Век распутства. Глава 7. Маркиза Помпадур ответственна за заключение бездарного Ахенского мира (Ги Бретон)

Однажды мадам Помпадур выразила желание быть официально представленной королеве. После того как она склонилась в реверансе перед королевой под строгим взглядом мадам де Конти, Мария Лещинская, хотя и имевшая веские основания относиться к фаворитке с некоторым предубеждением, приняла свою соперницу с изысканной любезностью, а после ее ухода сказала:

– Если королю так нужна любовница, то уж лучше мадам Помпадур, чем какая-либо другая женщина.

Эти слова еще более укрепили положение мадам Помпадур при дворе.

Несколько дней спустя королева, однако, не смогла удержаться, чтобы не попытаться выставить соперницу в смешном свете. Встретив случайно фаворитку с огромным букетом цветов в обнаженных руках, «королева, – вспоминает мадам Кампан, – стала вслух расхваливать цвет ее глаз, красоту рук и грациозной походки, а затем попросила спеть. Хотя мадам Помпадур прекрасно понимала, что за этой просьбой скрывается насмешка, она не осмелилась отказать королеве. И маркиза решила, не без умысла конечно, исполнить ту самую арию из “Армиды”, в которой чародейка, заключив Рено в золотую клетку, пела:

– Наконец он в моей власти!..

Заметив, как помрачнело лицо Ее Величества, все присутствовавшие при этой сцене дамы, естественно, были вынуждены придать своему лицу соответствующее выражение»⁵².

К счастью для фаворитки, королева была добра и незлопамятна. На следующий же день она забыла обиду, и вскоре между двумя женщинами воцарился мир, к радости Людовика XV, который терпеть не мог осложнений…

Окончательно обосновавшись во дворце, где маркиза Конто начала учить ее правилам хорошего тона, мадам Помпадур укрепила свое положение, взяв на себя заботу об организации празднеств, балов и всевозможных развлечений. Она очень любила театр и сама участвовала во всех спектаклях. Обладая несомненным актерским талантом и прирожденной склонностью к лицедейству, она разжигала любовный пыл государя, часто изменяя свою внешность. Порой она переодевалась и представала перед королем то в платье монахини, то настоятельницы монастыря, то в костюме пастушки. А однажды она явилась к нему в платье молочницы с ведерком парного молока.

Все ее уловки, имевшие своей целью обольстить короля, тем более достойны похвалы, что маркиза не обладала страстным темпераментом и ей стоило большого труда играть роль пылкой любовницы. Она прибегала к различным хитростям, чтобы хоть как-то соответствовать горячему темпераменту короля. Вот что рассказывала ее верная камеристка, мадам Оссе, о некоторых возбуждающих средствах, которыми пользовалась ее хозяйка:

«Мадам Помпадур прибегала к различным средствам, чтобы нравиться королю и отвечать на его сладострастные порывы. Одно время она начала употреблять в большом количестве за завтраком ароматизированный шоколад с тройной порцией ванилина, а на обед – трюфели и супы с сельдереем».

Хотя такой рацион и возбуждал маркизу, мадам Оссе посчитала его опасным для здоровья его хозяйки и однажды сказала ей об этом, но фаворитка не вняла ее советам. Тогда камеристка обратилась к герцогине Бранкас, которая в свою очередь предостерегла маркизу:

– Моя дорогая подруга, – ответила ей маркиза Помпадур, – я боюсь потерять расположение короля, если перестану ему нравиться. Мужчины, как вы знаете, придают большое значение некоторым вещам. Я, к несчастью, холодная по темпераменту женщина и вынуждена прибегать к различным эликсирам, чтобы как-то исправить этот изъян. И вот уже два дня, как я чувствую, что мои усилия не пропали даром⁵³.

Взяв в руки возбуждающие средства, герцогиня Бранкас тут же выбросила их в камин.

Мадам Помпадур с возмущением воскликнула:

– Я не люблю, когда со мной обращаются как с ребенком.

Но тут же, расплакавшись, призналась, что возбуждающие средства вредят ее здоровью.

Когда мадам Бранкас ушла, она позвала свою камеристку, мадам Оссе, и со слезами на глазах сказала:

– Я обожаю короля и хочу доставлять ему удовольствие. Иногда он называет меня рыбой с холодной кровью. Я готова отдать жизнь, лишь бы меня не разлюбил мой повелитель.

Отсутствие темперамента у фаворитки скоро стало достоянием гласности, и вокруг короля вновь стали крутиться женщины.

На всякий случай.

Одна из них, мадам Куаслен, даже заставила поволноваться мадам Помпадур. Как-то вечером в Марли обе женщины обменялись колкостями, позабавив присутствовавших при этом придворных. Маркиза вернулась к себе в состоянии, близком к истерике. Позвав к себе мадам Оссе, она сказала:

– Никто раньше не был столь дерзок со мной, как эта мадам Куаслен. Сегодня я с ней играла в карты, и вы можете себе представить, что я вынесла. Придворные не спускали с нас глаз. А мадам Куаслен вела себя просто вызывающе. Она два или три раза воскликнула, глядя мне в глаза: «Мой ход!» Я думала, что упаду в обморок, когда она произнесла с торжеством в голосе: «Король – мой!» Вы бы посмотрели, какой реверанс она сделала, когда уходила.

– А король, – спросила камеристка, – что он сказал?

– Вы его совсем не знаете, моя милая, – ответила мадам Помпадур. – Если даже сегодня он уложит ее в свою постель, перед всеми он будет с ней холоден, а со мной подчеркнуто любезен. Так уж он воспитан⁵⁴.

Мадам Помпадур не ошиблась: король стал вскоре любовником мадам Куаслен и, похоже, получил немалое удовольствие.

Уязвленная фаворитка вызвала к себе почтового министра Жанеля, просматривавшего по приказу короля частную переписку придворных и докладывавшего государю о наиболее интересных «находках» в письмах его приближенных, и передала ему письмо со словами:

– Король должен знать содержание этого послания, поэтому положите его вместе с той кор респонденцией, которую вы готовите ему для до клада. Если он спросит об авторе, можете ответить, что это советник парламента, и назовите его имя.

На следующий же день на столе у Людовика XV лежало следующее письмо:

«У нашего государя есть верная и достойная подруга, настоящая помощница во всех его начинаниях. Наше самое большое желание – чтобы он с ней никогда не расставался. По характеру она очень добрая и, наверное, не обидит даже мухи. К тому же она богата. А та женщина, о которой сейчас много говорят при дворе⁵⁵, горделива от рождения. Ей будет мало одного миллиона в год – настолько, по слухам, она расточительна. К тому же она соберет в окружении короля всех родственников, сделает их герцогами, назначит губернаторами, маршалами, и они станут грозой для всех министров».

Эта далеко не лучшая уловка мадам Помпадур оказалась, как ни странно, удачной. Будучи весьма скупым, Людовик XV немедленно расстался с мадам Куаслен.

А несколько дней спустя мадам Помпадур в разговоре с мадам Оссе сказала:

– Прекрасная маркиза потерпела фиаско. Своим высокомерием она отпугнула короля. К то му же она запросила у него слишком много денег. А вы знаете, что король подпишет не задумываясь чек на миллион из казны, но не даст и сотни луи доров из собственного кармана.

Едва успела мадам Помпадур устранить со своего пути соперницу в лице мадам Куаслен, как группа враждебно настроенных к ней министров тут же предприняла попытку подложить в постель короля графиню Шуазель.

Однажды вечером военный министр граф д’Аржансон пригласил молодую женщину в рабочий кабинет Людовика XV, затем вышел, закрыв за собой дверь, и стал терпеливо ждать.

Поскольку из кабинета не доносилось ни звука, он рискнул заглянуть в замочную скважину – и его взору предстала согревшая его душу картина: на широком диване мадам Шуазель добросовестно выполняла возложенную на нее задачу.

Когда через несколько минут графиня вышла из королевского кабинета с растрепанной прической, что являлось своего рода доказательством одержанной победы, д’Аржансон с притворным беспокойством спросил:

– Ну как? Дело сделано?

– Да, – ответила графиня, – я ему понравилась, и он счастлив. А она будет немедленно изгнана из дворца: король дал слово.

Д’Аржансон поспешил поделиться счастливым известием с другими министрами.

Однако их радость была преждевременной: мадам Шуазель «отдалась как уличная девка и была быстро забыта, словно речь шла о простой шлюхе».

Не желая мириться с поражением, д’Аржансон обязал свою собственную любовницу, мадам д’Эстрад, соблазнить короля и занять место мадам Помпадур. Молодая женщина сразу же принялась за дело. В один прекрасный вечер, когда Людовик XV прилег отдохнуть на диван, слегка притомившись после сытного ужина, в комнату на цыпочках вошла мадам д’Эстрад и, быстро сбросив платье, легла рядом с королем.

Но государь, уже дремавший под воздействием винных паров, даже не повернул головы в ее сторону.

Тогда молодая женщина прибегла к средствам, которые быстро привели короля в нужное для нее состояние.

Чем она тут же и воспользовалась.

Увы, ее подвиг не был оценен по достоинству, так как протрезвевший на следующий день король ничего не вспомнил и прошел мимо нее, даже не поздоровавшись.

Заговор сорвался…

И хотя д’Аржансону время от времени удавалось укладывать в королевскую постель очередную знатную даму, ни одна из них не смогла уменьшить влияние маркизы Помпадур. Король все еще был страстно влюблен в свою любовницу и осыпал ее драгоценностями, дарил земли, замки и выполнял все ее просьбы.

Только маркиза могла развеять его тоску, когда король впадал в меланхолию. Во второй половине дня она проходила в его покои по потайной лестнице и под аккомпанемент клавесина исполняла арии из опер и модные песенки того времени.

Вечером они отправлялись в известные всем придворным «малые кабинеты» на ужин, на который приглашались самые близкие придворные. А ночью, по словам одного из авторов многочисленных «Хроник», «именно маркиза Помпадур была истинной королевой Франции».

С самоотречением, присущим настоящей христианке, Мария Лещинская мирилась с таким положением вещей. Доказательством тому служит история, о которой потом долго вспоминали при дворе. Однажды вечером мадам Помпадур играла с королевой в карты, когда часы пробили десять раз. Немного смущенная фаворитка попросила разрешения оставить игру.

– Конечно идите, – милостиво разрешила королева.

И мадам Помпадур, присев в глубоком реверансе, поспешила в королевскую спальню.

С некоторых пор влияние мадам Помпадур на все сферы государственной деятельности стало таким большим, что министры и сами были не прочь не только услышать ее мнение, но и получить от нее указания. А для короля она стала главным политическим советником.

В августе 1748 года войска под предводительством Мориса Саксонского вели успешные бои в Голландии, овладевая город за городом. Ситуация осложнилась до такой степени, что мадам Помпадур стала уже опасаться, что ее любовник отправится на войну, оставив ее на съедение ненавидящим придворным. Чтобы воспрепятствовать отъезду короля, мадам Помпадур решила склонить короля к заключению мира. Последующие события помогли ей добиться желаемой цели.

После взятия Маастрихта Мария Терезия в панике запросила мира. Франция, которой в ту пору принадлежали Нидерланды, оказалась в самом выгодном положении и на переговорах могла себе позволить быть неуступчивой, чтобы добиться более выгодных условий. Стремясь как можно быстрее заключить мир, мадам Помпадур посоветовала королю не выдвигать никаких требований и вернуть противнику все захваченное, вплоть до военного имущества.

Результатом переговоров стало подписание бездарного Ахенского мира⁵⁶, условия которого возмутили буквально всю Францию. Но в то же время были и такие придворные, которые поспешили поздравить фаворитку с одержанной победой. И одним из них был Вольтер, написавший следующие слова:

«Необходимо признать, что Франция может поздравить себя с этим миром. С удивлением французы узнали, что это плод настойчивой деятельности молодой дамы самого высокого ранга, которая повсюду славится своей красотой, особыми талантами, умом и завидным положением. У Европы такая судьба, что начало этому затянувшемуся конфликту было положено одной женщиной, а конец – другой».

Это совсем не делающее чести писателю письмо наглядно доказывает, какого могущества достигла мадам Помпадур, что ее уже поздравляли даже за явные промахи и ошибки.

Да, именно к этому времени маркиза достигла вершины своего могущества: у нее было больше влияния на короля, чем у принцев крови. «И только одна сила, – писал Пьер де Нолак, – оказывала противодействие маркизе, сила, еще неокрепшая, но уже заметная, чье влияние на решение вопросов государственного устройства возрастало из года в год. И такой силой, на которую не распространялась власть маркизы, было общественное мнение. Сначала благоприятное или безразличное, теперь оно было настроено против фаворитки. Направляемое весьма ловкими людьми, оно ставило ей в вину все ошибки правительства и приписывало ей всю ответственность за всеобщее недовольство народа»⁵⁷.

В 1749 году из рук в руки передавался резкий памфлет, в котором неизвестный автор осуждал этот позорный мир:

По городу стали распевать так называемые пуассонады⁵⁸. Вот одна из них:

Но эти оскорбления нисколько не уменьшили могущества мадам Помпадур, сравнявшуюся по своему положению с премьер-министром.

Такой головокружительный взлет женщины из народа, еще два года назад не знавшей ни этикета, ни особого языка двора, постепенно внушил суеверное уважение к ней со стороны придворных. Мало-помалу почти все смирились с присутствием фаворитки и приняли ее в свой круг, кроме Морепаса и герцога Ришелье. Первый высмеивал мадам Помпадур, а второй пытался отстранить ее от власти, уложив в постель короля свою собственную любовницу, мадам Поплиньер.

Это была пылкая, начитавшаяся любовных романов брюнетка, любившая «бродить по лесным чащам с распущенными волосами в одежде Дианы-охотницы». Она была женой главного откупщика налогов Лериша Поплиньера и жила в роскошном особняке на улице Ришелье⁶⁰.

Ее любовная связь с герцогом, длившаяся уже три года, стала причиной большого скандала. Узнав в 1746 году о том, что жена ему наставляет рога, господин Поплиньер ворвался в комнату своей супруги, сильным ударом сбил ее с ног и зверски избил.

В пылу гнева Поплиньер старался «бить ногами по лицу своей супруги», у несчастной женщины на следующий день «голова распухла так, что стала похожа на тыкву с шишками величиной с кулак».

При этом он пригрозил, что убьет ее, если она будет продолжать встречаться с Ришелье.

Когда герцог узнал о происшествии, он снял дом по соседству от особняка, где жила его любовница, и устроил секретный проход между двумя домами. Теперь он мог незаметно через чугунную плиту камина попадать в спальню молодой женщины.

В 1748 году исполнилось два года с той поры, как любовники без помех встречались в спальне мадам Поплиньер. Вот тогда-то герцог Ришелье и решил уступить свою любовницу королю.

Возможно, что мадам Помпадур почувствовала приближавшуюся опасность. И не без ее помощи откупщик налогов в ноябре 1748 года узнал о том, что его жена продолжает встречаться с герцогом Ришелье. Озадаченный, Поплиньер долго ломал голову над тем, как герцогу удается проникать в его дом незамеченным. Однажды, когда его жена вместе с другими придворными присутствовала на военном смотре, он тщательно осмотрел весь дом вместе с известным физиком и механиком Вокансоном.

Наконец они подошли к чугунной плите камина.

– Как раз за этой стеной, – сказал Поплиньер, – находится спальня герцога Ришелье. Доста точно секретного хода, чтобы беспрепятственно проникать в эту комнату.

Вокансон ударил тростью по плите и услышал гулкий звук. Наклонившись, он внимательно осмотрел камин и обнаружил неприметный стык.

– Какая работа! – с восхищением воскликнул он⁶¹ и просунул в паз лезвие перочинного ножа. Под действием скрытой пружины плита повернулась. Господин Поплиньер пришел в неописуемый гнев.

Тем же вечером он выгнал жену из дома. А весь город несколько дней подряд потешался над незадачливой любовницей всемогущего герцога. На улицах горожане распевали песенки о приключениях жены главного откупщика налогов, а на Рождество на улицах продавались игрушки, сделанные из картона, изображавшие камин с чугунной плитой, за которой можно было видеть прятавшихся мужчину и женщину.

Мадам Помпадур могла больше не опасаться соперницы в лице мадам Поплиньер, ставшей посмешищем всего Парижа…