Глава IV
ЧУК И ГЕРДА
Вагонная жизнь опять пошла своим чередом. Постукивали колеса, посвистывал электровоз, позвякивали ложечки в стаканах.
В нашем купе было совсем как дома. Папа читал газеты, мама шепталась со своим кактусом, мы с Алешкой, лежа на верхних полках, смотрели в окно, за которым ничего особенного не было. Одна только большая, совсем бескрайняя степь, над ней – круглое жаркое солнце, да парят в небе большие, вроде орлов, птицы.
Скучновато…
Но странно: поезд шел себе и шел, жизнь в нем текла спокойно и размеренно, но мне почему-то казалось, что вокруг нас происходят какие-то тайные события. Будто в театре, за занавесом, во время антракта, какие-то неведомые люди меняют декорации. Мы спокойно пьем в буфете чай с печеньем и не догадываемся, что когда занавес распахнется, то начнется совсем другое действие – таинственное, тревожное, опасное…
Я не удержался и тихо спросил Алешку:
– Тебе ничего не кажется?
– Кажется… – прошептал он. – Кажется, я в туалет хочу.
И он стал слезать с полки. Но не успел.
Дверь в наше купе широко распахнулась, и на пороге возникла громада нашего знакомого Кота.
– Пардон, – улыбнулся он, – я, кажется, ошибся. – Он обежал глазами купе, остановил свой желтый кошачий взгляд на мамином кактусе и вдруг сделал шаг назад, прикрыл глаза рукой. Будто в ослеплении. – Боже мой! – он мяукнул так, словно ему сунули под нос миску со сливками. – Не может быть! – И протянул свою мохнатую лапу в сторону кактуса: – Это же «Аспарагус магикус»! Не так ли, мадам?
Наша «мадам» немного растерялась, потом вспыхнула и зарозовела. А папа с интересом вынырнул из-за газеты.
– Вы любите кактусы? – спросила мама. – Присаживайтесь. Хотите чаю?
– С удовольствием!
А мне почему-то подумалось, что он больше обрадовался бы блюдечку со сметаной. По хитрым Алешкиным глазам я понял, что и его посетила та же мысль.
Котяра вдвинулся в купе, и в нем стало так же тесно, как у Грини с Кланей.
– Позвольте представиться: Тимофей Васильевич, директор замечательного цирка «Шапито». Следую со своим имуществом на гастроли по великим и бескрайним Кубанским степям… А кактусы… Кактусы – это моя любовь с детства. Мне привила ее моя бедная мама. Два экземпляра я даже представил на Международной выставке кактусоводов в Брюсселе… – И он начал, прихлебывая чай, трепаться о своей любви с детства.
Мама слушала его, прижав руки к груди и широко, как Алешка, распахнув глаза. А папа дружески кивал головой и чуть заметно усмехался, одними глазами.
– Мой кактус скоро зацветет, – сказала мама. – Я жду это событие с нетерпением. Как вы считаете, долго мне еще ждать?
Кот Тимофей оглядел мамин кактус, как больной пациента, или, точнее, как кошка дохлую мышь, и сказал торжественно:
– На днях! Непременно! Это будет сказочный цветок! А вам известно, что «магикус» цветет только раз в сто лет?
– Не может быть! – воскликнула мама. – Как мне повезло!
Но эту восторженную беседу и папину усмешку вдруг прервал хриплый поездной динамик:
– Уважаемые пассажиры! К сожалению, наш состав не сможет прибыть в город Светлорецк строго по графику. Из-за неисправности путей поезд пойдет объездной веткой. Примите наши извинения.
Мы с Алешкой пожали плечами; мама, кажется, даже ничего не поняла, не сводя глаз с кактуса; папа почему-то нахмурился, а Кот Тимофей сладко зажмурился и торопливо распрощался.
Он с трудом, но очень ловко протиснулся в дверь и исчез в коридоре, неслышно ступая мягкими лапами. Сорок пятого размера.
А наш поезд замедлил ход и свернул с главной магистрали. И не сам по себе, а по расчетливой и злой воле недобрых людей. И направился прямо к ужасным опасностям и страшным приключениям, как говорит друг нашего детства неунывающий Буратино.
Но мы этого еще не знали.
А динамик снова захрипел и выдал:
– Алексея и Дмитрия Оболенских начальник поезда просит срочно пройти в его купе.
Мама сделала круглые глаза, а папа усмехнулся:
– Никак без вас не могут.
…А директор «Шапито» (Котяра Тимофей, как мы его с Алешкой прозвали) стал частенько заглядывать к нам. Или подходить к нашим родителям на платформе, когда состав останавливался в очередной раз. И он все время мурлыкал про кактусы, рассказывал про них необыкновенные вещи (такие необыкновенные, что даже не верилось. Например, он уверял маму, что семена кактусов занесены на нашу планету Земля из космоса, с планеты Марс. Их там, говорил он, навалом – будто сам только что оттуда вернулся с гастролей).
С мамой он разговаривал весело и приветливо, а с папой – уважительно. Но когда он вежливо попробовал спросить папу о том, как идет его нелегкая милицейская служба, папа так же вежливо ответил, что он сейчас в отпуске, а когда он в отпуске, то о своей работе старается не вспоминать.
– Понимаю, – сочувственно покивал Котяра Тимофей, – у вас столько проблем. Преступность совсем обнаглела. Сажать побольше надо. Чтоб другим неповадно было.
– Сажаем, – вздохнул папа. – Только я-то совсем другим делом занят. Я в паспортном столе служу.
– Вот как, – мурлыкнул Котяра и, мягко коснувшись папиного мундира, на котором были заметны дырки от орденов, улыбнулся: – А это вам, дорогой мой, конечно, дали за то, что вы своевременно и четко обеспечиваете граждан паспортами?
– И за это тоже, – в ответ улыбнулся папа.
Но странно. Котяра столько раз обещал пригласить нас к себе на чай, рассказать о проблемах циркового искусства, но так и не пригласил ни разу. И проблемы циркового искусства остались нам неизвестны. Зато вскоре возникли другие проблемы, более для нас актуальные.
Сначала мы зашли к «ботаникам». Алешка их так прозвал, очень милое семейство – четвертый вагон, шестое купе. Папа, мама и дочка Настя. Папа и мама – такие умные, жуть. Оба в очках, у обоих волосы на затылке собраны в хвостик, и все время читают. Толстые книги. Что-то в них подчеркивают, что-то выписывают, наверное, студенты. Они и дочку свою припахали. Она во второй класс перешла, и им на лето таблицу умножения задали. Бедная девочка. Сидит у окошка над листком с таблицей и губами шевелит: семью семь – сорок семь.
Алешка ее пожалел, шефство над ней взял, стал помогать. По собственному методу. Расскажет Насте какую-нибудь сказку или фильм. А потом по этому рассказу задачку задает: «У одного волка было семеро козлят. И у одной козы – тоже семеро. Сколько будет семью два?» Настя морщит лоб, хмурит брови и отвечает: «Целое стадо!»
…«Ботаники» сидели с книгами, как обычно. Настя смотрела в окно, теребила косичку и повторяла: «Семью семь – сорок семь».
Мы вежливо поздоровались, я присел в уголке, а Лешка стал заниматься с Настей. Напомнил ей рассказ про Чука и Гека, задал задачку:
– Чук принес три полена для печки. И Гек принес три полена. Сколько всего?
Настя наморщила лоб, нахмурила брови, задумалась.
Алешка подсказал:
– Два мальчика принесли по три полена. Сколько всего?
– Мало.
Алешка терпеливо вздохнул:
– Два мальчика умножить на три полена? Сколько всего?
Настя задумалась, и вдруг ее лицо осветила догадка:
– Два мальчика на три полена! Шесть!.. Мальчиков.
«Ботаники» рассмеялись, Алешка рассердился. Зашел с другого края, со стороны «Снежной королевы»:
– У Кая и Герды был розовый куст. На кусте – три ветки, на каждой ветке по два цветка. Сколько всего?
Настя нахмурила брови, наморщила нос, задумалась.
– Мы пошли, – сказал Алешка. – Думай. Обратно пойдем – спросим.
И мы отправились к начальнику поезда.
По пути заглянули к другим знакомым. Где-то чаю попили, где-то по конфетке получили. А вот у Грини с Кланей – облом. Они так и сидели, зажатые своими коробками и сумками. Только Кланя просунула в щель между ними пустую пластиковую бутылку и жалобно попросила:
– Мальчики, наберите водички.
Набрали, конечно…
– Где едем-то? – спросил невидимый Гриня.
– По степи, – сказал Алешка. – По Кубании.
– Во как! Чтой-то долго.
Мы тоже так считали.
– Большая степь, – сказал Алешка с сочувствием. – Бескрайняя.
В ответ послышалось два протяжных тоскливых вздоха…
Юрий Иванович, когда мы к нему зашли, озабоченно просматривал какие-то бумаги и ворчал:
– Что они там, слонов, что ли, кормят?
– Кто? – спросил Алешка. – Каких слонов?
– Да эти… Шапито. На каждой станции Лельку за продуктами гоняют. Их там, в вагоне, всего-то двое. А жрут… простите, едят, будто целая голодная банда.
– Значит, они все-таки цирковых зверей везут, – предположил Алешка. – Тайком. Чтобы меньше платить.
Юрий Иванович усмехнулся, покачал головой:
– Какие звери, Лех? Звери разве пиво пьют? Разве они сигареты «Ява» курят? Окорочка едят куриные? Пельмени «Сибирские»?
– Ну… – не сдавался Алешка. И намекнул: – Обезьяны, например. Такие умные среди них попадаются. И пиво пьют, и сигареты курят. И окурки с банками в окна бросают.
– Ну, если обезьяны… – Он отложил бумаги. – Я вот с ними разберусь, с окурками, с банками, с обезьянками. И с вертушкой этой, Лелькой. Она первый раз в рейсе. Не хотел я ее брать – молодая, неопытная, а вот навязали. Говорят, она племяшка, что ли, нашему начальнику дороги. Попробуй откажи. – Юрий Иванович вздохнул. – Одни проблемы кругом. Помощник машиниста приболел, с рейса его пришлось снять.
– А что с ним случилось? – озабоченно спросил Алешка. – Собака укусила?
Юрий Иванович смущенно улыбнулся.
– Да нет, никто его не кусал. Детская болезнь приключилась. Съел что-нибудь… Теперь надо замену ему искать. А где? В степи? В чистом поле? – Но тут он перескочил, вспомнив, на другое. – Я вас чего позвал-то? Маршрут следования поменялся, знаете ведь… И я очень рад. Потому что поедем через станцию Солнечная. Поняли?
Конечно, чего тут не понять!
– Эх вы! Не знаете… А на этой станции – музей железных дорог. Там собраны все старые виды паровозов! Во как! Ты вот, Алеха, знаешь, что такое паровоз?
Алешка показал на самовар и нахально заявил:
– Паровоз пар возит. Кастрюлька на колесах.
Юрий Иванович с огорчением рассмеялся, а я не понял: Алешка дурака валяет или в самом деле так считает?
– А что, не так, что ли? Бензовоз возит бензин, молоковоз – молоко. Ну а паровоз – ясно что.
Тут Юрий Иванович раскипятился, как самовар. Или как паровоз. И стал рассказывать. Он много чего наговорил. Много лишнего, по-моему. Но самое главное я усвоил: паровоз – великое изобретение человечества. Не менее великое, чем, например, тепловоз, электровоз или космический корабль.
– Ему ведь ничего не нужно: ни электричества, ни дизельного, ни ракетного топлива. Только уголь или дрова. Кидай их в топку, разводи пары, поднимай давление – и вперед!
– А система блокировки у него есть? – неожиданно и как-то небрежно спросил Алешка. – И дублирующий светофор? Световая сигнализация? Радиосвязь?
Юрий Иванович как открыл рот, так и не закрывал его. Довольно долго.
Наконец опомнился:
– Ишь ты!
И они заспорили. Как два машиниста. Старый да малый. А я как дурак хлопал глазами и переводил их с одного на другого.
«…Реверс, контроллер, диапазон…»
Сначала мне стало стыдно за свою темноту, а потом я сам себя успокоил: и героев кому-то надо кормить. Голодные – какие они герои?
– Не слабо! – выдохнул морской гном и положил Алешке руку на плечо. – Я бы с тобой, парень, в дальний рейс пойти не побоялся.
– Я бы с вами тоже, – признал Алешка. – А скоро эта Солнечная?
– В аккурат через час. – Гном посмотрел на часы. – Я вас позову. Экскурсию сделаю. Директор музея – мой боевой товарищ. – Подумал и признался: – Очень боевой.
…Когда мы шли коридором мимо купе «ботаников», нас перехватила счастливая Настя. Она терпеливо сидела на откидном стульчике и вся сияла.
– Догадалась! – сказала она. – Леш, я догадалась. Про розовый куст.
– Ну? – строго спросил Алешка. – Сколько будет?
– Чук и Герда! – выпалила Настя и посмотрела на него ясными глазами.
Когда мы добрались до своего родного купе, там почему-то сидели за чаем оба «ботаника» – Зина и Женя.
Они приветливо нам улыбнулись.
– Какой славный у вас мальчуган, – похвалила Алешку Зина.
– Вы его ни с кем не спутали? – осторожно спросил папа.
Алешку спутаешь, как же! Разве что с хитрой обезьянкой.
– Под его своеобразным руководством, – добавил «ботаник» Женя, – Настя делает поразительные успехи!
Ага, очень поразительные. Трижды два – Чук и Герда.
Алешка нисколько не смутился от «заслуженных» похвал, забрался на верхнюю полку и свесил голову, чтобы ничего не пропустить из разговора «ботаников» и папы. Я тоже на всякий случай ушки навострил. Но ничего интересного мы не услышали. Взрослые разговаривали вполголоса, короткими загадочными фразами. И вообще – создавалось такое впечатление, будто папа, как Алешка Настю, проверяет их на знание таблицы умножения.
– Путевые документы? – спрашивает папа.
– Все в порядке, – отвечает «ботаник» Зина. – Мне удалось проверить через контролеров.
– А радиоперехват? – спрашивает папа. – Что-нибудь есть?
– Глухо, – отвечает «ботаник» Женя, разламывая печенье. – Одни шифровки идут. Условные фразы.
– А именно?
– «Папа здоров. Колеса вертятся. Родственники готовятся к встрече».
Папа молча кивнул, взглянул на наши любопытные головы над полками и предложил Жене:
– Пойдемте в тамбур, покурим.
Что-то он часто курит. Наверное, из-за новой зажигалки – приятно пощелкать лишний раз.
Они ушли курить, а «ботаничка» Зина стала разглядывать кактус.
– Прелестный цветок, – сказала она вошедшей маме. – Довольно редкий.
Мама расцвела:
– Я привыкла к нему, как к верной собаке.
Лучше бы сказала: «Как к ручному ежику».
Тут вернулся папа, один. И сказал:
– Зинаида Петровна, вы оставьте мне ваши записи.
– Конечно, я их захватила с собой.
– Умница, – похвалил ее папа.
А Зинаида Петровна достала из сумочки вовсе не блокнот с записями, а какой-то небольшой предмет и передала его папе. Он сунул его в карман. Алешка мне подмигнул. Я ничего не понял, но тоже ему подмигнул, на всякий случай.
Зато папа, кажется, все понял и грозно посмотрел на нас.
– А они кто? – спросила мама, когда «ботаники» ушли.
Папа равнодушно зевнул. Так равнодушно, будто ему очень не понравился этот вопрос.
– Студенты, – сказал он. – Заочники. Я их консультирую.
Мама с таким удивлением хлопнула глазами, что послышался шорох ее ресниц.
– Вот уж не знала, что ты еще и педагог.
– Все мы в той или иной степени учителя, – философски заметил папа. – И ученики одновременно. Жизнь нас постоянно учит.