андрюха Чекан, раздвинул обступивших его ребятишек и дружелюбно сунул Ваське жесткую ладонь.
– Ну, здорово, что ли! Кто старое помянет, тому глаз вон!
Лады?
Васька улыбнулся в ответ и сжал Андрюхину руку. Он заметил неожиданно, что за время своих странствий по тайге и отсутствия в детском доме, то ли Андрюха стал меньше ростом, то ли он, Васька, сильно вырос и окреп.
Обида прошлого ушла, казалось, безвозвратно.
Краем глаза увидел Васька и Леньку Кропачева. Тот стоял в стороне, воровато втянув голову в плечи. А когда глаза их встретились, повернулся резко и ушел за дом.
Но как ни выглядывал Васька голубоглазую девочку Лару, так и не обнаружил ее в веселой толпе детдомовских ребятишек. И сердце его все более стало наполняться тревогою и тоской.
– Колька! – Попросил он Покачева, – спроси у Виктора Акимовича про Лару.
Колька сорвался с места и побежал по лестнице на второй этаж в кабинет директора. Его не было, всего несколько минут, которые Ваське показались вечностью.
Но вот Колька появился на лестнице, лицо его было растерянно, он махнул Ваське призывно рукой.
Они вместе вошли в кабинет Виктора Акимовича, где он Надеждой Петровной разбирал из коробки яблоки.
– Где она? – Не сдерживая волнения с болью в голосе спросил Васька.
Виктор Акимович удрученно положил яблоки на стол и глянул Ваське в глаза.
– Это жизнь, Вася! Ларису Жаркову час назад увезла на станцию ее тетя. Она оформила опекунство и забрала девочку. Теперь Лариса будет жить у тетки далеко отсюда в Краснодарском крае.
Васька стоял, как громом пораженный. Из глаз его покатились крупные соленые слезы и застили мир. Отчаяние охватило его.
И тут Васькина мама выступила вперед.
– Мы успеем, Вася, не горюй! – Решительно сказала она. – Сколько до станции? Десять? Успеем.
Они почти кубарем скатились с лестницы, прыгнули в сани.
– А ну, Воронуха, выручай! – Надежда Петровна взмахнула вожжами над головой.
И Воронуха, словно поняв всю ответственность момента, почти с места пустилась вскачь.
Они летели, взрывая облака снежной пыли, к станции вдоль заснеженного Иртыша, мимо вытащенных на зиму бакенов, мимо рыбацкого становища, пронеслись заснеженной деревней, мирно курившей свои трубы, сосновым гулким бором…
– Скорее, Воронуха, скорее милая! – молил Васька.
И Воронуха упруго натягивала постромки.
Они вылетели из леса, и станция оказалась, как на ладони.
Около водокачки стоял черный паровоз с большими красными колесами и пускал струи белого пара. За ним, словно в очередь на водопой, выстроилась вереница зеленых вагонов. В каком-то из них находилась Лара, ожидая отправления.
Васька встал в кошевке, перехватил у матери вожжи и присвистнул. Воронуха подхватила галопом и вынесла сани почти на самый перрон.
Васька и Колька бросились вдоль вагонов, заглядывая в окна. Ларисы не было видно. Дежурный уже вышел на перрон и ударил в колокол к отправлению. И тут Васька увидел ее. Она сидела у окна, и прекрасные голубые глаза были полны печали.
– Лариса! – Закричал во все горло Васька. – Я нашел тебя! Лариса!
Поезд дернулся и лязг буферов заглушил Васькины крики. Но Лариса услышала, встрепенулась, повернула голову и увидела за окном Ваську Уралова, размахивающего шапкой. И тот час лицо ее озарилось радостной улыбкой и особым счастливым светом. Им не нужно было слов. Все сказали сами за себя глаза. И тут Лариса открыла маленькую сумочку, достала свернутый листок бумаги, что-то быстро написала на нем и приложила к стеклу.
Это было Васькино письмо, отравленное летом в бутылке по Оби:
«Я люблю тебя, Лариса!» – узнал Васька свой почерк.
А рядом была только что написанные Ларисой слова:
«И я тебя тоже!»
Поезд уже шел, все быстрее и быстрее набирая ход. Васька сначала шагал рядом, потом бежал рысью, потом мчался рядом с ним, не в силах оторвать глаз от счастливого лица Ларисы