Пролог
22 сентября 1398 года войско монголов вышло на правый берег Инда – первой естественной преграды на пути в Индию после горных проходов Афганистана. Двумя днями позже был сооружен плавучий мост из лодок, и войско продолжило путь на восток.
При обычных обстоятельствах весть об этом не вызвала бы особой тревоги в Дели. Монгольские конные отряды почти два века совершали каждые несколько лет набеги на Пенджаб. Они были постоянной опасностью, но когда дело доходило до заранее подготовленной битвы, обычно терпели поражение. Как враги они являли собой обыкновенных дикарей, способных внушить ужас, но в конечном счете слабых. Поэт Амир Хосров Дехлеви,[1] находившийся одно время у них в плену, писал впоследствии, что из их грубой кожи только сапоги шить, а тела их усеяны вшами, похожими на зерна кунжута, выросшего на скудной почве. Так что при обычных обстоятельствах правители Дели не приняли бы угрозу всерьез.
Однако в 1398 году обстоятельства были далеки от обычных. Во-первых, оставалось не вполне ясным, кто, собственно, правит в Дели: после смерти Фируз-шаха – за десять лет до описываемых событий – империю раздирали междоусобные стычки претендентов на трон, и теперь его занимали две марионетки, которыми манипулировал более могущественный вельможа. А во-вторых, войско монголов вел на этот раз не кто иной, как Тимур, хромота которого принесла ему прозвание Тимур-Ленг, в дословном переводе – Железный Хромец; на Западе его называли Тамерланом.
Этому, как говорили, «наказанию Божьему» было уже шестьдесят, но даже крайне враждебно настроенный арабский автор, находившийся в то время у него в плену, утверждал, что он «был силен и крепок телом, как скала». Пятью годами раньше он взял Багдад; три года назад его орды наводнили Россию и оказались не далее чем в двух сотнях миль от Москвы. Индия не была в такой опасности с 1221 года, когда сам Чингисхан появился на том же берегу Инда. Но Чингисхан здесь и остановился.
Тимур упорно продвигался к югу и востоку, останавливаясь лишь затем, чтобы грабить города на своем пути. Немногие из них получили временную передышку ценой огромной контрибуции, но после вручения денег неизменно находился достаточный повод для повального избиения «в наказание за прошлые преступления». Суть дела заключалась в том, что в средневековой армии, находящейся далеко от родных мест, преданность солдат целиком зависела от того, найдет ли для них предводитель достаточно возможностей мародерствовать. Тимур вряд ли мог позволить себе покровительственное отношение к населению тех городов, через которые проходил. Казалось, он очень спешил достичь Дели, однако современный летописец в качестве одной из причин подобной спешки называет оставленное войском за собой «огромное множество мертвых тел, которые, разлагаясь, заражали воздух». Практически после прохода войска Тимура выживали только те, кого солдаты захватывали в качестве рабов, – для насущных нужд или с намерением продать в будущем. И таких вскоре набралось огромное множество.
Тимур подступил к Дели в начале декабря. Столица находилась в руках у Маллу-хана – он сделал своим заложником одного из марионеточных царьков, Махмуд-шаха, и правил от его имени. 12 декабря произошла стычка, во время которой разведывательный отряд, возглавляемый самим Тимуром, подвергся нападению Маллу-хана. Атака была легко отбита, но даже распространение сведений об этом случае обошлось индийцам в пятьдесят тысяч жизней. Пленные в лагере Тимура не сумели скрыть свою радость и в результате подвергли себя смертельной опасности. Тимур приказал каждому воину убить своих взрослых рабов. Дело было сделано всего за час, и даже старого богослова, который «за всю жизнь не убил и овцы», принудили участвовать в резне.
Приготовления Тимура к битве главным образом были направлены против легендарных индийских слонов: одна только мысль о предстоящем столкновении с ними приводила его воинов в состояние, близкое к панике; несколько ученых, которых повелителю угодно было держать при себе, даже заявили, что во время сражения они предпочли бы находиться поближе к женщинам. Тимур приказал обнести свои позиции крепким валом и рвом и приготовить различные орудия, чтобы покалечить слонов или напугать их, вынудив повернуть вспять и растоптать своих же воинов. Тимур велел вкопать в землю стойки с тремя острыми металлическими стержнями каждая (разновидность оружия, примененного за два года до этого Баязидом при Никополе, а семнадцать лет спустя – Генрихом V при Азенкуре) и снабдить конников «ежами». Они представляли собой металлическую конструкцию из четырех заостренных стержней, скрепленных между собой таким образом, что по крайней мере один из них при падении «ежа» на землю всегда торчал вверх; всадники могли заманить слонов в погоню за собой и по пути разбрасывать эти опасные колючки. Принятые Тимуром способы запугать слонов были не менее бесхитростными. Охапки сухой травы привязали на спины множеству верблюдов и буйволов, которых собирались погнать навстречу слонам. В последнюю минуту связки травы должны были поджечь, рассчитывая, что ужас несчастных животных, мечущихся под ногами у серых гигантов, передастся последним.
Оба способа сработали. 17 декабря войско Махмуд-шаха и Маллу-хана вышло из ворот Дели: десять тысяч конников, сорок тысяч пехоты и фаланга слонов с закрепленными на бивнях обоюдоострыми мечами, которая устремилась вперед, бряцая броней. На спинах у слонов в особых боевых башенках находились лучники и арбалетчики, а также умельцы, использующие примитивные ракеты и приспособления для разбрасывания горячей смолы. Однако это показное индийское военное великолепие не устояло перед незамысловатой уловкой. К концу дня Махмуд-шах и Маллу-хан поспешили вернуться в город и тотчас ушли из него с противоположной стороны. Победоносный Тимур разбил лагерь под стенами города у большого водоема.
На следующий день Тимур совершил триумфальный въезд в Дели и восседал на троне, в то время как видные горожане простирались ниц у ног завоевателя, взывая к его милосердию и предлагая контрибуцию – как положено, огромную. Захваченные в сражении слоны, числом сто двадцать, продефилировали перед ним и произвели весьма благоприятное впечатление тем, что опускались на землю в позах полного смирения и испускали громкие стоны, как бы умоляя о пощаде. Были там и носороги, но, увы, неспособные к подобным лестным для самолюбия повелителя трюкам, встретили куда менее благожелательный прием.
Затем, поручив своим проповедникам войти в главную мечеть, произнести хутбу[2] с упоминанием его имени и совершить пятничную полуденную молитву, а казначеям приказав заняться сбором выкупа, Тимур удалился в свои изобильные шатры за стенами города для продолжительного торжества.
Летописцы расходятся во мнениях, каким образом все это вполне благопристойное начало обернулось массовым мародерством и сожжением Дели. Очень скоро город был объят пламенем. Простые воины нагрузились золотом и драгоценностями – раздобыть их в Индии было куда легче, чем в любой другой стране, потому что тогда, как и теперь, даже небогатые индийские женщины носили свои драгоценные украшения повседневно. Мало кто из воинов гнал перед собой два десятка новых рабов, у большинства их набиралось до пятидесяти человек и даже до сотни. Тимур между тем продолжал праздновать.
Когда тысячи пленников были собраны за стенами города, для Тимура отобрали среди них ремесленников. Он был особенно заинтересован в делийских каменщиках – их, как и слонов, отправили в Самарканд. То была неизменная практика завоевателя – после захвата богатого и красивого города отсылать искусных мастеров в свою столицу, чтобы они улучшали ее облик, ее архитектуру.
Тимур оставался еще десять дней возле Дели, взимая дань с окрестных князей, на военные походы против которых он не собирался тратить время. Потом он повел свою рать домой долгим и кружным путем, дающим максимальную возможность грабить. По сведениям одного из источников, войско было так нагружено добычей, что с трудом проходило по четыре мили за день, но это явное преувеличение, потому что уже 19 марта, опустошив Лахор, Тимур переправился через Инд. Он пробыл в стране меньше полугода и оставил после себя разорение, еще небывалое в истории Индии. Голод стал неизбежным следствием разрушений, причиненных его войсками; моровая язва распространилась по стране из-за множества оставленных непогребенными трупов. Говорили, что в Дели два месяца не было никакого движения, даже птицы не летали над городом.
Индийские слоны и индийские каменщики благополучно добрались до Самарканда, где каменщики стали частью сообщества, которое уже включало художников, каллиграфов и архитекторов из Персии и к которому вскоре присоединились, после дальнейших походов Тимура, ткачи шелка и стеклодувы из Дамаска и серебряных дел мастера из Турции. Когда Рюи Гонсалес де Клавихо, посол из Испании, прибыл в Самарканд в 1404 году, он обнаружил здесь столь много искусных иноземных пленников, что «город оказался недостаточно велик, дабы вместить их, и просто удивительно, какое их число обитает под деревьями и в пещерах за городом». Клавихо повидал также тех самых подобострастных слонов; теперь они были выкрашены в зеленый и красный цвет и охраняли вход в великолепный сад, где кочевник Тимур, даже находясь в своей столице, предпочитал жить в шатре. Это были первые слоны, которых Клавихо, как и многие воины Тимура в Дели, увидел собственными глазами. Но Клавихо мог смотреть на них более спокойно, и он впоследствии снабдил своих читателей в Испании описанием, столь же замечательно простым, как рисунок ребенка: «Эти животные очень большие, и тела у них совершенно бесформенные, как плотно набитый мешок, ноги у них очень толстые, одинаковые сверху донизу».
И каменщики и слоны, вероятно, поработали в Самарканде на строительстве величественной гробницы повелителя, называемой Гур-Эмир. Ее прекрасный бирюзовый купол, созданный под влиянием персидского искусства, может считаться предтечей грядущего великолепия. Тимур велел доставить индийских мастеров в Самарканд, где они должны были следовать персидским художественным образцам, но его потомки передали персидские идеи мастерам Индии, а те, используя обе традиции, стали создавать купола более высокого стиля, заслужившие мировую известность.
После отъезда Тимура в 1399 году Дели, к счастью, сто с лишним лет не доводилось встречаться с членами его знатного рода. Когда они вернулись, то прибыли, чтобы остаться, но нравы семьи изменились. Не считая способности выигрывать сражения, представители рода унаследовали от своего жестокого предка только такие качества, как любовь к ученым и страсть украшать свою столицу. Их меценатство не было рабски подражательным, как у него, а желание создавать, для него второстепенное, у них стало едва ли не главным. Тимур стремился ужасать мир, им хотелось удивлять его. Он принес Дели сокрушительное бедствие. Они подарили мусульманской Индии целую эпоху величайшего блеска.