БЕСЕДЫ НА ВЕЛИКИЙ ПОСТ
Пост и ограничения в пище
Что такое Великий пост? Как на него настроиться? Зачем нужен Великий пост современному человеку? В Википедии[1] сказано, что пост – это «религиозно обусловленная традиция воздержания от принятия определенной пищи и питья (полностью или определенного вида), сопряженного с другими духовно-аскетическими практиками». Определение по сути верное. Культура поста существует не только в христианстве и конкретно – в православии. Пост – составная часть очень многих религиозных систем, это очевидно. Википедия в качестве справки дает общее представление о посте, который, действительно, начинается именно с некого ритуального воздержания от какого-либо рода пищи. В ветхозаветные времена перед великими событиями, перед битвами, в периоды глубокого покаяния, перед тем, как приблизиться к святыне или услышать голос Божий, люди постились, воздерживаясь от пищи и супружеских отношений, поскольку Ветхий Завет предписывал соблюдение телесной чистоты во время поста[2].
Важна, однако, цель, ради которой происходит такое ритуальное воздержание. Стал ли пост другим по смыслу, содержанию или форме в новозаветное время? Конечно, очень многое изменилось, хотя что-то осталось прежним – нечто глубокое, архетипическое. В последнее время обращается много внимания на то, что основное в посте – это не воздержание от пищи. В результате возникает впечатление, что на пищу серьезного внимания можно не обращать. В то же время определение поста звучит как воздержание от пищи прежде всего, и это самое простое, доступное людям, самое очевидное. Как поститься? Чего-то не есть. А почему чего-то не есть? Какой в этом смысл?
Аскетическое учение говорит нам о том, что воздержание в пище – это борьба с чревоугодием. Многие святые отцы пишут, что Адам с Евой вкусили в раю плод запретный и теперь нам надо поститься. Я долго этого не мог понять. Но вот святые отцы рассуждают о страстях и борьбе с ними. И преподобный Иоанн Кассиан Римлянин[3] говорит о восьми главных страстях. Среди них первой он называет отнюдь не гордыню, гордыня стоит восьмой, последней. Первая среди страстей – чревоугодие.
Что же страшного, сверхгреховного в чревоугодии, когда есть, как кажется, намного более опасные и тяжкие грехи, в мире бушуют страсти роковые? Человек поел в свое удовольствие, что здесь такого? Почему это – страсть, ведущая человека к погибели? Долгое время и я не мог понять. И в какой-то момент осознал – под словом «чревоугодие» имеется в виду не просто удовольствие вкусно, плотно поесть, насытиться сверх меры, но чревоугодие – это страсть пожирания. А пожирание – свойство ада. Ад пожирает, это такое адское свойство – все сожрать и ничего не оставить, вгрызться и пожрать. Таким образом, чревоугодие не означает просто любовь человека к вкусной еде.
Дальше преподобный Иоанн Кассиан Римлянин в таком порядке перечисляет страсти: вторая – блуд, третья – сребролюбие, за ними – гнев, печаль и уныние[4]. Каждая новая страсть вырастает из предыдущей, они связаны между собой как звенья одной цепи. Потому что блуд – это тоже настоящее пожирание – потребить, использовать другого в своих целях. И сребролюбие – разновидность пожирания, приобретательства. Человек же, предающийся гневу, истребляет, испепеляет все вокруг себя. Эти адские свойства происходят из чревоугодия.
Мы сейчас живем в обществе потребления. Можно сказать по-другому: мы живем в обществе чревоугодия. Потому что характерной его особенностью является постоянное ощущение, что мне чего-то не хватает, мне всегда что-то нужно, мне нужно постоянно что-то покупать, приобретать, глазами пожирать. Когда человек этой страстью заболевает, тогда начинает к миру относиться потребительски, в его душе рождается ад.
Как писал Владимир Маяковский: «Товарищ Ленин, работа адовая будет сделана и делается уже». И это действительно так. Приучить человека быть пожирающей машиной – стремление современного мира. Поврежденная грехом человеческая природа тяготеет к такой жизненной позиции – пожирать все вокруг себя. В семье один пожирает другого, на работе происходит то же, и в обществе человек становится таким пожирателем. Мир существует для того, чтобы его пожирать. Такой человек смотрит, где чего можно ухватить, урвать, присвоить. «Я», «мне», «мое» – вот любимые слова пожирателя. Это свойство ада в душе человека рождается, и в каждом из нас оно живет. Мы приходим в Церковь, и даже здесь смотрим, что можно было бы пожрать.
Вспомним евангельскую притчу о званых на брачный пир (Мф. 22: 1–14). Что означает в данном случае человек, одетый не в брачную одежду? Дело в том, что на Древнем Востоке распорядители пиров готовили специальные наряды для гостей и каждый приглашенный получал в подарок от жениха и невесты светлые и радостные одежды в знак его соучастия в общем торжестве. Но вот пришел некто, в этой брачной одежде совершенно не нуждавшийся. Его нисколько не интересовали жених с невестой, ему не нужна была их радость, ему хотелось лишь сладко поесть и выпить, урвать что-то для себя.
А вот еще один образ, гораздо более страшный, потому что в данном случае мы имеем дело не с притчей, не с иносказанием, а с реально случившимся событием. Это Анания и Сапфира в пятой главе Деяний святых апостолов (Деян. 5: 1–10), которые продают свое имение и приносят пожертвование в христианскую общину. Тогда, как мы читаем в Деяниях, у христиан было все общее, никто не почитал ничего своим, все, что христиане приносили к ногам апостолов, те раздавали другим по нуждам. Христиане не только жертвовали своим имуществом, но приносили себя самих. Свойство рая, в отличие от свойств ада, – все время делиться, все время отдавать, открываться, собою жертвовать. Таков признак Церкви, Царствия Небесного, райской жизни. И так было в первых христианских общинах – никто ничего не считал своим. А вот Анания и Сапфира замыслили часть своего имущества отдать Церкви, а часть утаить, хотя они были свободны давать или не давать, отдать именно то, что хотят отдать. Принеся часть, они сделали вид, что отдали все. Зачем? Чтобы казаться своими. Они хотели пользоваться всем, что есть у других, но сохранить и еще нечто, принадлежащее только им. Получается, супруги попытались приобрести нечто для себя там, где место любви, доверия и открытости. Таково помрачение души, следствие повреждения человеческой натуры, свойственного каждому из нас.
Коль скоро мы хотим это свойство ада – пожирание – каким-то образом в себе победить, то надо начинать с самого простого, а именно с воздержания в пище. Если так смотреть на него, то ограничения в еде обретают глубокий духовный смысл – мы ведь не с пищей боремся, не ее как таковую отвергаем, но хотим истребить в себе вот эту тягу к пожиранию, к тому, чтобы все, что мы видим вокруг себя, каким-то образом присвоить.
Изначальный, древний, глубинный смысл поста – это, конечно, воздержание телесное, ограничение в пище. Потому что с чревоугодия начинается вся цепочка страстей, о которой говорят святые отцы. Может быть, она и кажется несколько схематичной, но мы призваны воспитать в себе иное отношение к материальному миру, не то, какое было у Исава, продавшего свое первородство за возможность насытить чрево самой простой похлебкой (см.: Быт. 25: 27–24). Исаву было все равно, вкусная ли это пища или не вкусная, изящно приготовленная или нет. Ему важно было наесться, поэтому он легко расстался с первородством.
Следующая страсть – это блуд, потому что смотрящий на человека противоположного пола нечистыми глазами как бы пожирает его. Следующее звено цепи – пожирание через сребролюбие. Стяжателю все время чего-то не хватает, ему постоянно нужно что-то приобретать, копить. «Что неподвластно мне?» – восклицает скупой рыцарь из маленькой трагедии А. С. Пушкина. А дальше человек, который мнит себя могущественным, сталкиваясь с тем, что не стало его собственностью, проявляет сильнейший гнев. Все, что не по его воле, желанию или мнению, вызывает возмущение. Именно поэтому мы гневаемся – нечто нам не принадлежит, нас не слушается, нам неподвластно. Гневающийся человек не может пребывать в радости, это человек унылый, бесцельно живущий, его постоянно охватывает печаль. Его удовлетворяет лишь новое приобретение, очередной момент пожирания. Все остальное время – тоска и оцепенение: где следующий объект для пожирания?
Когда наступает Великий пост, имеет смысл всерьез задуматься, чего мы ждем от этого времени? Какие цели перед собой ставим? От чего мы хотим избавиться? Одна из очень важных целей Великого поста – освободить себя от пристрастия к пожиранию, которое входит в нас через самый простой грех чревоугодия. Поэтому воздержание в пище Великим постом является духовно значимым, основополагающим. Из этого не следует, что придавать значение нужно лишь изменению диеты. Конечно, и мы все это знаем, самое главное – духовная сторона поста. Но не настолько материальная, телесная сторона поста отделена от духовной, чтобы не придавать ей серьезного значения. И те, кто понимают, почему, постясь, мы отказываем себе в пище, осознают, с чем мы боремся, постятся строго.
Строго поститься – это очень хорошо. Строго поститься – это правильно. Но не стоит гордиться своим постом. Мой пост не должен никому быть в тягость. Я строго пощусь, но при этом не обижаю человека, который не постится, поэтому я ради него скорее что-то нарушу в отношении еды. Но остается мое стремление строго соблюдать пост, быть предельно воздержанным. Строгий пост – это пост, во время которого ты готов собою жертвовать, готов себя ограничивать. Пост – это время жертвы, когда нужно поголодать, даже если это и лишает нас сил.
Уже с детского возраста можно приучать к посту именно как к периоду внутреннего роста. Мне кажется, очень важно, чтобы дети сами для себя определяли меру поста в тот момент, когда они уже начинают быть к этому способны. Скажем, в пять-шесть лет ребенок уже может хотя бы на короткое время себя в чем-то ограничить. Необязательно в раннем возрасте соблюдать весь пост, но провести, постясь, Страстную седмицу[5], к примеру, вполне возможно. С этого стоит начинать. Задача родителей объяснить ребенку, почему на Страстной надо поститься. Он вполне может понять смысл вспоминаемых событий Страстной недели и вслед за взрослыми захотеть быть рядом с распятым Христом. А как можно быть вместе с распятым Христом, если продолжать веселиться, смотреть мультики и есть конфеты? Мне кажется, когда ребенок воспитывается в христианской традиции, родителям и ему знакомо Евангелие и вместе они придут хотя бы на одну, самую короткую, службу Страстной седмицы – вынос Плащаницы, тогда ребенок прочувствует и переживет страдания Христа так, как ему это доступно. И даже в раннем возрасте пост будет осмысленным. Полученный опыт и впечатления запоминаются, и потом дети сами уже хотят поститься.
В разные периоды жизни проживаешь пост по-разному. В молодости очень хорошо поститься по Типикону[6]. Когда я, будучи молодым человеком 22–23 лет, совершенно свободным и полным сил, пришел в Церковь, старался строго соблюдать пост, мне очень нравилось. Почему мне тогда было не поститься по Типикону? Типикон для меня был большой поддержкой. Многие люди через него в свое время учились правильно относиться к посту. Потом появилась семья, другие нагрузки, которые не давали возможности жить в точности по Типикону. В молодости пост один, в супружестве – другой, в священстве – третий, в многодетности – четвертый, в старости и болезнях он пятый. Пост каждый раз проживаешь по-разному. В этом и его свобода. Только надо хотеть поститься. Когда есть желание поститься, придет некая своя мера поста, ты почувствуешь свою меру. Иногда, когда начинаешь перебарщивать с постом, возникает ощущение, что надо его ослабить. Даешь себе послабление, а тут появляется противоположное чувство – потери, некоей досады. Вот из этих внутренних ощущений и складывается твоя мера поста. Она может определиться только с приобретением собственного опыта.
Типикон – отправная точка. Например, мы знаем, что первые три дня Великого поста не полагается вообще никакой пищи. Кто-то может это понести, кто-то не может. Каждый человек для себя решает, что он может и чего не может, что по силам, а что нет. Здесь важна честность перед самим собой. Не более того. Это определяется только самим человеком перед Богом. Взять благословение у священника на любое послабление всегда можно. Но зачем? Если ты не хочешь поститься, не постись, если хочешь поститься, постись. Зачем брать благословение, если ты честен перед Богом? Если ты не можешь поститься не вкушая молочного или даже мясного, постись с этим, но так, чтобы ты чувствовал, что ты постишься. Сам реши, от чего ты откажешься постом.
Сам Христос сорок дней постился, голодая в пустыне (Мф. 4: 1–2). И когда сатана предлагает Спасителю, искушая Его, превратить камни в хлебы, Христос отвечает, что «не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Мф. 4: 4). Если человек отказывается от одного рода пищи, просто заменяя его другим родом пищи, то это, конечно, не пост. Для нашего духовного состояния не имеет принципиального значения, какую пищу мы едим. Почему, скажем, мы не едим мяса? Я не знаю почему. И считаю, что знать этого не нужно. Есть дисциплина православного поста, которая сформулирована таким вот образом. Можно, конечно, обратиться к Ветхому Завету и вспомнить, что изначально Господь благословил человеку в пищу все, кроме мяса. Все произрастающее на земле было благословлено Богом в пищу человеку. Об этом говорят первые главы книги Бытия (Быт. 1: 29; 2: 15–16). Животной пищи в раю человек не употреблял. Первое благословение Божье на вкушение мясной пищи мы встречаем после Всемирного потопа, а именно после того, как Ной приносит жертву Богу и заключает с Ним завет. Только тогда впервые звучит благословение на вкушение мясной пищи (Быт. 9: 1–4). Таким образом, Ветхий Завет нам четко показывает, что живое, движущееся, одушевленное никогда не было райской пищей и изначально человеку в пищу не предназначалось. Это одно из объяснений, почему мы не едим пищу животного происхождения во время поста. Мы стремимся приблизиться к райской жизни, к состоянию Адама до грехопадения.
Но по большому счету не имеет значения, почему мы не едим мяса постом. Можно во время поста так поменять свое меню, что будет сытно и комфортно, как и вне поста. Многие люди, их зовут вегетарианцами, никогда не едят никакой животной пищи и преспокойненько себе существуют и очень даже довольны. Можно ведь кардинально поменять кухню, но смысла в посте не увидеть. Вопрос не в том, сколько, скажем, яичного порошка в белом хлебе. А насколько ты вообще способен воздерживаться. Поэтому не думаю, что имеет смысл детально исследовать содержание каких-то «непостных» ингредиентов в том или ином продукте. Важнее понять, что постом пища должна быть простая, хотя необязательно невкусная. Специально готовить невкусно или портить пищу Великим постом не надо. Это неправильно. Иногда мы читаем повествования о жизни подвижников благочестия и встречается рассказ, как монах в одной тарелке смешивал все кушанья, ел это и таким образом боролся с чревоугодием. Мне кажется, для обычного человека это неприменимо и даже странно. Пища должна быть простой, но она не может быть совершенно однообразной, сложно сознательно весь пост питаться одним и тем же. Пусть пища будет в какой-то степени разнообразной. Лучше поменять свое отношение к пище – учиться себя ограничивать. Каждый знает, от чего ему сложнее отказаться.
Поэтому вопрос не столько в том, какие продукты мы едим во время поста, сколько в том, как мы себя утесняем, каким образом мы боремся с этим качеством пожирания, которое в нас живет и лишает подобия Божия, не дает быть похожим на Христа. Вот что важно. Вопрос в том, делаем ли мы наш пост трудным путем, который надо пройти, что-то преодолевая в себе.
Пост: радость и наполненность
Если мы только ограничиваем себя в еде, но не ищем иной пищи, слова Божьего, тогда пост, вне всякого сомнения, превращается в непосильную ношу, в очень тяжелую обузу и ведет человека к унынию, раздражению, к нежеланию поститься. Потому что если ты отказываешь себе в пище, но при этом не наполняешь свою душу, то радости от поста не будет никакой. Не может голодный человек быть радостным, если у него ничего, кроме радости от еды, нет. Если не меняется ритм нашей жизни, как внешней, так и внутренней, то неуспешным будет воздержание. Многие недоумевают, задают вопросы о посте, зачем такое ущемление их личной свободы, зачем умерщвление плоти. Между тем Великий пост – это не умерщвление, а оживление. Великий пост – то время, когда человек должен по-настоящему стать живым, когда он способен ожить.
На литургии Преждеосвященных Даров Великим постом в будни приходит очень мало людей, хотя именно эти службы способны сильнейшим образом духовно насытить человека. В светильнах[7] утренних мы слышим: «Свет сый, Христе, просвети мя Тобою». Этой краткой, но такой емкой и пронзительной молитвой мы в течение всего поста обращаемся ко Христу как к Свету. Мы просим Его просветить нашу душу, помраченную страстями. Услышав однажды это моление, потом всю неделю повторяешь его про себя. Слова молитвы наполняют сердце светом и радостью. Я советовал бы каждому христианину сделать непреложным правилом Великого поста участие хотя бы в некоторых будничных службах, ведь во многих московских храмах они совершаются не только по утрам, но и по вечерам, а значит, возвращаясь с работы, можно вслушаться в эти молитвы и насладиться пением великопостного хора. И пост становится радостным, необходимым и важным. Хочется поститься и поститься и никогда от этого не отступать. Тогда и не возникнет желания за все будничные великопостные «страдания» вознаградить себя в воскресенье пивом с креветками и «постным шоколадом».
Суббота и воскресенье и так уже не пост – богослужения в эти дни включают литургию Иоанна Златоуста и Василия Великого. В этом как раз отмена поста, его послабление, выход из него ради воскресной радости. Звучание воскресных богослужений постом отличается от будничного – это праздник. Если же есть потребность почувствовать дух великопостного богослужения, а прийти в церковь возможности нет, то рекомендую найти текст сегодняшнего будничного богослужения и прочесть его. Это позволит побыть немного в том призыве к свету, которым наполнен Великий пост.
Хорошо бы Великим постом почитать кого-то из святых отцов. Сейчас почти перестали читать святых отцов, все больше у нас норовят по любому вопросу писать священнику. А не лучше ли взять в руки книгу и всерьез прочесть ее? Великий пост – самое подходящее для этого время.
В нашей жизни есть одна-единственная цель – стяжание Царствия Небесного. У нас нет другой цели, кроме как приблизиться к Богу, быть с ним в единстве и спасти свою душу. И пост нас подвигает прежде всего к этой цели. Но могут быть, наверное, глубокие, серьезные цели, поставленные каждым человеком перед самим собой. Мне кажется, очень важно, чтобы человек сформулировал для себя небольшую, но очень значимую для него цель, входя в Великий пост. На пути ко Христу у всякого из нас достаточно разнообразных препятствий, которые созданы нами же самими. Цель Великого поста – это как раз преодоление индивидуальных препятствий. И каждый для себя честно должен определить, в чем они состоят, а осознанию этого способствует покаяние. Оно открывает нам то, что, собственно говоря, мешает нам быть с Богом, что не дает Богу пробиться к нам до конца, вселиться в сердце.
Представление о главной цели размыто, хотя понятно, что это – спасение души. Кажется, вот мы приходим на исповедь, перечисляем наши грехи, причащаемся Святых Христовых Таин, соблюдаем пост, и это и есть путь к спасению. Не думаю, что этим ограничивается наш путь ко спасению. Этот путь в том, чтобы обнаружить в себе нечто, заставляющее нас не прямо идти, а ходить по кругу.
Традиция церковной жизни такова, что нам очень удобно следовать ей. Все определено, проверено, надежно, эстетически наполнено. Есть устав поста, утренние и вечерние молитвы, есть богослужения. Хочешь помолиться, открой молитвослов, прочти Акафист например. Есть потребность в исповеди – иди в храм и исповедуйся. Если не можешь по уставу поститься, совсем несложно к батюшке подойти, взять благословение на послабление поста. Любой батюшка благословит и на рыбку, и на молочное, если тебе очень надо. И можно будет есть, совершенно не опасаясь угрызений совести, – ты же сделал это по благословению, значит, с тебя уже нет спроса никакого. Все можно облегчить, чтобы было удобно, чтобы сильно не утрудиться. Однако это не путь ко спасению.
Путь ко спасению – это тяжкий путь крестоношения. И его проходит каждый по-своему. А перед тем, как начать этим путем идти, необходимо все же понять, какие качества и привычки не дают жить Христу в моей душе, что не дает Спасителю пребывать во мне не в минуту радости только, когда я принял Святое причастие, но постоянно, всегда во мне быть.
Еще один вопрос для поста – распределение своего времени. С одной стороны, пост – это период внутренней сосредоточенности и сдержанности в общении, с другой – время открытости для других в моей душе. Думаю, свое время можно продумать и распределить так, чтобы общению с друзьями посвятить субботнее и воскресное время, а молитве – будни. Это – вполне совместимые вещи, и очень хорошо, если Великим постом мы думаем о том, как поделиться своим временем с теми, кто в этом нуждается.
В нашем внимании и молитве нуждаются усопшие, поминовение которых совершается в родительские субботы второй, третьей и четвертой седмиц Великого поста. Однако, по моим наблюдениям, на богослужения родительских суббот обычно приходят люди, которых уже каким-то образом задела смерть, кто пережил прощание с самыми близкими. Для них важно участвовать в богослужении, по-настоящему соединяющем Небо и Землю. Ведь Бог не есть Бог мертвых, но Бог живых (Мк. 12: 27). Родительская суббота, конечно, открывает понимание этого через богослужение и через внутренний опыт человека.
Родительская суббота – не просто день поминовения усопших, когда мы ставим свечи и вымаливаем души ушедших людей. По седмичному богослужебному кругу суббота – День Всех Святых. В субботнем богослужении поминаются все святые, иными словами – все усопшие, достигшие Царства Небесного. Понимание субботнего дня заключается в том, что наступает день Божественного покоя. Слово «покой» во многих славянских языках звучит как «мир» (по-сербски, по-чешски). Здесь и успокоение человека в Божественном сердце, в Божественных руках – «души праведных в руке Божией» (Прем. 3: 1). Это день свидетельства нашей веры, день нашего успокоения о судьбе усопших, этот покой Божественный распространяется на наши сердца. В День Всех Святых, в субботний день, наши усопшие поминаются вместе со святыми. Это день Церкви живых и мертвых: «Со святыми упокой, Христе, души раб Твоих»[8]. Это свидетельство и нашего понимания и наше исповедание веры в то, что покой для них уже наступил, они уже в руце Божией. И еще один важный смысл этого дня: родительская суббота – это всегда движение к Великой Субботе, предваряющей собой Пасхальный день. Великая Суббота – один из самых значимых дней Великого поста, им заканчивается Страстная неделя, весь Страстной цикл с молитвами у Креста Господня, поклонением Святой Плащанице. Это день особого пронзительного Света. Христос же в это время, по учению Церкви, – в аду. Он в этот день «во гробе плотски во аде же с душею яко Бог» («во гробе плотью, а во аде с душою как Бог»)[9].
Понимание Великой Субботы неразрывно связано с восприятием нашей земной жизни. В Православии есть мнение, согласно которому Шестоднев следует понимать буквально, именно как творение мира за шесть суток. Но возникает вопрос о дне седьмом, который Господь освятил и благословил. Почему в Священном Писании ничего не говорится о том, что день седьмой завершен? Например: «И был вечер, и было утро – день седьмой» – так не сказано. И еще есть святоотеческое учение о дне восьмом как о новом дне вечности – не о сутках восьмых, а о новом дне. В стихире на Великую Субботу говорится: «Благословен еси Он же Сын Божий от всех дней Своих уснул еси».
Церковь свидетельствует, что седьмой день – это и есть наша жизнь. Великая Суббота – день человечества, день, который начался с разговора Господа с Адамом в Раю, когда первый человек получил некие заповеди, когда Сам Господь уже не творит, но человек учится творению, нарекает имена животным, когда человеку вручается мир и Райский Сад, чтобы он возделывал его. Это то время, когда человек говорит о своей жене: вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою, ибо взята от мужа (Быт. 2: 23); когда человеку показано Древо познания Добра и Зла, когда человек совершает грехопадение, изгоняется из Рая; когда Каин убивает Авеля и происходит вся трагедия истории человечества до самого страшного ее момента – Распятия Господа на Кресте. И эта трагедия происходит доныне. Это та самая суббота, день седьмой, когда Господь во Гробе, когда Он сходит во Ад, когда Бог не присутствует в твоей жизни так, как Он присутствовать должен, как тебе кажется. Все это время человек вопрошает Бога: «Где Ты? Почему творятся беззакония?»
«Господи! как умножились враги мои! Многие восстают на меня; многие говорят душе моей: „нет ему спасения в Боге“» (Пс. 3: 2–3). Эти слова, которые произносит человечество, к кому обращены? Они обращены ко Христу, лежащему во Гробе, они обращены к тому Богу, который сходит во Ад, они о том человечестве, которое живет в этот седьмой день, когда Господь не творит. Этот день Господь вручил самому человеку. Человек творит, и к нему можно обратить вопрос: «Что же ты натворил? Что же ты натворил в этот седьмой день?» Поэтому, когда мы задаемся вопросами: «Где Бог? Где Христос? Почему наша жизнь похожа на ад?», на него нам отвечает богослужение – Христос в аду: «во гробе плотски».
Мы присутствуем в мире, в котором на первый взгляд нет Бога, в мире Великой Субботы. Мы присутствуем в мире, где Бог умер, как об этом сказал Ницше. В мире, где Он еще не воскрес. Хочется, чтоб Он воскрес, а Он еще не воскрес. Вот это – состояние жен-мироносиц, апостолов, Петра после распятия. Состояние нашего мира сконцентрировано в Евангелии до одного дня, до переживания этих нескольких минут или до Субботы.
Именно к этому Субботнему дню мы двигаемся через родительские субботы, через познание покоя, примирения и понимание того, что все в руках Божиих.
Мы живем в мире Великой Субботы, и эта Суббота кончится Восьмым днем: «Чаю воскресения мертвых…» – то, о чем мы говорим в «Символе веры». Великая Суббота, как и родительская суббота, – чаяние воскресения мертвых, а наша жизнь в эту Субботу – умирание, смерть, но и воскресение надежды, чаяние воскресения мертвых. В этом весь смысл древнего богослужения.
Такое понимание Седьмого дня, конечно, несовместимо с буквальным пониманием дней творения как суток. Можно по-разному их осмыслять, но мы знаем, что есть тайна Восьмого дня – то, что мы называем «жизнью будущего века», новый день нового творения, в котором живет Правда. Се творю все новое (Откр. 21: 5) – это новый день творения в бесконечном вечном Царстве Христа.
Важно понять, что именно отделяет тебя от Бога. Для того чтобы такое понимание появилось, мы молимся, этому и посвящено время поста. Существует искушение сказать: я живу в обычные, непостные дни, как могу, а в Великий пост поставлю цель, напрягусь и что-то сделаю. Проходит пост, наступает разговение, и все пошло по-прежнему. Конечно, христианин должен всегда пребывать в стремлении к Свету, но только невозможно, к сожалению, жить всегда одинаково. Мы меняемся, мы каждый день разные. Пост немножко приподымает человека. Тот же Иоанн Кассиан Римлянин говорит, что если после Великого поста я не стал хотя бы чуть-чуть другим, не поменял что-то в себе, остался таким, каким был, когда пост начинал, то время это прошло без смысла. Я – несчастнейший человек, потому как провел это время в самоограничении – не ел, не пил, не развлекался, а плода не получил. Лучше бы делал это все, хотя бы было приятно. А то себя во всем ограничивал, а лучше, умнее, светлее, добрее не стал. Такой пост лишает сил и радости, естественно, не приносит.
Бывает, конечно, что нападает состояние бесчувствия: человек не чувствует радости поста, не воспринимает слов богослужения. Но ведь пост – время понуждения. Это время, когда Царство Небесное нудится, силою берется. Пост – такой период в годовом привычном круге календаря, который никогда не проходит сам по себе, «по накатанной». Если ты холоден, душа окаменела, то, чтобы выйти из этого состояния, растаять, ожить, существует пост. Поэтому, когда ты не чувствуешь и не понимаешь, твое понуждение себя, твой настрой на труд срабатывают. Когда ты, несмотря ни на что, встаешь на молитву и прочитываешь правило до конца, когда не позволяешь себе даже незначительного развлечения или отступления, в том числе – в пище, то это самопонуждение раскалывает скорлупу нечувствия.
Конечно, никогда не получится идеально пройти весь путь поста. А пост – это путь. И вряд ли на третий день пути ты скажешь: «О, я достиг цели и могу все оставшиеся дни не поститься!» Иоанн Кассиан Римлянин, мы уже вспоминали выше, говорит о восьми основных человеческих страстях. Это страсти чревоугодия, блуда, сребролюбия, гнева, печали, уныния. Эти первые шесть страстей связаны между собой и идут от чревоугодия. Но еще две страсти – тщеславие и гордыня, они не связаны с первыми шестью, живут сами по себе и возникают в человеке именно тогда, когда он начинает бороться и даже побеждать в себе первые шесть страстей. Кто-то, допустим, начинает бороться с чревоугодием. Вот он на третий день побеждает страсть, как ему кажется, потом падает, на пятый день опять побеждает, снова падает, и вот, наконец, цель достигнута. И тут-то его настигают две остальные из восьми страстей – тщеславие и гордыня. Эти две страсти питаются добродетелью. На ней они вырастают. Это и есть фарисейство – самое неприятное, что может с нами, христианами, произойти. Можно долго жить такой ложной добродетелью – все вроде бы правильно делать: и молиться, и поститься, и помогать ближнему, но при этом быть уверенным в том, что цель достигнута, все уже хорошо. Пост – это время, когда надо плакать, умерщвлять плоть? Так будем плакать и поститься, при этом всем показывать, как мы плачем и постимся, плоть умерщвляем. А Христос говорит обратное: «Давайте будем жить, давайте оживать, давайте свое лицо умоем и голову маслом помажем» (См.: Мф. 6: 16–18). Потому что путь поста – это путь ко Христу, это путь к Свету. Не возбраняется привести себя в порядок и даже, если хотите, зубы почистить.
Постом важно сдерживать себя в количестве употребляемой пищи, чтобы оставлять пространство для пищи духовной. Голод телесный, который испытывает человек во время поста, должен стимулировать голод духовный, взыскующий Христа. То есть, повторяю, человек во время Великого поста не может не испытывать голода, но если он не утоляет его духовной пищей, то обязательно впадет в уныние. Если же наполнять себя светом Христовым через богослужение, через чтение святоотеческих книг, через молитву, понуждение себя на молитву, то как раз освобождается место для Святого Духа.
Пост, измеряемый Евангелием
Мне кажется, очень важная тема – искушения Великого поста. Как-то мне был задан интересный вопрос: «Отец Алексей, Вы поститесь, как апостолы и Христос? Если нет, то почему?»
Мы совсем не знаем, как постились апостолы, потому что, собственно говоря, современная практика Великого поста – сорокадневный пост и затем Страстная седмица – возникли не сразу. Великий пост в том виде, как мы его знаем сейчас, не находим в апостольские времена, в древней истории Церкви и в писаниях ранних отцов. Это еще связано с тем, что к Первому Вселенскому собору (325 г.) дата Пасхи, которая сейчас для всех восточных христиан единая, еще не была таковой. Существовали разные традиции сроков празднования Пасхи. Суббота и воскресенье на протяжении сорокадневного поста в ранней Церкви не были постными днями, потому что в эти дни служили литургию. Поэтому, как апостолы, мы поститься не можем, ведь апостолы не постились так, как постимся мы сегодня.
Главное же состоит в том, что пост предполагает некоторое подражание Христу. Образ поста нам дан в Евангелии, когда Спаситель, после того как принимает крещение от Иоанна, уходит на сорок дней в пустыню, там Он «ничего не ел в эти дни, а по прошествии их напоследок взалкал» (Лк. 4: 2). То есть пост Самого Христа в пустыне был таким, что напоследок Он изнемог и взалкал. И, в соответствии с текстом Евангелия, сорок дней Сын Божий был искушаем дьяволом. Когда говорим о великопостных искушениях, не можем не обратить внимание на те искушения, которые предлагает сатана Христу в пустыне.
Первое искушение – это искушение насыщением: «Если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами» (Мф. 4: 3). Иными словами: докажи, что Ты – Сын Божий в чудесах, докажи что Ты – Сын Божий в силе! При этом происходит очевидная подмена понятий. Съешьте яблоко с дерева познания добра и зла и «будете, как боги» (Быт. 3: 5), – обещал змей Адаму и Еве. Вот и здесь мы видим нечто подобное. Сделай так, чтобы мир бездушный, бессмысленный, неживой сделался основой Твоей жизни. Но Христос отвечает на это: «Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Мф. 4: 4).
Называть себя сынами Божиими можно лишь осознав, на чем базируется наша система ценностей, что мы ставим во главу угла. Человеку бывает нелегко поверить в слова: «Наипаче ищите Царствия Божия, и <…> все приложится вам» (Лк. 12: 31), ведь он живет в материальном мире, законы которого для него очевидны и многократно проверены опытным путем. Эти законы не дают человеку расслабиться: приходится постоянно быть начеку. Но Господь проповедует нечто прямо противоположное.
Дальше Христос в Нагорной проповеди говорит про небесных птиц и про полевые лилии, которые «ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы», «ни трудятся, ни прядут» (Мф. 6: 26–32). Но человеку сложно в это поверить, потому что, как только ты начинаешь забывать о хлебе насущном, об одежде, об устроении своей жизни, все, как кажется, начинает рушиться, уходить из-под ног. Ты теряешь и теряешься, начинаешь проигрывать другим в этом мире. Однако только тогда, когда человек по-настоящему в эти слова поверит, жизнь его действительно может измениться, но измениться с житейской точки зрения не в лучшую сторону. Именно поэтому Слово Божие, Евангельское слово для человека бывает источником тревоги, неуверенности и страха. Ведь человеческая жизнь после встречи с Евангелием обязательно должна поменяться, и чаще всего не в сторону внешнего успеха и благополучия, а в сторону Царства Небесного. Но только после принятия этих слов жизнь может устроиться таким образом, что все в ней встанет на свои места, а нечто, казавшееся важным и нужным, может совершенно уйти из жизни. И окажется, что можно спокойно без этого существовать. Так бывает, если действительно попытаться свою жизнь выстроить иным, чем ранее, образом, во главу угла поставив поиск Царствия Небесного.
Такая позиция и делает человека сыном Божьим. «Если Ты Сын Божий, – говорит сатана, – то сделай так, как я тебе говорю». «Если ты сын Божий, – отвечает на это Христос, – то взыщи прежде Царства Небесного». И не хлебом единым будет жить человек. И, собственно говоря, внутренняя аскетическая цель поста именно в том и заключается, чтобы наконец-то все поставить на свои места, чтобы Царство Небесное и взыскание правды Божьей встали бы для человека на первое место. Именно тогда все оборачивается удивительным образом – камни начинают быть хлебами.
Но хлеб этот не тот, который имел в виду сатана. С образом камня связано имя одного из апостолов. Петр – это тоже камень. И о камнях он сказал: «Сами, как живые камни, устрояйте из себя дом духовный, священство святое» (1 Пет. 2: 5). Загадочный оксюморон[10] – живые камни. Что может быть более безжизненным, холодным, неизменяющимся, чем камень? И вот Петр, сам будучи «живым камнем», обращается с этим же словом к каждому из нас: «Вы, как живые камни, устрояйте из себя Дом Божий». Дом Божий – это Церковь Божия, это народ Божий, это царственное священство, к которому он нас призывает. Это тот самый хлеб Евхаристии, о котором потом нам говорит книга «Учение 12 апостолов», или «Дидахе»[11]. Здесь есть строчка из Евхаристической молитвы ранних христиан, содержание которой таково: «Как сей преломляемый хлеб был рассеян по холмам и, собранный вместе, стал единым, так и Церковь Твоя от концев земли да соберется в Царствие Твое». Мы становимся Телом Христовым, когда священник в молитве эпиклезы[12] возглашает: «Низпосли Духа Святаго на нас и на предлежащие Дары сия». И вот мы – камни, из которых Бог силен воздвигнуть детей Аврааму (Мф. 3: 9), вдруг превращаемся в живые камни, когда ставим на первое место Слово Божие. Это Слово, как сказал об этом апостол Павел, «живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов, и судит помышления и намерения сердечные» (Евр. 4: 12).
Но вернемся к Евангельским событиям. Христос искушаем сатаной в пустыне. Мы часто мыслим таким образом: ну вот конечно Христос был искушаем, но Он же – Сын Божий, а чего стоит истинному Богу пройти эти искушения? Человеку тяжело бороться с сатаной. А Богу просто победить его. Но мы должны очень хорошо понять, что здесь Христос выступает во всей полноте своей человеческой ипостаси. Здесь Христос выступает именно как Сын Человеческий, а не как Сын Божий. Он дает нам этот пример, чтобы мы, в свою очередь, поступали как сыны Божии. Таким образом, здесь Он выступает от имени каждого человека и побеждает эти искушения исключительно как человек. Иначе в чем тогда искушение? Человеческая природа во Христе здесь главенствует и побеждает искушения для того, чтобы каждый человек понял, что ему в течение жизни обязательно придется столкнуться с подобными искушениями.
Перед нами постоянно возникают вопросы: что поставить на первое место? что для меня главное в жизни? Можно даже сказать, что путь поста – это образ человеческой жизни, а Пасха Христова – образ всеобщего воскресения и вечной жизни. Как человек поститься, так он в итоге и живет, как человек живет, таким образом он и постится. Поэтому важно во время поста определить приоритеты, понять, насколько значим для человека поиск Царства Божия? И если Царство Небесное и поиск правды Божией не стоят на первом месте, но – между удовлетворением других человеческих потребностей, то пост, как бы строг он ни был, как бы серьезно ни проходил, теряет смысл.
Очень часто у нас бывает так: «Православие и…», «христианство и…». В нашем приходе произошел комический случай. Один прихожанин, очень хороший человек, увлекается шашками. Однажды подходит он ко мне и говорит: «Отец Алексей, я написал книгу „Православие и шашки“. Хочу, чтобы вы ее прочитали». Я искренне недоумеваю: «Дорогой мой, какое отношение православие может иметь к шашкам?» Прихожанин отвечает очень серьезно и даже торжественно: «Батюшка, православие имеет отношение ко всему!» Тут я только развел руками. Если православие вместе с чем-то занимает первое место в нашем сознании, значит, оно рано или поздно неизбежно оттесняется в лучшем случае в середину списка, а вперед вырывается это самое «и…» – какое-то личное увлечение, какая-то идеология, какие-то личностные амбиции, которые нам так хочется обосновать и подтвердить ссылкой на христианство. Но христианство живо само по себе и с союзом «и» не сочетается!
А вот и второе искушение, предложенное сатаной Христу после поста: «Берет Его диавол в святой город и поставляет Его на крыле храма, и говорит Ему: если Ты Сын Божий, бросься вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею» (Мф. 4: 5–6).
Здесь действительно искушение для каждого человека. Это искушение ставит серьезнейшие вопросы. Что значит моя свобода? Может ли она быть ограничена? Чувство свободы похоже на чувство полета, парения. Ощущение свободы очень важно для человека, ведь свобода – одно из непреложных свойств Божиих. Человек от рождения награжден свободой – удивительным даром свыше. Тот, кто добровольно отказывается от нее, отказывается от любого подвига веры и любви, потому что там, где нет свободы, не может быть настоящей веры и истинной любви.
В чем же тогда заключается наша свобода и каким образом мы ее реализуем? Один человек страшится свободы, потому что свобода – неудобоносимый дар: она требует мужества и ответственности. Другой, наоборот, несмотря ни на что, требует свободы, обосновывая свои притязания тем, что он – сын Божий. Однако происходит это зачастую по наущению сатаны, который внушил Адаму и Еве, а позже и каждому из нас самонадеянную мысль: «Ты – бог, тебе все позволено, ты все можешь, этот мир принадлежит только тебе! Ничего страшного не случится, если ты попробуешь, испытаешь нечто и получишь наконец свой, личный опыт!» Такая ложная установка весьма характерна для современного мира. Личная свобода провозглашается в нем абсолютной и необсуждаемой ценностью, отменяющей де-факто любые нравственные запреты.
На самом деле истинная свобода неразрывно связана с добровольным и осмысленным послушанием. Неслучайно Иисус отвечает дьяволу, одновременно предупреждая и всех нас: «Не искушай Господа Бога твоего!» (Мф. 4: 7). Господь не просто дарует свободу человеку – ради нее Он ограничивает Свою собственную, Божественную, абсолютную свободу.
Если два существа взаимодействуют, необходимо, чтобы одно из них пожертвовало частью своей свободы ради другого. Таков основной принцип счастливого супружества: два любящих человека постоянно ограничивают собственную свободу, муж – ради жены, а жена – ради мужа. Именно для того, чтобы мы оставались свободны, Господь ограничил Свою свободу, Он не вмешивается по большей части напрямую в нашу жизнь, но постоянно призывает нас ко спасению. Человеку трудно понять, что такое воля Божия, что такое промысл Божий о каждом из нас, какова степень нашей личной свободы в отношениях с Богом, Который ведает о нас все, но при этом хочет нашего спасения. И вот на глазах любящего нас Господа раз за разом повторяется грехопадение Адама и Евы.
Когда наша свобода является даром, который приводит нас к Богу, делая нас настоящими детьми Божиими? Это происходит только в том случае, если она основывается на любви и связана с подражанием Богу, потому что свобода Божия, в отличие от человеческой, – не нуждается в постоянном выборе: Бог абсолютен в добре, человек же постоянно вынужден выбирать между добром и злом, совершая насилие над собой. Хочется одного, а делать надлежит нечто совершенно иное. Как христианин, ты стремишься поступать по заповедям Божиим, но все твое существо упорно тянет тебя в противоположную сторону. Даже святой апостол Павел сокрушался: «Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. <…> Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти?» (Рим. 7: 19, 24).
И прохождение поста – это еще одно испытание для человека на пути исправления своей свободной воли. Это вручение своей свободы в руки Божии. Это тренировка свободной воли, чтобы в конечном итоге мы уже не выбирали, не думали, грешим или нет, а чтобы свобода наша была как у Бога – естественным состоянием. Путь духовных упражнений во время поста – молитвы, покаяния, постоянной внутренней борьбы с самим собой – это путь преодоления выбора.
Что такое добродетель? Это свобода, которая не выбирает. Добродетельный человек не думает, что ему надо делать добрые дела, добро для него стало естественным. Скажем, мы – в общем и целом честные люди время от времени можем покривить душой, хотя в основном и стараемся говорить правду. Этим мы и отличаемся от по-настоящему добродетельных людей. У человека, утвердившегося в добродетели, просто не получится солгать. Добродетельный человек верен и в малых делах.
У каждого из нас с детства есть навыки в мелких грехах, на которые мы не привыкли обращать внимания. Преподобный Авва Дорофей (505–565 или 620) пишет о том, как вредит человеку превращение мелких злых страстей в привычку[13]. Мы один раз согрешим, второй раз сделаем то же, а через некоторое время через забвение малых дел засыпает наша совесть, являющаяся критерием свободы в человеке. Мало-помалу человек приучается к небольшому, незаметному злу, которое не замечает, пока оно не становится сильнейшей страстью. И избавиться от этой страсти очень сложно, а всякая страсть, живущая в человеке и являющаяся источником злых дел, уже принадлежит аду. Мы все в основном привыкли к таким малым уступкам со стороны нашей совести. Мы говорим: «Ну чуть-чуть-то можно? Мы чуть-чуть погрешим, пока никто не видит». Сатана нас соблазняет такими уговорами, постоянно заставляя предавать, отступать.
Пост – то самое время, когда человек может разглядеть эти свои малые отступления и задуматься, как они сковывают его и лишают свободы. Здесь можно вспомнить такой образ из художественной литературы – огромный Гулливер лежит на берегу в стране лилипутов, его захватили маленькие человечки, зацепив тонкими веревками, они бегают и глумятся над ним, а он, такой большой, не может даже пошевелиться, не то что подняться. Именно это происходит с человеческой душой, когда она лишается свободы. Вроде бы – хороший человек, ничего плохого не делал, но душа не может и пяти минут помолиться. Или – человек решил, что Великим постом будет делать добрые дела, посещать больных, один раз пришел, второй, на третий забыл, а в четвертый раз ему уже неприятно стало от одной только мысли, что нужно что-то делать. Отступление в малом рождает большое отступление. Каждый маленький грех, нами не замеченный, лишает нас свободы.
Одно из важнейших предназначений поста – приучение к верности «в малом», к трепетному отношению к слову, к трезвой и бескомпромиссной оценке своих поступков. Только верность делает человека действительно свободным, делает его сыном Божьим.
Продолжая искушать Христа, «берет Его диавол на весьма высокую гору и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне» (Мф. 4: 8–9). В данном случае мы сталкиваемся с искушением гордыней, искушением властью, искушением человеческой самостью. Это самое серьезное искушение, которое человека ожидает. Грехи чревоугодия, блуда, сребролюбия, печали, гнева и уныния существуют сами по себе, а вот тщеславие и гордыня поднимают голову именно тогда, когда мы начинаем бороться с первыми шестью страстями. Великим постом с нами такое случается особенно часто, поскольку именно в это время мы уделяем особое внимание молитве, воздержанию и добрым делам. Что-то в нас оживает, мы ощущаем в себе дыхание свободы и вдруг поскальзываемся и падаем в гордости и тщеславии.
Вспомним молитву Ефрема Сирина. В ней речь идет о вещах, крайне важных: «…дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любве даруй ми, рабу твоему…». Авва Дорофей учит: если ты просишь у Бога смирения, то знай, Господь непременно пошлет тебе человека, который тебя оклевещет, оскорбит и унизит. И всякий раз, когда ты что-то просишь у Бога, знай, что просишь у Него благословения на подвиг. Нам бы очень хотелось однажды улечься спать гордыми, тщеславными, нетерпеливыми и раздражительными, а проснуться кроткими, смиренными и добросердечными. Однако такого не бывает. С наступлением великопостных дней лейтмотивом наших молитв становятся прошения о любви, терпении и смирении. Господь отвечает на наш призыв, а мы начинаем удивляться: почему весь год все шло хорошо, а постом началось: и тут меня обманули, и там обошли. Почему же меня все обижают? Почему меня никто не любит? Почему все идет наперекосяк?
Мы не готовы трудиться ради Господа, не хотим понять, что с нами происходит на самом деле. А что же происходит с нами во время Великого поста? Что означает эта череда беспрерывных обид? Но ведь мы сами обо всем этом просим у Бога, просто молитвы наши оказываются необдуманными. Почему Великим постом обрушиваются на нас все эти искушения? Потому, что Господь хочет нашего очищения.
О чем свидетельствует состояние возмущения душевного, в котором мы пребываем? Слово «возмущение» происходит от слова «муть». А откуда эта муть появляется? Представьте себе два стакана: один – с чистой водой, другой тоже наполнен водой, только дно его покрыто слоем толченого мела. Как ни взбалтывай первый стакан, вода в нем так и останется прозрачной, в другом же она сразу помутнеет. К сожалению, мы похожи именно на второй стакан. Мы считаем себя добрыми и хорошими, но Господь-то знает, каковы мы на самом деле, видит на глубине наших душ этот мутный осадок злости, раздражения, гордости, тщеславия, самолюбования и мелочной обидчивости – все то, что мы научились скрывать от окружающих, стараясь «держать марку». Неслучайно Он посылает нам именно тех людей, на которых мы обижаемся, которых не любим, за появление которых в нашей жизни не благодарим Его. Между тем пост – это время, когда каждый должен понять, кто он такой на самом деле и что творится у него внутри.
Так и происходит. Человек наконец-то может понять, какой он на самом деле, что в нем нарывает и болит. Потому что до какого-то момента я терплю других людей, но, как только меня кто-нибудь тронет, я раздражаюсь, гневаюсь и кричу, во мне все клокочет, я уверен, что другие виноваты, потому что не делают так, как хочу я. Но это искушение Великого поста можно воспринимать по-другому, а именно как замечательный урок, милость Божию, посланную в ответ на просьбу о даровании смирения. Пока мы живем в иллюзии относительно себя, с душой ничего не происходит, мы ходим по одному и тому же привычному кругу, никуда не двигаясь. Когда же мы поймем, кто мы на самом деле, тогда появляется реальная возможность стать другими. Как только мы правильным образом определим состояние возмущения – увидим муть, поднимающуюся со дна души, у нас появляется возможность очищения с помощью покаяния. И тогда мы действительно способны обратиться к Богу с искренней молитвой: «Очисти мя, Спасе!» Таким образом, пост – это время самоукорения.
«Господу Богу Твоему поклоняйся и Ему одному служи» (Мф. 4: 10), – отвечает Господь сатане. А как поклоняться Богу «в духе и истине» (Ин. 4:23)? Это значит научиться подражать Христу, потому что Он «кроток и смирен сердцем» (Мф. 11: 29). И вот важнейшее дело, важнейший плод Великого поста – приобретение, пусть пока незрелого, малого, плода смирения.
Уроки смирения, которые мы должны Великим постом понять и усвоить, проявляются прежде всего в общении с нашими ближними. Они – наши учителя в некотором смысле. Если мы поставим себе задачу всегда помнить, что другие люди будут нас учить, а мы будем у них учиться, тогда можно правильным образом разрешать внутренние духовные проблемы.
Конец ознакомительного фрагмента.