Великие равнины. Трилогия. Книга 1. Семейные истории (Клэр Маккартни)

Дом семьи Клэр

Меня зовут Клэр. Все началось с просьбы моей старой подруги опубликовать свои дневники в блоге и издать маленький сборник психологических записок о семейной жизни.

* * *

– Дорогой сынок, ты справляешься с младшей сестрой даже лучше, чем мы с мамой, – сказал Рой.

– Генри, мы никогда не могли бы подумать, что, будучи подростком, ты заботлив с Марией и так по-взрослому рассуждаешь и заботишься о ней, ведешь хозяйство по дому, – говорила Клэр, мама Генри.

…Мы впервые за все время проживания на территории рядом с бедлендом оставили сына Генри одного в это жаркое знойное лето и уехали с отцом Марии по делам, не требующим отложения, чтобы вступить в права наследства от моего покойного первого мужа – отца Генри. Мне нужна была поддержка, и я не могла поехать одна и оставить детей на няню. Все так быстро случилось – нам пришли известия, что необходимо срочно появиться у адвоката, – и за два часа нам нужно было собраться и уехать из дому.

По приезду со встречи мы привезли детям игрушки. Генри очень любил лизунов. Ему мы привезли целую четырехсотграммовую банку белого лизуна. Он был счастлив.

Мой второй муж Рой всегда был отстранен от активного воспитания Генри, но при этом мы жили дружно. Рой никогда не повышал голоса на сына, чему я была очень рада. Мой сын от первого брака – мое сокровище, благодаря ему я осталась жива, во имя этой любви я сохранила жизнь себе после смерти первого мужа. И в благодарность сыну живу сейчас.

Моя дочь Мария очень похожа на своего отца Роя. Так же спокойна, рассудительна и тиха. С Роем и Марией мне легко, но вот с сыном Генри порою бывает непросто. Он – учитель и загадка для моей души. Я задумывалась, откуда в столь раннем, тринадцатилетнем возрасте такая самостоятельность, откуда такая взрослость, зрелая любовь и свобода души к Миру, к нам с мужем и сестре?!

Мэри, моя давняя возрастная подруга, подсказала мне, что я обязана издать книгу о своем сыне, о своей семье и поделиться написанным с другими семьями. Возможно, кому-то эти строки помогут увидеть в своих детях немного больше. Помогут понять и принять их такими, какие они есть, полюбить еще сильнее и с благодарностью доверять им. Отпустить их в личную жизнь, предоставить самим себе, любя своих чад еще больше, сопровождая их верой.

Рой заботился о приемном сыне, но не обнимал его повсеместно. Вероятно, он что-то знал о мужском воспитании интуитивно, я же обнимала сына и Марию так часто, как только могла. Возможно, я обнимала Генри вдвойне за его ушедшего родного отца. Возможно, из жалости. Но мне не хотелось бы выражать свою жалость перед сыном.

Рой продолжал хвалить Генри: «Я не ожидал, честно сказать, даже и не думал, что ты так по-взрослому поведешь себя, когда останешься один дома с Марией, за что я тебе очень признателен и благодарен. Уважаю твою стойкость, ответственность и мужественность в столь малом, но важном для нашей семьи деле. В наше отсутствие к нам в дом могла заползти змея, которых много в нашей округе, но ты не растерялся бы, я думаю. Тем более, все двери в доме были закрыты и вы с Марией просто играли».

Рой правда любит моего сына. Рой любит меня, любит Марию. Я думаю, мой второй муж – это благословение свыше за долгие годы одиночества, когда я воспитывала Генри одна. Встретила Роя, влюбилась, и вот уже скоро наша дочь пойдет в школу.

…Моя подруга Мэри просила, чтобы я просто писала текст – как в блог или дневник, который я веду вот уже пару лет. Она работает в издательстве, знает о том, как мы живем, и о моем блоге в Интернете, который она читает регулярно, и настаивает опубликовать книгу рассказов под предварительным названием «Жизнь Клэр и Генри, ее сына». Чем, в общем-то, я и занимаюсь в настоящее время.

Мое образование психолога пригодилось мне в личной и семейной жизни. Консультаций очно, при встрече, я не веду. Нет времени, да и живем мы далеко от города рядом с бедлендом, где мой муж Рой работает на бензозаправке начальником. Машины проезжают мимо, оставляя нам новые известия. Телевизор на заправке есть, но мы его не смотрим. Люди всегда охотно готовы делиться с нами новостям.

Мы не нуждаемся ни в чем – у нас есть все, что у каждой обычной, средней семьи, живущей в городе. Единственное, что нас отличает и радует, – у нас есть то, чего не имеют другие: тишина раннего утра нашей пустынной территории и прохлада позднего вечера. И так на протяжении уже шести лет, как я переехала к Рою в его дом под горой – местной возвышенностью, образовавшейся тут уже очень давно.

Дом наш деревянный, из бело-серого дерева, одноэтажный, с широкими окнами, занавешенными белыми занавесками. Три кондиционера – в зале, в спальне у детей и в нашей спальне. Одна большая кухня, соединенная с залом-гостиной. Тут же в зале дети играют в игрушки, а иногда и спят, когда изматываются за день и не хотят идти к себе в спальню. Сколько еще мы так проживем, не знаю. Рой задумывается расширять дом, ведь Генри растет и скоро станет взрослым мужчиной.

Наследство отца Генри

Отец Генри был художником. От него остались картины, которые периодически выставлялись и хранились в его старой мастерской. За ней присматривали и периодически пользовались его друзья по творческому ремеслу. С течением обстоятельств я, как законная наследница, и мой сын не вступили в права наследования сразу после смерти мужа, поэтому, дождавшись крайнего срока, когда можно было окончательно принять наследство, мы с Роем поехали и сделали это.

С отцом Генри я познакомилась рано, когда была совсем юной девушкой. Генри родила после непродолжительной семейной жизни. Влюбилась как девчонка, ей я тогда и была. А он просто принял меня. Я благодарна ему за то, что он смог передать мне умение видеть красоту, восприятие прекрасного – картин, природы и самой удивительной из всех вещей – жизни.

Философские мысли для Сары

Каждое утро вот уже много лет мы с семьей просыпаемся, получая благословение природы, являясь ее творением. Наша возможность познания природы в бедленде происходит посредством ее самой. Человек и есть природа. Душа ведет незримо по этому пути.

– Мам, правда, природа в бедленде способствует развитию сознания? Видишь, как я стал хорошо учиться, – говорил Генри, помешивая ложкой свои хлопья, напоминая о вчерашней оценке по биологии.

– Давайте только обойдем споры, дорогие мои Рой и Генри, что первичнее – материя или дух, – сказала я.

– Но, мам, в наших утренних беседах за завтраком, когда ясные мысли в голове, лучше глубоко посмотреть на сам процесс… Природа живет! Тысячи и миллионы живых организмов каждую минуту совершают какие-то действия, связанные с поддержанием и развитием жизни. Человек – не исключение.

– Да, верно. Что ты хочешь этим сказать?

– А то. Давайте зададимся вопросом, что же такое жизнь и ее качество? В чем суть ее? По мне – так это здоровье и все те состояния, что приводят человека к созиданию. Да, к сожалению, жизнь человека знает разрушения, но они лишь подтверждают, подчеркивают, что на контрасте самому человеку определено природой созидание и приумножение, радость и все Светлое. Все то, что культурой веками шлифовалось и просеивалось на пути исследований человеком самого себя.

– Сынок, какие глубокие мысли, – сказал Рой, – я обязательно поделюсь ими сегодня с тетей Сарой. Она любит, когда я ей на заправку приношу от тебя весточку.

Сара была религиозной женщиной, и ей всегда нравились мысли Генри о природе. Они были глубокие и затрагивали ее чувствительное сердце и религиозные чувства. Работала Сара кассиром на автозаправочной станции у Роя.

– Сынок, – продолжала я, – возникали религии; наука, искусство сопровождало нас на пути все это время. Люди разделились на группы и государства, но лишь природа – та ее часть, что следует своим ритмам, – едина в своем потоке. Моему сознанию видится, а душе чувствуется, что человек разрушающий просто выбивается из общего ритма, он учится, набирается опыта, но если урок не усвоен, пропадает без следа. Он неинтересен самой жизни, сотворившей его.

– Удивительно еще и то, что человек обладает свободной волей, – задумчиво произнес Рой.

– Делать почти все, что пожелаешь, в рамках одной планеты и немного в космосе. Интересно, – продолжал Генри.

– Но человек, создавая техносферу, все рвется преобразовать природную среду, как будто бы доказывая, что он достоин в жизни того, что и так имеет, что его самостоятельность отделит его от природы. Но ведь Природа будет с ним вечно! Ведь так, Клэр? – обратился ко мне Рой.

– Парни, заканчиваем. У меня уже голова немного напряглась. В завершение разговора я попробую описать процесс жизни со стороны материального мира, не вдаваясь в религию. Вы знаете, что только страх может приостановить неразумное существование. Однако ученые говорят – многие дети рождаются без этой эмоции, им страх не ведом. Они приобретают его со временем. Я мечтательна. Но, думаю, моих мыслей хватит для того, чтобы представить, как бы жили люди, полностью доверяя природе, не чуя страха. Наши предки, культурные во всех смыслах люди, оставили нам память о себе в произведениях искусства и архитектуры, которые отражают суть жизни, но которые в точности повторить мы не можем, даже имея современную технику. Во мне чувство благодарности за жизнь и возможность прожить ее счастливо.

– Мам, я и Рой согласны. Будет что обсудить вечером. Рой, пойдем, – обратился Генри.

Мои дорогие парни улыбались.

– Да, да. Скорее бы пришел вечер. Папочка, возвращайся домой пораньше! – прокричала маленькая Мария.

– Хорошо, доченька! Я постараюсь.

Мы закончили беседу, стали собираться каждый по своим делам.

Рой с Генри пошли на автозаправку. Сын хотел сам поведать Саре свои мысли, а мы с Марией остались заниматься домашними делами.

Немного о Мэри

В юности у меня было много подруг. Так сказать, по случаю. А в зрелом возрасте осталась только Мэри. Мы ценили нашу дружбу и всегда были взаимно вежливы, правда, за исключением вопроса о том, до какой степени возможно делать в преклонном возрасте что-то эдакое, что можно и в юности, и наоборот. Мэри категорично разделяла все по возрастному принципу, я же к таким вопросам относилась проще. Могла себя в юности вести мудро, а в старости, возможно, буду вести глупо. Я не буду строить из себя мудрость и опытность, будто бы я «пожила и знаю». Не факт и то, что я знаю, как относиться к настоящей жизни, и я смогу судить о ком-то и о чем-то, подавая пример. Я сознательно просто любовью сердца измеряла свои поступки. Так вот, Мэри я просто любила и уважала ее взгляды на жизнь, отличавшиеся от моих.

Хорошо, что у меня была только одна подруга, Мэри. Она была старше меня и опытнее, а потому заменяла мне множество подруг. И потом, пригласить одного человека домой и затронуть с ним в беседе сразу множество вопросов очень удобно. С возрастом я, видно, стала расчетлива, в чем даю себе отчет. Мыслю иногда как мужчина. Обычно у них есть один друг и навсегда.

Мэри в самом своем юном возрасте пришла работать в издательство местной газеты в районе, в котором мы живем. Теперь это издательство благодаря успешным контрактам и развитию бизнеса стало крупным печатным издательством, приобрело свои мощности и продает книги. Им постоянно нужны новые авторы, а Мэри работает теперь не просто секретарем, а начальником отдела по приему новых статей и рукописей от авторов. Она перечитала множество литературы на разные темы и, конечно же, как редактор понимает, в чем соль и насущность того или иного текста. Ко мне она открыта и расположена не только потому, что моя давняя подруга, а еще и потому, что последние три года твердит: «Клер, то, что ты пишешь, многие хотят иметь под рукой в виде книги! Холодный планшет не всегда греет душу и сердце». Я согласилась с ней.

Если в какой-то миг блага цивилизации будут на время недоступны, то книга всегда придет на помощь. В этом я смогла убедиться сама, когда под рукой в одну из холодных пустынных ночей у меня был только фонарик и книга. Порывом ветра оборвало провода. Я и дети остались одни дома, и тетрадка мною придуманных сказок помогла нам скоротать время и преодолеть страх. Рою срочно нужно было уйти на заправку и принять меры, дабы там ничего не нарушилось, ведь обрыв проводов был от самой заправки, а мы живем в трехстах метрах от нее. Я молилась про себя за Роя, когда дети при свете фонарика слушали меня, сидя под одеялом.

Сказка Клэр

«Дети, пока папа решает проблемы со светом, скорее под одеяло! Я расскажу вам сказку…» С этих слов я начала свое повествование.

«Путешествия по другим мирам привело меня к маленькому животному – сурикату. Историю нашего знакомства я и расскажу. Он не хотел как-то, в общем-то, меняться в какую бы то ни было сторону. А просто жил и бродил по берегу нашего неземного океана, очень похожего на песчаный берег обычного открытого моря. Сколько он пробыл в наших тонких мирах, было неведомо, да никто и не спрашивал его. Дело в том, что палец в рот ему не клади, откусит. Но если не откусит, то прокусить может. Ему не нужно было добывать пищу, так как тут, в наших мирах, ее просто незачем даже производить. Все сыты тем, чем наработали за время проживания на земле».

Я замолчала минуты на две, а затем спросила:

– Ну, так о чем это я, дорогие мои?

– О сурикате, – сказала Мария.

– Ты где-то путешествовала во снах, – сказал Генри.

– Да. Ну, так вот. «Однажды я переоделась в белые летящие одежды и стала похожа на фею или на последовательницу белой тантры. И, прилетев к океану, встретила малыша суриката и завела с ним разговор. Поздоровалась. Он, конечно, сделал вид, что меня не видит.

Набравшись смелости, все-таки спросила его:

– Кто ты?

– Откуда прилетела на мой берег ты? – послышалось в ответ от зверька.

– Я Клэр, прилетела из другого мира, чтобы посмотреть на то, как ты живешь. Многие наслышаны о тебе, но никто так ни разу и не осмеливался посетить тебя.

– А что ты хочешь узнать у меня? – спросил сурикат.

– Кем ты был на земле.

– Ммм… ну, был я там когда-то. Как видишь, теперь я тут.

– Я была человеком, им и осталась. Правда, страдания меня все-таки коснулись.

– А я просто был. Сначала зверьком, а потом и человеком. И вообще, зачем нам вспоминать о прошедшем? Не лучше ли жить тут у моря и вольно ходить, тем более, не нужно искать пищи, не так ли?! – громко прокричал зверек.

– Не уверена, что я могу согласиться с твоим настроением. Мне кажется, ты что-то скрываешь о себе в своей душе. Расскажи мне!

– У… ну, опять… Эти женщины все время ищут сокрытое там, где его нет, – и замолчал на пару минут.

Я прервала молчание.

– Так что же произошло такого, что ты не хочешь говорить мне? Я наслышана о твоем странном поведении. Ты кого-то убил?

– Ну, что ты такое говоришь? Если бы я убивал, то не уверен, что мне дали бы возможность поселиться в этом прохладном райском, но пустынном месте. Наверняка напускали бы чертиков с копьями.

– Видимо, ты был осведомленным человеком при жизни? А почему ты тут оказался, сурикат?

– Как тебе сказать… Я переехал машиной одного суриката, бежавшего по дороге мне навстречу. Затем в меня врезался слон, и мне сшибло голову. В общем, история моего ухода из жизни печально трагическая, но до боли смешная. Зачем я поехал в тот день в саванну?!

– Что было дальше? – спросила я».

Дети, затаив дыхание, ждали ответа суриката.

«… – А дальше – грузовик на боку, слон убежал, сурикат – в лепешку, как я понимаю. А над всем этим летаю я… Плачу и вижу, что все, конец. Голову утащили гиены, а тело еще лежит в кабине грузовика. Наверное, слон воплотился в человека, засранец. Вот так быстро убив, проложил себе путь в эволюции. Видать, был наверняка осведомлен… А я не знал, что за сурикатов на небе в суриката превратят. Вот».

Глаза детей округлились, это стало видно даже при свете тусклого фонаря.

«Между мной и сурикатом возникла пауза. Я подумала: «Какого черта меня сюда принесло?» Молчание прервал зверек.

– Расскажи лучше, ты как оказалась среди наших? Мне не так часто приходиться общаться с такими белокурыми красотками, – подмигнул мне своим звериным глазом».

Дети засмеялись.

«– Ты заигрываешь со мной? – поинтересовалась я.

– Ну, если бы мы были на земле, то не упустил бы шанса приударить за тобой.

– Ты был женат?

– Да, пару раз.

– Так вот, с женатыми мужчинами я на подобные темы не разговариваю! – и мы засмеялись. Правда, его смех был немного похрюкивающим по-звериному».

Я стала изображать это смех детям. Генри подхватил и подыгрывал мне. Мария заливалась от смеха.

«– Я жила в Америке, – продолжала я свой рассказ, – у меня было двое детей и горячо любимый муж. Но я давно не виделась с ними. Даже не знаю, кто из них жив на Земле остался, а кто тут болтается, как мы с тобой.

– Ну, может и не болтается, а пирует или горит в преисподней. Правда, понапридумывают люди себе ад. А не так уж он и страшен.

– Может быть, ты и прав.

– А чем ты отметилась в своей жизни? Чего достигла?

– Вырастила добрых и отзывчивых детей».

Дети заулыбались и стали спрашивать в один голос:

– Это про нас, мама?

– Да, дорогие мои, – отвечала я.

– Мамочка, мы тебя любим. Зачем говоришь о смерти? – спросил Генри.

– Дорогой, смерть – это то, что неизбежно… Но я не боюсь ее и вам не советую.

Мы заулыбались. Мария молча прижалась ко мне. Я продолжала.

«– Можно сказать, реализовалась, как мать, по-женски, – вторил мне зверек.

– Можно и так сказать. Откуда такие познания женской души у суриката?

– Книжки читал по психологии и не ел мяса. Ну, черт подери, все равно зверьком сделали тут, на небе.

Мы снова засмеялись.

На берегу, где жил сурикат, никогда не светило ярко солнце, если так можно вообще сказать. Свет лился отовсюду равномерно. Не было ясно, когда день, а когда ночь. Всегда было светло, тепло, свежо и приятно одновременно. Наверное, какое-то очень созидательное высшее существо присматривало за этим райским маленьким уголком, где жил сурикат».

В доме дали свет. Дети ушли в свою комнату. А я мысленно продолжила разговор с сурикатом своей исповедью перед ним. Я поняла, что мне нужно выговориться, что я так мало делала, будучи живущей на земле, все писала и думала о других, а нужно было любить себя. Ценить свои стремления сердца и работать над собой в духовном плане.

Поплакавшись сурикату о своей судьбе, я собралась улетать. Попрощалась. Подалась ввысь, и меня унесло притяжением другой сферы моего сознания и мыслей, где как раз начиналось большое празднество, играла музыка, и было так шумно и светло от фонарей, как в городе во время торжества. Да, бывает там и такое…

Свои сказки о жизни я придумывала и записывала от случая к случаю. Я давала волю воображению, сочиняла и сочетала мысли несовместимые. Воображение играло почти при каждой неожиданной, затруднительной ситуации, как бы проигрывая ее по-иному. Приглашала невиданных зверей принимать участие в событиях моей жизни. Не скажу, что сказки были для детей. Они были для всех, а больше для меня самой. Порой в них использовались взрослые выражения. Это своего рода сказка-терапия. Я счастлива, что могла вообще так поступать, придумывать их и некоторые записывать, то от руки, а то на диктофон. Воображением меня наградил Бог, им я и пользовалась. Чем просто анализировать ситуацию, придумывала сказку и моделировала, проигрывала ее, будучи в ней героем. А затем часто так случалось, что ситуация разрешалась сама собой или я осознавала в процессе сказки, как мне нужно было поступить.

Домашним нравились мои истории. Одобрение добавляло мне энергии к их написанию. В итоге у нас скопилось целое наследство из писем Сьюзи и Пола, а также моих сказок и дневников. Я надеюсь, что даже после моего ухода они будут помогать моей семье.

Мой сын Генри – гей

Во всей нашей семейной истории кроется одна маленькая тайна. Мой сын Генри – гей, которых я встречала немного в своей жизни. Рой, мой второй муж, когда об этом узнал, отнесся к сыну с пониманием, с каким вообще мог, но держался от сына вдалеке. Генри, как всегда, был тих и спокоен. Мы с мужем уже успели построить вторую половину дома еще в прошлом году, и Генри с радостью переехал в новое жилище, где у него была уже своя комната. Генри вырос, стал юношей. Мой сын никогда ничего от меня не скрывал. Иногда периодами он долго молчал, обдумывал, прояснял сам в себе, возможно, подбирал слова, и я знала: он скоро мне что-то скажет. На мой вопрос: «Сынок, что-то случилось и хочешь мне рассказать?» всегда отвечал спокойно: «Да, мам немного позже…» «Хорошо, сынок, я подожду», – говорила в ответ.

Разговор о его сексуальных интересах случился воскресным вечером, до захода солнца. В этот день напарник Роя подменил его, отпустив на семейный ужин, которых было не так много в году. При этом мы, в отличие от многих семей, живем счастливо. Мэри говорит, что это заслуга моя, но я считаю, что обоюдная. Рой очень спокойный муж и любящий отец, а вместе у нас получается очень здорово жить семейной жизнью.

– Пап, мам, – начал Генри, – я интересуюсь парнями, как девушками… Простите.

За столом семейного ужина возникла тишина, из рук Марии выпала ложка, а муж вопросительно и спокойно сказал:

– Ну, что, посмотрим…

Я была в недоумении и молчала долго, как мне казалось. Затем смотрела на сына. Он прятал глаза. Я думала, думала… В моей голове пронеслось столько мыслей, что если бы их все запечатлеть в один видеоряд, то можно было бы снять полнометражный фильм о судьбе нашей семьи, судьбе сына и вообще о моей жизни. Не думала я, что это признание разбудит во мне такой силы воображение, и в этот момент я осознала, насколько связана со своим сыном и возможным его будущим. Эта связь помогла мне прийти в себя, вернуться снова за стол, и за эту короткую минуту, которая длилась вечность, я поняла одно и сказала об этом Генри: «Я люблю тебя». Сын улыбнулся мне в ответ сквозь слезы, глядя на меня заплаканными и покрасневшими глазами. Я его понимала. Этот поступок сказал нам о тайном. Генри открыл семье свои интересы. Осталось только теперь родителям не подкачать и не вести себя как «маленькие дети». Ужин закончился благополучно. Ложку Марии поднял Генри со словами «Держи!», а Мария ответила так, как умела всегда ответить брату: «Ну, ты даешь! Я сама не поверила своим ушам… Вот ложка и выпала». И они заулыбались, и все засмеялись, потому что он целый месяц ходил и молчал, и никто ни о чем не догадывался. Все ждали, что Генри скоро что-то сообщит важное и интересное, но чтобы свои интересы открыть вот так перед всеми… Такое было впервые.

Мы закончили ужинать, прибрались и пошли с Роем спать, думать, что же нам, родителям, теперь делать в этой ситуации? Дети разошлись по комнатам – Генри в свою новую спальню во второй половине дома, а Мария – в старую детскую в первой половине дома, где когда-то они жили с Генри.

– Что скажешь, Клэр? – спросил меня Рой, когда мы легли в постель.

– Что я могу сказать? – ответила я ему, – это сюрприз. Меньше сына я любить не стала. Даже зауважала его больше за то, что открылся нам на семейном ужине. Значит, мы ему дороги и он нам доверяет, это многого стоит. А ты что скажешь?

– Я немного растерялся, но ты же знаешь мой характер, – ответил Рой, – поэтому я спокойно ему и сказал: «Поживем, посмотрим». Наверное, он скоро захочет встречаться с парнями. А вдруг произойдет переосмысление, и ему станут интересны девушки? Я не спешу его судить. Ему еще пока 17 лет. Все может поменяться. Вспомни наши шумные компании в молодости – мы как-то переросли их.

– Да, переросли, – отвечала я, – «Посмотрим» – теперь и я тебе отвечу. Но мое материнское сердце волнуется за него все равно. Мы живем в христианском обществе, и это грех – подобные отношения.

– Клэр, но мы же не христиане! Дорогая, мы вышли с тобой из хиппи и повидали многое. Любить Бога, жизнь и мир мы не стали меньше. Научились прощать и сострадать. Посмотрим, дорогая, посмотрим. На сердце у меня спокойно и тревожно одновременно, но тревожно от любви к нашим детям. Я уважаю признание Генри. Мне бы было не очень приятно узнать о таком случайно, например, застать его в постели… или случайно увидеть переписку с его парнем. Все-таки я гетеро, и не помышлял о парнях.

– Спасибо тебе, Рой, я благодарна, что ты так бережно относишься к моему… нашему сыну… он хоть и не родной тебе.

– Клэр, он НАШ сын. Я не был никогда к нему холоден, но и не обнимал его так нежно, как ты. Может в чем-то и моя вина есть? Хотя душа человека свободна и выбирает сама свой жизненный путь…

– Да, дорогой, я согласна.

– Мы любим наших детей и не дадим никогда их в обиду.

– Да.

– Доброй ночи… Ложись спать, Клэр. Пусть тебе приснятся ангелы.

– Благодарю, Рой.

Так тихо и спокойно, полюбовно мы пообщались с мужем.

Вы знаете, ситуация с сыном даже еще сильнее сблизила нас. Мы стали более открыты, душевны друг к другу. И стали задумываться о будущем Генри и его возможной женитьбе на ком-нибудь из парней. У Роя это обычно были очень мужественные персонажи – байкер, военный, водитель гоночной машины, молодой дальнобойщик или ковбой. У меня же – мирные тихие музыканты и работники образования. В одном наши вкусы по поводу будущего избранника Генри совпали, когда нам вдруг одновременно пришла мысль о финансовом директоре или владельце банка. Беседуя по данному вопросу, обычно смеялись. Мы долго размышляли об этой ситуации, так как нам было непривычно такое положение вещей. Обычно на словах «нам же еще и дочь замуж выдавать» мы заканчивали свои беседы.

Отец Роя

Я всегда задумывалась, откуда у Роя такая любовь ко всему и ко мне в частности? И ответ нашла – от общения с его покойным отцом, ныне ушедшем от нас. Судьба подарила нам десять лет общения с ним.

Отец Роя был военным, воевал с фашистами на стороне США. Его рассказы о годах войны во время наших встреч всегда трогали душу. Его жена, мать Роя, умерла раньше, и последние десять лет его жизни мы приезжали в Майнот и общались с ним, подолгу гостили, обычно неделю. Он был рад внукам и рассказывал о своих подвигах. Мы наблюдали, как он бережно относился к покойной жене. Фотография Сьюзен стояла напротив обеденного стола, так что каждый всегда мог видеть ее лицо. Мы все время слышали только слова любви к ней. Вот откуда спокойствие и любовь моего мужа ко мне, теперь понимала я. За надежным плечом Роя я счастлива и любима.

Мы пробовали однажды знакомить дедушку с общей знакомой Мэри в надежде, что ему не будет так одиноко, когда мы уезжаем обратно домой, в бедленд, но долго он не мог общаться с другими женщинами, все время вспоминал свою Сьюзен и не готов был расставаться с воспоминаниями о ней. Я благодарна и признательна ему за то, что он смог передать свою любовь к Сьюзен моим детям – его внукам, и своему сыну Рою. Это помогает нам в семейной жизни.

Знакомство Пола и Сьюзи

История жизни и любви отца Роя – Пола и его матери, Сьюзи, была для меня неожиданным открытием.

Они познакомились на ферме отца Сьюзи, ее семья проживала в Великих равнинах. Молодой Пол служил в армии, и в тот период его часть находилась недалеко от фермы. Однажды так вышло, что командование части дало поручение Полу и его сослуживцам поехать на ферму и по возможности закупить продукты у фермера. Семья Сьюзи держала крупный рогатый скот и выращивала злаковые, чтобы прокормить себя и скотину. Пол тогда был юношей, прыти и задора ему хватало, чтобы привлечь к себе внимание. Сам Пол, уже будучи дедушкой, всегда с легкой улыбкой рассказывал эту историю. Уж по нему было видно, каким щеголем он был в те годы! Его глаза горели. Он мог обаять любую девушку, но со Сьюзи пришлось вести себя немного иначе.

Когда Пол приехал на ферму, его встретил отец Сьюзи, они о чем-то договорились, а единственная дочь фермера в это время наблюдала за ними из окна дома. Ей сразу понравился Пол, однако, зная нрав своего отца, она не смела выйти просто так во двор, но, на ее счастье, в доме не оказалось воды. Она быстренько взяла ведро и пошла на улицу к новому колодцу, что недавно вырыл ее отец около дома.

У Сьюзи были длинные волосы, которые она закалывала в хвост, и она носила простое платье для работы на ферме.

Проходя мимо отца и Пола, она не старалась как-то обратить на себя внимания, но прошла очень близко от них, и ей все-таки удалось быть замеченной Полом. И тут-то все и началось.

– Скажите сэр, а эта девушка – Ваша дочь? – спросил Пол.

– Да, а тебе-то что? – хмуро ответил отец Сьюзи.

– Она красавица… – сказал Пол, – можно я познакомлюсь с ней?

– Солдат, – ответил фермер, – у нас с тобой чисто деловые отношения, и мы не ищем пока что жениха своей дочери.

– Но, сэр, разве стоит так долго пропадать такой красоте в неведении?

– Поговори мне еще! Я возмущен. Не уверен, что Сьюзи захочет пообщаться с тобой, солдат…

– О, да. Меня зовут Пол, – и наш дед протянул нашему прадеду руку. Они пожали друг-другу руки, чего не сделали сразу, когда Пол приехал за провиантом, так как он сразу начал с дела, даже не познакомившись.

– Сьюзи, – крикнул фермер, – этот молодой человек хочет поздороваться с тобой и говорит, что ты красива!

– Да?.. Так что ж он так далеко стоит, боится, что ли, или нет сил помочь девушке принести воды? – улыбаясь, удивленно сказала наша дорогая бабушка Сьюзи.

Тут Пол выпрямился, отдал честь фермеру и солдатской походкой промаршировал к колонке, где стояла Сьюзи с ведром воды в руках, чем очень рассмешил ее. Это на удивление понравилось ее отцу, который всегда мечтал быть военным, но жизнь распорядилась по-иному, и свои заботы о будущем Америки он выразил в том, что посвятил себя земледелию.

– Чудной, – сказала Сьюзи, – бери ведро и неси в дом.

Пол взял ведро и осторожно и уверенно занес его в дом, поставил туда, куда указали. Отдал ей честь и вышел, сказав, что он еще раз обязательно вернется. Вернуться ему второй раз не удалось – командование его послало в другую часть, и связь с увиденной единожды возлюбленной была утеряна, но чудом восстановилась через отца Сьюзи. Однажды Пол встретил нашего прадеда в городе на рынке, где обычно собираются фермеры. Пол так же, как и прежде, занимался закупкой провианта. И вот, случайно встретив отца Сьюзи, написал пару слов ей и попросил передать письмо, оставив в нем обратный адрес.

Фермер сказал Полу: «Наверное, я неправильно поступаю, и как надежному отцу, мне должно беречь честь моей дочери и внимательнее относиться к возможному избраннику, будущему мужу своей крошки, но, если ты так настойчив и все еще помнишь о ней, я помогу тебе и отвезу письмо. Наверное, моя любимая дочь будет рада. А там решит Господь». Так завязалось общение Сьюзи и Пола по почте, и эти письма бережно хранятся в нашей семье. Нам посчастливилось их сохранить, некоторые даже перевести в электронный вид, и читать детям, когда они спрашивали о бабушке и дедушке.

Первые письма Пола и Сьюзи

«Дорогая Сьюзен, наша случайная встреча неслучайна. Я влюблен. Разреши мне общаться с тобой в письмах?

Ниже мой адрес. Напиши пару строк».

«Ах, дорогой Пол… Я думала, ты забыл обо мне. Как же обрадовалась я, когда папа принес от тебя весточку. Я рада! Солнце стало светить мне еще ярче».

«Сьюзи, завтра я иду в поход. Много поручений. Говорят, неспокойно в Европе. Если меня отправят на военные действия, то я бы не хотел прерывать общение с тобой в письмах».

«Пол, береги себя! Но почему ты едешь, а не кто-то другой?! Не понимаю… мы только нашли друг-друга, и папа хочет выдать меня замуж. Я сказала, что готова выйти за тебя… а ты уезжаешь…»

«Дорогая Сьюзи, я вернусь непременно, и мы поженимся. Передай отцу мои серьезные намерения. Вот эти строки для него: «Уважаемый мистер …! Я обещаю вернуться с войны и жениться на Вашей дочери. Дождитесь. С уважением, Пол».

* * *

Знаете, больше всего мы были счастливы с детьми, что семья Сьюзи дождалась! Что бы было, если бы не мудрость отца и вера в любовь его дочери Сьюзи. Не было бы Роя, моего дорогого супруга, и не было бы Марии, моей дорогой дочурки. Берегите друг друга и задумывайтесь о том, что нет ничего случайного.

Спасительные письма Пола и Сьюзи

«Привет, Сьюзи! Я сегодня проснулся несказанно рано. Не привык я к европейскому времени. Все тут как-то по-иному, но самое главное, что нет тебя. Даже корни родства Европе в душе не прорастают, хоть и родом мои предки из Франции.

Война – это тяжелая жестокая вещь, но твои письма и любовь меня спасают.

Твой Пол, от всего сердца, полного горячей любви».

«Здравствуй, дорогой Пол! Отец прочитал случайно некоторые письма из нашей переписки. И сказал мне, что мы тебя обязательно дождемся! А потом я плакала и радовалась сквозь слезы. Отец молчал.

Этой весной у нас рано ощенилась собака и принесла котят кошка. Ранее она отъелась на фазанах. Кто их завез в наш край, не знаю, но если бы у нас жили только индейки, мне было бы спокойнее. Эти же коричневые кричат день и ночь, а мяса с них – совсем крохи, только что перья. Кошка поймала одного и принесла котятам. Перья я забрала себе и решила одно перышко отправить тебе в подарок. Путь оно будет для тебя символом незаметности для врага, чтобы пуля не коснулась тебя.

Твоя дорогая Сьюзи. Целую!»

«Привет, Сьюзи! Лучше бы ты прислала мне пару твоих волос или целую прядь. Я, как воинственный гном, мечтающий о волосах прекрасной феи, еще сильнее стану любить тебя. Душу греют твои письма, а тело и губы грели бы твои волосы… Что уж там сказать, целовать перья фазана я не стану, а вот прядь твоих волос – вполне.

Твой Пол».

«Дорогой Пол, ты мой дурашка! Ну, кто ж будет целовать перья фазана?! Пускай они придают тебе силу, как индейцам их перья. А мои волосы ты найдешь в этом конверте.

Папа немного приболел, я ухаживаю за ним. Стала к нему во сне приходить мама. Не знаю, к чему это. Тетя говорит, что старик хочет покинуть нас, но мы его горячо любим и не дадим в обиду. На ферме нынче жарко и урожая будет мало. У нас спокойно, только волнуются все о близких, которые на войне. Город богатеет. Читаем все время газеты о делах армии. Да еще местные выборы, но мы с отцом далеки от политики, так что просто с верой и любящим сердцем ждем твоего возвращения.

Горячо любящая, твоя Сьюзи».

Первая влюбленность Генри

Однажды Генри пришел с подготовительных курсов для поступающих в ВУЗ и признался мне, что ему понравился зрелый мужчина, преподаватель. Юношеское волнение Генри усилилось, когда выяснилось, что преподаватель – гей. Что делать было мне в ту пору, я не знала… Хорошо, что я помнила о том, что проходила на психологических курсах, затем вспомнила себя в юности, когда впервые влюбилась по-настоящему и всецело готова была отдаться любви и своему мужчине. У детей в их первой влюбленности, конечно, что-то есть схожее с родителями, но, во-первых, Генри парень, и у них немного иначе, я так думаю, чем у девочек. Затем я достала книгу о сексуальном созревании подростков и начала читать. Я подумала, что, наверное, нужно привлечь Роя, и решила только поспрашивать его о том, как у него было в первый раз… Рой вышел из добропорядочной и душевной семьи, где все ценили друг друга, поэтому я могла доверять ему, и он точно сказал бы, как лучше поступить. Да и вообще о первом сексуальном опыте своего второго мужа я не знала ничего.

Встреча Стива и Клэр

Мы с Генри уселись в зале, пока Мария занималась наведением порядка в своей комнате, и я решила с ним поговорить.

– Сынок, – начала я, выдержав паузу, – как планируешь быть с мистером преподавателем?

– Не знаю, мама… Думал познакомиться с ним ближе. Что-нибудь спросить о его жизненных интересах… А как ты советуешь?

– Я могу рассказать, как я встретилась со своим первым парнем в твоем возрасте. Хочешь послушать?

– Да. Мне было бы интересно, – улыбнулся Генри.

– Я любила смотреть хоккей. Там ребята все такие сильные, и когда снимали шлемы с головы, то были видны их мужественные лица. В общем, мечта любой юной девушки, которая грезила мужчинами. Как-то с подругами мы пошли болеть за местную команду, и там во время игры я встретила его… Этот парень катался на льду лучше всех. Моя подруга рассказала мне, что его зовут Стив, и он интересуется немного полноватыми девушками. Именно такой я и была в то время. Сейчас, как видишь, после вторых родов от полноты и след пропал. Все у меня не так, как у многих. Подруга обещала познакомить нас, так как он был ее кузеном. И вот после игры мы пробрались тайно в раздевалку и позвали Стива. Он вышел. Заулыбался, поприветствовал мою подругу и обратился ко мне.

« – О, вау! – поглядывая на меня, сказал Стив, – что за красотка?! Откуда ты мне ее привела?», – обратился он затем к подруге.

« – Да вот, надо знать наших. Говорила я тебе – приходи в гости к нам после школы, а ты общаешься только со своими сверстниками. Не думаю, что там у тебя девушки симпатичнее», – ответила она.

« – Теперь и я так не думаю», – заявил Стив.

Я покраснела как рак и потеряла дар речи… Но моя подруга оказалась куда более активнее и смелее, чем я. И она, в итоге, договорилась о нашей встрече со Стивом. Якобы под предлогом, что нужно будет всем вместе поехать на уикенд.

У подруги был парень, и ее родители не отпускали ее гулять с ним. Могли отпустить, если только кто-то будет рядом еще. Случилось следующее: когда подруга со своим парнем собрались на его машине на отдых, они захватили меня и сказали, что сейчас мы заедем к Стиву подобрать его. Так и получилось, с одним маленьким «но»… Мы приехали в его район, где совсем не было деревьев около домов, зато были желтые газоны травы. Стояла летняя жара, что для осени было непривычно. Дома у дороги были похожи один на другой: за исключением техники, которая могла стоять во дворе, или каких-то скульптур, отличить их было невозможно. Стив любил свою хоккейную команду, и над его домом виднелся ее флаг. «Хоть какой-то отличительный знак», – подумала я.

Мы остановились. Подруга взяла меня за руку, вытащила из машины и подвела к Стиву. Со словами: «Стив, вот это Клэр. Напоминаю, что очень ты ей нравишься. Потому, пожалуйста, пообщайся с ней и вообще проведите время прекрасно. А мы с моим парнем поедем гулять» они оставили нас наедине посреди улицы. Парень моей подруги дал по газам, и они уехали, оставив за собой только облако выхлопных газов.

…Я замолчала минуты на две, задумалась.

– Мам, а что было дальше? – спросил Генри.

– А дальше, – продолжала я, – было самое интересное. Стив смело взял меня за руку, и от его уверенности меня «отпустило». Я стала рассказывать ему все то, что думала о встрече, о нем, о подруге и вообще об этой ситуации. Стив слушал и улыбался, а потом сказал: «Хватит оправдываться и нервничать». Повернулся направо и продолжал говорить: «Вот дом моего дядюшки, а рядом его небольшое летнее кафе. Пойдем туда?! Он отличный повар, и у него работают лучшие люди нашего городка». Мы заулыбались. Вообще улыбка у Стива была обалденная.

Я долго думала, что Стив нашел во мне? Только лишь полноту? Ну, наверное, ему привлекательны такие девушки. За чашкой кофе он рассказал мне, что я понравилась ему своей скромностью, когда мы встретились у раздевалки. Я-то понимала, что во мне было больше страха, чем скромности, но оцепенение сыграло мне на руку в тот момент. Стив познакомил меня со своим усатым дядюшкой. Сейчас это смотрится по-старомодному – носить усы, но в мою молодость это придавало старшему поколению шарм. Хотя сегодня почти все молодые люди ходят со щетиной и бородой. Дядюшка очень по-доброму встретил нас и усадил за барную стойку. Предложил пирожные с кофе. Мы согласились. Мистер как-то пристально изучал меня и присматривался. И я догадалась, что Стив все время приводит девушек к дядюшке, который смотрит на них и потом выносит свой вердикт, сообщая Стиву. Моя интуиция меня не подвела. Вообще интуиция никогда не подводит женщин. Стив признался, что ему неловко как-то передо мной. Потому что дядюшке я очень понравилась, и он выказывал мне свое внимание, все время предлагая одно пирожное за другим, а я, от волнения и чтобы не обидеть дядюшку, ела и пила кофе и просила еще.

Потом я сказала Стиву:

« – Я догадалась, что это ты и моя подруга, твоя кузина, устроили смотрины, все подстроили…»

« – Ну да, есть такое. Ты права», – сказал Стив.

« – Но мне даже понравилось. Давно я так не веселилась и не смотрела в такие добрые глаза, как у тебя и твоего дядюшки. Наверное, у вас это семейное?! И мне никто так часто не улыбался, как ты».

Я была полностью очарована Стивом. Когда Стив отвернулся поприветствовать своего друга, который вошел в кафе, дядюшка наклонился ко мне и произнес: «Вы лучшая девушка, что я видел со Стивом. По-моему, вы ему интересны более, чем просто на время…» Я заулыбалась, в сердце разлилось душевное тепло. Мы сидели до захода солнца, а затем стали собираться по домам. Стив проводил меня до самого дома. Дорога обратно заняла у нас минут сорок. Затем за ним заехала его кузина, и они укатили.

– Мам, какая интересная и волнительная история… Ну, а секс у вас был? – спросил Генри.

– Был один раз, через месяц общения. Стива увезли в больницу, и я его больше не видела. Он умер. Во время игры в хоккей получил травму, несовместимую с жизнью.

– Какое горе! Как ты пережила эти страдания?

– Я сама не знаю… Вернее, знаю… Я встретила твоего отца. И как-то само собой все прошло. Но Стив со своей доброй и яркой улыбкой навсегда в моем сердце.

Мы еще долго говорили о любовном случае в моей жизни и вообще о многом, о чем редко говорят родители со своими детьми. Я благодарна встрече со Стивом потому, что он научил меня просто быть искренней и открытой, и секс был у меня в первый раз именно с ним… Душой и телом я помню все его прикосновения, нежность и заботу, будто это было вчера.

Родители Стива еще долго страдали, а затем и сами по очереди ушли из жизни. Вслед за сыном вели их души… У них так за всю жизнь никого и не было, кроме старой собаки. Печальная история. Дом забрали кредиторы, так как наследников не нашлось. Сначала ушел из жизни отец, затем и мама Стива. Она работала последнее время в библиотеке и носила с собой груду книг. Много читала, вероятно. И печально смотрела вдаль… Наверное, как в тот день, когда Стива увозили на скорой помощи, когда случился сердечный приступ.

После нашего долгого разговора Генри однозначно что-то замыслил, но не сказал мне. Рано следующим утром Рой проводил Генри на очередной попутке в город, на занятия к учителю. Я думала, что поступила правильно, рассказав Генри все подробности и душевные особенности встречи и сексуального опыта с моим первым парнем. Я верила, что Господь убережет Генри от ненужных глупостей и моя забота поможет ему, если он обожжется в общении.

Тайны Клэр

Тайной для всех, для семьи Роя был наш сын Генри, а тайной моей семьи была сестра, сошедшая с ума, и мать с болезнью Альцгеймера, которая так и ушла из жизни, так и не вспомнив, кто я такая… Во мне был страх, что и я тоже когда-то забуду своих родных. Узнала, что болезнь передается по наследству. Но меня миновало. Омрачать думами дочь Марию или будущую невестку не хотелось. Я вошла в круг женщин, призвав их к себе, и попросила прощения. Меня отпустило. Я жила в надежде и вере, что меня не коснется беда.

Сестра сошла с ума по очень простой причине. Она любила выпивать и могла спокойно в любое время уйти из дома и остаться там, где наливали. У нее был верный и добропорядочный муж и четверо детей, которых в итоге судом отобрали за ее пьянство и передали отцу. Их жизнь сложилась лучше, чем у их родной матери. Они жили со своим отцом в другой семье с мачехой, которая воспитала их, как родных.

Моя сестра скиталась и слонялась от горя. Затем у нее «поехала крыша», и она стала посещать больницу. А затем – о чудо! – что-то случилось с ней. То ли кто-то незримый помог ей, то ли она нашла в себе силы, но последние пятнадцать лет своей жизни она ни разу не обращалась к врачам, пила редко. Она никогда не говорила о своих детях и прошлой жизни. Иногда приходила к нам, когда мы гостили у Пола в квартире. К нам в бедленд она не ездила. Ей эти путешествия были не к чему. Она была ленива и не хотела работать. Прожила оставшуюся жизнь, общаясь со мной и со своим мужчиной, с которым, остепенившись, редко выпивала, но более не слонялась по другим.

Мои дети любили ее, а Генри – особенно, любил ее очень сильно! Удивительно, и она отвечала ему взаимностью. Когда сестра умерла… А, вернее, ее просто нашли на улице уже мертвую, нам сообщили поздно. Похоронили ее в неизвестной могиле. Как говорится, ушла в небытие, не оставив следа. Генри плакал… нет, не рыдал… он сначала не понял даже, что произошло, а потом, через несколько месяцев накатило. Рыдал так, как будто умерла я…

Я была очень рада, что дети любили мою сестру. Ведь они были ей компенсацией за ее потерянных родных детей, оставленных ею, принесенных в жертву выпивке и таким же ненадежным мужчинам.

Однажды Генри рассказывал, что сестра приходила к нему во сне и улыбалась, а затем что-то пела, и он проснулся. Я думаю, она на небе ему признательна за его любовь к ней. Ведь он просто любил ее, а, говорят, это помогает в тонких мирах пройти перемены.

Вернусь к своей маме. Она жила в интернате. Я платила немалые деньги за ее содержание и молилась. Моя мама была обычной портной. Шила хорошо, но редко, а потому имели мы денег мало в семье. Отца я так и не видела. Поговаривают, он был просто мимо проходящий, залетный парень, немного старше мамы. Мама была простой по характеру, в своем портновском деле знала, что такое вкус, гармония и качество. Возможно, поэтому, впитав почти с молоком восприятие матери, я выбрала себе первого мужа – художника.

Первый муж Клэр

С первым мужем я познакомилась в ателье мамы. Вернее, у нас дома и было ателье. Везде нитки и стук челнока с утра до вечера. Мой первый муж, статный и интересный человек, был старше меня, и в то время пришел к ней впервые по рекомендации – пошить костюм. Мама обычно шила что-то простое, а не мужскую классику. Она было стала пояснять ему, но он настоял на своем, сказав ей, что она может отойти от канонов классики. «Я художник, и могу позволить себе несовершенства, открывая новые стили». После этих слов я влюбилась в него окончательно и «поползла по стенке». Мама, заметив такое дело, отправила меня его проводить. Якобы прогуляться. Я сидела целыми днями дома. Если честно, ей просто не терпелось выдать меня замуж, а мне не терпелось сбежать из нашего дома-ателье. И у меня не было постоянного мужчины…

Мой первый муж только и делал, что курил и писал картины, а потом умер от рака легких и своих обид на жизнь. Вот и вся история. Так что я, признаюсь честно, не очень-то хотела рассказывать об этом в своих записках.

В семье Роя все было иначе. Я сполна воплотила свою любовь в детях. Переменила жизнь в светлую и созидательную сторону. Шить вещи я не любила, какой бы малости они не были. Дети шили себе сами и помогали отцу пришить пуговицы. Мария рано обрела навыки штопанья и помогала мне. Хоть я и не любила рукоделие, мой зоркий глаз, воспитанный мамой и первым мужем, всегда подмечал неточности в крое любой вещи. За что в кругу семьи я получила прозвище «острый глаз».

Племянники Клэр

Я часто размышляла, что там теперь с моими племянниками и племянницами. Детей у сестры было четверо. Их отец умер рано, – раньше, чем их мать. И вот однажды к нам в дом пришло письмо. Это было письмо от племянницы. Откуда она узнала мой адрес, не понимаю, но, думаю, обратилась в службу поиска. Все-таки мы не скрывались, и их отец знал, где мы жили и куда переехали с первым мужем, а именно – жить в его мастерскую-лачугу. А там меня знали его многочисленные друзья художники, вечно пьяная и под наркотиками богема. Ровесники первого мужа пили и курили, а молодые художники моего поколения сидели на наркоте и занимались непристойностями в сексе, причем группами. Были и исключения, таких было меньшинство, но именно они состоялись в общественной жизни.

В письме говорилось о том, что все дети живы и здоровы и у них уже есть свои дети. Хотели узнать, где их мама и как вообще сложилась жизнь у нее и у меня. Я рассказала им все как есть. Без слез не могла, оттого два раза переписывала письмо. Слезы капали на письмо, на подушку. Писала двое суток. Рой не понимал, что со мной, а только приносил воду и менял салфетки.

Общение с дочерью сестры не завязалось. Не знаю, в чем причина. Может, не готовы они были к такой правде, что мать сошла с ума и умерла на обочине, а бабушка их и вовсе не помнит никого, даже родную дочь. Я написала о своей счастливой семье и даже сделала приглашение для сестры, чтобы к нам приехать, дабы быть вежливой и проявить заботу. Мне было интересно, как они теперь живут в Канаде. Так вот сложилось, что жили они севернее нас. Их увез туда родной отец, где они и прожили большую часть своей сознательной жизни. Он умер от сердечного приступа. Берегите мужчин…

Первая влюбленность Марии

Следующая влюбленность после Генри была у Марии. Странная у меня дочь. Хотя, почему странная? Она похожа на меня, а сердечной добротой – на Роя.

Мария, не стесняясь, заявила нам всем за семейным ужином, беря пример с Генри, что целовалась с мальчиком из соседнего подъезда, когда мы гостили в квартире дедушки Пола. К сожалению, Пол уже ушел из жизни. Квартиру, которая досталась нам, мы периодически посещали и сдавали на недолгий срок в аренду.

На что брат сказал:

– Большая удача посетила нашу юную леди, – и все засмеялись.

– Ничего не удача, – ответила Мария, – ему даже пришлось меня уговаривать на поцелуй.

– Кому «ему»? – спросил Рой, улыбаясь.

– Пап, ну что ты такой несмышленый? Парню, с которым я целовалась.

– М… так ему повезло! – прокомментировал Генри. И все засмеялись.

– Я не из робкого десятка, как некоторые…

– Если ты говоришь обо мне, то я просто скромный, – сказал Генри.

– Я думаю, ты у нас, Мария, в бабушку Сьюзен. Только та была юной, а ты еще подросток, – ответила я.

– В наше время дети становятся старше намного раньше, – сказала Мария.

– Не думаю, – сказал Рой.

– Ну, да ладно вам, мои любимые родители. Главное, я поцеловалась, – и Мария разлилась в своей детской улыбке.

Ужин закончился в приподнятом настроении. Мы продолжали шутить. Рой вспомнил, как соседская собака из того же подъезда «целовала» его маленьким, то есть облизывала, и счастья у Роя было не меньше, чем у Марии. А Генри вспомнил жирафа в зоопарке, который лизнул его, когда Генри держал морковку в зубах. Мы веселились, а когда стемнело, пошли спать.

Первый сексуальный опыт Роя

Я посчитала нужным спросить у Роя о его первом сексуальном опыте и встрече с девушкой, на что Рой немного отмолчался и ответил вопросом:

– А зачем ты хочешь узнать?

– Дело в том, что Генри, кажется, влюбился в парня старше себя… – сказала я.

– Интересно, – пробормотал себе под нос Рой, – и что мы теперь будем делать?

– Думаю, наблюдать пока, смотреть, как будет разворачиваться ситуация, а большего я и не знаю, что делать. Он все рассказывает мне, но я-то женщина и у меня во встречах с парнями было больше романтики, а ты мужчина и как там у вас происходит, не знаю. Все, наверное, проще?

– Клэр, конечно же, в чем-то проще. Например, нам просто нравится секс, и если бы мне предложили в молодости двух девушек, я бы попросил третью… Аппетиты в юном теле не такие, как во взрослом состоянии.

– Ну, я тебя не спрашиваю про период хиппи, дорогой. Такими мы встретились, и я видела, какой ты был. Но потом же ты поменялся, так?!

– Да, поменялся, потому что встретил тебя, – Рой подошел и обнял меня, как тогда, в первый раз при нашей встрече, когда мы остались наедине. В моей голове пронеслось все то, что было при первом знакомстве с ним, и весь наш продолжительный роман вплоть до замужества. Все вечера и любовные сцены. Я так благодарна ему за все…

– Рой, ну так что же, – продолжала я, – как насчет первого раза, первой любви и встречи?!

– Не очень приятные воспоминания…

И тут я поняла, Рой вытеснил их из своего сознания. Я вспомнила, что мы никогда не говорили подробно об этом. Помню лишь, что Рой говорил, что до встречи со мной счастья у него не было… Боль чувствовалась в его душе. Я решила ему помочь. Все-таки столько лет прошло, а он живет, держит в себе эту боль невысказанную.

И тут неожиданно для меня Рой начал рассказ:

– Ты знаешь, я не такой счастливый был в молодости, как мой отец. Он увидел мою маму на ферме и полюбил ее сразу. В ту пору были иные люди, честнее и добрее, что ли, друг к другу. А в нашу молодость не так. Мы —поколение периода, когда все плохое обрушилось на нас, а кое-что укоренилось и сейчас влияет на наши души. К чему мы пришли? К плодам сексуальной революции, когда порнографию купить легче, чем что либо. Хорошо, что мы живем вдали от города. Да, ну ладно… Я расскажу… Звали ее… да черт с ней, даже имя ее не хочу называть…

– Рой, если тебе неприятно мы завершим наш разговор, – сказала я.

– Нет, дорогая, я все-таки расскажу, тем более ты психолог и тебе будет, что мне ответить и …люди ждут твоего письма.

– М… спасибо, дорогой. Только ты, пожалуйста, подходи к нашему разговору как к исповеди перед любимым человеком. Я для тебя не психолог, а жена. И что-то из сказанного, может быть, обнародую в рассказах. Опубликую, когда почувствую, а может, и нет.

– Я был юн, как наш сын, – продолжил Рой, – мы встретились случайно в подъезде моего дома. Я раньше не видел эту девушку никогда. Она подмигнула мне, мы заговорили. Оказалось потом, что она ходила к соседу с верхнего этажа заниматься сексом. Он ей за это приплачивал. Был бывший вояка и жил один. Этого никто не знал, а мне она призналась сама. У нее были короткие волосы средней длины каштанового цвета и карие глаза. Она носила на шее колье, напоминавшее ошейник, и красила губы. Была юной, но старше меня на два года. Ее мама выпивала и работала на автостанции, продавала гамбургеры. Мы познакомились в подъезде, кажется, я тебе уже это говорил.

Конец ознакомительного фрагмента.