2. Идеология веганства
Идеология веганства крайне проста: продуктами животного происхождения пользоваться нельзя, поскольку они получаются в результате эксплуатации животных. Человек ради удовлетворения собственных потребностей убивает животных и эксплуатирует их, причиняя им страдания. Это недопустимо. Этика людей запрещает убивать и мучить себе подобных. То, что люди допускают при обращении с животными действия, которые считаются преступными или предосудительными, если они совершаются над людьми, является проявлением своего рода биологического расизма: человек выделяет себя из числа животных, считая вправе распоряжаться их жизнью и смертью, тогда как, например, ощущение боли одинаково и для человека и для животного. Занимая по отношению к животным позицию господина, имеющего право причинять боль и обрекать на смерть, человек воспроизводит культурный архетип, ранее распространявшийся и на людей. Это – позиция деспота в отношении своих подданных, рабовладельца в отношении раба. Также можно вспомнить, что во многих культурах люди иной национальности или иной расы не считались полноценными людьми и могли приравниваться к животным, получая причитающуюся тем меру страданий. Современное общество подняло этическую планку, выведя за пределы нормы любую дискриминацию представителей своего биологического вида. Веганы призывают распространить этот подход на все виды животных.
Слово «веган» ввёл в оборот англичанин Дональд Уотсон (Donald Watson). Оно образовано от первых и последних букв слова «vegetarian» (вегетарианец). Символически это означает, что веганство – начало и конец вегетарианства. С веганской точки зрения вегетарианство (отказ употреблять продукты убийства) – лишь переходная стадия к полному отказу от эксплуатации животных. В 1944 году Дональд Уотсон организует в Лестере (Великобритания) Веганское общество (The Vegan Society).
Стоит обратить внимание на год основания общества. Превращение Уотсона из классического вегетарианца в вегана происходит в 1940-е, годы Второй мировой войны. Мир захлёбывается от человеческих страданий, а группа единомышленников в воюющей с Гитлером Англии решает сконцентрироваться на заботе об уменьшении страданий животных. Наверное, нельзя сказать, что страдания животных их волновали больше, просто они не выделяли человека из прочих живых существ. Насилие над людьми в соответствии с мировоззрением веганства также недопустимо. Это соображение привело Дональда Уотсона к официальному отказу от армейской службы. Отстаивать что-либо с оружием в руках – будь то убеждения, государство или даже жизнь близких тебе людей – нельзя, ведь ты можешь причинить боль другому живому существу или лишить его жизни. Пацифизм и веганство – одного духа. Проблему этического выбора они решают посредством личного неучастия: если некоторое действие определено как зло, ты просто его избегаешь, к чему бы это ни привело. В определённом смысле это очень удобно: нет необходимости выбирать между видами зла (большим и малым). Можно чувствовать себя правым и чистым. Если же победит большое зло, то твоей вины в этом нет: ты же не выступал на его стороне. Но, какие бы вероятности ни существовали, Дональду Уотсону повезло: Гитлера победили, в Великобритании наладился мирный быт, веганские идеи получили распространение.
Возможно, в некоторых случаях веганство уже является частью семейной культуры, но в основной своей массе веганы получаются путём обращения к новой для себя жизни уже в сознательном возрасте. Превращение в вегана обязательно включает в себя момент слома привычной картины мира, без которого веганская жизнь не могла бы начаться. Вот, например, как это было у Дональда Уотсона:
«Одно из моих самых ранних воспоминаний — это каникулы на ферме моего дяди Джорджа, где меня окружали интересные животные — все они что-то „давали“: рабочая лошадь тянула плуг, другая лошадь тянула двуколку, коровы „давали“ молоко, куры „давали“ яйца, а петух был удобным „будильником“ — тогда я не понимал, что у него есть и другая функция; овцы „давали“ шерсть. Я никак не мог понять, что же „давали“ свиньи, — но они казались очень дружелюбными существами: всегда были рады меня видеть. Потом настал день, когда одна свинья была убита: у меня до сих пор сохранились яркие воспоминания всего процесса, включая крики, конечно же. Одним из того, что меня поразило, было то, что мой дядя Джордж, которого я высоко ценил, принимал в этом участие. Я понял, что фермы — и дяди — должны быть переоценены: идиллическая сцена оказалась не более чем камерой смертников, где дни каждого создания были сочтены, что определялось их неспособностью далее обслуживать существование человека».1
Когда Дональд Уотсон давал интервью, из которого приведена цитата, ему было 92 года. Акценты в рассказе расставлены, конечно, в духе устоявшегося веганского мировоззрения, с которым человек прожил бóльшую часть своей жизни. Но, несомненно, пережитое потрясение было очень сильным. С 14 лет Дональд перестал есть мясо, и причиной тому стала описанная выше история.
Разбирая этот случай, необходимо обратить внимание на два момента. Во-первых, мальчик Дональд не жил на ферме; он приехал туда отдохнуть. Все эти «интересные» животные именно потому и составили идиллическую картинку, что не были частью его повседневного быта. Эта отстранённость присуща веганству в целом: веганы, как правило, – городские жители, далёкие от непосредственного участия в сельском хозяйстве.
Во-вторых, Дональд-ребёнок, несомненно, был романтической натурой, воспринимающей мир преимущественно эмоционально. Думается, можно с уверенностью сказать, что свой романтизм мистер Уотсон сохранил на протяжении всей жизни. Нельзя быть веганом и не быть своего рода романтиком. По своей сути веганство – это борьба за утверждение идиллии: никто не должен страдать. Во всяком случае, никто никому не должен причинять страданий. Значимость эмоциональной аргументации в веганстве значительно выше, чем рациональных суждений: посмотрите, в какие условия поставило животных интенсивное животноводство! Они лишены естественной среды обитания, а порою и жизненного пространства. С помощью селекции, специальных препаратов, а в некоторых случаях и генной инженерии животные превращены в какую-то пародию на самих себя. Они больше не полноценные живые существа, а рабы своей функции. Бычок или цыплёнок-бройлер должны как можно быстрее набрать максимально возможный вес. Курица-несушка должна нестись без роздыха, корова молочной породы – давать как можно больше молока, чего бы это ни стоило их здоровью.
Интенсивное животноводство действительно обращается с живыми существами как с производственными механизмами. Применяемые технологии безжалостны в прямом смысле этого слова: животных в крупных агропроизводственных комплексах никто не жалеет, отношение к ним определяется не жалостью, а чистой прагматикой. Если животное болеет, его лечат, но не потому, что ему больно, а чтобы не пропали вложенные в него деньги. Если же более выгодно заменить заболевшее животное новым, его не будут лечить, а забьют или усыпят.
Узнав об этой неприятной изнанке животноводства, чуткие и романтические натуры испытывают эмоциональный шок и становятся веганами. Они решают не принимать участия в причинении страданий животным, пусть даже весьма опосредованно – в качестве потребителей продукции животного происхождения. Последовательные веганы отказываются и от мёда, и от изделий из шёлка, включая насекомых в число тех существ, которых следует избавить от эксплуатации человеком.