Вы здесь

Великие сражения Востока. Глава 1. БИТВА У КРАСНЫХ СКАЛ – ВЫДАЮЩЕЕСЯ СРАЖЕНИЕ ЭПОХИ ТРОЕЦАРСТВИЯ (21 ноября 208 года) (Роман Светлов, 2009)

Глава 1

БИТВА У КРАСНЫХ СКАЛ – ВЫДАЮЩЕЕСЯ СРАЖЕНИЕ ЭПОХИ ТРОЕЦАРСТВИЯ (21 ноября 208 года)

Русский читатель привык судить о военном искусстве по многочисленным примерам войн, так или иначе касающихся государств Европы. Сочинения греческих и римских историков и полководцев, рассказывающие о великих сражениях и походах; исследования о всевозможных турецких и монгольских нашествиях; книги о Ганнибале и Александре Македонском, Чингисхане и Тамерлане, Наполеоне и Суворове – все они обычно ничего или очень мало говорят о военной истории такой великой и древней цивилизации, как Китай. А ведь это государство точно так же расположено на Евразийском континенте. И мало того, что его военная историография чрезвычайно богата, она имеет свою замечательную особенность. В отличие от истории «европейской» – работ античных историков Ксенофонта, Фукидида, Геродота и других, – ориентированной на подробное изложение наиболее выдающихся битв, «китайская» историография предпочитает хранить лишь «резюме» великих сражений, в первую очередь уделяя внимание теоретическим разработкам военных мыслителей.


Древний Китай


Трактаты по военному искусству начали создаваться в Китае задолго до нашей эры. Самыми известными из них являются сочинения Сунь-цзы и У-цзы.[2] Немалое число подобных произведений было составлено также в начале эпохи «Борющихся царств» (403–221 годы до н.э.), но большинство из них не дошло до нашего времени. Вероятно, наиболее бережно, от поколения к поколению, передавались лишь особо достойные сочинения, и к началу нашей эры на их основе в Китае появился уникальный военный канон У-Цзин. Любопытно отметить, что вся военная деятельность наших замечательных полководцев Суворова и Кутузова во многом подтверждает действительную эффективность китайского военного канона. А о Чингисхане, Тамерлане и Наполеоне достоверно известно, что они знали китайские трактаты о военном искусстве. Но и это еще не все.

В Китае на базе Военного канона сложился образ идеального полководца, олицетворением которого стал легендарный мудрец-даос Чжугэ Лян, ныне популярнейший, всенародно любимый в Китае персонаж знаменитой эпопеи «Троецарствие», экранизацию ключевого момента которой – битвы у Красных скал – отечественные кинозрители имели возможность посмотреть в августе 2009 года. Китайское выражение «Мудрость Чтугэ Лэна» соответствует европейскому «Соломонову решению». Есть в Китае и храм Чжугэ Ляна, и его каменная статуя, а недавно там установлена бронзовая статуя высотой 20 метров и весом 35 тонн – это самое крупное в стране изображением человека в бронзе... Однако этот великий полководец заслуживает известности не только в своей стране – и мы надеемся, что эта статья явится убедительным тому подтверждением.

ИСТОРИЧЕСКИЙ И СТРАТЕГИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ

Период «Борющихся царств», когда китайское государство пребывало в состоянии раздробленности, сменился властью империи Цинь, продержавшейся, впрочем, недолго – с 221 по 207 год до н.э. После короткой гражданской войны в Китае утвердилась династия Хань, просуществовавшая до начала III в. н.э. Ханьская империя являлась одним из крупнейших государств, существовавших на рубеже древнего мира и средневековья. По территории, количеству населения и уровню цивилизации рядом с ней в то время можно было поставить только Римскую империю и центральноазиасткую империю Кушанов.

Хань раскинулась на огромном пространстве от Тихого океана до Средней Азии и от Манчжурии до Индокитая. По переписи 2 года до н.э. в стране насчитывалось около 60 млн человек. Это был народ древней цивилизации, имевшей полуторатысячелетнюю историю. Тотальная централизация власти, столь благотворно сказавшаяся на благосостоянии государства в первые два века империи, в начале нашего тысячелетия начала давать отрицательные результаты. Поскольку правительство нуждалось не столько в толковых, сколько в покорных чиновниках, оно нашло их в лице евнухов.


Китай в эпоху Троецарствия


Практика использования евнухов была в Китае не нова, но во II веке н.э. она превратилась в систему. Постепенно евнухи, набиравшиеся из низших слоев населения, заняли все ведущие должности, образовали своего рода касту и сосредоточили в своих руках власть. Им, осуществлявшим контроль над правительством, подчинялась даже армия. Их не стесняли никакие традиции. Они выполняли любую волю деспота – и при этом при помощи взяточничества составляли огромные состояния, вызывая ненависть народа. Попытка чиновничьих родов, ориентировавшихся на конфуцианские идеалы ранней Хань (т. н. «партии ученых»), свергнуть власть евнухов в 169 году закончилась полным провалом. Ситуацию обостряла череда неурожаев и вызванный ими голод, охвативший в середине II века практически весь Китай.

В 184 году некий Чжан Цзяо, связанный с даосскими сектами, объявил себя воплощением «Желтого неба» – то есть «Неба справедливости», в противоположность «Синему небу» (так восставшие называли династию Хань), небу государственного произвола, и поднял восстание «желтых повязок», в котором приняло участие до полумиллиона человек. Хотя восстание было подавлено, оно сыграло решающую роль в распаде Ханьской империи. Отметим, что движение «желтых повязок» было не только крестьянским бунтом или политическим восстанием. Оно ознаменовалось также мощным идеологическим сдвигом: в противовес официальному и чаще всего поверхностному конфуцианству все большую силу стала набирать философская система Лао-цзы – даосизм.


Крепостная стена Пекина


Несмотря на то, что против династии выступила практически вся страна, перевес сил был все-таки на стороне центральной власти, так как армия осталась верна своему долгу. С регулярными войсками – латными конниками и арбалетчиками – восставшие крестьяне тягаться не могли. Но тем не менее дни империи стремительно катились к закату. Летом 189 года скончался император Лин-ди, оставивший двух малолетних сыновей, которых звали Бань и Се. В результате страна сразу же раскололась на два лагеря, поддерживавших сыновей покойного правителя. Находящиеся в Лояне войска взяли приступом дворец и перебили всех евнухов, а фактически – все правительство. На другой день в столицу явились регулярные войска из Шэньси, и власть захватил полководец Дун Чжо. Чтобы упрочить свое положение, он сместил с трона Баня и заточил его в тюрьму. Вскоре после этого мальчика убили, и на престол был возведен Се под именем Сянь-ди.

Если управление евнухов породило в стране народное недовольство, то солдатский произвол вызвал взрыв возмущения уже у имущих классов. На борьбу с Дун Чжо и армией поднялись крупные землевладельцы и провинциальная знать – класс, успевший сформироваться в политическую силу во время подавлении восстания «желтых повязок». Теперь он начал борьбу с правительством под лозунгом защиты императора и восстановления порядка. «Земское» ополчение разбило войска диктатора, заняло развалины столицы и... распалось на враждующие друг с другом группировки. Между его полководцами не оказалось и тени единства – каждый думал только о себе и поспешил в свой округ, страшась недавних друзей. Преследовать Дун Чжо бросился лишь один-единственный военачальник по имени Цао Цао. Но не его ополченцам было равняться с регулярной армией: Дун Чжо заманил Цао Цао в засаду у Жунъяна и разбил его наголову. После этого ополчение развалилось окончательно, Дун Чжо укрепился в Чанане и, имея в своем распоряжении императора, рассылал указы от его имени.

Но Цао Цао не сдался. Он бежал в родную провинцию и начал серьезно готовиться к войне – объявил рекрутские наборы и обратился к князьям с предложением объединить силы. В 192 году, усмирив очередную вспышку активности «желтых повязок» в своей провинции, Цао Цао включил в свои войска сдавшихся мятежников и в результате оказался во главе сильнейшей армии. Это побудило его устремиться к дальнейшим завоеваниям.


Великая Китайская стена. Начата постройкой в IV–III веках до н.э.


Тем временем Дун Джо, отличавшийся чрезвычайной жестокостью и самодурством, был убит своими генералами, и Цао Цао, дабы спасти беззащитного императора, вывез его в свою провинцию, где император Сянь-ди фактически превратился в его пленника. Этот шаг Цао Цао отнюдь не способствовал объединению страны, наоборот – он стал идеологическим основанием для борьбы с зарвавшимся военачальником. Лю Бэй (162–223), дядя юного императора, поднял свои войска и захватил Сюйчжоу.

Осенью 199 года разгорелась настоящая война за трон. Цао Цао разгромил высланную против него армию, но развить успех не смог: зима приостановила военные действия. Весной 200 года Цао Цао в битве при Байма вновь разбил авангард своих противников. Но в это время у него в тылу, в Жунани, вспыхнуло новое восстание «желтых повязок», и, усмиряя мятежников, Цао Цао потерял темп наступления. Осенью того же года он все-таки возобновил наступление и снова разгромил войска своих противников при Гуаньду, а летом следующего года – при Цантине.

Тем временем неугомонный Лю Бэй перебрался в Жунань и, по примеру Цао Цао, включил в свои войска разбитых «желтых», намереваясь ударить в тыл Цао Цао и взять беззащитный Сюйчан. Однако Цао Цао с легкими войсками форсированным маршем успел вернуться к Жунаню и победил Лю Бэя.

Вскоре войско Цао Цао за счет включения в его ряды сдавшихся отрядов северных губернаторов и «желтых повязок» возросло до 1 миллиона человек. Главной силой армии были латники и конные лучники, которых Цао Цао привлекал щедростью и возможностью быстрой карьеры. Равной армии на тот момент в Китае не было, как не осталось и полководцев, равных Цао Цао по опыту и хитрости. Казалось, власть Цао Цао над всей империей – дело ближайшего будущего. Так думал и он сам, а потому объявил своей целью объединение всего Китая под властью императора, и, усмирив север, направил гигантскую армию на юг, чтобы, во-первых, окончательно покончить с Лю Бэем, а, во-вторых, привести к покорности Сунь Цюаня (182–252), владевшего фактически независимым княжеством У, контролировавшим долину Янцзы.


Великая Китайская стена сегодня


Но в этот момент произошло весьма знаменательное событие: в 207 году Лю Бэй пригласил к себе на службу Чжугэ Ляна, известного под именем «Дремлющий дракон». Согласно легенде, пятидесятилетний член императорского дома Лю Бэй ходил на поклон к простому 26-летнему юноше-даосу трижды; видимо, дела его действительно были плохи, и в конце концов Чжугэ Лян согласился служить ему. В результате события приняли совершенно неожиданный оборот.

ПОЛКОВОДЦЫ

Цао Цао (Мэн-дэ; известен также как Вэйский У-ди) (155–220) – китайский полководец и государственный деятель, поэт, живописец, автор сочинений по военному искусству, потомок Цао Цана, премьер-министра династии Восточная Хань.

Цао Цао – личность весьма неординарная. Для китайцев он является одной из наиболее ярких и узнаваемых фигур национальной истории. В его распоряжении находились самые многочисленные армии древности – числом до миллиона воинов (не менее 2 процентов населения тогдашнего Китая и зависимых от Поднебесной государств: это было рекордом вплоть до эпохи тотальных войн XX века). Он был очень умен, расчетлив, холоден и жесток, обладал военным талантом и имел врожденное политическое чутье. Все эти качества помогли Цао Цао взять вверх над многочисленными противниками.


Есть свидетельства, что такую «повозку для взятия городов» изобрел Чжугэ Лян


Однако все его успехи обеспечивались суровым отношением к подвластному населению и репрессиями в отношении побежденных. Цао Цао имел репутацию чрезвычайно жестокого человека. От подданных он требовал абсолютной и полной покорности и обращался с ними на редкость бессердечно. Палочные наказания даже для высших армейских чинов были у него в порядке вещей. Но, являясь неограниченным диктатором, Цао Цао до самой смерти сохранял внешний пиетет по отношению к императору и предпочитал получать чины и звания от него, нежели присваивать их себе самостоятельно.

Цао Цао не раз терпел поражения, однако благодаря железной выдержке умел извлекать из них пользу, словно из побед: он проигрывал битвы, но выигрывал войны. Он легко мог пожертвовать жизнью друга или брата, если это было нужно для дела, но не любил убивать понапрасну. Он широко практиковал ложь, предательство, жестокость, но отдавал дань уважения благородству и верности, даже среди его врагов, и старался подбирать себе умных и талантливых слуг. Он отлично разбирался в людях и находил своим подчиненным наиболее подходящие должности. Отличные организаторские качества Цао Цао позволили ему собрать боеспособную и слаженную армию.

Цао Цао был представлен ко двору в двадцать лет. Для начала ему доверили командование небольшим пятитысячным отрядом воинов, и вскоре он стал известен как человек, добившийся самой строгой дисциплины среди солдат и офицеров. Окончательно высокую репутацию Цао Цао принесло подавление восстания «желтых повязок», а переломным в его судьбе стал 196 год, когда он явился в разоренный и полностью сожженный город Лоян на аудиенцию к бессильному, всеми забытому ханьскому императору Сянь-ди.

Цао Цао хорошо понимал, что, залучив на свою сторону императора, он сможет претендовать на первые роли в стране, и поэтому уговорил Сянь-ди перебраться в свою столицу Сюй в Инчуани. Переезд ханьского двора на восток и восстановление блеска дворцовой жизни открыли в карьере Цао Цао новую страницу – из малоизвестного и заурядного регионального лидера он превратился в представителя центральной власти, защитника и опору трона. Политический вес его заметно возрос.

В 207 году Цао Цао стоял на пороге объединения Китая под своим скипетром, но в 208 году уступил инициативу Сунь Цюаню и Лю Бэю после сокрушительного поражения в битве у Чи-би (Красные скалы). После поражения в этой битве Цао Цао практически прекратил дальнейшие попытки объединения Китая и в конце концов основал царство Вэй (220–265), занимавшее территорию Северного и Центрального Китая. Лю Бэй в будущем станет основателем возрожденной династии Хань (т.н. Шу-Хань 221–263), занимавшей территорию Западного Китая. А Сунь Цюань сохранит власть У над всем югом Поднебесной и в 229 году также объявит себя императором (династия У прекратила свое существование в 280 году).


Битва у Красных Скал (Чи-би), 204 год


В 208 году Цао Цао было пожаловано высшее чиновничье звание чэн-сяна (премьер-министра), в 213 – официальный титул гуна Вэй и большой земельный надел, а в 216 – высший для знати титул вана. В эти годы Цао Цао находился на вершине своего могущества.

Цао Цао был талантливым полководцем и обладал быстрой реакцией, но, увы, именно про него было сказано: «Настолько умен, что мог бы править всем миром, но настолько жесток, что весь мир на него ополчится». Говорят, эти слова крайне льстили Цао Цао.


Чжугэ Лян (Кун-мин) (181–234) – выдающийся китайский полководец и политический деятель, автор сочинений по военному искусству, относится к тем уникальным историческим личностям, которые уже при жизни стали легендой.


Использование боевых сампанов. Изображение на надгробном камне, датированное 147 годом


Чжугэ Лян родился в провинции Шаньдун; он был вторым из трех братьев. Его детские и отроческие годы пришлись на внезапный крах еще недавно процветавшей династии Хань и разграбление столицы полуварварскими пограничными войсками империи. Отец его, Чжугэ Гуй, был правителем округа, но умер, когда мальчику едва исполнилось двенадцать лет (мать скончалась за два года до этого), и Чжугэ Лян с братьями переехал к дяде Чжугэ Сюаню. В 195 году, когда войска Цао Цао вторглись в Шаньдун, семья Чжугэ вынуждена была бежать на юг. После смерти дяди в 197 году Чжугэ Ляну и его братьям, несмотря на то, что их сестра вышла замуж за очень богатого чиновника, пришлось самим обеспечивать себя и вести крестьянское хозяйство.


Фантастический корабль-дракон. Китай, первое тысячелетие нашей эры. Несмотря на условность изображения, хорошо видно, что судно имеет палубу, оснащено рулевым пером и румпелем


Несмотря на все жизненные трудности, мальчик, обладавший великолепными способностями и феноменальной памятью, получил прекрасное по тем временам образование (согласно преданию, его воспитал отшельник-даос) и в начале III века женился на дочери известного ученого, которая приходилась племянницей правителю округа Лю Бяо. В 207 году Лю Бэй, близкий родственник правителя Лю Бяо, после многочасовой беседы с Чжугэ Ляном был настолько поражен оригинальностью его суждений и великолепным пониманием военно-политической ситуации, что предложил ему стать своим первым советником.


Стилизованное изображение «огненного корабля» эпохи Мин. Такие корабли использовались в битве у Красных скал в 207 году


Чжугэ Лян стал верным соратником Лю Бэя и в 221 году был назначен премьер-министром в созданном последним царстве Шу-Хань. Когда в 223 году Лю Бэй умер, Чжугэ Лян фактически стал править царством от имени его малолетнего наследника и в 224 году провел судебную реформу. Он ни разу не изведал горечи поражения и умер, как подобает воину, в походе, выполняя свой долг.

В завещании сыну он писал:

cite«Не храня в себе покой, нельзя достичь отдаленной цели. А посему учение следует покою, а таланты следуют учению. Без учения невозможно развить свои таланты, а без покоя невозможно добиться успеха в учении...

citeПомыслы должны быть возвышенными и устремленными далеко. Подражать надо мудрым и достойным мужам...

citeНеобходимо иметь обширные познания и гнать прочь недовольство и отвращение. Тот, кто не воспитал в себе силы воли и не способен противостоять соблазнам, погрязнет в мирской пошлости, станет рабом своих страстей и прислужником заурядных людей...»

Не все трактаты Чжугэ Ляна сохранились, но оставшиеся поражают своим своеобразием среди прочих, включенных в Военный канон Китая. Один из них называется весьма красноречиво – «Книга сердца или искусство полководца». В нем Чжугэ Лян называет мудрым такого военачальника, который «совершает непостижимые маневры, каждым решением достигает сразу нескольких целей, превращает неприятность в удачу и неминуемое поражение – в победу». Единственной мечтой полководца Чжугэ Лян полагает службу Отечеству, а в главе «Искусство полководца» так говорит о четырех желаниях военачальника: «Четыре желания таковы: желание необычно вести бой; желание тщательно готовить свои действия; желание сохранять спокойствие в войсках; желание достичь единства помыслов всех воинов».

В народной памяти он остался полководцем, умеющим одерживать победу без боя, что считалось высшим достижением в китайской стратегии. Пожалуй, самым блестящим примером этого является созданная им стратегема «пустого города». История ее такова.

Чжугэ Лян был послан с 5 тысячами солдат в Сичан, чтобы перевезти находившиеся там припасы в Ханьчжун. Едва он отправил половину солдат с припасами, как ему сообщили, что военачальник царства Вэй Сыма И[3] приближается к Сичану с войском в 150 тысяч человек. Чжугэ Лян поднялся на городскую стену и увидел, что у горизонта небо закрыто клубами пыли. Что делать? У него осталось всего 2,5 тысячи солдат, значит, сопротивляться бессмысленно. Тогда он отдал приказ:

– Снимите и спрячьте флаги и знамена с городской стены! Сохраняйте тишину; ослушник, подавший голос, будет обезглавлен. Все четверо городских ворот распахнуть настежь! Пусть у каждых ворот подметают улицу двадцать солдат, переодетых горожанами. Когда подойдет войско Сыма И, пусть никто не действует самовольно.

Затем Чжугэ Лян устроился на одной из наблюдательных башен и, возжегши благовония, начал играть на цитре.

В это время авангард Сыма И достиг городской стены. Увидев столь странную картину, никто из разведчиков не решился приблизиться к городу. Спешно вернувшись к главнокомандующему, они сообщили ему об увиденном. Сыма И сначала рассмеялся, но затем приказал войскам остановиться, а сам отправился вперед, чтобы издали посмотреть на город.


Китайский рисунок, изображающий боевое применение штурмовой лестницы, установленной на повозке


Приблизившись, Сыма И увидел Чжугэ Ляна, который сидел на башне и невозмутимо играл на цитре среди дымков от курящихся благовоний. Слева от него стоял оруженосец, который обеими руками держал драгоценный меч, справа – оруженосец с волосяным опахалом. Через распахнутые городские ворота виднелись простолюдины, спокойно подметавшие улицы и даже не поднявшие головы при появлении вражеского военачальника. Сыма И пришел в сильное смущение. Он вернулся к своему войску и... приказал отступить.

Европейскому читателю эта история, скорее всего, покажется сказкой. Так сражения не выигрывают. Во всяком случае, скажет он, Чжугэ Лян сильно рисковал. Однако при здравом размышлении каждый будет вынужден согласиться, что любое другое действие Чжугэ Ляна в этой ситуации привело бы к поражению.

Драться? Пытаться спастись бегством? Прятаться? Что еще? Поднять руки и сдаться?..

Но тогда... не глупо ли поступил Сыма И? Однако, тот, кто так подумает, скорее всего, никогда сам не стоял лицом к лицу с опасным врагом. И дело даже не в том, что нанести удар спокойно стоящему человеку не так-то просто. Здесь главным является нечто другое – некий психологический момент, которой для большей ясности можно проиллюстрировать историей из русского военного прошлого.

Когда Скобелев перед штурмом туркменской крепости Геок-Тепе в 1881 году лично проводил рекогносцировку местности, возглавляемый им отряд, состоящий из 800 человек, оказался посреди нескольких десятков тысяч текинцев. Гордо сидя на своем белом коне, знаменитый «белый генерал» с невозмутимым лицом спокойно, как на параде, следовал своей дорогой и также в полном молчании следовали за ним его люди. И враги расступались! Если б вырвался хотя бы один крик, одно неверное движение – началась бы беспощадная резня. Но невозмутимое спокойствие русского генерала, словно парализовало текинцев. Благополучно вернувшись в свое расположение, Скобелев не сомневался более, что возьмет Геок-Тепе. Этот случай описан в воспоминаниях достойных людей и не вызывает сомнений. Другое дело, что так вести себя может только очень отважный человек. Человек, который может, как писал Чжугэ Лян, «выразить собой такую уверенность и такую силу, что противник сам сдастся без боя». Вот в чем заключается «истинное искусство полководца».


Статуя императора Янь-Ло с мечом и булавой


Неоднозначным покажется европейцу и другой эпизод из жизни Чжугэ Ляна. У него было принято регулярно давать отдых воинам, сменяя их на боевых позициях другими подразделениями. Однажды такой момент совпал с приближением войск Цао Цао. Все генералы ввиду чрезвычайных обстоятельств советовали Чжугэ Ляну отступить от своего правила и задержать воинов, которым предстояло вернуться домой, но он ответил: «Моя власть в войсках основывается на преданности и доверии. Потерять доверие в погоне за преимуществом – большая ошибка. Воины, которым предстоит смениться, уже собирают вещи, а их жены и дети стоят у ворот, считая дни, оставшиеся до их возвращения. Хотя нам и угрожает опасность, это еще не повод для того, чтобы отворачиваться от должного и справедливого». И Чжугэ Лян разрешил всем воинам, срок дежурства которых истек, возвратиться домой.


Шлем и доспехи (возможно – кавалерийские) с рисунка из «У Пэй Чи» (Wu Pei Chih)


Это известие так тронуло готовящихся к отъезду воинов, что все до единого решили остаться и принять участие в битве...

Всех примеров проявления необычайных талантов Чжугэ Ляна здесь, конечно, не пересказать, поэтому приведем лишь еще один. Известен весьма распространенный вопрос: интересно, кто одержал бы верх, доведись встретиться двум непобедимым полководцам, например – Наполеону и Суворову? Рассуждают по этому поводу обычно много и долго, но к результату так и не приходят. Чжугэ Лян же дает на такой вопрос вполне четкий и однозначный ответ: «одолеть ум другим умом – это дело благоприятного момента». В качестве иллюстрации этой мысли приведу китайское «резюме» одной подобной войны. Имея намного превосходящие силы, правитель княжества Ци напал на княжество Лу. Но правитель княжества Лу вступил с нападавшими в бой лишь после того, как ему удалось изнурить войска княжества Ци. Контратаковав измученного противника, правитель княжества Лу разгромил его окончательно в ходе преследования.

Не так ли поступил Кутузов, столкнувшись с Наполеоном?

Но, быть может, наилучшей иллюстрацией этого положения из трактата Чжугэ Ляна является битва у Красных скал.

ВООРУЖЕНИЕ, ОСОБЕННОСТИ ТАКТИКИ

В период «Борющихся царств», считающийся расцветом воинского искусства Китая, правители стали принимать активные меры для защиты своих владений. На границах и по всей территории сооружались «великие стены», валы, форты и сторожевые башни. Именно в это время начали играть огромную роль укрепленные города; их население процветало, а, значит, процветали производство и торговля. В результате на территории Китая постепенно изменился характер ведения боевых действий. Если раньше войска обходили города и предпочитали сражаться на открытой местности, то с III века до н.э. агрессия все чаще начинала проявляться в отношении городов и укрепленных мест. Появились технические приспособления для штурма и защиты городов: осадные орудия, подвижные щиты, тараны, катапульты и «шагающие башни». Возникла потребность в специалистах по взятию и обороне крепостей, стали разрабатываться каноны этих видов военного искусства.

В развитии военного искусства древнего Китая большое значение имеет период первых централизованных империй (династия Цинь и династия Хань), который включает целых шесть веков: с III века до н.э. по III век н.э. Большинство войн в это время китайцы вели с хунну – кочевниками, населявшими Монголию. У хунну имелась массовая высокоподвижная конница, ее набеги опустошали северные провинции Китая. Борьба с северными соседями представляла для китайской армии значительные трудности: во-первых, китайцы не располагали такими мобильными конными соединениями, а во-вторых, долгое время основу китайской армии составляли боевые колесницы и пехота.


Изображения китайского оружия из «У Пэй Чи» (Wu Pei Chih)


В 214 году до н.э. для защиты от постоянных набегов кочевников китайцы начали объединять в одну систему укрепления, построенные в прошлые столетия на степной границе Поднебесной. Это привело к созданию так называемой Великой стены. Стена эта, представляющая собой земляной вал, облицованный камнем, берет начало от Ляодунского залива и тянется на запад по горным хребтам и берегам рек на расстояние 25 000 км. Высота ее доходит до 16 м, толщина внизу до 8 м, вверху – до 5. Через каждые 100 м имеются выступы для фланкирующего огня. Стену охраняли солдаты, наделявшиеся участками земли недалеко от нее и заводившие там свое хозяйство и семьи.

Сигналы опасности передавались с башен зажженными вязанками хвороста. О численности приближающихся войск сообщали ракетами. Воины, охранявшие стену, обычно были вооружены мечами, арбалетами, щитами и луками трех видов (по силе натяжения). Каждый лучник имел 150 стрел с бронзовыми наконечниками.

Вообще военная техника и военно-теоретическая мысль древнего Китая были передовыми для своего времени. В развитии вооружения китайцы во многом опережали Европу. Здесь уже в 618 году до н.э. существовало некое подобие пушек – китайские рукописи описывают зажигательные ядра, которые выбрасывались из бамбуковых труб. А около 450 года до н.э. в Китае появился арбалет. Особенно массовое распространение арбалетов в Китае относится к династии Хань и несколько более позднему периоду.

Болты – арбалетные стрелы – в Китае и сопредельных странах изготавливались из бамбука или сандалового дерева, имевших необходимую прямизну. Бамбук обычно расщеплялся вдоль, отдельные его полоски склеивались вместе и для предохранения от сырости тщательно пропитывались лаком, а иногда обматывались шелком. Наконечники стрел были различной формы, чаще бронзовые, иногда костяные с прекрасно вырезанными украшениями. Многие из болтов снабжались оперением, выполненным из перьев хищных птиц либо из пластинок тонкой кожи. Некоторые с тыльного конца оснащались бронзовыми наконечниками, которые имели небольшие выступы для захода тетивы. Такие болты считались наиболее дорогими и престижными.


Изображения китайских знамен из «У Пэй Чи» (Wu Pei Chih)


Массовый рост численности пехоты сопровождался повсеместным использованием арбалета, который очень скоро сделал практически бесполезными боевые колесницы. Поэтому в описываемых междоусобных войнах колесницы практически не использовались, их место заняла конница, распространившаяся в Китае под влиянием кочевников.

Многозарядные арбалеты существовали в двух вариантах – как оружие залповой стрельбы и магазинные. Сведения об оружии первого рода появляются в трактате, относящемся ко II веку до н.э. Оно представляло собой станковый арбалет с широкой ложей. В ней вырезалось несколько желобов, в которые помещалось нужное количество болтов. При спуске тетивы все они разом вылетали из оружия.

Принцип залповой стрельбы применялся и в многолучевых арбалетах. В ложе такого арбалета не было отдельных желобов, а существовал один глубокий канал, куда укладывался пучок стрел. Тетива снабжалась специальной накладкой из толстой кожи или железной полосы, название которой переводится с китайского как «ковш». Возможность производить залповую стрельбу из стрелометного оружия значительно повышала боеспособность китайского войска.

К не менее оригинальным китайским изобретениям относится магазинный арбалет. Точные сведения о времени его возникновения отсутствуют, но известно описание многозарядного арбалета конструкции Чжугэ Ляна, составленное в III веке н.э. В принципе, созданное им оружие могло предназначаться и для залповой стрельбы, но размеры болтов, указанные в первоисточнике (длина всего 26 см), скорее предполагают именно магазинное оружие. Тем более что современники проявили к этому изобретению такой огромный интерес, какой вряд ли вызвало бы уже известное оружие.

Наиболее распространенным оружием ближнего боя китайских войск являлось копье. В трактате «Отборные жемчужины вещей и событий» есть такое место: «Копье – деревянное древко и металлический наконечник, идет от Хуан-ди, распространено Кун-мином (прозвище Чжугэ Ляна)». Доспехи пехоты включали пластинчатые нагрудники, кожаные латы и большие щиты. Мечи были длинными, в основном прямыми, однолезвийными, со скошенным острием, предвосхищавшим сабельные клинки. Вместе с тем, согласно китайской традиции, каждый из полководцев выбирал для себя какой-то из особенных видов вооружения – мечи, топоры, алебарды, боевые молоты и плети. Китайские исторические сочинения пестрят рассказами о подобном оружии героев-полководцев – реальном или выдуманном.

Конница в Китае появилась довольно поздно и то лишь благодаря постоянному давлению степных всадников, и к III веку н.э. принципиально не отличалась от известной нам сарматской или позднеримской; так, китайские «катафракты» имели похожие панцири и конскую броню из металлических пластинок, а лучники вооружались «длинными» луками. Нет сомнений, что причиной подобной близости было влияние Великой Степи – уникального посредника в деле трансляции военной моды. Значительная часть китайского вооружения и экипировки, испытав влияние со стороны кочевников, попадала к тем же кочевникам, а затем распространялась по самым дальним уголкам Европы.

Военные успехи Цао Цао были во многом обеспечены его продуманными реформами в экономической сфере и тем, что он умел наладить бесперебойное снабжение армии продовольствием. Добиться этого ему удалось благодаря организации государственных военных поселений (впервые они были созданы еще в 196 году вокруг новой императорской столицы, а затем и в других, главным образом пограничных районах). Цао Цао принимал на поселение безземельных крестьян, искавших убежища от постоянных войн и голода, беглых рабов, бродяг, и при этом обеспечивал всех земельными наделами. За пользование ими новые поселенцы выплачивали администрации Цао Цао налог в размере 50 или 60 % урожая. Своим солдатам Цао Цао также приказал в свободное время осваивать незанятые земли, совмещая строевую службу с обработкой полей.

В китайской армии была хорошо поставлена служба охранения, как на походе, так и на бивуаках. Но войсковая разведка совершенно отсутствовала, и сведения о противниках получали только через шпионов, что, кстати говоря, и способствовало успеху многих стратегем.

Управление войсками осуществлялось голосом, с помощью барабанов, гонгов, знамен и значков. «Забьют в барабаны – выступать; забьют во второй раз – идти в атаку; ударят в гонги – остановиться; ударят во второй раз – отступать». Знамена и значки служили для указания направления движения и для передачи команд на перестроение войск.

При рассмотрении военной истории Китая важно учитывать и то, что в стратегическом смысле большое значение там всегда уделялось дипломатии; идеальным успехом считалась победа без вступления в военный конфликт. В связи с этим существенную роль играли всевозможные интриги, хитрости, обманы и ловушки. Прибегать же к непосредственным боевым действиям рекомендовалось только в крайнем случае. При этом военные операции предлагалось не слишком затягивать. Сунь-цзы говорил: «Я слышал об успехе быстрых военных походов и не слышал об успехе затяжных. Ни одно государство не извлекало выгоды из длительной войны... Армия любит побеждать и не любит затяжной войны...»

Немалое значение в военных трактатах Китая уделялось и, казалось бы, не имеющей отношения к воинскому искусству добродетели правителя и полководца. У-цзы говорил, что «жемчужиной государства является добродетель, а не крутизна ущелий», ибо «в руках хорошего человека даже плохой метод становится хорошим, а в руках плохого человека хороший метод становится плохим». Кстати говоря, именно этот аспект деятельности полководца дает еще одно преимущество в ситуации, когда «ум противостоит уму». Чжугэ Лян всей своей военной деятельностью полностью подтвердил это положение военной науки Китая.

Впрочем, здесь следует учесть одно обстоятельство: под добродетелью китайцы подразумевают не совсем то, что видит в ней европеец. Для китайца добродетелью является точное «соответствие пути» – «никто не должен выходить за рамки предписанной ему роли». И в связи с этим главный вопрос китайской «науки побеждать» заключается не только в том, как достичь победы, но и в том, кто ее достоин.

ХОД БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ

Все люди знают ту форму, посредством которой я победил, но не знают той формы, посредством которой я организовал победу.

(Сунь-цзы; VI, 12)

ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЙ ЭТАП

Когда в 207 году Чжугэ Лян принял на себя обязанности главного советника Лю Бэя, времени для подготовки к неизбежной войне с миллионной армией Цао Цао оставалось крайне мало.

Прежде всего Чжугэ Лян предложил Лю Бэю отказаться от борьбы за гегемонию в Китае как от непосильной задачи и уступить север Цао Цао, юго-восток – Сунь Цюаню, а самому овладеть западом, в особенности богатой Сычуанью, представляющей плодородную долину среди гор. Принципиально новым в его предложении было то, что расчленение Китая из печальной реальности, с которой боролся Лю Бэй, превращалось в ближайшую стратегическую цель.

Затем Чжугэ Лян организовал удачную идеологическую работу по превращению Лю Бэя в глазах народа в истинного героя, подлинного борца за справедливость, что значительно облегчило набор воинов – и уже весной 208 года Лю Бэй разбил выставленный Цао Цао заслон и захватил город Фаньчэн. Цао Цао был этим озабочен и предпринял наступление большими силами, но Чжугэ Лян, искусно заманив высланные Цао Цао войска в ловушку, разбил его авангард у горы Бован.

Цао Цао озаботился еще больше и двинул на Лю Бэя главные силы своей армии. Лю Бэй и Чжугэ Лян начали отступление, и – беспримерный случай! – за ними, не желая оказаться под властью Цао Цао, стало уходить все население. В результате отступление войск, прикрывавших огромный обоз беженцев, происходило очень медленно, и Чжугэ Ляну приходилось проводить множество искусных маневров, чередуя истинные и ложные ловушки, изрядно задерживающие продвижение грозного противника. Чжан Фэй и Гуань Юй, названные братья Лю Бэя, являвшиеся талантливыми боевыми «генералами»[4], прекрасно справлялись с поставленными им задачами.

В конце концов войска Лю Бэя все же были разбиты при Чанфане, но большая часть беженцев сумела переправиться на южный берег Янцзы. Теперь только естественная преграда – река Янцзы – отделяла Лю Бэя и его верных генералов с остатками войска от мощной армии Цао Цао.

Янцзы – широкая река, местами она разливается до 5 км, и форсировать ее без должной подготовки Цао Цао не решился. Правда, при капитуляции Цзинчжоу он завладел огромным флотом, но только что покоренные южане были ненадежны, а северяне сражаться на воде не умели. И Цао Цао разбил лагерь у Вороньего леса, на северном берегу Янцзы, чтобы дать передышку измотанным последними маршами и боями войскам.

ПОДГОТОВКА СРАЖЕНИЯ

Чжугэ Лян тем временем отправился в богатое княжество У к Сунь Цюаню с целью склонить его выступить против Цао Цао. Однако при дворе Сунь Цюаня, располагавшего более чем двухсоттысячным войском, его ждал неприятный сюрприз: Цао Цао опередил Чжугэ Ляна, предложив Сунь Цуаню союз против Лю Бэя. Советники княжества У сразу же отнеслись к просьбе Чжугэ Ляна резко отрицательно, заявив, что у Цао Цао 870 тысяч войска, а у них всего 200. К тому же у северян более двух тысяч судов, и теперь даже Янцзы не является для него преградой. Лю Бэя он уже практически разбил, и та же участь постигнет их, если они осмелятся ему перечить. Сам правитель княжества колебался в принятии решения.

Чжугэ Лян отправился в резиденцию Чжоу Юя (175–210), главнокомандующего княжества У, и постарался убедить его в целесообразности военного выступления против Цао Цао. Да, у северян войск в несколько раз больше, но нельзя не учитывать, что большая часть отрядов Цао Цао составлена из ополченцев только что завоеванных округов. Ударная сила его собственной армии равна примерно 220 тыс. воинов; это действительно грозная сила, но она пришла с севера и очень измотана за последние полгода, а «на излете и самая мощная стрела не способна пробить даже шелковую ткань». Флот Цао Цао значительно превосходит южный – но матросы в него набраны из северян, никогда на воде не воевавших. Главный аргумент Чжугэ Ляна состоял в очевидной вещи: союз с Цао Цао становился первым шагом к подчинению его власти.

Заручившись поддержкой Чжоу Юя, Чжугэ Лян смог склонить Сунь Цуаня к отказу от поддержки Цао Цао. Узнав о том, что княжество У фактически объявило ему войну, Цао Цао рассмеялся: по его мнению, это только облегчало задачу по объединению Китая. Он послал одного из своих генералов во главе большого конного соединения произвести своеобразную разведку боем. Однако Чжоу Юй и Чжугэ Лян предвидели возможность подобной атаки и, заманив отряд северян в ловушку, практически уничтожили его.

После этого успеха главнокомандующий княжества У, окончательно уверившись в правильности своего выбора, разбил лагерь на южном, обрывистом берегу реки Янцзы, неподалеку от места, которое носит название Красные скалы, прямо напротив лагеря Цао Цао.

Тем временем в расположении Цао Цао ситуация становилась сложной. Не привыкшие к южному климату северяне болели тропической лихорадкой, а вынужденные к службе на флоте пехотинцы страдали от морской болезни. В довершение бед умер верный военный советник Цао Цао. В результате диктатор, оставшись без своей «правой руки», совершил стратегическую ошибку. Полагаясь на подавляющее численное превосходство своего войска, он стал готовиться только к нападению, даже не предполагая, что столь малочисленные противники решатся на контратаку. Он полгал, что его армия расположена прекрасно; с одной стороны ее прикрывал лес, с другой – горы, со стороны реки – огромный флот, а с тыла – мощная конница.


Изображения китайских осадных орудий эпохи Мин из «У Пэй Чи» (Wu Pei Chih)


Стратегическая ошибка повлекла за собой ряд тактических. Во-первых, наиболее сильных своих пехотинцев Цао Цао посадил на корабли, предполагая с их помощью сначала одолеть флот союзников, а затем, высадив десант на южный берег Янцзы, разгромить и сухопутные силы противника. А во-вторых, чтобы его «матросы» во время обучения не страдали от морской болезни, он приказал плотно пришвартовать все корабли к пристаням, скрепить их цепями по 30–50 штук и снабдить настилами. Не имея опыта в битвах на воде, он полагал, что такая «армада» не только сможет без проблем победить флот княжества У, но с ее помощью будет намного проще перебросить войска на другой берег.

Чжугэ Лян и Чжоу Юй, через шпионов внимательно следившие за всем, что происходило в лагере противника, решили воспользоваться просчетами Цао Цао и положили в основу своего плана неожиданное огневое нападение. Главной проблемой в осуществлении этого плана являлось наличие сильного юго-западного ветра, который позволил бы их судам наиболее быстро подойти к флоту Цао Цао, а флоту последнего, наоборот, еще более мешал бы действовать.

Расспросив местных рыбаков, Чжугэ Лян выяснил, что резкая смена ветра с северного на южный в этих местах обычно происходит во второй половине ноября – и союзники решили воспользоваться этим. Командующий флотом южан Хуан Гай послал Цао Цао письмо с просьбой взять его к себе адмиралом, а сам тем временем подготовил двадцать судов, нагруженных горючим. На носу этих судов были густо укреплены длинные шипы, чтобы при столкновении с кораблями врага брандеры крепко сцеплялись с ними. Трюмы забили сухой соломой и хворостом, обильно полив все это рыбьим жиром. Поверх была насыпана селитра, сера и прочие легко воспламеняющиеся вещества. Тем временем Чжоу Юй подготовил отборный корпус в 30 тысяч «речных пехотинцев» для высадки первого десанта.

20 ноября, заметив, что погода начинает меняться, Чжугэ Лян покинул лагерь у Красных скал и присоединился к своему господину Лю Бэю, к этому времени подготовившему на северном берегу Янцзы небольшую, но крепкую армию в 20 тысяч человек, и устроил штаб на горах, откуда можно было хорошо наблюдать за разворачивающимся сражением.

ХОД СРАЖЕНИЯ

С рассветом 21 ноября ветер и в самом деле начал смещаться к северу, и легкий бриз вскоре сменился настоящим штормом. Подготовленные брандеры княжества У на всех парусах направились к лагерю северян, следом вышел и весь остальной флот. Цао Цао поначалу спокойно наблюдал за приближением судов противника, полагая, что флот южан, возможно, и в самом деле идет сдаваться. Когда же на передовом корабле вспыхнул огонь, он забеспокоился и отдал приказ остановить корабли Хуан Гая. Однако его скованные цепями и скрепленные помостами суда оказались не в состоянии действовать быстро, а время на рассоединение армады было уже упущено. Заградительный огонь из луков и стрелометов не мог причинить вреда легким брандерам противника, которые ветер гнал прямо на огромное скопление судов северян.

Когда брандеры союзников ворвались в неповоротливую гущу флота Цао Цао, сидящие на привязанных сзади них лодках люди бросили на палубы горящие факелы. Вдобавок моряки Хуан Гая забросали брандеры горящими стрелами. Мгновенно вспыхнувший огонь, раздуваемый сильным ветром, стал быстро распространяться по кораблям северян, наводя ужас на неопытных моряков и вызвав панику, из-за которой многие сгорели, но еще большее количество солдат утонуло, спасаясь от огня.

Воспользовавшись суматохой, возникшей в результате грандиозного пожара, вскоре перекинувшегося с флота Цао Цао на наземные укрепления, десант Чжоу Юя высадился на берег и нанес удар по сухопутным силам северян. Эта неожиданная атака застала армию Цао Цао врасплох, и ударный корпус стал быстро теснить ее, нанося обескураженному противнику значительный урон. Бушующий на ветру огонь и хаос, воцарившийся в лагере, едва не вызвали паническое бегство северян. Однако Цао Цао был опытным и хладнокровным полководцем, он быстро оценил ситуацию и ввел в дело стоявшую за Вороньим лесом конницу.

Наблюдавший с высоты Чжугэ Лян прекрасно видел, что ударный корпус Чжоу Юя не выдержит атаки сильной конницы Цао Цао. Остальная же армия княжества У, возглавляемая самим правителем Сунь Цуанем, начала переправу через Янцзы непосредственно к месту сражения. Однако недостаток паромов превратил ее в такой хаос, что южане явно не успевали поддержать свой десант. Быстро оценив обстановку, Чжугэ Лян отдал приказ корпусу Лю Бэя ударить в тыл коннице Цао Цао.

Поначалу мощная кавалерия северян и в самом деле резко изменила ситуацию на поле боя, оттеснив десантный корпус южан назад к реке и грозя ему полным уничтожением. Но тут подоспел кавалерийский корпус, посланный Чжугэ Ляном, и напор конницы Цао Цао сразу ослаб. Видя, что его конница атакована с тыла, а также что к Чжоу Юю присоединяются уже переправляющиеся войска Сунь Цуаня, Цао Цао отдал приказ затопить оставшиеся корабли и отойти, намереваясь перестроиться и готовить новую битву. Чжоу Юй вновь перешел в наступление, а вскоре к нему присоединился и Сунь Цуань.

Выведя свои войска из тисков, в которые их взяли противники, Цао Цао понял, что надежд на контрнаступление у него нет. Потери были слишком велики, и большая часть войска оказалась деморализована. Поэтому, прикрыв остатки армии сильным арьергардом, Цао Цао решил отойти еще дальше на север. Войска Сунь Цуаня и Чжоу Юя преследовали его, но так и не смогли преодолеть сопротивления вражеского арьергарда.

Тем не менее поражение при Красных скалах привело к катастрофе армии Цао Цао. Во время отступления его войска продолжали нести большие потери из-за начавшейся непогоды. Больные и измученные солдаты северян вынуждены были таскать хворост, чтобы мостить раскисшие дороги для прохода кавалерии; тысячи трупов людей и лошадей устилали путь отступления. К ставке императора премьер-министр привел лишь жалкие остатки изнуренной армии. Лю Бэй тем временем захватил Цзинчжоу и Наньцзян (область к югу от Янцзы), где вскоре основал самостоятельное княжество.

ВОЕННОЕ И ИСТОРИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ

После сокрушительного поражения в битве у Красных скал, основные драматические события которой на самом деле развернулись у Вороньего леса, Цао Цао оправился не сразу. Он считал, что его поражение – это всего лишь стечение неблагоприятных обстоятельств. Однако ситуация в стране после этой битвы изменилась настолько радикально, что ни о какой гегемонии ни одной из трех сложившихся сил в ближайшее время не могло быть и речи. В результате в 220 году Ханьская империя окончательно распалась на три царства: северное, получившее наименование Вэй, где императором стал сын Цао Цао; юго-восточное – У, оставшееся за Сунь Цуанем и его потомками, и юго-западное – Шу-Хань, в котором фактическим правителем вскоре стал Чжугэ Лян. Наступила эпоха Троецарствия (220–280 годы).