Глава 9
Мадам Помпадур несет полную ответственность за распад европейских союзов
Для достижения своих честолюбивых целей она не останавливалась ни перед чем.
В 1755 году фаворитка, вот уже более трех лет не выполняющая своих «обязанностей в постели короля», вдруг с ужасом обнаружила, что ее положение, которое она занимала до сих пор при дворе, становилось все более шатким и даже противоестественным. Она поняла одно: отныне, чтобы сохранить свое влияние при дворе, ее роль не могла сводиться лишь к поставке королю новых любовниц. Тем более что король мог в любой момент увлечься одной из молоденьких женщин из Оленьего парка и представить ее двору как официальную любовницу.
Именно тогда мадам Помпадур пришла в голову удачная мысль. Зная, что Людовик XV никакой другой работой, кроме любви, заниматься не желал, она подумала, что сможет вновь стать незаменимой для него, если возьмет на себя все заботы по управлению государством.
Честолюбивая и хитрая маркиза надеялась одним выстрелом убить сразу двух зайцев: укрепить свое положение при дворе и распространить свое влияние за пределы королевства, взяв на себя все управление страной. Если до сих пор она фактически занимала пост премьер-министра, то теперь она захотела выполнять функции самого короля.
Не имея необходимого опыта для выполнения столь высоких обязанностей, она обратилась за помощью к своим друзьям: канцлеру Маню, государственному секретарю Руйе и аббату Берни, бывшему французскому послу в Венеции, – и с обезоруживающим простодушием, присущим только красивым женщинам, попросила их помочь ей разобраться в государственных делах.
Обрадовавшись, что могут оказать услугу самой фаворитке, государственные мужи открыли свои досье и начали вводить маркизу в курс государственных дел, касающихся заключения международных соглашений и договоров, знакомить с порядком ведения и учета королевской казны и состоянием финансов страны, сообщать о военных приготовлениях, разъяснять депеши послов…
С усердием прилежной и способной ученицы мадам Помпадур в течение нескольких недель вникала во все вопросы, делала записи, запоминала имена, знакомилась с отчетами. Когда маркиза посчитала себя достаточно подготовленной, она пригласила в свой небольшой, отделанный красным деревом кабинет генералов, королевских советников, финансистов, судей и завела с ними разговор о положении дел в государстве, удивив их своей осведомленностью.
После каждой подобной встречи мадам Помпадур составляла для Людовика XV, у которого разговоры о политике вызывали аллергию, обширные записки, содержавшие весьма оригинальные суждения. Слабохарактерному государю импонировала однозначность ее умозаключений. «Что касается писем, направляемых маркизой королю, – писал аббат Берни, – я бы никогда не подумал раньше, что она может высказывать свои мысли с такой прямотой, мужеством и даже красноречием. За это я ее еще больше стал уважать. Я призываю ее держаться выбранного пути и в дальнейшем также не скрывать от короля истинного положения дел»72.
Мадам Помпадур понадобилось не так много времени, чтобы еще раз доказать всем, что влияние ее на короля еще более усилилось.
Вот уже шестой год не прекращалась борьба между иезуитами и янсенистами73, разгоревшаяся из-за папской грамоты Unigenitus, и их вражда уже стала предметом серьезного беспокойства при дворе.
Правительство под влиянием иезуитов приняло этот документ к исполнению в качестве государственного закона, в то время как парламент, действуя заодно с янсенистами, отвергал его.
В начале 1752 года архиепископ Парижа Кристоф Бомон запретил священникам своей епархии совершать соборование без «свидетельства о признании», подтверждавшего полное подчинение верующего папской грамоте. Однажды одному сановнику было отказано в причастии, и его запретили хоронить на кладбище74.
Немедленно уведомленный об этом парламент издал указ о публичном сожжении церковных предписаний и об отстранении архиепископа.
И наконец парламент обязал священников причащать умирающих.
После таких решений светской власти Кристофор Бомон обратился к королю с протестом против вмешательства парламента в дела церкви. Неожиданно для всех Людовик XV проявил решимость и приказал парламентариям выехать в Потуаз, а затем в Суассон…
В те дни, когда мадам Помпадур начинала свою политическую карьеру, члены Ассамблеи75 только что вернулись в Париж и, естественно, ждали случая, чтобы отомстить духовенству за пережитый позор. И фаворитка вскоре предоставила им такую возможность.
Атеистка, поддерживавшая дружеские отношения с Вольтером, энциклопедистами и философами, она никогда бы не решилась вмешаться в столь щекотливые дела, если бы не одно обстоятельство чисто личного характера.
Став владелицей особняка д’Эвре (в настоящее время Елисейский дворец), она обратилась в июне 1755 года к архиепископу Парижа с просьбой дать разрешение на совершение богослужения по этому поводу.
Кристофор Бомон, всегда выступавший против (по его словам, «скандального») присутствия фаворитки при дворе, отказал маркизе. Недовольная решением архиепископа, мадам Помпадур решила встать на сторону парламента и янсенистов.
Как раз в это время кюре из Сен-Этьен-дю-Мона отказал в причастии одной старой даме, и мадам Помпадур, возмущенная этим решением, обратилась за помощью к Людовику XV.
– Вы должны вызвать к себе архиепископа Парижа и серьезно поговорить с ним. Но предварительно я бы хотела вам сказать несколько слов.
И, призвав на помощь все свое обаяние, расточая улыбки, мадам Помпадур проговорила с королем более сорока пяти минут. Ее доводы были столь вески, а красноречие столь убедительно, что Людовику XV стало вскоре совершенно ясно, что прелат является самым гнусным существом, какое когда-либо жило на земле.
Людовик XV вызвал Кристофора Бомона в Версаль. Архиепископ, уверенный в поддержке государя, вошел к королю, безмятежно улыбаясь.
От государя же он вышел с низко опущенной головой и «скорбно поджатыми губами».
По совету маркизы король приказал архиепископу покинуть Париж и выехать в Конфлан.
Теперь пришел черед Кристофору Бомону отправиться в изгнание…
Радуясь одержанной победе, мадам Помпадур, продолжавшая постигать секреты ведения государственных дел, решила еще более укрепить свое положение при дворе, получив из рук короля самый высокий придворный ранг. И это ей удалось. В 1752 году она стала герцогиней, что само по себе вызывает удивление, учитывая ее низкое происхождение. Но не довольствуясь этим, она пожелала стать приближенной дамой «дома королевы»…
Зная о набожности Марии Лещинской, мадам Помпадур не без основания посчитала, что ее атеизм станет препятствием для достижения поставленной цели, и решила приобщиться к вере.
Следуя советам своего друга Машо, она взяла в духовные наставники отца Саси, считавшегося очень ловким иезуитом, потребовавшего от нее прежде всего вернуться к мужу. Маркиза сначала досадливо поморщилась, но, подумав, все-таки послушалась иезуита и под диктовку святого отца безропотно переписала письмо. Вот что писал, впрочем, герцог Лиенский:
«Так как речь шла о месте придворной дамы, она, последовав совету отца Саси, написала письмо господину д’Этиолю с предложением возобновить семейную жизнь. Если же у него не будет такого желания, она в любом случае просила его сообщить не только о принятом решении, но и его личных планах, прежде чем она сможет принять предлагаемый ей пост76.
Письмо было отправлено господину д’Этиолю. Можно представить себе его изумление, когда он ознакомился с предложением своей жены. Едва он пришел в себя, как слуга доложил, что его ожидают два посетителя. Одним из них был Машо, а другим – Субиз. Оба посланца мадам Помпадур разъяснили супругу их повелительницы, что он «безусловно может вернуться к своей жене, но его решение может сильно огорчить короля».
Господин Ленорман д’Этиоль жил в то время с очаровательной танцовщицей мадемуазель Рем77 и не испытывал никакого желания вернуться к своей жене. Уверив двух посланцев маркизы в отсутствии у него подобного желания, он написал мадам Помпадур полное иронии письмо:
«Я получил, мадам, письмо, в котором Вы мне сообщаете о перемене намерений в отношении меня и о Вашем желании обратиться к Богу. Со своей стороны я могу только поздравить Вас с таким решением. В то же время я понимаю, насколько трудным для Вас будет возвращение ко мне. И Вы можете легко представить, какие чувства я при этом буду испытывать. Мое самое большое желание – забыть об оскорблении, которое Вы мне нанесли в свое время. А Ваше присутствие только напомнит мне о пережитом унижении. Единственное, чем мы можем в настоящее время помочь друг другу, так это продолжать жить отдельно. Каким бы ни был повод, вынудивший Вас ко мне обратиться, я считаю, что Вы завидуете моему счастью. А я бы, со своей стороны, не хотел бы поставить его под угрозу, возобновив нашу совместную жизнь. Вы должны понимать, что время не может ничего изменить в наших отношениях.
Конец ознакомительного фрагмента.