Глава V
Никита Бурьин
Бурьин проснулся и посмотрел на часы. На часах была половина второго. «Дня или ночи? – спросил он себя и, увидев в просвете жалюзи солнце, сам себе ответил: – Дня».
– Эй, Алешка, просыпайся! – Бородатый гигант повернулся в кресле так, что оно чуть не развалилось. Увидев, что Корсаков, лежавший в одежде на диване, даже не пошевелился, он вздохнул и включил радио.
«С вами диджей Кирилл, – и в приемнике бойкий расхлябанный голос. – В эфире «Скандальная хроника». Как насчет свеженького скандальчика, спросите вы? О, нет проблем! Сегодня утром многие москвичи могли видеть на памятнике Юрию Долгорукому около здания Московской мэрии обнаженную молодую женщину. По свидетельству очевидцев, прехорошенькую. Никто не видел, как она забралась на памятник и когда именно сбросила одежду. Предполагают, что таким необычным образом девушка протестовала против продолжающегося забоя китов, вырубки сибирских лесов и истребления пушных зверей. Когда подъехал наряд милиции, девушка уже исчезла. Очевидцы утверждают, что она села в черный джип, который быстро скрылся в сторону Белорусского вокзала. Итак, уважаемые москвичи, если решите позагорать, смело залезайте на памятник Юрию Долгорукому… Хи-хи, это, конечно, шутка!.. А теперь Илья Тараканов исполнит песню о любовном квадрате. Что такое любовный квадрат и чем он отличается от треугольника? Слушайте песню и просвещайтесь…»
В приемник полетела подушка.
– Заткни его! – Корсаков попытался сползти с дивана, но вновь уткнулся лицом в подушку. Будто он раньше не знал, что нельзя мешать пиво с водкой. Повтор программы детского сада.
Наблюдая за его попытками подняться, Бурьин самодовольно хмыкнул:
– Бедный кандидатишка! Сразу видно, что ты не «новый русский»… Иди прими душ.
– Думаешь, поможет?
– Не-а, не поможет… Но ты все равно рискни.
Простояв с минуту под холодной струей, Корсаков почувствовал себя лучше. Во всяком случае, в желудке перестало мутить, хотя думать о завтраке было все еще омерзительно.
Когда он вернулся в комнату, Бурьин стоял у окна. В руках у него была тетрадь с пружинным переплетом.
– Это и есть громовский дневник?
– Да. Прочитал?
– Не-а, пролистал… Взгляни сюда.
На одном из чистых листов в конце тетради, куда Корсаков еще не заглядывал, была сделана запись в несколько строк:
«2л3з1ь7 554чь 553 4мз1ч7, 4 9л1к1льщ7к! 6ы 2ь3р6ь 94з551л, в 63б3 24кры61 61й551. У91в 2 553632, в з3мл3 з1ры6 2у55дук. 7щ7, 551йд3шь, быбь м4ж36, 554 4264р4м355 будь. 9324к уж 2ы9л362я.
9р4щ1й, 4 9л1к1льщ7к, бы 2641 551 26р1ж3 61й55ы!»
– Думаешь, это то письмо, над расшифровкой которого бился Федор? – спросил Никита.
– Похоже, что да. Переписал его в тетрадь, чтобы поразмыслить на досуге. Настоящая тарабарская грамота.
– А перевода не сохранилось?
– Я не видел.
Бурьин задумчиво поскреб заросшую шею:
– Гм… Что же делать, не самим же это все разбирать. Есть у меня один парень знакомый, кучу языков знает. Он мне контракты на продукты с датского переводит. У этого парня увлечение – всякие древние языки, шифры. Вот кому это надо показать… – Говоря, Бурьин влез в темные джинсы и сдернул со спинки стула черную кожаную куртку.
– Ты так всех детей распугаешь, – усмехнулся Корсаков.
– Правда? – озадачился Никита. – Выходит, продавщица наврала? Она сказала – мне идет.
– Она пошутила. Кожа не в моде, она неэкологична.
– Ну и зануда же ты! Сейчас не носят – через год будут носить… И вообще ненавижу я эти костюмы…
В лифте Бурьин насвистывал какую-то мелодию, но лишь до того момента, когда двери начали раздвигаться. Внезапно лицо у него приобрело странное выражение. Он оттолкнул Корсакова и стал судорожно нажимать кнопку «Стоп».
Корсаков ожидал увидеть как минимум киллера с пистолетом, пришедшего вносить предоплату за окорочка, но на площадке, скрестив на груди руки, стояла маленькая энергичная брюнетка с поджатыми губами…
– Хорошо, что я тебя застала! – воскликнула женщина, бросаясь к Бурьину и делая вид, что не заметила его странного маневра. – Ты рад видеть своего птенчика? Я тебе звонила, но твой мобильник не отвечает.
– Он упал, – сказал Никита.
Корсаков слегка приподнял брови.
– Упал? Вот жалость! – ужаснулась женщина. – Неужели разбился?
– Что же ты хочешь, все-таки шестнадцатый этаж, – с усмешкой пояснил Бурьин.
Женщина терпеливо посмотрела на него, как если бы была сразу и матерью, имеющей капризное дитя, и опытным доктором-психиатром.
– Вам что-нибудь нужно? – громко спросила она, поворачиваясь к Корсакову. – Что вы тут стоите? Мы вам загораживаем дорогу?
– Это мой друг, – быстро сказал Никита, удерживая приятеля за локоть и прикрываясь им как щитом. – А это, Алеша, ты, наверное, уже догадался… Кажется, я вас знакомил когда-то.
– Как же я могла забыть! Кажется, вы были у нас на свадьбе. Вы ведь в Питере живете? – Моментально преобразившись, женщина расплылась в обаятельной улыбке. – Анна. Анна Бурьина, если вы не помните, – представилась она.
– Уже не Бурьина! – запротестовал Никита. – Мы в разводе.
Но женщина пропустила это замечание мимо ушей, направив волны своего обаяния на Алексея.
– Очень рада! – сказала она. – Никита много о вас рассказывал. Вы, кажется, вместе провели детство?
– Играли в одной песочнице… Он у меня еще лопатку отбирал! – подтвердил Бурьин.
Корсаков слегка удивился этой неожиданно обнаружившейся подробности, но согласно кивнул. Никита был на три года старше, что хотя и не исключало игры в одной песочнице, но делало ее довольно сомнительной и нелестной для бородатого друга.
– Славное было время, – осторожно сказал он.
– Вы давно в Москве? Проездом? – поинтересовалась экс-жена с едва уловимой ноткой озабоченности.
– Он из Питера, – с гордостью объяснил Никита. – Директор Русского музея. Приехал на аукцион покупать картины.
– Правда? Вы директор Русского музея? – приятно удавилась Анна, и лучи ее обаяния стали еще теплее. – А я смотрю, вы хорошо одеты. Костюм, галстук, рубашка – все высший класс. А вот Никита за собой совершенно не следит. Раньше-то понятно, муж и на хлеб едва наскребал. Помню, с какой жадностью он всегда ел у моей мамы…
Лифт зашумел. Анна на мгновение отвлеклась на посторонний звук, и Бурьин, воспользовавшись этим, метнулся к выходу из подъезда.
– Прости, Анюта, но нам пора. Мы уже опаздываем!
– Куда пора? Зачем? – удивилась бывшая жена. – Сегодня воскресенье. Я думала, ты будешь дома.
– «Куда? Зачем?» Ты задаешь слишком много вопросов! – рассердился Никита. – Пошли!
Он схватил Корсакова за рукав и, как бульдозер, потащил его к выходу. Бывшая жена бежала следом:
– У тебя комплекс. Эдипов или еще какой-нибудь. Ты боишься меня! Сравниваешь со своей матерью! Сердишься за то, что я от тебя ушла, когда ты был неудачником! Но не волнуйся, я всегда оставалась твоим другом, ты можешь мне доверять!
Стиснув зубы, Никита промычал что-то невнятное. Он выскочил из подъезда и бросился к припаркованной прямо на газоне «БМВ» ярко-красного цвета.
– Садись, поехали! Холодная, ну да черт с ней – только б уехать! – крикнул он Корсакову.
Двигатель взревел, и машина, чихая от усилия, стала задом съезжать с бровки газона.
– Ты должен с собой бороться! Ты неконтролируемый истерик! – кричала Анна, стуча кулаком в стекло. – Помогите ему, Алексей! Вы же его друг! Объясните ему, что так приличные люди себя не ведут. Он ставит и себя и меня в глупое положение!
Никита нажал на гудок и, не переставая сигналить, выехал со двора.
– Жаль, я не захватил с собой каменный топор! – пропыхтел он пятью минутами позже.
– Почему именно топор?
– Все остальное оружие для нее слишком гуманно, – проворчал любящий супруг и выехал на шоссе.
Рядом с Бурьиным по-питерски щепетильный и аккуратный Корсаков чувствовал себя не в своей тарелке. Никита управлял машиной как камикадзе. Он в упор не желал замечать, что не один на дороге, очевидно, воображая себя за рычагами танка. К светофорам и дорожным знакам он относился как к досадному недоразумению. Так что очень скоро Алексей стал ощущать себя штурманом подбитого самолета, который с воем несется к земле.
– Ты давно водишь машину? – осторожно полюбопытствовал он.
– А то как же! – радостно сказал друг.
– И права у тебя есть?
– А то как же! В третий раз восстановил. Знал бы ты, сколько мне это стоило! Показать? – И, не глядя на дорогу, Никита стал копаться в бардачке.
– Осторожно! – закричал Корсаков.
В последний момент Бурьин вывернул руль, избежав столкновения с маршрутным такси.
– Куда прешь, придурок, по моей полосе? – завопил он, высовываясь из окна. – Ноги поотрываю!
– Вообще-то здесь одностороннее движение, – подсказал Корсаков.
– В самом деле? Ну тогда пардон… Извини, друг, – удивился Бурьин, начавший уже вылезать для расправы.
Алексей повернулся и стал смотреть в окно. Они как раз проезжали мимо литой ограды университета на Воробьевых. Родные места! Здесь он ходил пять лет до метро и обратно. Обычно питерцы учатся в Питере, ну да есть же и исключения.
– Она меня переживет, – вдруг грустно сказал Никита. – Я это чувствую.
– Кто? – не понял Корсаков.
– Ну эта… Анна. Она мне уже предлагала, чтобы я квартиру на нее переписал. Говорит, у тебя работа опасная, а я твой друг и ты всегда можешь на меня положиться. Вот стерва! Ведь точно переживет же!
– Если будешь так водить машину, то да, – согласился Корсаков. – А чего ты на ней тогда женился? Это ведь было, кажется, уже на последнем курсе.
Никита стыдливо закряхтел.
– Из научного интереса, – объяснил он.
– Что-что? Из какого интереса? – переспросил Алексей.
– Видишь ли, у нее везде ребра! Даже там, где их не должно быть. А я как бывший выпускник медучилища не удержался… Ты же в курсе, что я в училище еще учился?
– А что, по-другому не получилось проверить?
– Значит, не получилось.
– А мне показалось, она милая женщина, – специально, чтобы подразнить приятеля, сказал Корсаков и тотчас пожалел, потому что Никита от возмущения едва не врезался в грузовик.
– Сменим тему, – прохрипел он. – Тебе кто больше нравится, ворона или воробей?
– Бройлеры, – сказал Алексей.
На выезде на Хорошевку машины стояли сплошным сбившимся потоком. Неисправный светофор уныло мигал желтым.
– Э нет! Так мы на полдня растянем. Знаешь что, давай проедем дворами, здесь недалеко, – заявил Никита.
Бурьин решительно выехал на тротуар, наискось пересек газон, проскочил под аркой проходного дворика и совершенно неожиданно оказался перед длинным бетонным забором со старинной табличкой: «Дом на снос. Строительство ведет ЗАО «СМУ-5». Ответственный: прораб П. Р. Зайбегуллин».
Некоторое время Бурьин разглядывал это странное объявление, а потом выругался:
– А чтоб этого прораба! Помню, здесь был проезд, а потом улица, на которой живет тот переводчик… И че теперь, блин, делать?
– Пешком пройти. – Корсаков вылез из машины.
– Погоди, я с тобой! – крикнул Никита. – Только поставлю противоугонное устройство.
Он залез в багажник и достал табличку. На табличке крупно нацарапано: «Угонишь – ты труп!» – и нарисован скелет, очень внушительный.
Никита бросил табличку на переднее сиденье, захлопнул дверцу и бросился догонять Корсакова. Несколько минут они шли вдоль забора, тщетно пытаясь найти в нем проход или хотя бы пролом.
Но, видимо, прораб Зайбегуллин был с монументальными замашками. Все, что было за забором, могло три раза рассыпаться в прах, но забор, грозный и неприступный, стоял бы, как Великая Китайская стена, бессмертным памятником прорабу Зайбегуллину и его стройке века.
Приятели подумывали, уж не перелезть ли им через забор, но решили просто интереса ради дойти до его конца. Но хитрости прораба Зайбегуллина не было границ. Забор уткнулся в глухую стену многоэтажного дома, протянувшегося чуть ли не на целый квартал.
Приятели переглянулись и расхохотались.
– Лезем? – спросил Никита.
– Ну давай!
Слегка испачкавшись, они перемахнули через забор и спрыгнули на битый кирпич, думая, что восторжествовали над прорабом. Но Зайбегуллин и здесь оставил их в дураках. Построив одну сторону крепости, он поленился построить другую. С противоположной стороны стройки забора вообще не было…
Они успели как раз вовремя. У зиявшей выбитыми окнами пятиэтажки рядом с кучей строительного мусора стоял джип «Чероки» с распахнутыми дверцами. Двое мужчин втаскивали девушку в строительный вагончик. Девушка, кстати, совершенно обнаженная, отчаянно сопротивлялась, царапалась, но почему-то не издавала ни звука.
– Средь бела дня! Почти в центре города! Положим, я тоже любитель острых ощущений, но не до такой же степени! – присвистнул Бурьин.
– И что? Ты так и будешь тут стоять? – Перепрыгнув через кучу битого кирпича, Корсаков бросился к вагончику. – Как изменились времена! – крикнул он на бегу. – Ведь совсем недавно за оброненный женский платок стрелялись.
– И правильно, нечего вещами сорить! Потерял чего из гардероба – застрелись! – устремляясь за приятелем, согласился пыхтящий Бурьин.
Услышав топот, громилы повернулись. Один из них пытался втолкнуть сопротивляющуюся девушку в дверь вагончика, а второй спокойно стоял, опустив руки и ожидая Корсакова.
Оставив внушительные монологи наподобие «Отпусти девушку, подонок!» героям боевиков, Корсаков бросился на противника, надеясь сшибить его с ног, но тот оказался проворнее. Алексей почувствовал, как что-то вспыхнуло у него в глазах и отдалось тупой болью в затылке.
Падая, он увидел, что громила склонился над ним, растянув в улыбке губы. Глаза у него были холодные и чуть прищуренные.
– Полежим в больничке? – спросил он.
– Добей его, Фома!.. А ну, не вырывайся, стерва! – крикнул его напарник, все еще борющийся с девушкой.
Фома выпрямился и увидел несущегося к нему бородача в кожаной куртке. Этот противник показался ему более серьезным, и он встал в стойку.
Никита перешел на шаг. Лицо у него было невозмутимым.
– Хочешь подраться, мальчик? Ну давай! Посмотрим, что ты умеешь. – И он, дразня, поманил к себе противника пальцем.
Решив нанести первый удар ногой в голову, громила совершил ошибку. Удар был хорошо поставлен и, возможно, в другом случае мог оказаться решающим, но он не учел реакции и мощи своего противника. Его бьющей ноге уже не суждено было опуститься. Чуть отклонившись, Бурьин перехватил ее на лету одной рукой, а другой – с силой нажал на колено. Послышался хруст. Фома хрипло застонал и свалился на битый кирпич.
– Закрытый перелом плюс смещение коленной чашечки, – сказал ему Никита. – В другой раз не работай ногами так высоко… А ты куда? А ну стой!
Второй бандит спрыгнул со ступенек строительного вагончика и бросился к машине. Он бы успел, но Корсаков, уже немного оправившийся, поставил ему подножку. Почти сразу неуемная сила оторвала противника от земли, подняла высоко над землей, и он всем телом врезался в лобовое стекло джипа.
– Ну вот, опять влипли. Говорила мне мама: не лазай через заборы, сынок, – проворчал Никита, помогая Корсакову подняться. – Ты как? В порядке?
– Голова кружится, – сказал тот, ощупывая подбородок.
– Раз кружится – значит, есть чему. Ты че, никогда раньше не тренировался?
– Почему это? Я фехтовальщик! – возмутился Корсаков.
– Ну тогда носи с собой рапиру! – посоветовал Бурьин, переводя взгляд вправо. – А, вот и наша спасенная! Не бойтесь, идите к нам! Только не вздумайте плакать, мы тогда сразу убежим.
Девушка, выйдя из вагончика, подошла к ним. Похоже, она совсем не стеснялась своей наготы. Кожа у нее была молочно-белая и поразительно чистая. «Странно, что у нее нет ни одного родимого пятна. Такое редко бывает». Едва Корсаков об этом подумал, как заметил у девушки справа от пупка небольшую родинку.
– Вам повезло, что эти мерзавцы не успели вас обидеть, – сказал он. – Вам нужна помощь?
– Помощь? – повторила незнакомка, словно пробуя на вкус это слово. – Нет, спасибо, не нужна. Она мне вообще не была нужна.
Голос у нее поначалу звучал немного неуверенно, но с каждым следующим словом эта неуверенность исчезала.
Корсаков решил, что они имеют дело с женщиной не очень твердых моральных устоев, и почувствовал неожиданную досаду. Не исключено, что эти парни были ее сутенерами.
– Нет, я их раньше не знала, – странно угадывая его вопрос, выпалила девушка. – Как вы думаете, все самцы ведут себя подобным образом? Я имею в виду, совершают насилие и получают от этого удовольствие?
– Не все. Только самые примитивные, – осторожно сказал Корсаков.
– А вообще, по секрету, бывают вещи и поприятнее. Пиво, например, или салат оливье, – буркнул Никита, которому показалось, что он молчит слишком долго.
Алексей заметил, что его приятель разглядывает девушку с любопытством, но без всякого восхищения, словно подозревает в ней замаскированную экс-жену. Но даже и то, что Бурьин на нее просто смотрит, отчего-то стало ему неприятно. Инстинкт собственника?
– Где ваша одежда? – спросил он. – В машине?
– У меня ее не было. – Девушка преспокойно оперлась рукой о его плечо и подняла ступню, разглядывая, нет ли в ней занозы.
– Вообще не было одежды? Неужели вы и в машину к ним садились прямо так? – заинтересовался Никита.
– А для вас так много значат эти полоски ткани, ведь сущность женской формы под ними остается неизменной? Я и этим людям так сказала, но они, кажется, ничего не поняли.
– Теперь ясно, почему у них поехала крыша. Они восприняли ваш наряд как приглашение к близкому знакомству. А вы небось дали им откат, – сказал Бурьин.
Корсаков представил себе лица громил, когда девушка говорила с ними о сущности женской формы, и едва сдержал улыбку.
– Скажите, это не вы случайно сидели на памятнике Долгорукому? – вдруг выпалил Никита.
Девушка на мгновение задумалась и ответила двумя вопросами на один:
– Долгорукий – это такой бронзовый всадник на коне? Да, это была я, но что в этом такого?
– Да ничего. Я о вас по радио слышал. Если вздумаете нагишом походить по Красной площади, пригласите меня посмотреть.
– Хорошо, если вам это так необходимо, – согласилась девушка.
Лицо Бурьина стало озадаченным. Кажется, он сообразил, что его поставили на место.
– Послушайте, – спросил Алексей, – а там, на памятнике, что вы испытывали?
– Седло горячее. Сильный ветер. Голубей много. А вообще-то ничего, – подробно принялась припоминать девушка, усердно морща лобик.
Глядя на нее, Корсаков подумал, что его первое впечатление о ней как о представительнице древнейшей профессии было, пожалуй, поспешным.
Послышался шум. Из подъезда выскочили мальчишки с брызгалками, видимо, игравшие в пустующем доме.
Увидев джип с треснутым стеклом, стонущих громил, двоих мужчин и обнаженную девушку, мальчишки с жадностью принялись глазеть, но стоило Бурьину сделать шаг в их сторону, как они торопливо прыснули в разные концы.
– Пора уходить! – сказал Алексей. – Если вы, конечно, не собираетесь дожидаться милиции. Я имею в виду, после той истории на памятнике.
– Нет, я никого дожидаться не буду, – решительно заявила девушка. – Вот только одежда… Я слишком бросаюсь в глаза.
– Раньше это вас не очень-то смущало. Ладно, попробуем что-нибудь найти. – Корсаков заглянул в бытовку.
Там было затхло. На полу валялся рваный матрас. Рядом стояли два стакана и пустая водочная бутылка.
– Натюрморт, – сказал Корсаков.
– Нет, натюрморт – это когда продукты, а когда все продукты уже сожрали – это пейзаж, – поправил Бурьин, просовывая в дверь свою бородатую физиономию.
После непродолжительных поисков Алексей обнаружил в углу возле плитки несколько оранжевых спецовок. Выбрав из них одну почище, он вынес ее из бытовки.
– По-моему, она новая. Набросьте, пока не доберетесь домой, – сказал он, протягивая ее девушке.
– Угу. – Незнакомка быстро натянула оранжевый комбинезон на голое тело. – Как ярко! Люблю яркие цвета!
– Вылитая «Мисс Стройка», – подтвердил Бурьин, озабоченно поглядывая в сторону забора.
– Что случилось? – спросил Корсаков.
– А то случилось, что мою машину надо отогнать, чтобы не светилась. Вас подвезти? Где вы живете?
Лирда помедлила с ответом.
– Я издалека, – сказала она.
– Приезжая? – догадался Корсаков. – Ведь не с неба же вы свалились?
– Нет, не с неба, – поспешно ответила Лирда, мгновенно вспоминая правило номер 199, гласившее: «Никогда не говори аборигенам, откуда ты».
– И денег нет?
– Нет.
Приятели переглянулись.
– Ее нельзя бросать, – шепнул Корсаков.
– Ясное дело, нельзя. Или ее снова очень скоро занесет голышом на какой-нибудь памятник, – согласился Никита.
– Ну что ж, – сказал Корсаков громко, – пойдете пока с нами, а там решим, что делать. Лады?
Девушка неуверенно посмотрела на него, очевидно колеблясь. Где-то в отдалении со стороны переулка завыла милицейская сирена.
– Хорошо, я с вами, – быстро сказала она, пытаясь припомнить, не существует ли на этот счет какого-либо ограничительного правила.
– Отлично, тогда я к машине. А вы не ждите меня, я адрес тебе говорил! – крикнул Никита, бросаясь к забору.
Подъехавший через минуту милицейский патруль нашел на стройке только джип, а рядом с ним двух стонущих громил.
Обогнув приговоренный к сносу дом, Корсаков и девушка в оранжевом комбинезоне оказались на узенькой сонной улочке со старыми пятиэтажными домами. Даже странно, как такая тихая улочка могла соседствовать рядом с оживленным шоссе. Судя по номерам домов, Никита промахнулся, и им предстояло пройти едва ли не два квартала.
Вдоль улицы и во дворах пятиэтажек густо росли тополя, а рядом торчали ощипанные кусты отцветшей сирени. Корсаков заметил даже покосившуюся зеленую голубятню. Девушка в оранжевом комбинезоне также с любопытством изучала эту тихую улочку. Причем любопытство ее нередко вызывали вещи самые заурядные. Так, почти минуту она разглядывала стайку воробьев, купавшихся в пыли, потом, случайно ступив босой ногой в лужу, долго смотрела на оставленный на асфальте мокрый след.
– Мы уже почти пришли. Этот дом семнадцатый, а следующий, очевидно, пятнадцатый, – сказал Алексей, пытаясь вспомнить адрес, который называл ему Никита.
Незнакомка ничего не ответила, Корсаков оглянулся и увидел, что, присев на корточки, она ловит на листок подорожника мохнатую гусеницу, отважившуюся переползти асфальтовую дорогу.
– Простите, а как вас зовут? – спросил он, вдруг сообразив, что до сих пор не знает ее имени.
Девушку его вопрос, казалось, немного озадачил, но она быстро ответила:
– Ли… Лида, Лидия. Лидка. Ведь такое имя есть?
– Есть, – кивнул Корсаков.
– А вас? – спросила Лирда. – Впрочем, дайте я сама отгадаю. Максим?
– Нет, ошиблись, Алексей, – сказал Корсаков, слегка напрягшись. Максимом, кажется, хотела назвать его мама, но отец настоял, чтобы его назвали Алексеем, в честь деда. Когда он рос, мама часто из упрямства называла его Максимом, так он и рос лет до пяти с двумя именами – с мамой Максим, а с отцом Алексей.
Удивительно, что девушка попала так близко.
Завизжали тормоза, и рядом, едва не сбив их, остановилась ярко-красная «БМВ».
– Привет! Не нашли? А я думал, вы давно у Пашки, – крикнул Бурьин, энергично, как чертик из табакерки, выскакивая из машины.
– Мы только что подошли, – объяснил Корсаков. – Задержались по дороге.
– Ну вы и копуши! – поразился Никита. Он полез на заднее сиденье, вытащил какой-то большой пакет и бросил его девушке: – А я уже в магазин успел заехать, лови! Купил тебе кое-что из одежды, размер, разумеется, прикинул на глаз.
– Это все мне? – удивилась Лирда, растерянно заглядывая в пакет. – Но у меня ведь уже есть одежда. Или она не соответствует статусу?
Бурьин незаметно покрутил пальцем у виска.
– Значит, не соответствует, – вздохнула Лирда. – Просто мне грустно расставаться с этим оранжевым. По-моему, он очень мне идет, на меня все оглядываются.
Лирда протянула сверток Никите и потянулась к «молнии» комбинезона.
– Здесь нет памятника, – остановил ее Алексей. – Не будем радовать старушек.
– Поднимайтесь! – Бурьин захлопнул дверцу. – Мы этого Пашку в два счета найдем.
Однако уверенность Бурьина значительно ослабла, когда они вошли в подъезд.
– Вообще-то я тут только пару раз был, и то не совсем трезвый, – задумчиво протянул он. – Пьяный бы я сразу дорогу нашел, у меня интуиция пробуждается, как у почтового голубя.
– Помнишь хотя бы, какой этаж?
Никита посмотрел на друга безо всякого воодушевления.
– Придется проявить немного фантазии, – сказал он. – Там то ли тройка была в номере, то ли единица…
Проявление фантазии, с точки зрения Бурьина, заключалось в том, чтобы трезвонить во все квартиры подряд. В тридцатой квартире никого не оказалось, а в тридцать первой, после того как Бурьин решительно нажимал на звонок целую минуту, в коридоре послышались шаркающие шаги.
– Пашка, это ты? Наконец-то мы тебя нашли! – радостно заорал Никита.
– Я вас не знаю. Что вам надо? – пропищали из-за двери.
Проникнув взглядом сквозь дверь, Лирда увидела крошечную старушку, полную решимости защищать свою маленькую баррикадку до последнего.
– Не бойся, бабуля! Не знаешь, где тут переводчик живет? – успокаивающе провыл Никита в замочную скважину.
Просканировав сознание старушки, Лирда увидела, что та в панике. Бедняжка мелко дрожала и размышляла, что лучше: орать «Караул!» с балкона или спуститься на простынях со второго этажа.
– Хватит с меня! – возмутился Бурьин, подталкивая Корсакова к двери. – Теперь, донжуан, твоя очередь. Общение с красавицами всех возрастов и их престарелыми бабульками – это скорее по твоей части.
– Ты путаешь меня с брачным аферистом. Не слушайте его! – проворчал Корсаков, заметив, с каким опасением и вместе с тем с любопытством покосилась на него девушка.
Запугивать старушку дальше не имело смысла. Они поднялись еще на этаж и позвонили в дверь квартиры номер тридцать четыре. Услышав в коридоре шаги, Корсаков торопливо вытолкнул Бурьина из поля зрения «глазка».
– Исчезни! – прошипел он. – Ты своей кожаной курткой всех старушек распугаешь.
Никита захохотал и, прихватив Лирду, поднялся на один пролет выше.
Дверь открылась. Выглянула молодая женщина в махровом купальном халате. Не успел Алексей и рта раскрыть, как Бурьин радостно скатился по лестнице.
– Да вот же они! Это Ирина, Пашкина жена! А меня вы помните? – радостно заорал он.
– Еще бы. Я хорошо помню того, кто уронил мой сервант, – сухо сказала женщина.
Никита что-то пробормотал, изучая цвет коврика для ног.
– Простите его, этого больше не повторится, – вступился за него Корсаков.
– Конечно, не повторится. Это был неповторимый сервант, авторская работа, и хрусталь, кстати, тоже… А это еще кто? Еще один ваш друг? – Ирина вдруг ощутимо напряглась, разглядев за широкой спиной девушку в оранжевом комбинезоне. Ее брови удивленно поползли вверх.
Бурьин полуобнял хозяйку за талию, быстро увлек ее в квартиру и негромко загудел о чем-то. По мере того как он гудел, лицо Ирины менялось.
…Оставив женщин одних, Корсаков и Бурьин прошли в комнату. Здесь Никита, недоверчиво осмотрев все стулья, опустился на диван.
– Ну и дела, – сказал он. – Влипли мы с тобой, Корсаков, в историю. Клад надо искать, а тут еще эта девчонка. Погоди… Позвонить надо.
Он решительно набрал помер и почти сразу забубнил: «Я знаю… знаю… А без меня нельзя? А если постараться? Что хочешь, то и скажи! Неделек с пару… Выручай, браток! Ну все, давай!»
Повесив трубку, Никита подошел к Корсакову:
– Уф! Я вроде как взял отпуск. Представляешь заявление: «В связи с поисками клада прошу предоставить мне двухнедельный отпуск»?
В комнату заглянула Ирина. Она успела сменить домашний халат на легкое зеленое платье свободного покроя, напоминавшее сарафан.
– Лида принимает душ, – улыбнулась она. – Не хотите чаю?
– Отлично! Перекусить – это всегда кстати! – воодушевился Никита, воображение которого не пожелало останавливаться на чае.
Ирина вздохнула. Кухонную повинность она выполняла привычно, быстро, без ужимок и показной хлопотливости застигнутой врасплох хозяйки. Вскоре на столе возникли тарелка с сосисками, картофельное пюре и салат из помидоров.
– Может быть, подождем хозяина? – на всякий случай спросил Бурьин, в голосе которого явно слышалось: «А может быть, не надо?»
Минут через пятнадцать появилась Лирда. Она была в золотисто-коричневом костюме из натурального шелка и туфлях на низком каблуке. Никогда прежде переход от утенка к лебедю не осуществлялся так внезапно. От оранжевого комбинезона не осталось и следа. Словно бы их недавняя знакомая неуловимо повзрослела, стала суше, ироничнее и недоверчивее. Теперь это была скорее энергичная, преуспевающая москвичка из тех, что передвигаются в основном на машине и плохо знают схему метрополитена.
Лирда улыбнулась.
– Я ничего не упустила? – спросила она.
– Все отлично, даже более чем, – искренне сказал Корсаков.
Даже Ирина, казалось, была слегка удивлена подобным превращением.
– Позволь, – пробормотала Ирина, вглядываясь в лицо девушки, – но твои глаза… Разве они были зеленые?
Лирда растерялась, но на помощь ей немедленно пришел Никита.
– Глаза, глаза… Я, например, никогда не замечаю, какие у женщины глаза! – заявил он.
– Как это не замечаешь? – удивилась Ирина.
– То есть я, конечно, замечаю, есть у женщины вообще глаза или нет, но какого они цвета – это для меня слишком тонко. – И, потеряв интерес к разговору, Никита вплотную занялся сосисками.
– Вы голодны? – Корсаков встал и подвинул Лирде стул.
Девушка некоторое время смотрела на салат, не решаясь дотронуться до вилки.
– Выглядит вкусно, – сказала она.
– Ешь-ешь! – Ирина торопливо придвинула к ней тарелку. – Тебе нужно поддерживать форму.
Лирда вздрогнула и торопливо склонилась над тарелкой.
Павел был из породы тех высоких, худых, широкоскулых, слегка суетливых, чрезвычайно добрых и рассеянных людей, которые вечно теряют ключи, очень мягки и милы, но в то же время, когда дело касается их любимого дела, способны проявить необыкновенную твердость и упорство, граничащее с крайним упрямством.
– Ничего особенно сложного. Обычный простенький шифр, – сказал он, разочарованно взглянув на листок. – Я его за полночи расколю.
– Вот и чудесненько! А начать можно прямо сейчас, – обрадовался Никита.
Павел смутился.
– Я бы с удовольствием, но вы даже представить себе не можете, как рано встают эти голландские фермеры.
– Фермеры?
– Ирина устроила меня переводчиком на выставку. Голландский племенной скот. Я весь провонял свинарником… Ну да ладно, давайте сюда свою бумажку!
– За это я тебя и люблю! – расчувствовался Бурьин. – Смотри, Лешка! Настоящий русский человек, не колбаса ливерная какая-нибудь!.. Не смотаться ли мне, кстати, за пивом?