Вы здесь

Великий князь Константин Николаевич и Русский Иерусалим: к 150-летию основания. К.А. Вах. Об изучении первого периода создания Русской Палестины. 1856-1864 ( Сборник статей, 2012)

© Авторы статей, текст, 2012

© Издательство «Индрик», макет, оформление, 2012




К.А. Вах

Об изучении первого периода создания Русской Палестины. 1856-1864

«Иерусалимский проект», реализованный Россией на Ближнем Востоке в 1856–1864 гг. по инициативе великого князя Константина Николаевича до настоящего времени не стал предметом специального исторического исследования. В научной литературе о связанных с ним процессах говорилось в самых общих чертах, причем роль великого князя затрагивалась лишь эпизодически[1], а деятельность главного идеолога проекта Б.П. Мансурова в итоге оценивалась с отрицательной стороны[2]. При этом и научные выводы о личном вкладе этих деятелей в начальный период устроения Русской Палестины, и даже констатация исторических фактов исследователями часто выглядят противоречиво[3]. Прежде всего, необходимо дать краткую характеристику используемому нами понятию[4] и обозначить хронологические границы этого исторического явления. «Иерусалимский проект» был разработан при Морском министерстве и инициирован лично великим князем Константином Николаевичем как часть другого проекта по созданию на Черном море Русского Общества Пароходства и Торговли (РОПиТ). Несмотря на то, что большая часть деятельности РОПиТ должна была проходить за пределами страны, МИД России, в силу особенностей исторического момента, изначально не был привлечен к разработке и реализации проекта и представители дипломатического ведомства вынуждены были встраиваться в его структуру уже после того, как он был запущен. Главной задачей проекта РОПиТ, по мысли его учредителей, было восстановление российского влияния в Османской империи на новых принципах, неуязвимых с точки зрения настороженно-недоброжелательного по отношению к России тренда в европейской дипломатии тех лет. Восстановление «религиозного, а следовательно и политического влияния» ставилось разработчиками в зависимость от создания в России «новых и особых денежных источников, которые могли бы быть обращены на улучшение <…> всей обстановки, определяющей там наше значение пред свидетелями нашей деятельности»[5]. Основной идеей проекта была мысль о возможности для России при решении политических и церковно-дипломатических задач на Ближнем Востоке использовать новый инструмент: активную коммерческую деятельность частных российских компаний. В основание проекта РОПиТ было положено существование a priori общности стратегических интересов частного капитала и государства. Эта общность интересов должна была стать особенно явной в случае широкой экспансии российского бизнеса на Православном Востоке. Концепция проекта предполагала обращение усилий всех его участников исключительно на российские национальные интересы в Османской империи, «т. е. на практическое и вещественное выражение оных вне отечества» как «единственное доступное для нас средство утвердить наше влияние после произшедшего переворота в положении восточных дел»[6]. К собственным интересам России в регионе относилось: «возвышение нравственного и общественного достоинства наших агентов на Востоке, размножение числа оных, сравнение их средств, со средствами тех, против кого им приходится действовать, нежаление денег там, где тысячами можно приобрести или сохранить сотни тысяч, возможное обеспечение жизни и положения наших соотечественников, живущих и путешествующих на Востоке, принятие под русское покровительство всех, кто того желает, радикальное уничтожение ненужных и вредных формальностей, наконец основание на Востоке русских заведений для русских и собственно для достоинства Русской Церкви и Русского имени, не зависимо от всяких пропагандных попыток и думая пока только о себе, а не о других. <…> Нам надобно быть более эгоистами, не расточать уверений в наших симпатиях, любить только себя и показывать, что мы о других мало заботимся, зорко наблюдать за всем, никогда не упускать случая пользоваться чужими ошибками, отбросить всякий сентиментализм и мысли о любви к нам и любви к другим, и никогда не довольствоваться тем, что успеем приобрести, а идти всегда далее»[7]. Так из проекта «РОПиТ» выделился самостоятельный проект создания российской инфраструктуры на Ближнем Востоке, и в первую очередь в Палестине. Таким был и политический манифест авторов и руководителей проекта в целом[8].

В деловой переписке тех лет проект создания российской инфраструктуры в Святой Земле называли по разному: то Иерусалимским проектом, то Иерусалимским делом. Палестинский комитет в первое время своего существования также официально назвался Иерусалимским комитетом. Это подчеркивало центральное место Иерусалима на выстроенной умозрительной схеме-карте размещения новых российских учреждений на Ближнем Востоке после Крымской войны. Поэтому и мы сочли возможным ввести в научный оборот термин «Иерусалимский проект» великого князя Константина Николаевича, тем самым связав его с именем человека, который вызвал его к жизни и обеспечил ему необходимую государственную поддержку в первый период его существования. При реализации «Иерусалимского проекта» его создателями был предложен принцип, сочетавший частную коммерческую деятельность РОПиТ с гуманитарной и благотворительной задачей попечения о русских паломниках на Ближнем Востоке. В свою очередь это давало возможность беспрепятственно создавать в странах библейского региона собственный плацдарм проникновения[9], т. е. полномасштабную российскую инфраструктуру по примеру того, что уже делалось на Востоке странами Запада. В итоге, в Святой Земле появился по образному выражению Н.Н. Лисового, «один, может быть, из самых долгосрочных национальных проектов в истории России»[10] известный в современной науке как Русская Палестина.

«Иерусалимский проект» великого князя Константина Николаевича просуществовал с ноября 1856 по 1864 г.: с момента откомандирования Морским министерством на Восток Б.П. Мансурова и до того момента, когда строительство на русском участке близь Яффских ворот Иерусалима официально завершилось.

В очерке А.А. Дмитриевского о державных защитниках и августейших паломниках Святой Земли основание русских подворий в Иерусалиме приписано инициативе императора Александра II, назначившего своего брата Константина исполнителем высочайших предначертаний[11]. Очевидно, что такая «верноподданническая» трактовка исторического материала есть общепринятый риторический прием российских исследователей, работавших в императорской России. Кроме того, чтобы преодолеть сопротивление руководства МИДа и возникавшие повсечасно бюрократические проволочки при реализации «Иерусалимского проекта», сам Константин Николаевич и его сотрудники не раз в документах ссылались на волю и прямое желание государя императора. Высочайшая воля служила и способом защиты и средством давления: смотря по обстоятельствам. Важно то, что исследователь не пишет ничего более этого. О посещении великим князем Константином Николаевичем Иерусалима в 1859 г. Дмитриевский сообщает лишь в связи с кончиной его супруги, великой княгини Александры Иосифовны. В посвященном «первой августейшей паломнице в Святую Землю» очерке, историк упоминает о задачах великого князя в Палестине, занятого «исполнением высочайшего повеления касательно осмотра и приобретения удобных участков земли в Иерусалиме для устройства русских паломнических богоугодных заведений»[12].

Деятельность великого князя Константина Николаевича в исторических работах конца XIX – начала XX в. вообще была представлена мало. Его имя оказалось фактически вычеркнутым из официальной истории России в период царствования Александра III, в связи с резкой неприязнью, которую испытывал к своему дяде этот самодержец. Основанием для нее был и хорошо известный либерализм в убеждениях Константина Николаевича[13], и обстоятельства его семейной жизни, на что особенно болезненно реагировали все дети императора Александра II. После воцарения Николая II ситуация немного изменилась. Константину Николаевичу стали отдавать должное как в трудах, посвященных истории российского флота, так и при изучении Великих реформ 60-х гг. При этом, его имя все равно осталось отрезано от истории русского присутствия в Святой Земле. Почему? Ответ может оказаться на поверхности, если мы вспомним, что практически единственным заказчиком и потенциальным арбитром подобных исторических исследований, как правило, выступало Императорское Православное Палестинское Общество. Создание Палестинского Общества, по сути, представляло собой возобновление независимой от МИДа общественной гуманитарной российской деятельности в Палестине. В этом смысле новое Палестинское Общество (с известными оговорками) было прямой аналогией прежнего «Иерусалимского проекта» великого князя Константина Николаевича[14]. Но в самом ИППО считали тактически не верным признавать такое родство[15]. Кроме этого официальным и признанным преемником Палестинского Комитета была Палестинская комиссия МИДа, с которой ИППО вынуждена была не один год вести бюрократическую войну за приобретение контроля над Русскими Постройками в Иерусалиме. В интересах Палестинского Общества было делать достоянием гласности тот негатив, который проявлялся в деле попечения о русских поклонниках в Палестине со стороны Палестинской комиссии МИДа. В свою очередь, управляющим комиссией был Б.П. Мансуров, в прошлом ближайший сотрудник Константина Николаевича, которому великий князь продолжал оказывать поддержку. И поскольку для ИППО принципиально важно было показать резкое отличие результатов своей деятельности от всего того, что было создано в Святой Земле без участия Общества, – исторический заказ был критическим. Имя великого князя при этом не упоминалось в соответствии с нормами этикета: представителей правящей династии не принято было порицать публично. Но можно было просто о них молчать.

Как ни странно, но эта тенденция с трудом преодолевается лишь в наши дни. Личность великого князя в общих чертах получила освещение в ряде специальных изданий[16]. Фигура же Б.П. Мансурова по-прежнему остается в тени и исследование его роли в создании Русской Палестины все еще находится в зависимости от тех выводов, которые были сделаны А.А. Дмитриевским в начале XX в.