Великая война. Первая мировая – предпосылки и развитие. Глава 3. План разворачивается (Джон Террейн)

При наличии массовых армий XX столетия начало военных движений приобретало решающее значение; необходимо было избежать неприятных неожиданностей при завершении их развертывания. С увеличением численности армий увеличивалось и число связанных с ними проблем; за некоторое время до полного развертывания они были уже ощутимы. В момент начала войны между воюющими сторонами словно упала завеса; наступило молчание, прекратилось движение через невидимую линию, разделявшую их; чистый и мирный вчерашний пейзаж наполнился зловещими тенями. В первые дни августа на фронте все было неопределенным, и напрасно солдаты напрягали глаза, чтобы проникнуть взглядом сквозь дым войны. Позади армий воздух был наполнен громыханием военных эшелонов; тысячи муштрующих сержантов вопили на всю Европу. Только кое-где – то тут, то там – начал звучать гром пушек.

Примечательно, что первые столкновения произошли на Западном фронте; скорость была существенным фактором германских планов, по которым Франция должна была быть разбита за сорок дней. Это должны были сделать три из семи германских западных армий путем создания большого кольца; их силы составляли 34 пехотных и 5 кавалерийских дивизий. Они должны были пройти через Бельгию и Северо-Западную Францию, обойти с запада Париж и в конце разгромить французскую армию, стоящую спиной к своим пограничным укреплениям. Это был блестящий план, но для его выполнения был необходим беспрепятственный проход через территорию Бельгии. В целях экономии времени отборная группа из 6 бригад вторглась в Бельгию 4 августа и уже 5 августа попыталась внезапным натиском овладеть укреплениями Льежа.

Укрепления в 1914 году были совсем не похожи на средневековые замки и мало напоминали выдающиеся сооружения, которые создавались инженерами XVIII века. Строго говоря, это был укрепленный район – кольцо из 12 настоящих фортов по обоим берегам реки Маас, сооруженных из железобетона со стальными куполами для их тяжелой артиллерии; между ними было около 400 орудий, составляющих защиту Льежа. Некоторые из фортов отстояли друг от друга более чем на 3 мили; для защиты этих промежутков нужны были полевые дивизии.

Сразу после того, как германские атакующие войска начали штурм, проявились некоторые ужасные черты всей последующей войны. Бельгийский командир генерал Жерар Леман проявил стойкость и мужество, сделавшие его первым героем войны. Форты и пехота совместно отразили германский натиск, нанеся противнику существенные потери: в некоторых частях царило замешательство. Только здравый смысл представителя Генерального штаба во 2-й германской армии генерал-майора Эриха Людендорфа предотвратил их серьезное поражение. Главной причиной такого исхода боя был пулеметный и ружейный огонь бельгийцев, причем сами бельгийцы были поражены таким эффективным действием этого оружия против плотных боевых порядков решительного противника. Но такие потери не могли помешать высшему германскому командованию добиваться своих целей. Ночью 5 августа Людендорф вступил в Льеж, а 6 августа бельгийская полевая дивизия была вынуждена отступить еще дальше.

Германцы торжествовали и выпустили преждевременное напыщенное официальное сообщение. Прошло шесть дней, прежде чем они смогли пустить в ход свои огромные 420-миллиметровые (17-дюймовые) гаубицы Круппа, представлявшие собой первый тактический сюрприз мировой войны. Еще четыре дня понадобилось этим ужасным орудиям разрушения, чтобы принудить последний форт к сдаче. Оборона Льежа была первым вкладом Бельгии в дело союзников. Трудно сказать, насколько она задержала германцев, но она показала миру, что такая военная машина, как армия Германии, может замешкаться и понести урон при стойком сопротивлении. Краткой задержкой натиска Германии на правом фланге и отсрочкой выполнения ее намерений защитники Льежа добавили элемент к неопределенности войны.

Августовские дни пролетали под аккомпанемент бомбардировки Льежа. Неприятные для центральных держав сюрпризы были на Восточном и Южном фронтах. Самой ясной задачей австрийцев был разгром Сербии – цель, ради которой они развязали войну. Неподготовленная Россия оказалась полностью непредсказуемой: с неуправляемой вспышкой энергии она (в ответ на призывы Франции) отправила две армии в поход на Восточную Пруссию – не полностью укомплектованными и оснащенными. Девять дивизий германской 8-й армии, которым согласно плану Шлиффена предписывалось удерживать восточные области, были в затруднении. Волны беспокойства становились все шире. Первым следствием этого было крушение планов Австрии, вынужденной перебросить силы с сербского фронта на русский. Результат не заставил себя ждать: произошло отражение наступления австрийских войск, начавших вторжение в Сербию 12 августа. Сражаясь с фанатичной храбростью на своей родной земле и проявляя высокое военное умение, сербы вовлекли в бои и разгромили до конца года едва ли не полмиллиона австро-венгерских войск, нанеся им потери, составлявшие почти половину первоначальной численности. Астрономические списки жертв Первой мировой войны начали составляться и стали ее устойчивым атрибутом: народы Запада были потрясены всем происходящим на их собственном фронте, но на других фронтах числа были такими же, а иногда и больше.

В течение последней декады месяца разворачивались решающие маневры, на которые современный историк может смотреть снисходительным оком олимпийца, но взаимосвязанный комплекс которых не мог не ощущаться в то время всеми. 17 августа, через день после падения Льежа, русские войска вошли в Восточную Пруссию, а четыре армии под командованием генерала Иванова готовились к атаке по всей линии австрийского фронта в Галиции.

Ни на востоке, ни на западе не иссякал прилив бешеной энергии. Массы находились в движении, германцы, ломая сопротивление, теснили бельгийскую полевую армию, до сих пор успешно отражавшую в коротких перестрелках и боях продвижение германской гвардии. При Халене 12 августа бельгийцы даже одержали небольшую победу в оборонительном бою, но все же были вынуждены отступить к Антверпену. 1-я армия генерала фон Клюка, бывшая как бы острием германского меча, вошла в Брюссель 20 августа, а 21-го 2-я армия начала атаку на укрепления Намюра. Продвижение германцев сопровождалось невероятной жестокостью. Не принимая во внимание оскорбленные чувства обманутых нейтралов (и вспоминая горький опыт партизанской борьбы в 1870–1871 годах), заявляя, что бельгийские штатские лица стреляют в их солдат, немцы на своем пути дотла выжигали деревни и расправлялись с мирным населением. Вершиной зверства было сожжение города Лёвена с его знаменитой библиотекой, включавшей уникальную коллекцию средневековых рукописей, и разрушение Динанта, где были зверски убиты 678 мирных жителей, в том числе трехнедельный младенец. Со времен Тридцатилетней войны Европа не знала такого разнузданного террора; такие же бесчинства, если не хуже, творили германские и австрийские войска в Польше и на Балканах. Дороги были заполнены беженцами, цепляющимися за свои пожитки, толкающими детские коляски; более удачливые подгоняли конные повозки, немногие счастливчики ехали на мотоциклах или легковых автомобилях. Все они серьезно препятствовали движению войск, являя символ безжалостности современной войны.

Поджигая и разрушая, германцы двигались по Бельгии правым крылом, стремясь окружить французские войска и их британских союзников. Сами французы были уже в движении в соответствии со своей наступательной доктриной; их как магнитом тянуло к своим «потерянным провинциям» – Эльзасу и Лотарингии. Двигаясь согласно пресловутому плану 17 («при всех обстоятельствах главнокомандующий сосредоточивает все силы для атаки на армию Германии»), французы все-таки отступили от преамбулы этого плана: командование внесло предложение направить четыре из пяти своих армий наполеоновским каре на прорыв фронта, а одну направить на левый фланг для отражения возможной атаки через Арденны. Но этой армии тоже отводилась роль наступающей. Все было готово к стремительному броску вперед, вступлению в Эльзас, занятию под звуки фанфар утраченного и теперь возвращаемого Мюлуза. 18 августа было начато наступление основных сил французов на Моранж, его возглавляла 2-я армия под командованием Де Кастельно. Но развитие событий на левом крыле, нарушавшее план 17, вынуждало Жоффра усилить свои фланги в Бельгии, направив 4-ю армию, составлявшую стратегический резерв, на линию фронта для закрытия образовавшейся бреши. Повсюду дым войны становился все более плотным, кавалерия оказалась бесполезной для разведки, а воздушные войска, не имевшие радиосвязи, не могли действовать в полную силу.

Окутанные тайной молчания, не знавшие подробностей, не без труда собранные британские экспедиционные силы были отправлены на свои позиции вокруг старинной крепости Мобёж, расположенной на краю левого фланга французского фронта. Никогда еще в истории Британии армия не находилась за морем с такой незначительной эффективностью. В результате она оказалась там «песком в колесе». Величайший британский военный, фельдмаршал лорд Китченер Хартумский был назначен военным министром 5 августа. Вникнув в проблемы европейской войны и обладая военным инстинктом, он сразу почувствовал глубокое недоверие, существовавшее между французским и английским штабами. Он не считал возможным оставить Англию незащищенной (какой она казалась) перед опасностью вторжения, поэтому настоял на удержании двух дивизий в Британии. Были посланы только 4 пехотные дивизии и 1 большая кавалерийская; это была крошечная капля в могучем потоке вооруженных сил, но она дополнила его. Передовые части высадились во Франции 7 августа, к 20 августа они были укомплектованы. Сражения на границах были к этому времени в разгаре, и британцы, как предчувствовал Китченер, вскоре нашли себя на том участке, который покойный немецкий генерал Шлиффен считал решающим. На четырех фронтах центральные державы стояли лицом к лицу со стремительными атаками противников. Для австрийцев, уже отступавших под ударами сербов, 18 августа возникла новая угроза от группы армий генерала Иванова в Польше и Галиции, которая совпала по времени с атаками французов в Лотарингии. 19 августа наступающая русская армия одержала победу под Гумбиненом в Восточной Пруссии. Повсюду, кроме Сербии, Германия и Австрия стремились организовать собственное наступление, даже ценой отказа от более осторожных планов. Фон Приттвиц, несмотря на относительно небольшие силы, последовательно наступал. Конрад фон Хетцендорф имел свои обширные планы. На западе отказались от жесткой обороны левого фланга – основополагающего принципа плана Шлиффена. Как бы ненароком германское высшее командование констатировало его отмену.

Кронпринц Рупрехт Баварский, временно командовавший двумя германскими армиями на левом фланге, выдвинул идею контратаки против французов вместо того, чтобы заманивать их в ловушку, подготовленную Шлиффеном. Заместитель фон Мольтке сказал по телефону начальнику штаба Рупрехта:

«Нет, мы не можем разрешить вам атаковать. Вы должны целиком взять на себя всю ответственность. Это ваше собственное решение, которое будет на вашей совести».

Ответ был таков: «Это уже происходит. Мы атакуем».

Заместитель фон Мольтке только ответил: «Не может быть! Тогда давайте, и да поможет вам Бог!»

Это произошло 20 августа, когда 1-я и 2-я армии французов с величайшим воодушевлением и с минимальными предосторожностями рвались вперед, вдохновляемые приказом Де Кастельно: «Противник отступает по всему фронту… Мы должны его преследовать с максимальной энергией и быстротой…» Они с полной скоростью шли навстречу движущейся германской армии. Плотные, хорошо заметные линии французов скашивались пулеметным огнем, массами погибали под ударами артиллерии, но их напор и число не иссякали. Сражения при Моранже и Сарбуре стали настоящим бедствием для французов. Ничего удивительного, что некоторое время спустя французская ставка главного командования переместила свое внимание на этот сектор, не замечая, что немецкие войска вошли в Брюссель, после чего двигаются на запад и юго-запад. Намюр снова начали бомбардировать, и в этом виделось зловещее предзнаменование. От обеспокоенного командира французской 5-й армии, обращенной к бельгийскому фронту, генерала Шарля Ланрезака, просто отмахивались. Встревоженный передвижениями противника на фронте, расположенном прямо перед ним, безразличием командования, он быстро лишился присутствия духа. Считая, что от прибывших британцев, чье количество было незначительным, а боевые качества неизвестны, не будет много толка, он был невысокого мнения и о способностях их командующего Джона Френча.

Русские тем временем медленно продвигались вперед. Кенигсберг, столица Восточной Пруссии, был напуган. Германия теперь могла ясно представить себе, что такое паническое бегство населения из пограничных районов. 1-я (Ренненкампф) и 2-я (Самсонов) русские армии далеко продвинулись с разных направлений, обходя преграждавшие им путь Мазурские озера; при этом 2-я армия опасно отставала от 1-й. Очевидно, многое зависело от эффективности связи между Ренненкампфом и Самсоновым. Германцы были приятно удивлены, когда обнаружили, что могут прослушивать незакодированные переговоры русских по радио, включая приказы обоим генералам от Жилинского, командующего русским Северным фронтом. Позже на юге такая же выгодная ситуация была у Конрада. Он даже язвительно указывал запаздывающим русским на их крайнюю медлительность; предполагали даже, что имело место предательство. Однако позже, в октябре, офицер британских спецслужб под Ипром легко проделал ту же операцию с командиром германского корпуса, после чего написал в своем дневнике: «Благослови его Бог! Я налью ему выпивки, если встречусь с ним после войны». Нет сомнений, что англичане и французы сами были виноваты в некоторых своих ошибках; это была война, в которой обе стороны достигали всего трудным путем.

Несмотря на недостатки своей организации и методов, русские произвели несомненный эффект. Фон Приттвиц приобрел незавидную репутацию, вытеснившую его из первых рядов длинной шеренги старших офицеров. Его панические донесения в штаб фон Мольтке о продвижении русских войск так подорвали ее, что фон Мольтке 21 августа принял решение о переброске значительных сил с Западного фронта на Восточный. В этот день он назначил Людендорфа, победителя при Льеже, начальником штаба генерала Пауля фон Гинденбурга (его вызвали из отставки в 68-летнем возрасте), которого 22 августа отправили на смену фон Приттвицу.

«Ситуация видится мне весьма угрожающей, и я считаю своим долгом сообщить Вам это», – докладывал Де Кастельно Жоффру 21 августа. 1-я и 2-я французские армии отступали, стоял вопрос о том, чтобы оставить укрепления в районе Нанси – у ворот в Восточную Францию. Жоффр потребовал в течение следующих двух недель сохранять спокойствие, настаивая, что это даст больший вклад в окончательную победу союзников, чем любой другой фактор. Во 2-й армии такую же твердость духа проявлял генерал Фердинанд Фош, командовавший блестящим XX корпусом, ставшим теперь хребтом обороны Нансийских высот. Ни просьбы генерала Ланрезака, чьи продвигающиеся соединения протянулись вдоль линии реки Самбре, ни сообщения воздушной разведки о бесконечных колоннах германских войск, шествующих по дорогам к югу от Брюсселя, не выводили Жоффра из равновесия. Он уверял себя, что враг не может быть силен повсюду: нужно найти его слабое место. Его 3-я и 4-я армии, стоящие против Арденн – центральной точки германской боевой линии, – теперь вступали в жестокий бой. Могло ли быть, чтобы неприятель имел мощные силы на флангах и слабый центр? Если это так, то присутствие здесь двух армий будет для него гибельным.

Но это было не так. Французская военная мысль придавала исключительное значение кадровым, хорошо обученным соединениям. Немцы же преподнесли свой второй тактический сюрприз, выставив резервные формирования. Это привело к тому, что бои всюду велись большими силами, что не было предусмотрено концепцией плана Шлиффена, но оказалось препятствием для Жоффра. Стремительно двигаясь вперед, подобно своим товарищам в Лотарингии, среди поросшей лесом местности под Арденнами, 3-я (Руффи) и 4-я (Де Лангль де Кари) французские армии неожиданно столкнулись с таким же препятствием. Их 75-миллиметровые пушки были почти беспомощны из-за отсутствия высокого угла прицела, необходимого в гористой местности; ручные пулеметы, позиции которых французы сначала презрительно не замечали, рвали строй их пехоты на куски. Возникли паника и бегство, их не могла остановить даже выдающаяся доблесть офицеров. Не знающие особенностей современного боя, эти офицеры часто легко жертвовали своей жизнью в первые дни войны; многие из них думали, что погибнуть в белых перчатках – это великолепно. «Где же мои офицеры?» – вскричал в отчаянии французский генерал, наблюдая, как маршируют его войска после контрнаступления несколько недель спустя. Ответ был прост: они полегли на полях сражений в Лотарингии и под Арденнами. В августе французская армия потеряла 10 процентов офицерского корпуса.

23 августа было кульминационным днем, в этот день грохот сражений достиг своего крещендо на обоих концах континента. Французские армии повсюду отступали; Де Кастельно отстаивал каждый клочок земли в Лотарингии, Руффи и Де Лангль де Кари пытались перегруппировать свои поредевшие войска в центре, Ланрезак терпел поражение при Шарлеруа. Двигаясь вперед и не зная размеров неудач, постигших их союзников, британцы дошли до пыльного промышленного городка Монс, лежащего сразу за бельгийской границей. Там очень скоро они столкнулись с центральными колоннами войск фон Клюка. Германцы подтягивались к полю боя постепенно и по частям становились мишенью быстрого прицельного ружейного огня почти невидимых частей британской регулярной пехоты. Монс оказался единственным местом, где они получили удар на французском фронте. Понеся большие потери, немцы прекратили атаку.

Но успех британцев был иллюзорным; после полудня под влиянием своего начальника штаба Генри Уилсона, отвечающего за согласование действий британцев с французскими войсками, Джон Френч пересмотрел свои планы. Донесения разведки не убедили его, пока он не получил сообщение от Жоффра, более подробно обрисовавшее ситуацию. Новая 3-я германская армия под командованием генерала фон Хаузена появилась на правом фланге Ланрезака, на расстоянии выстрела между ним и де Кари, что вынудило 5-ю армию отступить. Жоффр подтвердил развертывание германских войск против британских частей. Британские экспедиционные силы с неохотой отошли назад. «Если бы кабинет послал сюда шесть дивизий вместо четырех, это отступление было бы наступлением, а поражение – победой», – писал Уилсон в своем дневнике. Возвышенные надежды и лучезарные мечты тяжело умирали, жестоко опаленные войной.

Германцы хорошо поработали 23 августа на Западном фронте, но успех был меньше, чем позволяли их силы. Победу у них отняло непонимание ситуации на фронте их же командованием, находящимся в главной штаб-квартире, далеко от театра военных действий, в Кобленце на Рейне. На востоке дела шли по-другому. Продолжалось русское вторжение в Восточную Пруссию. Еще одна небольшая победа при Франкенау была одержана армией Ренненкампфа, благодаря чему его армия продвинулась до Инстербурга, что пополнило список германских неудач. Но в штабе 8-й армии был более чем решительный человек, подполковник Макс Хоффман, отвечавший за оперативную работу. Он предложил смелый план, основанный на том, чтобы сконцентрировать все возможные силы против Самсонова, находящегося в 15 милях к югу. Неудачливый фон Приттвиц одобрил этот план и разрешил подготовку, в это время прибыли Гинденбург и Людендорф и сменили его. С похвальной решимостью новая команда одобрила план Хоффмана. Их ободряли новости с юга, где Конрад вступил в бой с русскими 4-й и 5-й армиями между Перемышлем и Люблином. Сражение под Красником началось в тот же день, что и бой при Монсе, и закончилось через три дня определенным успехом австрийцев.

В течение трех дней чаша весов на востоке колебалась, устойчивость передовых германских позиций на западе маскировала изменения в планах командования. Гинденбург и Людендорф, которые мечтали о часе наступления своих войск, испытывали колебания при выборе сектора боевых действий. Фон Мольтке был сильно встревожен, поэтому силы духа у него становилось все меньше. В мыслях он уже решил перебросить не менее шести армейских корпусов с запада на восток; потом его мужество достаточно возросло, чтобы уменьшить это число, и 25 августа он отправил два корпуса в Восточную Пруссию. Они были взяты с правого крыла его западных сил, с решающего направления. «Я допускаю, что это была ошибка, – говорил Мольтке впоследствии, – и за нее мы поплатились на Марне». Изъятие этих войск в сочетании с выделением значительных сил для окружения Антверпена, осады крепостей (Намюр пал 23 августа, почти сразу германцы осадили Мобёж, который заняли только 8 сентября), с учетом боевых потерь означало отклонения от плана Шлиффена, а затем его окончательное крушение.

На Восточном фронте Жилинский и Иванов сражались храбро, но их армии были недостаточно подготовлены. Некоторые французские командиры явно теряли самообладание; первым отправили в отставку генерала Руффи. Очень серьезным было положение Ланрезака, у которого погасла последняя искра наступательного духа, и он был не способен быстро оценивать тактические возможности. Взрывной темперамент Джона Френча, который был полон оптимизма после 23 августа, перешел в другую крайность под впечатлением «ненадежности» своих союзников. Френч добивался того, чтобы при любых обстоятельствах британские войска подчинялись только ему. В этот момент заявил о себе характер Жоффра. Он концентрировал свое внимание на самой большой опасности в каждый конкретный момент времени. Физическая и умственная энергия Жоффра, проявленная им в эти августовские дни, была просто невероятной для грузного 62-летнего человека. Постоянно передвигаясь вдоль растянутой линии фронта, оценивая, отстраняя, поощряя, увещевая, день ото дня он все увереннее руководил положением на фронте. 25 августа Жоффр осознал, что решающая точка находится на его левом фланге. Но это был участок, занятый британским экспедиционным корпусом, поэтому он не мог давать там прямых приказов – следовало убеждать. Вопреки советам некоторых штабистов, он принял решение о формировании новой французской армии (6-й) под командованием генерала Мишеля Жозефа Монури на левом фланге британцев. Создание этой армии Жоффром сделало возможной битву при Марне.

Вторжение Конрада в Польшу привело его к Люблину, что предоставило ему блестящую возможность окружить русскую 5-ю армию. Конрад горел желанием использовать эту возможность; его левый фланг и центр начали продолжительное сражение под Комаровой, которое принесло австрийцам великолепные результаты. Но в это время в бой вступил «паровой каток» Иванова, приведя его к быстрой победе над правым флангом и центром армии Конрада при Злочеве. Из-за натиска сербов правый фланг австрийцев был слабым и уязвимым. Но Конрад игнорировал эту опасность, приказав вести решительные действия на левом фланге. Эта игра выглядела обещающей, если учесть, что германская 8-я армия передислоцировалась против Самсонова к Танненбергу. Русские сначала сопротивлялись решительно, что вызвало волнение в штаб-квартире Гинденбурга; но агрессивный и решительный генерал фон Франсуа, командир I германского корпуса, создал угрозу для русских флангов. Самсонов начал отход к югу, открывая блестящие перспективы для центральных сил Конрада, ждавших этого момента на своем северном участке. Весь центр русской линии – три из шести армий – мог оказаться в «мешке». Это казалось сладким сном. Далеко, на другом конце Европы, где располагалась штаб-квартира германского Верховного командования, видели другой «сон», предвещавший унизительное поражение на востоке. Поэтому два армейских корпуса, освободившиеся после падения Намюра, были направлены 26 августа на Россию. Но ко времени их прибытия критический момент уже миновал, а на Западном фронте их отсутствие вызвало ужасные последствия.

На этом фронте обнажились все слабости и ошибки «великого германского плана» как в самой его идее, так и в его исполнении. Сработали военные противоречия. Настроение Мольтке постоянно колебалось от отчаяния до крайнего оптимизма: то он опасался сражения на Восточном фронте, когда налицо был успех, то упорно продолжал наступление на Западном, где перспективы были не блестящими. 6-й и7-й армиям было приказано усилить атаки на Нанси и в Вогезах в напрасной надежде завершить двойной охват французов, по образцу знаменитой битвы при Каннах. Германский центр продвинулся вперед через Труаэ-де-л'Уаз для выдвижения на Париж с севера. Но справа были постоянные колебания и неудачи. Фон Клюк и фон Бюлов, командовавшие 1-й и 2-й армиями, совершенно не подходили друг другу по темпераменту, чтобы действовать совместно. Фон Бюлов был медлительным и осторожным, что лишало его многих преимуществ перед его постоянно колеблющимся противником, Ланрезаком; фон Клюк был храбрым, самоуверенным и упрямым, поэтому его военные планы, направленные против британских войск, часто были лишены реальности. Но при Ле-Като 26 августа II британский корпус, отделенный от I корпуса широким прорывом, был вынужден остановиться и вступить в изнурительное сражение. Казалось, он должен стать легкой добычей, но благодаря командирским способностям генерала Смит-Дорриена германцам были нанесены потери перед тем, как англичане отошли при свете дня с поля боя и завершили отступление.

Сражение при Ле-Като было одним из наибольших достижений британцев за все время войны: это была одна из тактических побед. II британский корпус, как и следовало ожидать, был сильно потрепан, но выдержал, сознавая, что превосходящего врага можно остановить. Но этот опыт не был поддержан британским Генеральным штабом, у которого возникло убеждение, что половина экспедиционных войск фактически потеряна. Жоффр, встречавшийся в этот день с Джоном Френчем, высказал довольно мрачное мнение о перспективах англичан. «Когда я покинул британский штаб сразу после полудня, – писал он, – я вынес оттуда серьезное впечатление о хрупкости наших сил на левом фланге и с беспокойством спрашивал сам себя, сколько потребуется времени, чтобы выполнить перегруппировку наших войск». 6-я армия генерала Монури теперь стала основным объектом его внимания; время диктовало, что при утрате пространства ее значение возрастает. Он также полагал, что если программа германского наступления будет изменена, потребуется нечто большее, чем захват пространства.

На востоке и западе разрешение проблем августа было сходным, и оно сводилось к постоянному грохоту орудий – война обострялась. Непреходящая усталость была причиной ослабления солдат всех армий, спотыкающихся на мостовых Франции и Бельгии или в облаках пыли на дорогах Восточной Пруссии и Галиции под палящим летним солнцем. Подсчитано, что в британских экспедиционных войсках за тринадцать дней отступления пехотинцы спали в среднем по четыре часа в сутки, а кавалерия – только три. Одной из проблем стало снабжение пищей и водой; западные союзники, используя свои продовольственные склады, имели в этом преимущество. Германцы же вскоре узнали, что такое голод; целые кавалерийские дивизии спешивались из-за отсутствия обыкновенных гвоздей для подков. Но германцев поддерживало сознание своего продвижения вперед, тогда как британцы и французы сгорали от досады, вынужденные отступать.

Никто не был более раздражен этим отходом, чем генерал Де Лангль де Кари, командующий 4-й французской армией; обозленный своими тяжелыми потерями при Арденнах, он постоянно искал шанс повернуть войска на врага. Жоффр сдерживал его порывы, но они повторялись в другом месте. Казалось, ничто не может умерить отчаяние генерала Ланрезака, оставшаяся часть 5-й армии которого была немногим лучше обычной толпы. Ланрезак неохотно вступил в сражение во время успешного французского контрнаступления и отступил с боем, но втянул германцев в маневрирование, за которое они так дорого заплатили на Марне. Фон Клюк после Ле-Като потерял следы британской армии; он разворачивал войска широкой петлей по направлению к Амьену, сталкиваясь с медленно собирающимися силами французской 6-й армии. Но этот маневр 1-й германской армии отрывал ее от 2-й и открывал ее фланг для атак I британского корпуса под командованием генерала Хейга и 5-й армии Ланрезака. Хейг первым разглядел такую удачную возможность и предложил Ланрезаку нанести совместный удар. Но Джон Френч, по-прежнему охваченный неприятными предчувствиями, запретил Хейгу двигать войска. А Жоффр прибыл в штаб Ланрезака, чтобы убедить того наступать.

5-я французская армия двинулась в атаку на шеренги 1-й армии германцев, проходящих по берегам Уазы, 2-я германская армия с боем вышла на правый фланг французов. Ланрезак проявил большое военное искусство, развернув свои войска в условиях смешения боевых порядков, и нанес поражение 2-й армии при Гюизе. Фон Бюлов тотчас настойчиво запросил о помощи, после чего фон Клюк прервал свой марш на Амьен и повернул свои войска лицом к оборонительному рубежу Парижа вместо того, чтобы охватить его с запада, как предписывал план фон Шлиффена. Ситуация день за днем прояснялась, и Жоффр, наконец, был вознагражден за свои трудные решения.

На западе наметились долгожданные преимущества союзников, а новости, поступавшие с востока, обескураживали до крайности. Дерзкое предприятие фон Франсуа принесло ему успех. День сражения за Гюиз стал также днем напряженных сражений за Танненберг, где русские отступили в полном беспорядке. 30 августа 2-я русская армия распалась; 90 тысяч солдат были взяты германцами в плен. Генерал Самсонов застрелился в лесу, чтобы избежать плена. Северная «клешня» центральных держав наступала блестяще, но мог ли Конрад состязаться с этим успехом? Нет, не мог. Южные армии Иванова – 5-я (Рузский) и 8-я (Брусилов) – как поток во время наводнения обрушились на правое крыло Конрада, отбросив его центр к Лембергу (Львову). Армии, которые двинулись навстречу своим германским союзникам, чтобы сокрушить центр русских войск, откатились назад с жестокими потерями и едва избежали участи Самсонова. Гинденбург повернул войска на Ренненкампфа, и австрийцы форсировали отступление, отбросившее их на 200 миль назад и стоившее им 350 тысяч человек, потерянных в боях с русскими. Такой урон, вместе с потерями в боях с сербами, означал полный крах империи Габсбургов. Подобный ущерб, понесенный в начале войны, мог быть либо оправдан скорой победой, либо восполнен заключением мира; ни того ни другого не произошло. Начиная с 1914 года Германия, по грубоватому определению одного из штабных офицеров, чувствовала себя «прикованной к трупу». Сентябрь всюду приносил германцам победы; у союзников успехи были только у Брусилова, одного из знаменитых командиров этой войны, и у Сербии. 2 сентября французское правительство покинуло Париж и переехало в Бордо. Отступление французской 6-й армии довело ее до парижских оборонительных рубежей, которыми командовал генерал Гальени. Он был одним из выдающихся военных Франции, единственным, кто мог сравняться с Жоффром, но по этой причине отношения между ними были довольно прохладными. Тем не менее в их умах независимо друг от друга возникло одно и то же решение. Жоффр

2 сентября доложил военному министру, что он возобновит наступление «в очень скором времени».

3 сентября он отдал приказ Гальени создать угрозу флангу армии фон Клюка, ежедневно двигаясь на соединение с французской 6-й армией. Гальени уже ждал такого распоряжения, предписывающего остановить отступление 6-й армии. Следующий день внес ясность в положение сторон. Фон Клюк двигался по периферии парижского оборонительного района. Британские экспедиционные силы, которые он опрометчиво сбросил со счетов, вместе с французской 6-й армией противостояли его арьергарду, а его передовые колонны находились против 5-й армии, стоявшей у Монмирая в 50 милях восточнее Парижа. 2-я немецкая армия располагалась к северу от фон Клюка, на расстоянии дневного перехода, а 3-я находилась позади. Один из офицеров фон Клюка так описал эту стадию наступления: «Солдаты идут вперед, их лица в пыли, их мундиры в лохмотьях, они напоминают ожившие пугала. Они идут с закрытыми глазами и, чтобы не заснуть на марше, поют хором. Только уверенность в скорой победе и в триумфальном вступлении в Париж поддерживает их движение и пришпоривает их энтузиазм. Без этой уверенности они свалились бы от истощения». Но в германском Генеральном штабе уверенность была не столь велика. «Победа означает полное уничтожение сил сопротивляющегося врага. Когда миллионные армии противостоят друг другу, победитель захватывает военнопленных. Где же наши?» – спрашивал фон Мольтке. Это был справедливый вопрос. Истина, подтвержденная воздушной разведкой союзников, состояла в том, что все германское правое крыло шло в огромный «мешок», образованный французской 6-й армией, британскими экспедиционными силами, французской 5-й армией, новой 9-й армией под командованием Фоша и 4-й армией. «Ситуация была впечатляющей», – писал Жоффр.

Из-за движения постоянно отступающей линии фронта, простирающейся на 150 миль от левого фланга Монури на западе до Вердена на востоке, диспозиция оказалась измененной. Наиболее неопределенной выглядела роль британских экспедиционных сил, которые снова оказались на решающем участке фронта. Будучи настроен пессимистически, Джон Френч информировал британское правительство о том, что «завтрашним утром начнет отходить за Сену в юго-западном направлении, западнее Парижа. Это передвижение произойдет в течение восьми дней, не утомляя войск, на значительную дистанцию от противника…». Этот поражающий план лорд Китченер довел до сведения французов 1 сентября, и французы в ходе бурной встречи заявили, что расценивают его как расторжение союза и нежелание сотрудничать. 4 сентября, когда Жоффр готовил свои приказы о прекращении отступления, две группы французских эмиссаров согласовывали свои действия с англичанами: генерал Гальени совещался с Арчибальдом Мюрреем, начальником штаба во Франции, а генерал Франше Д'Эсперэ, недавно принявший 5-ю армию от Ланрезака, в то же время совещался с представителем Мюррея Уилсоном. Результатом этих двух встреч было достижение согласия в целом, но некоторые вопросы остались. Гальени со своего поста в Париже видел открывающиеся на его участке широкие возможности и хотел использовать их как можно скорее: такая ситуация не часто случается в ходе войны. Д'Эсперэ, принявший командование потрепанной, частично деморализованной армией только за сутки до этого, при всем желании участвовать в генеральной акции предпочитал ждать. «Моя армия может выступить шестого, – говорил он Жоффру, – но ее состояние далеко не блестящее». План, который он выдвигал, предусматривал участие трех армий, за исключением его собственной, и этот план Жоффром был принят. Британская экспедиционная армия откликнулась на предложение Гальени. Неудивительно, что такие недоразумения могли случаться в существующих обстоятельствах. В результате, когда началось большое контрнаступление, действия французов и англичан были не совсем согласованы во времени. Первым «вращать маховик» начал Монури, нанеся 5 сентября удар в тыл 1-й армии фон Клюка вдоль реки Урк. Характерной особенностью первой части сражения на Марне было разворачивание одного за другим корпусов 1-й германской армии против Монури. Утомленные солдаты фон Клюка сражались хорошо, и французской 6-й армии было нелегко отвоевывать свою землю, но именно эти бои привели к фатальному для немцев разрыву между их 1-й и 2-й армиями. День 6 сентября выделялся в череде дней войны нарастающим хором сражений. Фон Гинденбург вел свои войска на север, яростно пытаясь прижать Ренненкампфа к балтийскому побережью. Иванов оттеснял австрийцев назад к Лембергу, наступая на их центр у Равы-Русской. Началось наступление германской 6-й армии на позиции Де Кастельно вдоль цепи высот Гран-Куронне-де-Нанси. Упорная французская оборона на этом участке внесла существенный вклад в победу при Марне, как и другие усилия союзников. Обращаясь к армиям, стоящим на линии сражения, Жоффр сказал:

«В тот момент, когда армия держит в своих руках судьбу страны, все должны помнить, что время, когда можно было оглядываться назад, прошло. Все усилия должны быть сосредоточены на атаках, чтобы отбросить противника… В настоящих условиях мы не имеем права испытывать слабость».

Сражение на Марне было колеблющейся то в одну, то в другую сторону схваткой на голых открытых полях, вверх и вниз по лесистым склонам, среди симпатичных старинных деревень. Удача была переменчивой. Монури часто переходил к обороне; однажды он перебросил из Парижа для усиления своих войск целую бригаду на таксомоторах – это было первое тактическое использование моторизованной пехоты в этой войне, которая вообще была полна новаций. Фош оборонялся в характерном для него стиле. Ключевым элементом сражения были 5-я армия, побуждаемая безжалостной энергией Франше Д'Эсперэ, и британская экспедиционная армия, оказавшаяся перед брешью между армиями фон Бюлова и фон Клюка. Продвижение британцев, несмотря на всеобщий энтузиазм, шло медленно; основная причина была в том, что оно началось поздно и от удаленных после отступления позиций. «Полагаю, что наш марш сегодня очень замедлен из-за того, что враг тоже в движении!» – записывал генерал Хейг 7 сентября. Два дня спустя он так убеждал нерешительную кавалерийскую бригаду: «Я объяснил, что теперь даже маленькое усилие может означать завершение войны!

Враг отходил. Обязанность каждого из нас – использовать каждое, даже небольшое действие, чтобы поддерживать его в этом направлении».

Однако медленное продвижение англичан стало решающим. Их новые появления нервировали врага, уже не принимавшего их в расчет, стали шоком для вражеских войск. 8 сентября нервы фон Бюлова были совсем расстроены. Когда присланный от фон Мольтке связной офицер подполковник Хенч посетил его в этот день, фон Бюлов заявил, что считает отступление неизбежным. Хенч добрался до штаба фон Клюка, где атмосфера была немного иной. Но к этому времени он уже знал, что британцы фактически находятся в тылу 1-й армии, знал и мнение фон Бюлова. Он использовал полномочия, данные ему фон Мольтке, и приказал 1-й армии отступить к Суассону. Вся германская линия постепенно прогибалась далеко к востоку почти до Вердена. К 13 сентября их правое крыло отошло к крутой гряде, окаймляющей северный берег реки Эны. Эта гряда Шмэн-де-Дам («Дамская дорога» – по названию дороги, построенной Людовиком XV специально для поездок принцесс королевского дома) протянулась на 20 миль между Суассоном и Беррио-Бак. Он имеет многочисленные остроконечные пики, подобные башням древних замков, и образует одну из самых удобных во всей Франции оборонительных позиций. Но то, что немцы не потеряли ее, было результатом цепи несчастливых случайностей войны.

Два часа отделяли немцев от безопасности. Крепость Мобёж, осажденная 25 августа, стойко сопротивлялась вплоть до 8 сентября. Ее падение высвободило резервный VII корпус, тотчас направленный к реке Эне. Тем временем британцы несколько ускорили свое продвижение. 13 сентября соединения их I и II корпусов стремительно перешли Эну по мостам, которые германцы не смогли уничтожить. Германский очевидец так описывал эту картину: «Из кустарника, окаймляющего реку, бросилась вперед цепь стрелков, интервал между солдатами был не более 10 шагов.

Наша артиллерия открыла огонь, но поразила только одного человека. И вот за ней уже следует вторая цепь, наступающая все ближе и ближе. В двух сотнях ярдов позади возникла третья цепь, потом четвертая. Наша артиллерия стреляла как сумасшедшая: все напрасно, пятая цепь, шестая цепь; все хорошо держали дистанцию и интервал между солдатами. Изумленные, мы невольно испытывали уважение к ним».

Британский I корпус попал на самый слабый участок германской обороны. Генерал Дуглас Хейг выталкивал свои бригады клиньями в направлении гряды Шмэн-де-Дам, и они пересекали ее друг за другом; II корпус хорошо держался слева, а 5-я французская армия – справа. Надежды на успешное продвижение никогда не были столь сильными. В 1.00 пополудни первая британская дивизия была готова к новому наступлению. Но германцы прибывали. Генерал фон Цвель привел на поле боя свой резервный VII корпус, заставив его пройти форсированным маршем 40 миль за двадцать четыре часа. Почти четвертая часть его пехоты упала по пути, но остальные дошли. В 11.00 они были на гребне Шмэн-де-Дам, где лицом к лицу столкнулись с корпусом Хейга. Генерал фон Бюлов, обеспокоенный как никогда, приказал фон Цвелю продолжать движение на восток для укрепления правого фланга 2-й армии. Но на помощь Германии пришла усталость VII резервного корпуса: фон Цвель игнорировал приказ и остался там, где был; так британское наступление было остановлено.

Это был поворотный момент, 14 сентября корпус Хейга попытался продолжить движение на гребень основной гряды близ Серии (там на большом общем кладбище лежат более 12 тысяч французов и немцев). Хейг еще не знал, что перед его войсками новая германская 7-я армия, занявшая позицию между 2-й и 1-й. Британцы достигли вершины гряды, где были атакованы и втянуты в борьбу с применением всех сил и ресурсов. Здесь на Эне, среди леса, вершин и маленьких деревень с каменными домами, обе стороны буквально вцепились зубами в свои позиции, возникло новое явление – траншейная война. Это был первый признак длительности мировой войны. 1 октября, когда сражение длилось уже более двух недель с растущими потерями и без заметных успехов с обеих сторон, Хейг отметил: «Перед этим корпусом и на много миль в обе стороны дела зашли в тупик, никакого решения не существует». Он был прав. Как союзники, так и германское командование должны были менять стратегию, но никто не спешил это делать. Начался «бег к морю». Так закончился сентябрь. На востоке фортуна улыбалась неопределенно. Восточная Пруссия была очищена от русских войск, но армия Ренненкампфа избежала немецких когтей. Австрийцы потеряли Лемберг, Перемышль был осажден, южные русские армии угрожали Силезии. Со всей очевидностью готовилась новая австро-германская кампания. Но на западе планы Германии рухнули. Никакое железное сопротивление на Эне, никакая степень ярости и энергии при Нанси или Вердене не могли это изменить. Победа союзников могла стать мрачным ожиданием под холодным осенним дождем. Это могло разочаровать обманутых, ожидавших блестящей кульминации вроде бегства великой армии Наполеона после Ватерлоо или сдачи оружия армией при Аппоматоксе. Но это было реально и показало крах единственного плана, с помощью которого Германия надеялась получить быструю победу «без завтрашнего дня», в которой она нуждалась. Теперь ее перспективы ограничились опасной войной на два фронта, рядом с союзником, чьи недостатки проявились со всей очевидностью. Зловещее уравнение выражалось в следующем: существует баланс между современной способностью наносить удары и способностью их выдерживать. Чтобы нарушить этот зловещий баланс, необходимы новые достижения на технологическом фронте, который стал не менее важным, чем фронт сражений. Но это требовало достаточно времени; невозможно было предположить, сколько людей за это время может погибнуть.