Варшавское восстание 1944 г. Движение Сопротивления в Польше 1939-1945 гг. Направления. Программы. Практика. Результаты. Часть 1. Глава первая.. Зарождение польского движения Сопротивления. (Сентябрь 1939 г. – декабрь 1941 г.) (Валентина Парсаданова)

1.1. Сентябрьская катастрофа 1939 г. Потеря национальной независимости и ее последствия

1939 г. начался и шел под знаком дальнейшего нагнетания международной напряженности и втягивания мира в новую войну. После расчленения и захвата Гитлером Чехословакии (март 1939 г.), в котором участвовала и Польша, получившая Тешинскую Силезию, она оказалась с трех сторон окруженной территорией Германии или ее сателлитов. Становилось ясно, что Польша —очередная жертва агрессии. И действительно, план нападения на нее Гитлер подписал 3 апреля 1939 г. На границах Польши начали концентрироваться германские войска. Для Гитлера вопрос стоял в создании благоприятных условий для ведения против нее войны.

Летом 1939 г. в Европе велись «тайные» переговоры: англо-франко-советские (военные), англо-германские (политические), советско-германские (начавшиеся как экономические). От их исхода зависела судьба мира— возможность или невозможность предотвращения большой войны, к которой стремился Гитлер для установления «нового порядка». Каждая сторона надеялась решить свои тактические задачи. Германия – изолировать Польшу, не допустить создания тройственного англо-франко-советского союза, что могло перечеркнуть дальнейшие планы нацистов, не допустить выступления СССР в защиту Польши и создания для Рейха ситуации войны на два фронта1. Генеральной линией британской политики в отношении Германии, по словам премьер-министра страны Н. Чемберлена, была не защита отдельных стран, которые могли оказаться под германской угрозой, а стремление предотвратить установление над континентом германского господства, в результате чего Германия стала бы настолько мощной, что могла угрожать британской безопасности. Англия и Франция намеревались, направив германскую агрессию на восток, предотвратить нападение на собственные рубежи. Вместе с тем они были не прочь поучаствовать в походе на СССР хотя бы за кавказской нефтью, организовать новый «Мюнхен» ценой Польши. СССР стремился избежать вовлечения в войну, отстаивать собственные национально-государственные интересы, не допустить нового «Мюнхена» и активно участвовать в обсуждении возможностей отпора агрессии. Советская сторона, заинтересованная в сохранении польского государства (иначе фашистский рейх вплотную подойдет к советским границам) и укреплении его способности сопротивляться германскому давлению, четырежды за весну-лето 1939 г. предлагала Варшаве помощь в отражении грядущей агрессии. Но неизменно встречала отказ. Сталин, однако, продолжал держать открытыми «обе двери» (договоренности с западными державами и с Германией). Фактически это была тактика всех переговорщиков.

Попытка создания Антигитлеровской коалиции – совместного выступления Великобритании, Франции, СССР и Польши против гитлеровской Германии – сорвалась. Переговоры военных миссий в Москве зашли в тупик. Причин много. Для нашего изложения важна одна из них: правительство Польши отказывалось от сотрудничества с Советами и не соглашалось пропустить Красную армию через территорию Польши по двум «коридорам» к границам Германии для организации отпора агрессорам. Польское руководство считало, что единственной целью СССР является стремление добиться того, чего он не достиг в ходе войны 1919 – 1921 гг.: установить в Польше советскую власть. Целью же польской политики, по директиве генштаба 2304/2/37 от 31 августа 1937 г., было «уничтожение всякой России». Для этого осуществлялись поддержка сепаратизма на Кавказе, Украине, Средней Азии и дестабилизация в глубоком тылу Красной армии во время войны2. Объективная необходимость объединения сил для борьбы с фашизмом с целью отражения его агрессии еще не была осознана и не осуществлена будущими союзниками.

Для Москвы оказалось, что в Европе СССР не имеет союзников (Франция не выполнила обязательств по союзному договору во время Чехословацкого кризиса). На востоке, в степях Монголии, уже четыре месяца шла война с Японией. Возникала угроза военных действий на восточных и западных границах страны. В этих условиях, вероятно в середине августа (11 августа?), был сделан выбор в пользу Германии, неоднократно предлагавшей урегулирование отношений.

На 26 августа Гитлер назначил начало войны против Польши. На 22 августа наметил визит Риббентропа в Москву, на 23-е —Геринга в Лондон: в ночь на 22 августа британский премьер-министр Н. Чемберлен предложил Гитлеру соглашение за счет Польши. Фюрер ответил согласием. В Москве об этом стало известно через несколько часов. 22 августа ТАСС опубликовал сообщение о приезде Риббентропа – министра иностранных дел Германии – «для соответствующих переговоров». Получив директиву Гитлера обещать Сталину все что угодно, соглашаться на любые требования, Риббентроп прилетел в Москву. 23 августа были подписаны советско-германский пакт о ненападении и секретный протокол к нему о разделе сфер влияния в Европе. В силу пакт вступал немедленно3. Визит Геринга в Лондон Гитлер отменил.

Сталин в первый раз за 1939 – 1945гг. —но не в последний – изменил свою позицию по польскому вопросу. В 1940 г. он ставил уже другой акцент. 1 июля он сказал английскому послу С. Криппсу, характеризуя пакт: «Если господин премьер (У. Черчилль с 06.06.1940) хочет знать о наших отношениях с Германией, то мы можем сообщить, что у нас нет блока с Германией на предмет войны против Англии. У нас есть только пакт о ненападении». В феврале 1943г. Сталин будет говорить польскому послу Т. Ромеру, что «базой советского договора с Германией был вопрос о ненападении, а не вопрос о границах». Что не мешало Сталину несколько раз менять первоначальную линию раздела сфер влияния. Шла дипломатическая борьба Берлина и Москвы за принадлежность украинских нефтяных районов, подходов к Прибалтике как плацдармов для наступления на Ленинград (Санкт-Петербург)4, за принадлежность Львова и Вильно (Вильнюса). Правда, меняя Холмщину на Литву («кусочек Литвы»), СССР пришлось заплатить за него золотом (31,5 млн марок или 7,5 млн тогдашних золотых долларов). Гитлер шел навстречу почти всем «перестановкам». Соглашался с приближением границы к «линии Керзона» (линия раздела, предложенная странами Антанты в 1919 г. в качестве границы между советскими республиками и Польшей). Гитлеру необходима была немедленная свобода рук для начала агрессии против Польши. А «они (т.е.СССР) все равно у меня в кармане» – воскликнул он, узнав, что пакт подписан. Однако клочок плацдарма у литовской границы для наступления на Ленинград из зубов не выпустил. Тем не менее в ноябре 1940 г., когда взаимные отношения уже окончательно разладились, Гитлер в Берлине высказал Молотову крайнее недовольство этими изменениями.

Великобритания и ее союзники «простили» СССР. У. Черчилль в речи по радио 1 октября заявил, что Россия проводила политику собственных интересов, было бы лучше, если бы она проводила еекак друг и союзник. «Но российские армии должны были встать на этой линии, это было ясно и неизбежно с точки зрения на опасность, грозившую России со стороны нацистской Германии. Во всяком случае, линия там есть и создан восточный фронт…«Премьер-министр Великобритании Чемберлен, отвечая на вопрос об отношении правительства к речи Черчилля, сказал 23 октября, что тот «выразил собственную интерпретацию событий, но в его интерпретации не было ничего, что бы отличалось от взглядов правительства Его Королевского Величества». В Тегеране в 1943г. Черчилль скажет: «Я также очень хорошо понимал положение России в начале войны, и принимая во внимание нашу слабость в начале войны, мюнхенскую политику и тот факт, что Франция изменила данным ею гарантиям Чехословакии, я понимаю, что советское правительство не могло в этих условиях рисковать своей жизнью» /4/. В сложной и запутанной политической обстановке лета 1939 г. руководства будущих союзников готовы были пойти на временные тактические соглашения с Германией даже в ущерб своим истинным политическим и стратегическим интересам.

В СССР подписанты даже не получили полномочий на подписание пакта. Поставив документ на ратификацию Верховного Совета СССР, В. М. Молотов в докладе свел его значение к тезису «пусть воюют без СССР» и к напоминанию, что вопросы Европы, а тем более Восточной Европы, решать без СССР невозможно. Ставя на ратификацию договор с Германией, глава советского правительства подчеркнул, что различия в мировоззрениях и политических системах не могут препятствовать хорошим отношениям Советского Союза и с другими капиталистическими странами. В речи Молотова не было полной уверенности, будет ли соблюдаться советско-германский пакт, и содержалось указание на необходимость сохранения бдительности в защите интересов СССР, а также на то, что СССР проводит и будет проводить свою собственную, самостоятельную политику. 31 августа договор о ненападении был ратифицирован. О секретном протоколе не узнал Верховный Совет, ни даже политбюро ЦК ВКП (б). «Он являлся изначально противоправным документом, представляя собой сговор, выражавший намерения подписавших его физических лиц» – определил его в 1988 г. Съезд народных депутатов. Съезд объявил оба документа юридически несостоятельными и недействительными с момента его подписания/5. «Правда». 24ХП. 1988/.

В комментариях советской печати к договору от 23 августа 1939г. во всем обвинялись премьер-министр Великобритании Н. Чемберлен и министр иностранных дел Польши Ю. Бек, воспрепятствовавшие созданию системы коллективной безопасности в Европе. Но одновременно в газете «Правда» прошло сообщение, что советское правительство «сошло со своего пути, чтобы облегчить неспровоцированное нападение на Польшу» и что «нейтралитет СССР на руку Германии». Маскировалось заявление ссылкой на английскую газету Reynold’s News.

Неприятие польским правительством советских предложений по организации системы коллективной безопасности в Европе сохраняло почти все межвоенное двадцатилетие напряженность в советско-польских отношениях, дошедшую почти до взрыва во время Чехословацкого кризиса и Мюнхенского соглашения (1938г.). Советская пропаганда представляла Польшу государством, с которым или на территории которого в ближайшее время придется воевать.

Советский НКИД потребовал от своих дипломатов в Польше доносить о любых действиях и передвижениях трех значимых фигур в польской политике: маршала Э. Рыдз-Смиглы – наследника Пилсудского и фактического диктатора страны – и оппозиционеров: бывшего премьер-министра В. Сикорского, а также лидера крестьянского (людовского) движения В. Витоса – премьер-министра в 1920 г. Весной-летом 1939 г., может быть, в связи с трехсторонними переговорами в Москве, внешне взаимная острота отношений СССР и Польши была несколько сглажена. В Польше появился советский посол, которого не было с 1935 г., впервые был подписан торговый договор, которого не было все 20 лет, установлено авиасообщение между Москвой и Варшавой. Польша отказалась от ежегодной церемонии 15 августа —дня «чуда над Вислой», стороны заявили об отсутствии взаимных территориальных претензий. Сталин обещал подумать о дальнейших шагах в этом направлении. Например, о передаче архивов. Правда, М. Литвинов – глава советского НКИДа – продолжал считать, что советско-польские отношения стали менее враждебными, но не более дружественными.

Польская военная доктрина была рассчитана на помощь западных союзников. Вопреки словесным их заверениям, доказано, что генштабы Великобритании и Франции не составили планов оказания помощи Польше. Более того, западные союзники были убеждены, что и не имеет смысла: Польша способна сопротивляться Германии только две-три недели./6/.

Некоторые высказывания, помещенные в труде Рыдза-Смиглого «Чтобы не забыли о силе», позволяют судить, что маршал критически относился к подготовленности польского офицерского состава, состоянию службы тыла армии и лично принял решение о модернизации армии с готовностью к 1942 г./7/. На нее нужно было 700 – 750 млн злотых в год. Польша могла выделять по 500 млн в год, да и те расползались по отделам министерства и по карманам. В результате планы военного перевооружения были выполнены на 35%. (Гитлеровцы на подготовку к войне, по словам фюрера в Рейхстаге, за шесть лет истратили более 90 млрд марок.) К сентябрю 1939 г. в польском генштабе не было разработанных планов ведения войны против Германии. Имевшиеся наметки выдал гитлеровцам офицер польского генштаба. В штабе германского генерала Г. Рунштедта его оценили негативно – как непрофессиональный. Специалисты вычитали крайнюю переоценку своих возможностей, например, наступательные действия на Берлин. Правда, польский разведчик равным образом узрел в оперативном кабинете начальника германского генштаба немецкую карту с нанесенными на ней направлениями атак против Силезии и Подгалья. Полученные сведения не были использованы. Вместо концентрации польских соединений перед намеченными точками прорыва фронта польские войска были «размазаны» почти равномерно по периметру границ.

Изменение геополитических условий Польши определило лихорадочные усилия ее санационных правителей переориентировать внешнюю политику на Францию и Великобританию. Добиться удалось подписания 25 августа 1939 г. союзного англо-польского антигерманского договора. Внутри страны угроза фашистского нашествия вела к попыткам политической консолидации, ослаблению межпартийных разногласий. Был выдвинут лозунг создания правительства национального спасения. Помощь в отпоре фашизму часть польского общества надеялась получить от Советского Союза. (Такая возможность предусматривалась гитлеровцами в первом варианте плана «Вайс» —плана нападения на Польшу.) Пресса, в основном оппозиционная, даже заговорила о несвойственных Польше идеях славянского единства.

1сентября 1939 г. гитлеровские войска вторглись в Польшу массированными, рассекающими польскую оборону ударами. Предлог – защитить притесняемое немецкое меньшинство в Польше. («Антинемецкие» акты организовывала сама германская разведка.) Вермахт наступал одновременно с севера и юга, ворвавшись в Мазовию, Поморье, Силезию и Подгалье с намерением рассечь польскую территорию, окружить и уничтожить польские армии в излучине Вислы западнее Варшавы, захватить центры польской военной промышленности, узлы транспорта и связи5. Германия начала войну, убедившись, что Франция и Англия, несмотря на наличие союзных договоров с Польшей, не собираются выступать в ее защиту, хотя 3 сентября они и объявили войну Германии. Вслед за Англией последовали ее доминионы. В октябре 1944 г. Черчилль проговорится, что Польша была только поводом вступления Британии в войну, а не причиной. США заявили о своем нейтралитете.

1 сентября президент Польши И. Мосьчицкий6 издал два акта и воззвание к народу. Первый акт назначал генерального инспектора армии Э. Рыдза-Смиглого главнокомандующим. Вторым он становился наследником президента в случае, если этот пост окажется вакантным до заключения мира. Рыдз, в свою очередь, отдал приказ в духе «сильные, сплоченные, готовые» и убеждал народ, что окончательная победа будет принадлежать Польше и ее союзникам.

2 сентября Рыдзу пришлось отдавать приказы об отступлении на линию Вислы и Сана, 3-го – об обороне Варшавы, а 5-го – говорить об эвакуации правительственных учреждений и генштаба из столицы. 6-го колонна генштаба, преодолевая заторы на дорогах, созданные десятками тысяч беженцев и бомбежками с воздуха, двинулась на восток, затем на юг.

Победа Германии над Польшей была практически предрешена. Германия обладала как численным перевесом своих сил (1,6:1), так и техническим и количественным превосходством своей боевой техники.

Польская армия, модернизация которой не была завершена, оставалась во многом на уровне 20-х годов. Уже в первую неделю вермахт захватил «коридор» (территорию между Польшей и Восточной Пруссией, выход Польши к морю), Познаньское воеводство, Силезско-Домбровский регион, все основные экономические районы, вторгся вглубь страны. Выбросил в тыл многочисленные десанты, окружил Варшаву.

Ставка главнокомандующего была перенесена в Брест. С 12 сентября общее руководство военными действиями практически отсутствовало. Правительство, золотой запас государства, дипломатический корпус, военное командование следовали к румынской границе. С 9 сентября начались переговоры о переходе правительства Польши в Румынию. После боев над рекой Бзурой 200-300-тысячной группировке польских войск удалось отойти вглубь страны и создать новую линию обороны по Нареву, Висле и Сану (7 – 17 сентября). Гитлеровцы смогли замкнуть кольцо нового окружения на Буге.

Маршал Рыдз-Смиглы понимал обреченность Польши в войне с Германией/7/. В декабре он скажет: «Начиная войну, я хорошо понимал, что она неизбежно будет проиграна на польском фронте, который я считал одним из участков великого антинемецкого фронта. Начиная борьбу в небывалых условиях, я чувствовал себя командиром участка, который должен быть принесен в жертву, чтобы дать другим время и возможность организоваться и подготовиться»7. Чтобы сохранить человеческие жизни, Рыдз уже в первые дни войны думал о капитуляции, но западные союзники не позволили ему этого сделать. Им было нужно, чтобы вермахт ушел дальше на восток, к границам СССР.

4 сентября 1939 г. на саммите высшего французского и британского командования, который обладал правом изменить майские решения о Польше (не оказывать ей военной помощи в надвигавшейся войне), лишь их подтвердили. 5 сентября начальник французского генерального штаба генерал М. Гамелен заявил, что у Польши нет шансов на продолжение сопротивления, «это является основанием для сохранения наших сил», поэтому «не следует обращать внимание на всеобщее возмущение и начинать военные действия» против Германии. 12 сентября на встрече премьер-министров Франции и Британии было решено, что Польша уже проиграла войну и любая акция по ее спасению бесполезна. Было принято тайное решение не приступать к активным действиям против Германии, а вопрос о восстановлении независимости Польши решить в результате глобального исхода многолетней войны/8/.Политически им Польша оставалась необходимой, однако не санационная. Французский посол в Польше Л. Ноэль уже 6 сентября предлагал перевезти (создать) польское правительство во Францию. 11 сентября он начал переговоры с Румынией, но не ставил вопроса о пропуске актуального правительства Славоя-Складковского. У Ноэля уже на примете был другой кандидат в премьеры— генерал В. Сикорский.

К середине сентября вермахт подошел к Бресту и Львову. Гитлер в рейхстаге хвастливо заявил: «Мы в течение 18 дней разгромили Польшу».

1 сентября 1939 г. Советский Союз объявил о своем нейтралитете в войне. До 15 сентября отказывался выполнять советско-германские договоренности, заявляя Берлину, что если и вступит на территорию Польши, то в целях политической помощи украинцам и белорусам. Советские внешнеполитическое и военное ведомства внимательно отслеживали ситуацию. 10 сентября аналитическая справка НКИД содержала вывод, что войну Польша уже проиграла. Были предприняты усилия прекратить войну с Японией на Халхин-Голе. 15 сентября 1939 г. перемирие было подписано. В те же дни генштаб Красной армии отдал приказ войскам Белорусского и Киевского военных округов к 15 сентября быть в полной боевой готовности. Срок выступления будет сообщен в специальной телеграмме наркома. При получении телеграммы дальше рубежа Вильнюс-Ломжа-Буг не выдвигаться. А также ни в коем случае не использовать оружия против польской армии, если она не начнет военных действий. Запрещено было обстреливать из пушек и бомбить с воздуха города и населенные пункты. Строго запрещалось нарушать границы соседних государств— Латвии, Литвы и Румынии.

Убедившись, что война Польшей проиграна, 17 сентября Красной армии был отдан приказ вступить на территорию Западных Украины и Белоруссии, отошедших к Польше в 1921 году. (Уже в 1923 г. РСФСР и Украина направили Великобритании как представителю Антанты ноты с требованием пересмотреть условия Рижского договора 1921 г. Ответа не было. Но Британия всегда повторяла, что она не гарантировала польских границ. В 1949 г. на праздновании десятилетия воссоединения украинского народа Молотов был откровеннее: мы стали сильными и предъявили права.)

465 тыс. штыков и примерно 50 тыс. летного персонала обязаны были «выполнять революционный долг и свою обязанность оказать безотлагательную помощь и поддержку белорусам и украинцам». Приказ гласил, что бойцы Красной армии – не завоеватели, а освободители своих единокровных братьев – белорусов и украинцев, а также трудящихся Польши, и должны не допустить, чтобы враги этих народов надели на них новое ярмо эксплуатации и разорения. Войска были двинуты под лозунгами национального и социального освобождения этих областей.

Советским войскам предписывалось дойти фактически до «линии Керзона». Но часть советских войск все-таки форсировала Буг и вступила на Холмщину по границам договора гетмана Скоропадского с блоком Центральных держав в Бресте в 1918 г.

Текст советской ноты польское правительство получило до выступления войск /9/. В ноте от 17 сентября обращают на себя внимание три момента. Первый: утверждение о том, что «польское государство и его правительство перестали существовать. Тем самым прекратили свое действие договоры, заключенные между СССР и Польшей». Второе: в этих условиях советское правительство не может безразлично относиться к судьбе единокровных украинцев и белорусов, брошенных на произвол судьбы, и «берет под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии». Третье: принятие на себя обязательства в отношении польского народа: «Советское правительство намерено принять все меры к тому, чтобы вызволить польский народ из злополучной войны, куда он был ввергнут его неразумными руководителями, и дать ему возможность зажить мирной жизнью»/9,178/. На основании советской ноты и давления посла Франции Л. Ноэля польское правительство признало, что состояния войны с СССР нет. Рыдз-Смиглы еще на территории Польши издал приказ, смысл которого был «с Советами не воюем»: «Советы вступили. Приказываю общий отход к Румынии и Венгрии кратчайшими путями. С большевиками не сражаться, только в случае атаки с их стороны или попыток разоружения отрядов». 19 сентября последовало заявление от имени комитета печати: «В связи с заявлением о советском нейтралитете польская армия не ведет военных действий против советской армии. Польское правительство выразило протест против нарушения границы». Более ничего.

После интернирования польского правительства в Румынии Л. Ноэль помог выехать во Францию одному из руководителей оппозиции – генералу В. Сикорскому. 30 сентября 1939 г. во Франции было провозглашено создание нового польского правительства. Возглавил его В. Сикорский.

Ю.В.Иванов, историк и дипломат, в «Очерках истории российско- (советско) -польских отношений в документах 1914 – 1945» пишет: «Если стать на сугубо формально-юридическую точку зрения, то к 17 сентября сложилась ситуация, в существовании которой в международном праве допускается одностороннее аннулирование договоров в силу „коренного изменения обстоятельств“ (оговорка rebus sic stantibus), что и было фактически изложено СССР в ноте от 17 сентября 1939 г. Примерно такими же соображениями руководствовались западные союзники Польши— Великобритания и Франция, которые не выполнили взятое на себя в подписанных договорах обязательство в случае нападения на Польшу Германии начать эффективные военные действия против последней». Далее автор обосновывает неправомерность обвинения СССР польской стороной в агрессии. В частности, утверждает, что если бы СССР выступил вместе с Германией 1 сентября, «то ответственность советской стороны за нарушение подписанных договоров, а также правомерность ее обвинения в агрессии имели бы определенные основания». Далее: что из имеющихся в распоряжении историков документов «не вытекает, что между СССР и Германией имелась какая-либо договоренность об одновременном нападении на Польшу». «С большой долей достоверности» можно сказать, что «такой договоренности, зафиксированной в документах, не было вообще». Однако на той же странице есть и иное положение автора: «Если даже и существовала между СССР и Германией договоренность об одновременном начале военных действий против Польши, то сам факт, что СССР уклонился от ее выполнения, свидетельствует только в пользу дипломатии Москвы» /10/.

Третий этап германо-польских военных действий (18 сентября— 5 октября) характеризовался отчаянным сопротивлением окруженных польских группировок, главным образом на Люблинщине, и центров сопротивления: Варшава, Модлин, Хель. Вокруг сохранившихся на территории Польши частей польской армии 16 – 17сентября вновь замкнулось кольцо окружения силами танковых частей генерала Гудериана с севера и 14-й армии с юга. После очередной неудавшейся попытки прорваться и из-за отсутствия боеприпасов окруженные части 23 – 25 сентября капитулировали.28 сентября сдалась Варшава. 5 октября был последний бой между германскими и польскими войсками под Коцком. 6 октября капитулировал генерал Ф. Клееберг. Его капитуляция означала окончательное прекращение регулярных военных операций. Несколько укрывшихся в лесах отрядов не сложили оружия и перешли к партизанским действиям в Келецком и Люблинском воеводствах. Продолжались они до июля 1940 г. – до падения Франции, когда эмиссары правительства в эмиграции приказали распустить отряды.

В ходе полутора тысяч боев и столкновений, длившихся 35 дней, польская армия нанесла вермахту значительные людские и материальные потери. Они превзошли расчетные по плану «Вайс». На счету польской армии была оборона Вестерплятте, Млавы, крупнейшая битва над Бзурой, оборона Варшавы и Модлина. Кроме армии на защиту страны встали рабочие бригады обороны Варшавы, созданные Польской социалистической партией (ППС). Такие же организации возникли в Домбровском бассейне. Действовали крестьянские отряды в Восточной Польше.

Официальные немецкие потери в Польше: 17106 убитых. 36995 раненых; тысяча танков и бронемашин или 30%, брошенных на Польшу, более 10 тыс. транспортных средств, треть самолетов, боеприпасов у германской армии осталось на две недели. Польские потери значительнее: до 65 – 70 тыс. убитых. Раненых —130 – 140 тыс. В плен попало от 587 до 694 тыс. военнослужащих. В гитлеровские лагеря заключили 420 тыс. В Румынии и Венгрии интернировано было до 70 тыс., в Литве —до 18тыс. солдат и офицеров.

Сталин охарактеризовал начавшуюся 1 сентября 1939 г. войну как империалистическую, несправедливую, ведущуюся двумя группами капиталистических держав за передел мира при нейтралитете СССР. Национальное и социальное угнетение украинцев и белорусов было объявлено главной причиной падения «фашистской Польши». Боевые действия Красной армии 17 – 28 сентября вскоре стали именоваться освободительным походом. Именно Красной армии была отведена решающая роль в развитии мирового революционного процесса, о чем недвусмысленно писалось в приказах командующих фронтов перед вступлением в Польшу и о чем заявлял Сталин руководителю Коминтерна Г. М. Димитрову./11/.СССР преследовал свои национально-государственные интересы, как их понимало руководство ВКП (б) и ее методами. Но объективно действия Красной армии углубили трагическую ситуацию Польши и позволили ускорить окончательный разгром ее вооруженных сил.

Как уже говорилось, ни СССР, ни Польша друг другу войны не объявляли, но все же произошло около 40 стычек, в основном с пограничными патрулями, не получившими еще приказа главнокомандующего. Более крупные столкновения и бои были у Гродно, под Шацком, в районе Хелма и Самбора. Официальные советские потери огласил Молотов 31 октября1939 г.: 739 убитых, 1862 раненых. Публикация 1993 г. дает 3379 жертв. В том числе 996 убитых. По сведениям издания «Россия и СССР в войнах ХХ века» 2001 года— 1475 жертв. Польская историография ПНР (Польской народной республики) говорила, что было убито и пропало без вести 2 – 2,5 тыс. красноармейцев и 6 – 7 тыс. было ранено. Красная армия потеряла 150 бронемашин и 20 самолетов. Польские потери – 6 – 7 тыс. человек. Как замечает Ю. В. Иванов, современная польская историография утверждает, что советские потери составили 20 – 30 тыс. человек, а польские эмигрантские историки дают для РККА 3 тыс. убитых и 7 тыс. раненых.

Приход Красной армии был встречен различными национальными и социальными группами населения противоречиво – от радости, нейтральности до вражды и вооруженного сопротивления. Посол Ноэль, следовавший вместе с польским правительством и переходивший румынскую границу у Залещик, написал в мемуарах: «Местное население ожидало быстрого прибытия советских войск. Кружили там слухи о заключении между Берлином и Москвой соглашения, касающегося раздела Польши. Называли даже подробности прохождения новой границы. Многочисленные в тех краях евреи ожидали Красную армию с нескрываемым нетерпением. Одни украинцы надежды возлагали на Гитлера, другие – на Сталина. Почти все рассчитывали на быстрый и полный переворот, который избавил бы их от жандармерии, сборщиков налогов, польских помещиков, и было совершенно ясно, что везде проявлялась работа советских агентов, которые обещали населению неизбежное исчезновение польского государства»/12/.

Договор о дружбе и границе между СССР и Германией, подписанный 28 сентября 1939 г., определил, что этнические польские земли оставались под оккупацией Германии, а украинские и белорусские отходили к СССР. К договору имелись три протокола: о репатриации немецкого населения; о территориальных изменениях в «сферах влияния», о недопущении обеими сторонами на своих территориях никакой польской агитации, которая действовала бы на территорию другой страны. Стороны обязались взаимно ликвидировать зародыши подобной агитации на своих территориях и информировать друг друга о целесообразных для этого мероприятиях.

Польское правительство в эмиграции квалифицировало этот акт как четвертый раздел Польши. В декрете эмигрантского президента говорилось о непризнании и незаконности любых распоряжений любых оккупантов. Польское правительство заявило о продолжении борьбы против двух врагов за полное восстановление независимости и суверенитета польского государства.

Наиболее дальновидные немецкие генералы настороженно отнеслись к действиям СССР. В конце сентября 1939 г. генерал фон Бок в «Памятной записке» для военных кругов написал: «Как можно было предвидеть, полный разгром Польши Германией вызвал выступление на арене войны новой державы— России. О ее дальнейших действиях пока еще ничего нельзя сказать. Но уже сейчас Россия обременяет с Востока свободу стратегических действий Германии, не исключено, что в лице России Германия в последующем ходе войны встретит серьезную, а при определенных условиях смертельную опасность»/13/. (Генерал в декабре 1941 г. под Москвой в полной мере ощутил эту опасность, а его «задержка» под Воронежем в 1942 г. погубила его карьеру.)

Осенью 1939 г. Сталин вел политику, которая позволила Западу не видеть в нем «окончательного» союзника Гитлера и ожидать благоприятного для них развития событий— неизбежного взаимного отталкивания принципиальных врагов— СССР и фашистской Германии. Хорошо было известно гитлеровское намерение: «Война против СССР остается последней и решающей задачей германской политики».

Итогом консультаций между правительствами Франции и Великобритании вечером и ночью с 17 на 18 сентября и заседания британского кабинета 18 сентября были ноты советскому правительству. Английская нота сочла, что советскую «атаку» на Польшу нельзя оправдать аргументами, приведенными в советской ноте правительству Польши, и оспорила тезис о том, что польское государство и его правительство перестали существовать. Она декларировала, что Англия «продолжает признавать» польское правительство «законной властью Польской республики». Советскую же акцию квалифицировала как «инвазию» – вторжение, а не как «агрессию». Франция же 20 сентября фактически лишь заявила, что действия СССР против Польши трудно согласуются с понятием нейтральности. И все. Правда, британская газета «Таймс» опубликовала статью под заголовком «Нож в спину», но в ней призывала не углублять сближение России и Германии. Уинстон Черчилль 1 октября в речи по радио, как уже говорилось, одобрил действия СССР: создан восточный фронт против Германии. Британский министр иностранных дел Э. Галифакс заявил в Палате лордов, что надо «проводить разницу между действиями Германии и СССР в Польше». СССР получает то, что принадлежало России. А Германия захватывает чужие территории. Английское правительство рекомендовало польскому МИДу не обострять отношений с СССР, тем более что их договор гарантирует Польше помощь Лондона только в случае агрессии Германии. Тайный протокол к нему явно исключал действие договора в случае вторжения Советской России. В Париже также советовали воздерживаться от каких-либо официальных шагов в отношении Советского Союза. Эту линию вело и правительство США.

Государственный секретарь К. Хэлл констатировал, что Рузвельт и он «не хотели бы рассматривать Россию как государство, воюющее в равной мере, как Германия… 21 сентября я передал президенту известие… Оно исходило из официальных китайских источников в Москве и имело целью выяснить, что советское наступление на Польшу не означало советского участия в европейской войне, а имело целью только обеспечение границы и охрану русского меньшинства в Восточной Польше». Причина «отпущения грехов» проста: продолжалась борьба за расстановку сил в начавшейся Второй мировой войне. Позиция СССР могла решить ее исход.

Обращение В. Сикорского по радио к полякам 18 декабря 1939 г. свидетельствовало, что он принял тактику Запада/14/.

Польша стала первой жертвой мировой войны, но первым государством в Европе, народ которого поднялся на защиту своего национального существования, повел справедливую войну против гитлеризма и положил конец его «мирным» завоеваниям. Однако остается историческим фактом, что в критический момент, в августе 1939 г., санационный режим сопротивлялся созданию коллективного отпора гитлеризму с участием СССР. В ходе сентябрьской кампании в Польше выявились три основных потока сопротивления гитлеровскому вермахту. Первый – действия регулярной армии. Второй – добровольческие вооруженные отряды из гражданского населения, перешедшие к партизанским и террористическим действиям. Уже в сентябре (27 сентября), до создания правительства, возникла первая подпольная военная организация – «Служба победе Польши». Третий – различные неорганизованные формы гражданского неповиновения, впоследствии – политической и экономической борьбы. Два последних направления будут основным объектом рассмотрения в настоящей работе.

В целом можно согласиться с авторами «Краткой истории Польши», что «вторую Речь Посполитую обрекли на гибель не столько колебания и ошибки санационного правительства, сколько сложные перипетии исторического процесса, в ходе которого внешние факторы сыграли более весомую роль, чем внутренние». Война для польского народа против гитлеровской Германии с самого начала была справедливой, освободительной. Попытаемся представить, за какую третью Речь Посполитую намеревались бороться польские участники войны и движения Сопротивления.

1.2. Создание правительства в эмиграции и его деятельность. Проблемы армии и участия Польши в войне

30 сентября 1939 г. во Франции было объявлено о создании правительства национального согласия в эмиграции. Возглавил его генерал В. Сикорский. После отставки Рыдза-Смиглого с 9 ноября 1939 г. он стал и верховным главнокомандующим. В правительство вошли не первые персоны польской политики, а лица, случайно оказавшиеся на Западе. Политически это было соглашение представителей довоенной оппозиции – Стронництва людового, Стронництва працы, социалистической партии (ППС) и народовцев (Стронництва народового) – с частью санационного лагеря. Официально осуждая санацию, правительство и поддержавшие его круги легальной оппозиции основой своего существования признали Конституцию 1935 г., мотивируя это необходимостью обеспечить преемственность государственности в эмиграции и ее легальность. (А. Гарриман, тогда посол США в СССР, объяснил В.М.Молотову 11.08.1944, как это произошло: «Когда поляки обратились в американскому правительству с просьбой признать их, американское правительство ответило, что они представляют собой группу отдельных лиц, а не правительство. Тогда поляки ответили, что по Конституции 1935 г. возможна передача полномочий от одного президента другому. Поляки просили поэтому признать их правительство на основе этой Конституции, что и сделало американское правительство». ) В интересах национального единства Сикорский при формировании кабинета вступил в сотрудничество с представителями прежнего режима. Так, А. Залесский, министр иностранных дел в правительстве Пилсудского, вновь получил этот же портфель. К. Соснковский стал председателем Комитета по делам страны и тем самым – руководителем подпольной военной организации в Польше8. После отставки Рыдза он был объявлен «наследником» президента Рачкевича, адвоката, до войны маршала (руководителя) сената и неоднократного министра внутренних дел. Это позволило санации захватить важные посты в подпольном движении, особенно военном.

Вскоре правительство приобрело развитую организационную структуру, которая почти дублировала довоенную: девять министерств, ряд бюро, комиссий и комитетов. Новыми были Комиссия по делам сентября 1939г. и уже упоминавшийся Комитет по делам края (Польши) под председательством генерала Соснковского. В его состав входили два министра правительства и два члена Рады Народовой. Рада Народова тоже была органом, не предусмотренным Конституцией. РН (Национальный совет Польской Республики) была совещательным органом при президенте и премьер-министре. Председателем первого созыва РН был композитор и политик И. Падеревский, председателем второго созыва Рады Народовой стал С. Грабский из Стронництва народового. Новыми персонами в правящей структуре были уполномоченные правительства— делегаты для Франции, для польских дел на Востоке и делегат на Край (Польшу). Последний становился все более важным лицом, с 1944г. стал считаться вице-премьером правительства с подчиненными четырьмя министрами— представителями всех партий «лондонского лагеря». (После поражения Франции правительство обосновалось в Великобритании, в связи с чем получило свое неофициальное наименование.) Делегат формировал свою подпольную гражданскую администрацию, получившую впоследствии наименование подпольного государства.

Первые декреты правительства возвратили политические и гражданские права представителям оппозиции, осужденным на Брестском процессе 1931—1932 гг. (в основном деятелям людовского и социалистического движения). Декларировалось привлечение к ответственности виновников сентябрьского поражения Польши, как из государственной администрации, так и из руководства армии, вплоть до офицеров, бросивших свои частина произвол судьбы.

В декабре 1939 г. была обнародована правительственная программа послевоенного устройства Польши. Правительство выступало за парламентарную систему в той форме, которая существовала до переворота Пилсудского в 1926 г., за восстановление восточной границы, существовавшей до 17 сентября 1939 г. В области социально-экономической провозглашались принцип социальной справедливости, право всех на труд «с особым учетом прав трудящихся масс на землю и рабочее место». В области внешней политики выдвигалась идея федерации государств Центральной и Восточной Европы.

Положения об участии в войне были более конкретными. Правительство считало своей первейшей обязанностью освобождение земель Речи Посполитой от оккупации путем самого активного участия Польши и ее армии в войне и обеспечение, наряду с непосредственным и широким доступом к морю, границ, дающих гарантию прочной безопасности. Подтверждался союз с Францией и Великобританией. Он должен был основываться на принципах полного государственного равноправия, тесного взаимодействия как в области ведения войны, так и определения ее целей. (Ничего подобного правительство Сикорского у западных союзников не добилось.) Все усилия эмигрантского руководства были направлены на подготовку к захвату власти в момент освобождения страны англо-французскими (как оно надеялось) войсками. Правительство получило поддержку значительной части населения Польши. Действуя вне пределов оккупированной страны, оно могло выступать на международной арене от ее имени, заключать международные соглашения, например, о создании польской армии во Франции, а затем в Великобритании (польско-английское соглашение о взаимном сотрудничестве в политической и военной областях от18 июля 1940 г.), итем содействовать объединению сил поляков за границей на борьбу против германского фашизма.

Основными формами освободительной борьбы в первый период оккупации Польши стали внешнеполитическая и военная активность эмиграции, подпольная идеологическая, политическая, организационная деятельность в стране. Сикорскому удалось добиться международного признания своего правительства, сохранить все довоенные дипломатические связи, посольства. Главной задачей оставалась война с Германией. От степени участия в ней, считал он, после войны будет зависеть овладение властью в Варшаве и престиж Польши, вес ее голоса на мирной конференции.

Во имя борьбы с Германией Сикорский создавал во Франции, а также на Ближнем Востоке польские дивизии и бригады. Польские воинские части начинали формироваться в соответствии с польско-французскими соглашениями (9 сентября 1939 г. и 4 января 1940 г.). Рекрутироваться они могли из многочисленной польской трудовой («заробковой») эмиграции во Франции и Бельгии (450 тыс., Сикорский считал, что их даже 600 тыс.) и массово хлынувших во Францию из Румынии и Венгрии остатков Войска Польского (до 43 тыс.). К моменту начала германского наступления на Францию их формирование еще не было завершено, однако две польские дивизии и моторизированная бригада участвовали в защите Франции и в кампании в Норвегии. Одновременно с организацией польских частей во Франции, в ее владениях на Ближнем Востоке была сформирована отдельная бригада Карпатских стрелков (4 тыс. человек), которая после падения Франции в июне 1940 г. перешла из «французской» Сирии в «английскую» Палестину (современный Израиль). Во время немецко-итальянского наступления на Египет (апрель 1941 г.) она была переброшена в район ливийской границы (Мерса-Матрух), участвовала в обороне Тобрука и последующих боях в Ливии.

Во французской войне Сикорский потерял 80-тысячную армию; часть была взята в плен, часть интернирована в Швейцарии, часть разошлась по домам. Только около 17 тыс. удалось переправить в Великобританию. (В литературе есть сведенияо том, что более 20 тыс.) Погибло почти все, чего удалось добиться. Возможность поддержки извне для Польши крайне сузилась. Потеря армии во Франции во многом определила дальнейшее отношение Сикорского к проблемам вооруженных сил.

В Англии по соглашению от 5 августа 1940 г. началось формирование 1-го корпуса. Созданы были также авиационные эскадрильи (дивизионы, 151 летчик), которые принимали активное участие в воздушной «битве за Англию». А несколько ушедших в сентябре 1939 г. в Англию военных кораблей и арендованные у Британии – всего 26 единиц – несли службу на морях вместе с британским флотом. Формировалась и танковая часть. Однако источников пополнения польских частей в Англии не было.

В самой Польше продолжалось создание подпольной военной организации – Союза вооруженной борьбы (СВБ). Его задачей на первый период было собирание сил, сбор оружия, обучение кадров.

С падением Франции в польском эмигрантском правительстве еще острее встали вопросы о целях войны, о дальнейшей политике, об обеспечении безопасности Польши в послевоенном мире. Впрограмме правительства, принятой летом 1940 г., вновь главным приоритетом называлось восстановление суверенитета государства в границах 1939 г. Вторым – обеспечение его безопасности. Оно предусматривало уничтожение Восточной Пруссии и присоединение ее территории к Польше. На юге – достижение соглашения с Чехословакией на основе конфедерации. Летом 1940 г. Польша серьезно относилась к федерации государств «со славянским акцентом». Условием своей безопасности Польша видела укрепление отношений с Прибалтикой и обеспечение своего влияния там. Пока это выражалось в установлении связей с теми элементами, которые выступали против вхождения Литвы, Латвии и Эстонии в состав СССР, но одновременно занимали антигитлеровские позиции, а также в сборе разведывательных данных об СССР и передаче ихиз Прибалтики и с «кресов» (бывших восточных окраин Польши) на Запад через английских и японских дипломатов в Советском Союзе. Следующим направлением внешнеполитических интересов польского правительства называлось обеспечение курьерской связи с оккупированной страной. А это установление отношений с Венгрией, Румынией, Балканскими странами. Не терялись связи с правительством Виши во имя стремления помогать соотечественникам во Франции. (Официально в 1939 – 1945 гг. Польша воевала только с Германией.) Сикорский персонально стремился активизировать и укрепить отношения с Соединенными Штатами. Он трижды был в США. Из великих держав оставались Советский Союз и Великобритания. С последней ясно: союз до окончательной победы над Гитлером. А Великобритании нужны были союзники и солдаты. Фактически она осталась одна в Европе (Западной). 12 государств поработил Гитлер. С СССР отношения сложные. Тяготели исторические традиции и недавние события.

Сикорский считал необходимым иметь на момент окончания войны три польских точки силы, откуда будет быстрее дойти до Польши: на Западе, на Востоке и на Балканах. Необходимо было польское присутствие на самом прямом и наиболее обеспеченном ресурсами участке – в СССР, где только и были резервы для пополнения армии: попытки получить рекрутов из миллионов польского населения в США, Канаде и Британской империи провалились: прибыло немногим более тысячи человек. С идеей создания польской армии в СССР Сикорский выступил практически одновременно с эвакуацией остатков польских частей в Британию. В Лондоне Сикорский пришел к Черчиллю с программой, изложенной в двух меморандумах, переданных английскому правительству 3 и 19 июня 1940 г. Последний меморандум, его проект и окончательный текст известны. Составлял его по поручению Сикорского журналист Литауэр при консультации с представителем ТАСС в Великобритании Э. Ротштейном, каковой был сыном личного секретаря М. М. Литвинова, до мая 1939 г. наркома иностранных дел СССР. Эти же журналисты были первыми посредниками при начале официальных советско-польских переговоров в июле 1941 г. После редактирования проекта меморандума послом Польши в Великобритании Э. Рачинским – с 1941 г. также и.о. министра иностранных дел – от меморандума остались только польский представитель в Москве при английском посольстве и создание польской армии на территории СССР. Правые силы польской эмиграции вынудили Сикорского вообще отозвать меморандум, но его идеи создания польской армии в СССР не умерли. В целом с лета 1940 г. с зигзагами, сложностями, трудностями начала сдвигаться с места проблема советско-польских отношений, определялись границы компромисса. Изменяться стали позиции обеих сторон.

На изменение позиций Сикорского влиял президент Чехословакии Э. Бенеш в ходе переговоров о польско-чехословацкой конфедерации. Конфедерацию Бенеш представлял в опоре на Советскую Россию. Сикорский не отрицал соглашения с СССР, но считал, что к нему надо подойти с сильными козырями. Бенеш советовал Сикорскому во имя будущего конфедерации и самой проблемы союза государств Центральной и Восточной Европы отказаться от мысли возвращения кресов, восстанавливать Польшу в этнических границах. (Информацию о ходе переговоров двух правительств советский посол в Великобритании И. М. Майский получал от президента Э. Бенеша и давал ему консультации.) Сикорский отказался от «этнической» идеи, не отрицая в принципе возможность переговоров о границе, но принял позицию Бенеша, что ни Чехословакия, ни Польша не выиграют войны без СССР.

Вопрос о создании армии в эмиграции, о рекрутах, которых могло дать только польское население в Советском Союзе, настоятельно подталкивал к установлению советско-польских отношений, негласных пока. Контакты Сикорского с советской стороной начались в конце 1939 г. В марте 1940 г. Сикорскому было передано, что в Советском Союзе зреет намерение создать польский легион. Это можно было бы расценить как дезинформацию, но источник сведений – вполне компетентное лицо —министр А. Залески. Он сообщал, что в марте 1940 г. с советской стороны, вроде бы даже от советского правительства, приходили сведения, что Сикорский и его правительство – именно та политическая сила, с которой Советский Союз хочет и желает иметь отношения и намерен создавать в СССР польские части. Сообщал об этом факте, не оспаривая его, и Рачинский /15/. В октябре 1940 г. на военно-политической арене действительно появляется подполковник З. Берлинг и группа офицеров из Козельского (Козельск-3) и Грязовецкого лагерей военнопленных. Им поручено разработать принцип и технические параметры создания в СССР польской дивизии. Но в группе разногласия: в результате их деятельности не произойдет ли нарушение присяги польскому государству? Советская же сторона опасалась, не явится ли это предлогом для Германии начать войну против СССР, оттянуть начало которой всячески стремилось советское правительство. Только 4 июня 1941 г. последовал приказ о создании на базе 238-й советской дивизии, дислоцированной в Средней Азии, польского национального формирования. Не успели: до нападения Германии на СССР оставались считанные дни.

1.3. Польские земли в начальный период гитлеровской оккупации

Согласно гитлеровской расистской теории, славяне, как неполноценная раса, недочеловеки, должны были быть уничтожены и сметены с территории —если не до Урала, то до Волги, во всяком случае. Поляки в первую очередь: к 1950 году. Заложено это было в плане «Ост», к выполнению которого гитлеровцы приступили сразу же после прекращения военных действий. Освобожденная территория должна была быть германизирована арийской нордической расой. «Различия» в политике определялись лишь намеченными сроками завершения германизации.

По декрету Гитлера от 8 октября 1939 г. занятые Германией польские территории были расчленены. Силезия, Тешинская область, Великая Польша, Поморье, часть Келецкого, Краковского, Лодзинского и Варшавского воеводств (после июня 1941 г. также Белосток с округой) были объявлены частью Германии. Германская граница стала проходить в нескольких десятках километров от Варшавы. Под предлогом возвращения земель, до 1914 г. входивших в состав Германской империи, было «приобретено» почти вдвое больше имевшегося в то время. Несмотря на их включение в состав Германии, между этими польскими землями и рейхом сохранялась паспортная и военная граница. Краковский, Варшавский, Люблинский и Радомский дистрикты (воеводства), а после начала Великой Отечественной войны и Львовщина («Галициен»), образовали генерал-губернаторство. От присоединенных к Германии польских земель генерал-губернаторство, в свою очередь, отделялось таможенной, валютной и полицейской границей, что затрудняло связь между отдельными регионами, в особенности для участников Сопротивления. Во главе генерал-губернаторства и его «правительства» был поставлен облеченный неограниченной властью губернатор Ганс Франк. Вступая в должность, Франк заявил: «Отныне политическая роль польского народа закончена. Он объявляется рабочей силой, больше ничем… Мы добьемся того, чтобы стерлось навеки самое понятие Польша. Никогда уже не возродится Речь Посполитая или какое-либо иное польское государство». Население генерал-губернаторства в 1940 г. составляло около 12 млн человек: 9792 тыс. поляков, 1457 тыс. евреев, 536 тыс. украинцев, 65 тыс. немцев, 23 тыс. человек других национальностей. На присоединенных к Германии территориях проживало 10,1 млн человек. Из них 8,9 млн поляков,600 тыс. или 5,9%немцев,603 тыс. евреев, 11 тыс. украинцев и 21 тыс. представителей других национальностей.

На присоединенных к Германии землях были отменены все законы польского государства и введено германское фашистское право. Государственный аппарат стал немецким.

В генерал-губернаторстве высшие и средние звенья управления были германскими. Вместе с тем здесь оккупанты сохраняли низовое управление и некоторые элементы старого польского государственного аппарата: посты бургомистров в городах, а в гминах и деревняхвойтов и солтысов оставили полякам. Оккупанты сохранили ряд экономических институтов буржуазной Польши: торгово-промышленные палаты, кооперацию в деревне и т. д. Причина, по признанию Гитлера, была и в отсутствии кадров для полной замены польской администрации. В генерал-губернаторстве сохранились некоторые законы, принятые польским санационным правительством, но в основном действовало фашистское «право», исходившее из того положения, что только тот, кто принадлежит к германской расе, может считаться полноправным гражданином. Польское население было лишено политических прав. Были запрещены все польские политические партии, профессиональные союзы, культурные, научные и общественные организации. Поляки не имели гражданства и составляли бесправную массу «туземцев», «недочеловеков». Еще ниже стояли евреи и цыгане. Вся польская политическая и культурная жизнь перешла в подполье.

Гитлеровцы, исходя из расистских постулатов, геополитических теорий о жизненном пространстве, разработали планы «нового порядка» на европейском континенте. Первым полигоном для испытания теорий германского фашизма в их наиболее циничной и открытой форме стала Польша. В основу оккупационной политики были положены принципы уничтожения национального облика захваченной территории, национального самосознания поляков; истребление активных политических деятелей, национальной интеллигенции и низведение народного образования до самого низкого уровня; ассимиляция части местного населения; физическое истребление большего числа «непригодных к германизации»; превращение захваченных земель в аграрный придаток германской «империи»; создание на территории Польши плацдарма для нападения на СССР. Все это должно было воспрепятствовать освободительной борьбе. Эксплуатация экономики и рабочей силы, вплоть до уничтожения еепосредством непосильного труда, и организация голода в стране должны были способствовать уничтожению населения. Повышение брачного возраста —уменьшению воспроизводства населения. Однако со временем на проведение изменений этой политики стали влиять военные нужды германского империализма, а также положение на советско-германском фронте.

Начало организованному истреблению польского народа было положено в сентябре 1939 г., когда гитлеровские войска стремились уничтожить не только персонал польской армии, но и гражданское население. В результате погибло, по некоторым данным, около 200 тыс. гражданских лиц. Отправка в лагеря 420 тыс. пленных, боевые потери и эмиграция значительной части чинов Войска Польского – все это привело к сложностям в организации военного подполья, лишило его притока молодежи, способной носить оружие, и опытных руководителей.

Гитлеровцы еще до начала военных действий разработали планы уничтожения «руководящего элемента». Гауляйтеры на польских землях считали, что ликвидация творческой интеллигенции, политических и общественных деятелей явится необходимым условием деградации польского народа, воспрепятствует в будущем возрождению научного и культурного творчества, организации освободительной войны. Ликвидация «руководящего элемента» началась на «присоединенных» землях. «Политическое очищение почвы» проходило с середины сентября до конца декабря 1939 г. на основе проскрипционных списков, составленных еще до войны. В ходе «акции» особое внимание обращалось на политически активных лиц, особенно левых взглядов, лиц, активно участвовавших в антигерманских акциях.

В генерал-губернаторстве уничтожение «руководящего элемента» началось также в 1939 г. Черты планомерности ему придали в 1940 г. (акция АБ – «чрезвычайная пацификационная акция»). В результате ликвидации «руководящего элемента» погибли 52 тыс. человек. В частности, были убиты руководители левого крыла в ППС: Н. Барлицкий и С. Дюбуа, сторонники единого фронта с компартией и Народного фронта. Следующая волна уничтожения «враждебных элементов» прошла в связи с началом войны с Советским Союзом. Заключению подлежали строптивые ксендзы, «враждебные поляки» и коммунисты. Арестовано было несколько сот коммунистов и членов начавших создаваться рабоче-крестьянских организаций, социалистов и радикальных деятелей Стронництва людового.

Одновременно проводилось насильственное онемечивание части поляков. Этой цели служила запись на фолькслисты (немецкие национальные списки), распоряжение о которой было издано в конце октября 1939 г. А. Грейзером, гауляйтером и наместником Края Варты (так гитлеровцы называли Познаньское и части Лодзинского и Поморского воеводств). Фолькслисты имели четыре градации и, соответственно, четыре степени привилегий и обязанностей. Впоследствии немецкие национальные списки (фолькслисты) применялись на территории всех включенных в состав Германии польских земель и частично в генерал-губернаторстве. В каждом регионе они имели свои особенности. В соответствии с этим распоряжением «немцами» объявлялись не только лица немецкого происхождения, но и состоящие с ними в браке, а также силезцы, кашубы и мазуры. Фольксдойче (их насчитали 2,7 – 3 млн) по сравнению с остальным населением имели льготы в налогах, в снабжении продовольствием, жильем, их труд оплачивали выше. Наконец, они имели право элементарной личной безопасности. Первые две категории записанных на фолькслисты (немцы из Рейха и местные) обладали «привилегией» призыва в гитлеровскую армию. В итоге 250 тыс. поляков оказались в вермахте, а всего за годы войны через службу в вермахте прошло до 500 тыс. поляков. Десятки тысяч их впоследствии оказались в советских лагерях для военнопленных.

Применяя старинную заповедь «разделяй и властвуй», гитлеровские оккупанты пытались расчленить население Польши на обособленные национальные группы. Кроме фольксдойче, оккупанты пытались превратить в свою опору и другие группы населения, наделяя их различными преимуществами (как гуралей или гуцулов). Гитлеровцы всячески стремились противопоставить украинцев полякам и все население – евреям. Унижалось национальное и гражданское достоинство поляков. Уже в ноябре 1939 г. в Познани было издано распоряжение об обязанности для поляка снимать шапку перед немцем. Полякам нельзя было посещать кино и театры, парки, рестораны «только для немцев». Для них были отдельные места в трамваях, поездах. Гитлеровцы ликвидировали польские научные учреждения, закрыли театры, музеи, университеты, разрушили систему просвещения, допустив существование только в генерал-губернаторстве ограниченного числа профессиональных и начальных школ без преподавания истории, географии, литературы, т. е. предметов, которые могли пробудить национальное самосознание.

Еще более тяжелым, чем в генерал-губернаторстве, было положение на польских землях, включенных в состав Германии. Там не осталось ни одной польской школы, даже говорить по-польски на улицах, в учреждениях и на предприятиях запрещалось.

Геноцид начался с истребления цыган и евреев. К 1940 г. евреи были лишены права владеть недвижимым имуществом. Евреев и лиц еврейского происхождения до третьего колена насильственно заточили в гетто. Уничтожение еврейского населения началось с 1939 г. и продолжалось до 1945 г. Из 2,7 млн евреев, проживавших в границах Польши в 1921 г., 1,6 млн погибли в концлагерях, сожжены в печах крематориев, остальные – во время массовых расправ, в «трудовых» лагерях и гетто. Пережили оккупацию несколько десятков тысяч человек и те, кто бежал в Советский Союз.

Лагеря играли особую роль в гитлеровской системе истребления людей. Польшу покрыли системой концентрационных лагерей и лагерей уничтожения— Аушвиц (Освенцим)9, Майданек, Треблинка, Собибор и другие. За годы оккупации германские фашисты заточили в лагеря 5 млн польских граждан, более 3 млн из них погибли от голода и непосильного, а часто и бессмысленного труда. В Польше людей казнили на улицах городов, расстреливали и вешали за неблагонадежность, за патриотические настроения, за нежелание работать на оккупантов, за невыполнение распоряжений властей, за несдачу налогов и сельскохозяйственных поставок, за «неарийскую» национальную принадлежность. Приказы генерал-губернатора грозили смертью за укрывательство раненых и бежавших военнопленных и узников тюремных застенков, партизан («бандитов») и т. д. (Из гитлеровских лагерей для советских военнопленных бежали 67 тыс. человек.) Смерти подлежали не только те, кто укрывал, помогал «бандитам», но и лица, предложившие это совершить. В концлагерь за помощь «бандитам» надлежало отправлять даже детей и подростков (распоряжение от 6 января1943 г.), а самих «бандитов» – без суда и следствия расстреливать на месте.

Способом германизации территории было выселение, вернее, изгнание населения. Первоначально резервацией для поляков гитлеровцы считали генерал-губернаторство. Уже в октябре-ноябре 1939 г. на отторгнутых землях были проведены так называемые дикие выселения, затронувшие прежде всего представителей имущих классов (около 30—40 тыс. человек, в это число входят и бежавшие от репрессий в генерал-губернаторство). Всего было выселено или согнано с места 918—928 тыс. человек. Из них 460 тыс. выселили в генерал-губернаторство. Из Замостья (Zamość), где в 1942—1943 гг. создавался немецкий район, было переселено в различные места генерал-губернаторства 100—110 тыс. человек, с территорий создаваемых полигонов – 171 тыс. В целом было выселено, депортировано из родных мест 2,6— 2,7 млн человек.

Во многом за счет поляков фашисты решали проблему рабочих рук для германской промышленности (55% всех иностранных рабочих) и сельского хозяйства. Из вывезенных в рейх 2357,2 тыс. жителей генерал-губернаторства и отторгнутых земель примерно 30% приходилось на рабочих (вместе с сельскохозяйственными рабочими), 55% – на крестьянство, остальные – на иные классы и слои общества. При этом процент вывезенных в Германию к общему числу населения составлял от 7 (генерал-губернаторство) до 12,2% (Край Варты). Меньше всего вывозили из Силезии и Домбровского бассейна – 3,5%: рабочие нужны были на месте. Силезия стала одним из военных арсеналов фашистской Германии.

Возможности использования польской экономики изучались гитлеровцами задолго до начала войны. Первоначальные варианты планов предусматривали тотальный вывоз в Германию сырья и наиболее ценного оборудования, полное экономическое уничтожение генерал-губернаторства. Интересы ведения войны вынудили оставить линию на сохранение и даже развитие военных отраслей. Обе тенденции «хозяйствования» боролись в течение всего периода оккупации. Исходным пунктом реорганизации в промышленности был прямой на отторгнутых землях и частично косвенный в генерал-губернаторстве захват немцами собственности и ключевых позиций в экономике, прежде всего полный захват банковской и эмиссионной системы управления хозяйством, распределения сырья, продовольствия, топлива, заказов, прибылей, обеспечения рабочей силой. Еврейская собственность была конфискована. Экспроприация польской собственности на территории генерал-губернаторства расширялась постепенно, захватывая вначале крупные государственные предприятия (треть промышленности в Польше принадлежала государству), а также принадлежавшие акционерным обществам, а затем и более мелкие предприятия, часть крупной земельной собственности. Всего к гитлеровцам перешло более половины фабрик и заводов и около трети сельскохозяйственных имений. Те крупные предприятия и помещичьи имения, которые не были захвачены германскими монополистами, были поставлены под принудительное управление оккупационных властей, что, однако, не было равнозначно конфискации собственности, произведенной на включенных в рейх землях. Поэтому в генерал-губернаторстве польский капитал сохранил до некоторой степени свои позиции. На рубеже 1942—1943 гг., стремясь обеспечить повышение выпуска военной продукции в генерал-губернаторстве, нацисты приступили к концентрации производства и к массовой ликвидации средних и мелких польских заводов и фабрик. Именно за счет военных заводов росло количество действовавших предприятий в Польше, происходило строительство новых, шло количественное и качественное изменение промышленного потенциала. С 1943 г. в связи с общим ухудшением экономического, политического и военного положения Германии число действующих фабрик и заводов (вначале исключая военные) стало быстро уменьшаться. К декабрю 1943 г. оно составило 60%, а к июлю 1944 г. – только 20%довоенного.

Экономическая политика гитлеровцев ставила польскую буржуазию в условия, которые почти полностью ликвидировали для нее возможность сотрудничества с оккупантами в экономической сфере. Такая возможность сохранялась и осуществлялась в сфере черного рынка, принявшего в Польше огромные размеры. (Ряд польских историков относят черный рынок даже к формам экономической борьбы, поскольку он дезорганизовывал оккупационную экономическую систему и дал возможность в условиях голода в стране выжить нации.) Отсутствие у нацистов необходимости в создании условий для политической коллаборации польской буржуазии (и помещиков) усиливало ее антигерманские настроения, стимулировавшиеся экономическими мероприятиями гитлеровцев, а также мероприятиями, направленными против польской нации в целом.

Разоряя и обрекая на голод и нищету бедняцкие и середняцкие хозяйства, оккупанты проводили иную политику в отношении помещичьих и крупных крестьянских хозяйств. В интересах бывших немецких земельных магнатов на польских территориях, включенных в состав Германии, были подвергнуты пересмотру все изменения в составе земельной собственности, которые произошли после 1 октября 1918 г., т. е. после краха германской власти и оккупации в Польше на исходе Первой мировой войны. Оккупанты не разрешали парцеллировать помещичьи хозяйства в обеих частях страны. Крупные землевладельцы обеспечивались сельскохозяйственными орудиями, машинами, кредитами, удобрениями и т. д.

Отличались условия, которые были созданы для помещиков и хозяйств сельской буржуазии генерал-губернаторства. Хотя их владения находились под контролем или управлением оккупантов, а 1/3 помещичьих имений перешла в руки последних, крупные земельные собственники оставались главными поставщиками продовольствия для рейха. При этом следует учесть, что до войны области, входившие в состав генерал-губернаторства, не обеспечивали себя продовольствием, ввозили значительное количество продовольствия из западных районов страны. Эти категории получали определенные финансовые и другие материальные льготы и привилегии, они даже приобрели новые рычаги (распределение контингентов – натурального сельскохозяйственного налога) господства над деревенской беднотой. Разная степень сотрудничества с оккупантами, не всегда определяемая термином «коллаборация», не только не снимала социальной напряженности и дифференциации в деревне (как и в городе), но даже усиливала ее. Первенство общенациональных задач только оттесняло социальные моменты на второй план. При всем этом осознание угрозы национальному существованию сохраняло патриотические настроения у большинства помещиков. Интересы деревенской буржуазии уже в 1943—1944 гг. стали ущемляться гитлеровцами. Не «национальная» политика гитлеровцев в конечном счете определила позиции бывших господствующих классов Польши. В значительной степени они обусловливались действиями оккупантов в сфере экономики и управления. Для польских имущих классов именно это имело решающее значение. Сохранение ими, несмотря на фашистскую оккупацию, довоенных антидемократических и антисоветских взглядов (последние, может быть, даже усилились) во многом давало жизнь тому течению в движении Сопротивления, которое было названо националистическо-консервативным. Антидемократизм и антисоветизм этого течения определяли политические и классовые расхождения с левым крылом освободительного движения и в определенной степени даже с его центром. Условия, в которых оказались польские имущие классы, были специфическими. Поставленные, как и вся нация, перед перспективой физического уничтожении, большинство их занялопатриотические позиции. Антиоккупационные, антигитлеровские настроения определили их достаточно активное участие в Сопротивлении. Антисоветские взгляды обусловили политическую ориентацию на западные державы.

Всю тяжесть оккупации и политического бесправия несли на своих плечах трудящиеся массы Польши, в первую очередь рабочий класс, крестьянство и интеллигенция. Гитлеровцы ввели для польского населения в возрасте от 14 до 60 лет всеобщую принудительную трудовую повинность. По всей стране были созданы сотни так называемых трудовых лагерей строительной службы. О тяжелых условиях их существования красноречиво свидетельствует распоряжение фашистского генерального уполномоченного по использованию рабочей силы: «Всем мужчинам (военнопленным и иностранным рабочим) следует давать такое количество пищи и предоставлять такого рода помещения для жилья и обращаться с ними таким образом, чтобы это потребовало от нас наименьших затрат при максимальной их эксплуатации». Это заявление точно выражало явление оккупационной политики, называемое «уничтожением через труд». В сочетании с национальным бесправием, репрессиями, подавлением общественно-политической жизни народа такого рода политика усиливала антифашизм рабочего класса, всех слоев трудящегося населения. За годы войны облик пролетариата претерпел значительные изменения. Экономическая политика гитлеровцев привела к его пополнению за счет крестьянства, интеллигенции (считается, что примерно 80% интеллигенции лишилось своих традиционных источников существования),а также различных мелкобуржуазных слоев города. Увеличился политический разброс его интересов и политических симпатий. Жестокая эксплуатация, рабочий день, доходящий до 10—12 часов, мизерная зарплата, недостаточная даже для выкупа карточных норм, которыми были обеспечены только 20— 65% населения (в зависимости от дистрикта/воеводства),хищническое использование машин и оборудования вели к падению производства, что обеспокоило оккупантов. Имея возможность обойтись без польской буржуазии, они не могли обойтись без польского пролетариата. Началось заигрывание с ним.

Гитлеровцы повысили оплату труда, ввели различные поощрения, дополнительные пайки, обеды на предприятиях, премии. Стремление «облегчить» материальное положение некоторых категорий работающих (преимущественно на военных заводах) определялось требованиями рабочих. Даже в условиях, когда за все грозила смертная казнь, в годы оккупации отмечены десятки стачек экономического характера. Подавляемые с жестокостью, они, за исключением двух случаев в Варшаве, оканчивались поражением рабочих. Поэтому более обычной формой протеста было снижение темпа работы, саботаж, выпуск продукции, в том числе военной, со скрытым браком, снижение качества и т. д. Саботаж разного рода, например, порча сырья, промежуточных материалов, отправка вагонов не по адресу и т. д., после июня 1941 г. принял широкие масштабы. Производительность труда на военном производстве и в шахтах на одного работающего значительно снизилась. Несмотря на условность подсчета актов саботажа, считается, что в Польше в 1939—1945 гг. их было совершено 600—800 тыс. Организованы они были подпольными группами всех политических направлений. Материальные потери составили миллиарды марок. Достаточно активной формой Сопротивления было уничтожение в селах и местечках мелких предприятий, перерабатывавших сельскохозяйственное сырье на потребу германских оккупантов. В генерал-губернаторстве из 680 молокоперерабатывающих предприятий 150 было уничтожено, а 300 повреждено. Было уничтожено 5 тыс. мельниц. В 1943 г. было нанесено 3627 ударов по объектам лесной и лесоперерабатывающей промышленности и т. д.

Выступления политического характера были зафиксированы на шахте «Флора» в 1940 г. (отказ от работы 1 мая) и в 1943 г., когда в ночь на 1 мая были перерезаны подземные кабели и линии высокого напряжения, питавшие военные островецкие и страховицкие заводы. В результате крупнейшие военные заводы этого региона, в том числе «Сталева Воля», остановились на 48 часов. Одновременно в Островце и соседних селах партизанские отряды Гвардии Людовой развесили красные флаги и расклеили листовки.

Сопротивление рабочего класса доказало, что гитлеровцы не достигли целей своей политикой «кнута и пряника». Им не удалось притупить ни социальную, ни политическую активность пролетариата. Польский рабочий класс создал партии и организации, проводившие активную политическую и вооруженную борьбу против фашизма. То же можно сказать и о крестьянстве, которое, несмотря на заигрывание с ним оккупантов, подтвердило свою патриотическую и антигитлеровскую позицию. Непрерывный рост сельскохозяйственных поборов, естественно, воздействовал на негативное отношение крестьянства к оккупантам. Политические взгляды крестьянства определялись не только внешней линией противостояния (оккупанты – польский народ), но и внутренней (помещики – крестьянство). Для отстаивания своих интересов крестьянство создало массовую подпольную военную и сохранило политическую организацию. Обусловленная военно-политическими соображениями модернизация фашистской политики в отношении тех, кто производил материальные ценности, в целом оказалась безрезультатной. Для польского народа вопрос стоял так: подчиниться и быть уничтоженным (гитлеровцы уничтожили от 5,62 до 5,82 млн жителей довоенной Польши) или бороться и отстоять свое право на существование и лучшее будущее.

От уничтожения поляков как нации могли спасти только разгром гитлеровской Германии и освобождение страны. Задачи национального освобождения, следовательно, выдвигались на первый план, что требовало объединения всех сил в борьбе против фашизма. Реальные предпосылки для объединения имелись: расовая, экономическая и социальная политика нацистов была направлена против всех слоев общества, поэтому в Польше не возникло политического течения, выступавшего за сотрудничество с гитлеровцами. С другой стороны, территория Польши была тылом будущего германо-советского фронта, а на путях к фронту гитлеровцам не нужны были дополнительные звенья в управлении территорией, экономикой и транспортом. Задачи физического и национального выживания в оккупационной действительности вынуждали большинство поляков вступать в контакты с немецкими властями. Некоторые поляки вынуждены были становиться посредниками между населением и оккупационной администрацией, устраиваясь на службу в низовые учреждения местного управления, органы опеки, польскую полицию и подобные организации, работая и издавая подконтрольные гитлеровцам польские газеты. Были и претенденты (лично и целые организации) на роль польских квислингов. Были те, кто совершал прямое предательство и становился гитлеровским агентом.

Вопрос для польского народа состоял в том, кто возглавит освободительное движение, кто поведет за собой нацию. Если все политические группы и почти все социальные слои заняли антигитлеровские позиции, это не означало совпадения их взглядов на формы, методы и средства борьбы, на ее конечные цели – какой возрожденную Польшу они хотят видеть, не совпадали взгляды на проблему союзников внутри и вне страны. В связи с неравенством потенциалов Германии, захватившей фактически всю (Западную) Европу, и Польши, вопрос о союзниках для польского движения Сопротивления стал основным. Собственных сил для восстановления польского государства у поляков недоставало.

1.4. На Западной Украине и Западной Белоруссии. Польская политика СССР

Воззрения советской верхушки и лично Сталина на судьбы Польши в течение 1939—1940 гг. неоднократно менялись, как и в целом на характер войны. В связи с началом войны 1 сентября 1939 г. Секретариат ИККИ (Исполкома Коминтерна) подготовил документ, выражавший позицию Коминтерна по поводу «начала германо-польской войны и угрозы ее расширения». Документ переслали Сталину.7сентября 1939 г. в ответ на запрос Секретариата Исполкома Коминтерна, какова в новых условиях должна быть тактическая линия Коминтерна, Сталин ответил, что идет война между двумя группами капиталистических стран за передел мира, за господство над миром. Он потребовал снять лозунг народного фронта. А о Польшне заявил: «Уничтожение этого государства в нынешних условиях означало бы одним буржуазным фашистским государством меньше! Что плохого было бы, если бы в результате разгрома Польши мы распространили социалистическую систему на новые территории и население?«Документ стали рассылать компартиям. Оценка войны повторяла мнение Сталина. Война ведется между двумя группами капиталистических стран за мировое господство. Из этого положения делался вывод, что международный пролетариат не может защищать фашистскую Польшу. Деление стран на фашистские и демократические потеряло свой смысл. Тактика компартий во всех воюющих странах —выступать против войны. Сохранялась и отрицательная характеристика социал-демократии и положение о решительном наступлении против ее политики/16/.

При разграничении территорий с Германией, Сталин отказывался от регионов, заселенных в основном поляками. Пытался выйти на международно выработанный кордон – «линию Керзона». Какой-то период господствовало мнение, что польское государство прекратило свое существование.

Эмигрантское правительство не признавало разграничения между СССР и Германией, определенного договором от 28 сентября, и считало, что эти земли оккупированы Советским Союзом. Однако ссылку польского эмигрантского правительства на IV Гаагскую конвенцию при характеристике действий советского правительства НКИД СССР считал неприемлемой, поскольку конвенция касалась режима оккупации, что в отношении Западной Украины и Западной Белоруссии было лишено основания. По мнению советской стороны, вступление Красной армии в Западную Украину и Западную Белоруссию осенью 1939 г. было не оккупацией, а освободительным походом, а воссоединение их с СССР явилось результатом волеизъявления населения и исправлением исторической несправедливости, произошедшей в 1920 – 1921 гг.

Польское правительство в эмиграции не признало решений народных собраний Западной Украины и Западной Белоруссии об установлении Советской власти и законов СССР от 1 и 2 ноября 1939 г. о включении Западной Украины и Западной Белоруссии в состав СССР и воссоединении их с УССР и БССР. Оно не признавало, что с 29 ноября 1939 г. действовал указ Президиума Верховного Совета СССР, на основе которого все лица, находившиеся на территории Западной Украины и Западной Белоруссии на 1—2 ноября 1939 г., получали советское гражданство. В прессе и документах НКИД СССР до 1944 г. он именовался законом. Советскими гражданами становились и лица, прибывшие в СССР на основе соглашения между правительством СССР и правительством Германии от 16 ноября 1939 г. об обмене населением, а также из Виленской области, переданной Литве.

С первых недель началась унификация государственного и социально-экономического строя новых советских областей. Шла советизация, но еще более жестокая украинизация «новых» областей. В соответствии с решениями Народных собраний были приняты законы о национализации крупной промышленности и банков. На практике же наблюдались изъятия даже мелких ремесленных мастерских и частных домов. Национализировались коммунальные, культурные, учебные, просветительные и лечебные учреждения – осуществлялся перевод хозяйства на плановые начала.

Проведение ускоренными методами социально-классовых, экономических преобразований, форсирование политических мероприятий, на которые в СССР ушло двадцать лет, было спрессовано в полтора года организованной сверху «революции». Она сопровождалась массовыми арестами, расстрелами, депортациями, привела в итоге к дезорганизации хозяйственных связей, падению производства и жизненного уровня населения, к новой перестройке связей между общественными и национальными группами и изменением их отношения к государству.

Была проведена конфискация без выкупа помещичьей земли и передача части ее крестьянам: 1,5 млн га на Западной Украине и более 400 тыс. га в Западной Белоруссии (на остальных землях организовались совхозы и МТС). Норма землевладения была установлена в зависимости от региона от 5 до 15 га.

Руководство Союза вооруженной борьбы отмечало, что проведенная перестройка сельского хозяйства весьма изменила позиции деревенской и местечковой бедноты в пользу принятия Советской власти, хотя экспроприация сопровождалась высылками или арестами ряда собственников. Ликвидация польской системы управления также сопровождалась высылкой отдельных категорий служащих бывшего госаппарата, органов суда, прокуратуры, полиции, армии. Партийное руководство УССР считало в мае 1940, в период наибольшего размаха депортаций, что 25% кадров в кооперативах, экономике, учительском составе – «чуждые для нас люди, не думают перестраиваться». Среди репрессий НКВД на Западных Украине и Белоруссии выделяются именно депортации, то есть переселение, высылка людей как мера политического преследования, уголовного или административного наказания. Ссылок, депортаций, проведенных по инициативе Н. С. Хрущева, первого секретаря ЦК КП (б) У, и осуществленных ведомством Л. П. Берии, было три. Первой была ссылка в самых тяжелых условиях лютой зимы,10 февраля 1940 г., осадников и лесников, лиц, получивших за мизерную плату земельные наделы за отличия в советско-польской войне 1920 года. Второй, многоплановой, была ссылка на основе решения политбюро ЦК ВКП (б) от 2 марта 1940 г. «Об охране госграницы в западных областях УССР и БССР». Решение имело секретную подоплеку – депортацию с родных мест 26 тысяч семей (в том числе офицеров-военнопленных, судьба которых в эти же дни была предрешена) как один из способов маскировки и замалчивания предстоящей акции. К «семьям» присоединили участников повстанческих организаций, некоторых лиц, содержавшихся в тюрьмах западных областей, и две тысячи молодых женщин, объявленных проститутками. Третьей депортацией летом 1940 г. было переселение беженцев – лиц, которых не приняла обратно Германия. В основном это были лица еврейской национальности (на 78 тыс. беженцев было 64,5 тыс. евреев). Но в целом депортировались лица всех национальностей. Преобладание в польском аппарате управления и среди собственников поляков определяло их больший процент среди репрессированных, более значительный, чем их доля в общей численности населения. Четвертая депортация в июне 1941 г., буквально накануне войны, носила скорее украинский оттенок, она не была завершена: уже сформированные эшелоны не успели дойти до мест назначения, когда была объявлена амнистия (12 августа 1941 г.).

Акты «очищения городов и сел от враждебных элементов» проводились без учета позиций и действий конкретного человека, путем распространения «мероприятий» на все категории подозреваемого слоя или круга лиц, включая членов их семей. Все они по признанию «Рапорта по вопросу о поляках, выселенных в СССР», составленного для командования СВБ/Армии Крайовой, «разделили судьбу миллионных масс арестованных (советских людей – В. П.), заполняющих тысячи лагерей СССР» /17/. Везли их на 10—20 лет на север, в Коми АССР, на Ямал, в Сибирь, Алтай, Казахстан, на лесоповал и лесосплав, на энергетические комплексы, на предприятия черной и цветной металлургии. В непривычный климат, на тяжелые работы во вновь создаваемые вдали от будущего фронта экономические районы. Их косили болезни и голод зимой 1941—1942 гг., условия транспортировки и жизнь во временных строениях и т. д. По подсчетам польского Института национальной памяти всего за годы войны и от разных причин – от расстрелов до непосильного или непривычного труда – по вине советской власти погибло и умерло от естественных причин около 150 тысяч польских граждан. (Советских итоговых данных не опубликовано. Данные о смертности польского населения, направляемые в Кремль, по отдельным «статьям» при сложении примерно в три раза меньше.) Наряду с депортациями в регионе проходили массовые аресты «классово чуждых» элементов и членов подпольных групп. Всего с сентября 1939 г. по июнь 1941 г. было арестовано 107140 человек. Среди арестованных было 40% поляков, 23% украинцев, 22% евреев, 8% белорусов. Осуждено было 39 тыс. человек, в том числе к ВМН – 8,5 тыс. человек. Относительно разгрома подполья цифры по сведениям 3-го управления НКГБ СССР за 1939 г.—I квартал1941 г. следующие: ликвидировано на западноукраинских и западнобелорусских землях соответственно 340 и 188 организаций и групп и арестовано 9949 и 6104 человека. В 1941 г. раскрыто 8 и 25 групп, арестовано 82 и 1013 человек/18/.

Видимо, посчитав «очистку» территорий достаточной, через две недели после третьей депортации и волны массовых арестов Сталин направил 5 июля 1940 г. шифровку в львовский обком КП Украины (копии – в Киев, в ЦК Н. С. Хрущеву и М. Д. Бурмистренко): «До ЦК ВКП (б) дошли сведения, что органы власти во Львове допускают перегибы в отношении польского населения, не оказывают помощи польским беженцам, стесняют польский язык, не принимают поляков на работу, ввиду чего поляки вынуждены выдавать себя за украинцев и тому подобное. Особенно неправильно ведут себя органы милиции. ЦК ВКП (б) предлагает вам за вашей личной ответственностью незамедлительно ликвидировать эти и подобные им перегибы и принять меры к установлению братских отношений между украинскими и польскими трудящимися. Советую вам созвать небольшое совещание из лучших польских людей, узнать у них о жалобах на перегибы, записать эти жалобы и потом учесть их при выработке мер улучшения отношений с поляками» /19/10. При помощи «лучших польских людей» такие меры появились.

Толчком изменения «польской политики», несомненно, послужило падение Франции и определенные политические передвижки в настроениях населения. С лета – осени 1940 г. можно говорить о начале нового этапа «польской политики» СССР. В «новых областях» почти прекращаются депортации, исправляются «перегибы» и «ошибки» в проведении советизации, украинизации и коллективизации, оказывается демонстративное содействие развитию польской культуры. Вокруг последнего направления сплачивается группа польских интеллектуалов, активную роль в которой играла писательница Ванда Василевская – депутат Верховного Совета СССР, лицо значимое для многих слоев населения. Она была дочерью первого министра иностранных дел возрожденной в 1918 г. Польши. Группа эта, сплотившаяся вокруг журнала «Нове виднокренги», стала центром «полонии», выступавшей за сотрудничество с Советской властью. Но все это не мешало органам НКВД репрессировать представителей даже демократической части местной интеллигенции. Эта же группа почти в полном составе весной 1943 г. станет инициатором создания Союза польских патриотов в СССР.

СССР позиционировал себя (и принимал для этого реальные действия) как единственного хранителя и защитника польской культуры и языка. Работали польские школы (правда, в несколько меньшем количестве, чем до 1939 г.). В университетах преподавание велось на родном, в том числе и на польском, языке. Равноправие языков было в администрации. Действовали польские театры, филармонии и музеи. В Москве, Львове, Минске, а затем и в Вильнюсе на польском языке издавались миллионными тиражами книги. В СССР выходили 17 польских газет и 2 журнала. Символом новой польской политики советских властей явилась подготовка и проведение в общегосударственном масштабе юбилея поэта Адама Мицкевича осенью 1940 г.

В определенной степени изменилось отношение к населению. Умерили свою прыть жаждущие стопроцентной коллективизации. Раскулачивание стало формально расцениваться как самоуправство, как «действия, которые могут быть – по квалификации политбюро ЦК КП (б) У – использованы враждебными советской власти элементами с провокационной целью». Были определены достаточно высокие нормы личного землевладения. Резолюция Пленума ЦК КП (б) У «О работе Львовского и Ровенского обкомов компартии Украины» (ноябрь 1940 г.) сочла недостаточное вовлечение местного актива в руководство причиной того, что в ряде городов и районов были допущены грубые нарушения советских законов. Было рекомендовано эти «недостатки» исправить. Изменилось отношение и к польским коммунистам: их стали принимать в ВКП (б), правда, только индивидуально, с проверкой и только тех, кто прибыл из Польши. Так называемый классовый подход, социально-экономические реформы, ликвидация помещичьего землевладения и национализация промышленности, решение, хотя и с попранием международных норм, украинского и белорусского национальных вопросов, склонили на сторону советской власти довольно значительные слои населения, в основном люмпенизированного. Показательным был и тот факт, что в СССР социалисты (ППС) отказались от сотрудничества с эмигрантским подпольем, вышли из согласительных комитетов Делегатуры и начали сотрудничество с советскими властями. То, что Советы завоевали поддержку и базу, а СВБ ее не получил, что произошло изменение политических настроений трудящихся, признал даже командующий Союза вооруженной борьбы генерал С. Грот-Ровецкий: «Советы имеют большую помощь местного элемента (украинцев, белорусов, еврейской бедноты, много сторонников среди молодежи, которая получила работу) … Перенеся борьбу на социальную почву, они смогли завоевать некоторую часть польского общества, в основном пролетарскую молодежь и часть сломленной морально интеллигенции». Ровецкий признал полное безразличие белорусов и украинцев к польской государственности (но указал на враждебность части их к большевикам на экономической почве) и определенную удовлетворенность решением белорусского и украинского вопроса даже в советской форме. В завоевании масс на сторону коммунистов Ровецкий отвел большую роль «их» (т. е. новой советской) школе, учреждениям, союзам, театрам, печатному слову и пришел к выводу, что «широкая работа против большевиков невозможна» /20/11.

Польское вооруженное подполье – Союз вооруженной борьбы – было активным до лета 1940 г. Округа №№2 и 3 (Львовский и Белостокский) были сформированы к декабрю 1939 г. При военном командовании СВБ, как и в генерал-губернаторстве, функционировали подпольные политические консультативные комитеты польских буржуазных и мелкобуржуазных партий. В них вошли представители Стронництва народового, Стронництва людового и ППС (последняя, как уже было сказано, отошла от деятельности Союза, начала сотрудничество с советскими властями, хотя отдельные ее члены продолжали состоять в отрядах СВБ).

Польские власти в эмиграции признавали трудные условия работы Львовского и Белостокского округов Союза вооруженной борьбы: советские карательные органы в значительной мере ликвидировали подполье, арестовали его руководителей генералов М. Карашевича-Токаржевского и М. Боруту-Спеховича, а также прибывшего для выправления положения полковника/подполковника Л. Окулицкого. Подорвали социальную базу подполья путем нескольких потоков депортаций «классово чуждых элементов». Однако из Франции требовали совершать акты террора и диверсий, особенно на транспорте, на линиях связи, на складах горючего, вести работу по подрыву авторитета советских представителей, дезорганизации и деморализации административных органов и достигать «этим путем ослабления советского режима». Одной из задач подполья было воздействие на молодежь, вывоз ее в Румынию и Венгрию, создание препятствий для мобилизации призывников в Красную армию. Запад требовал рапорты о дислокации советских частей, их передвижениях и моральном состоянии. Союзу вооруженной борьбы было разрешено сотрудничать с иностранными дипломатами. Действительно, английские дипломаты за возможность использовать собранные подпольем сведения согласились быть посредниками в пересылке материалов за границу. Имелись контакты и с японскими представителями. Для подполья были присланы радиопередатчики и деньги в долларах и злотых. Только до мая 1940 г. было послано 2,5млн злотых и 15,6 тыс. долларов. На конференции в Белграде (29мая – 2 июня 1940 г.), проведенной представителями правительства и подполья, делегат от Львовского округа сообщил, что до конца марта 1940 г. они получили 500 тыс. рублей, 4 кг золота, 700 золотых долларов.

В руки советских органов госбезопасности попали инструкции и другие предписания Союзу, курьеры, многие денежные пересылки. После поражения Франции движение Сопротивления в Польше утратило внешнеполитическую поддержку на континенте, а Польша— перспективу быстрого освобождения. В новых политических условиях генерал Соснковский отдал приказ о прекращении активных действий против гитлеровцев. Был взят курс на моральный и физический террор в отношении отдельных лиц, разведку и экономический саботаж, экономию «польской крови». СВБ на советской территории это не касалось. Им надлежало продолжать диверсии, саботаж, акты террора, антисоветскую пропаганду. Например, главнокомандующий СВБ генерал К. Соснковский доносил премьер-министру В. Сикорскому, что за первые пять месяцев 1940 г. было уничтожено более десяти железнодорожных составов, взорвано три железнодорожных моста, уничтожено несколько складов оружия, боеприпасов и продовольствия, в том числе большой склад во Львове на Лычакове. Материалы компартии Украины подтверждают многие указанные факты и приводят иные – от саботажа до профнепригодности новых кадров.

Деятели СВБ в западных регионах Украины и Белоруссии придерживались иного мнения. Проведя анализ изменения настроений в обществе и сравнение политики СССР и Германии в отношении польского народа, оценив факты переговоров высоких советских чинов с деятелями подполья в регионе, руководитель СВБ пришел к выводу, что политика гитлеровцев ведет к ликвидации Польши и поляков, а политика советского руководства – к созданию «красной Польши». И «Польша пусть красная, но будет» – решил его глава, полковник генштаба Леопольд Окулицкий, и подписал согласие на сотрудничество с НКВД и Советами. Его примеру последовали другие. СВБ на советской территории в 1941 г. почти прекратил свою деятельность, но обещал военное сотрудничество – передачу разведданных о вермахте после начала войны. В назидание его последующим политическим «зигзагам» процитируем, что писал Окулицкий в 1941 г. (до начала войны): «Поскольку судьба Польши зависит не от Англии, а от результата решающего сражения между Германией и СССР, СВБ прекращает деятельность в зоне советской оккупации и убирает нежелательных для властей, либо необходимых на той стороне (тоесть в генерал-губернаторстве – В.П.) людей… В убеждении, что победа СССР даст польскому народу возможность жизни и национального, культурного, хозяйственного и политического развития, я написал свои показания и заявляю о желании дальнейшей работы. Будет Польша красной, хорошо, пусть будет, лишь бы только была. Впрочем, это хорошо на нее повлияет, освободит и раскроет новые, невиданные до сих пор силы народа» /22/.

Почти молниеносное поражение Франции изменило положение на континенте и в том числе отношение СССР к польскому вопросу. У советского руководства действительно зародились мечты о возрождении Польши, «красной Польши». Сталин лично говорил с Вандой Василевской о создании военных частей и подборе офицеров для них. По указанию Сталина последовали контакты с рядом значимых политических персон, в частности, из людовского и социалистического лагеря, на предмет создания в СССР польского правительства или иного объединения, которое могло бы взять на себя ответственность за судьбы страны. В Москву приглашали и бывшего премьер-министра Польши К. Бартеля. Вскоре Сикорскому стало известно, что Бартель во Львове возглавил Польский национальный комитет. (Захватив Львов, гитлеровцы немедленно уничтожили Бартеля.) Руководству польского подполья на территории этнической Польши стали известны имена лиц, с которыми вели переговоры советские уполномоченные. Грот-Ровецкий сообщал в Лондон в апреле 1941 г. о создании Советами подполья в Польше: «Немцы отвечают Советам, проводя в их зоне оккупации подобную операцию (батальон смерти Каминского)». Гитлеровцы активно подкармливали украинское националистическое подполье. Обучали его кадры в школах на территории Германии. Террористические выступления украинских националистов против польского населения «в новых областях» пресекались органами НКВД.

В связи с новыми тенденциями польское подполье в СССР получило указание генерала К. Соснковского: «Всякие попытки создания красных польских правительств или красных польских отрядов должны встретиться с безусловным противодействием… Изменение отношения к Советам не является актуальным». Как признавал Соснковский, не исключено, что Россия будет рядом с Англией в качестве ее союзника в борьбе с Германией; тогда, возможно, и произойдет ревизия польской позиции в отношении СССР «в смысле того, что сведение счетов с оккупантами будет отодвинуто на задний план. Нормативные отношения с СССР возможны лишь на условиях статус-кво до 17 сентября 1939 г. В случае марша Красной армии на запад необходимо быть готовыми к борьбе в форме партизанских действий и массового саботажа» /22/. Эти директивы были повторены в программных тезисах правительства от 15 августа 1940 г.

С весны – лета 1940 г. началось ускоренное строительство на новых западных границах укреплений, аэродромов, рокадных дорог. Приложенный к советско-германскому договору от 28 сентября 1939 г. протокол о борьбе с польской национальной агитацией изначально сторонами не соблюдался. Советская сторона уже с ноября 1939 г. принимала меры к засылке в Польшу через Литву офицеров бывшего Войска Польского для организации подполья и борьбы против Германии. Многие инициаторы создания действовавших в Польше прокоммунистических групп – предшественниц Польской рабочей партии – также побывали сначала во Львове, Белостоке или Минске. Советские представители внимательно следили за мероприятиями германских властей на оккупированной территории Польши. Советские пограничные органы отмечали, что нормальных отношений между Германией и СССР не было уже с весны 1940 г. (стычки на границе, облеты территории, засылка групп в СССР и т. д.). На партийных форумах во Львове открыто говорилось о подготовке к предстоящим боям именно с гитлеровцами, о «пылающем» положении на границе, «которое нельзя назвать мирным сосуществованием» Из 1596 немецких агентов, арестованных в 1940 – марте 1941гг., 1338 были взяты на Западных Украине и Белоруссии и в Прибалтике. За шесть последних недель 1939 г. немецкая сторона 14 раз открывала огонь по советским пограничникам. В 1940 г. таких фактов плюс обстрел территории было 235. Несколько немецких самолетов-разведчиков были сбиты или принуждены к посадке. В свою очередь, по неполным данным было раскрыто и осуждено около 300 советских разведчиков на территории Польши.

1939 – первая половина 1941 гг. были периодом зарождения антигитлеровской освободительной борьбы польского народа и конкретным воплощением «лондонским лагерем» в жизнь теории двух врагов. Условия оккупации и отчасти географические условия определили, что центром борьбы стало генерал-губернаторство. Политика гитлеровцев привела к тому, что все классы и прослойки общества заняли антиоккупационные позиции. Вместе с тем движение Сопротивления, его организации оставались кадровыми. Другой характерной чертой являлась чрезвычайная распыленность политических и военных группировок подполья. Их насчитывалось до 200—300. Распыленность определялась многими факторами, в том числе классовыми и общественными различиями предвоенной Польши, раздробленностью ее политической жизни, несовместимостью политических воззрений разных течений даже в условиях, когда на первый план вышли общенациональные задачи. Сказывалось также наличие установленных границ и ограничений в сообщении между разными регионами страны. Стихийное желание дать немедленный отпор угнетателям сочеталось с предшествовавшим историческим опытом, вылившимся в разработку все новых вариантов восстания в момент освобождения страны войсками союзников. Общим знаменателем в мозаике сотен конспиративных групп была антигитлеровская позиция. Различия в способах, методах и конечных целях борьбы не были еще определяющими. В политических взаимоотношениях минимальной была роль конечной цели освободительной борьбы – социально-политический облик будущей Польши. Вернее, господствующей была программа польского эмигрантского правительства. Ведущей силой Сопротивления, организационным и политическим центром был лагерь эмигрантского правительства. Оно определяло развитие польских общественных процессов. Близкое совпадение классовых интересов с общенациональными определяло достаточно высокую степень взаимодействия политических сил страны и этого лагеря. Реальной угрозы слева у него в тот период не существовало.

1.5. Нападение фашистской Германии на СССР. Восстановление советско-польских отношений. Соглашение о взаимодействии в войне против гитлеровской Германии

22 июня 1941г. в 4 часа утра (а на некоторых участках и ранее) гитлеровский вермахт вторгся на территорию Советского Союза силами 153 своих дивизий и 37 дивизий сателлитов. Всего —170 дивизий. Германия атаковала СССР практически на протяжении всей западной границы. Германский посол только в 5:30 официально уведомил НКИД об объявлении войны. Вместе с Германией войну СССР объявили ее союзники и сателлиты: Венгрия, Италия, Румыния, Финляндия, Словакия. Кроме того, на советско-германский фронт выступали фашистские отряды из Хорватии, Франции, Бельгии, Дании, Норвегии, испанская «Синяя дивизия», а также призванные в вермахт поляки (они воевали под Ленинградом и у Сталинграда). Гитлер объявил поводом для нападения несоблюдение Советским Союзом пакта о ненападении: сосредоточение частей Красной армии у восточных границ «сферы интересов Германской империи». Об агрессии германского фашизма и начале войны объявил по радио В. М. Молотов. Он заявил, что Красная армия и весь наш народ поведет победоносную Отечественную войну за Родину, честь и свободу. И бросил лозунг: «Враг будет разбит, победа будет за нами!» Известно, что поначалу военные действия сложились крайне неудачно для советской армии. Но общенациональная идея защиты Родины, выразившаяся в гимне той войны: «Идет война народная, священная война», сплотила все слои общества, сконцентрировала усилия и стала давать отпор. Ведь речь шла о жизни и смерти государства, о жизни и смерти народов СССР.

30 июня был создан Государственный комитет обороны (ГКО), получивший всю полноту власти в государстве. Возглавил его Сталин. Выступая 3 июля 1941 г., Сталин конкретизировал цели и задачи СССР в войне, ее характер для советского народа. Он повторил, что борьба против фашистского нашествия стала всенародной Отечественной войной. И прибавил, что в этой войне советский народ поставил целью не только ликвидировать опасность, нависшую над страной, но и помочь освободиться всем народам Европы, стонущим под игом германского фашизма.

Изменились в СССР и воззрения на характер самой войны. Она была признана для Советского Союза и его союзников войной справедливой, освободительной. Советское видение войны Сталин высказал 6 ноября 1941 г.: «У нас нет и не может быть таких целей войны, как захват чужих территорий, покорение чужих народов. У нас нет и не может быть таких целей войны, как навязывание своей воли и своего режима славянским и другим порабощенным народам Европы, ждущим от нас помощи. Наша цель состоит в том, чтобы помочь этим народам в их освободительной борьбе против гитлеровской тирании и потом предоставить им вполне свободно устроиться на своей земле так, как они хотят. Никакого вмешательства во внутренние дела других народов» (положения эти в слегка видоизмененных редакциях повторялись в 1942,1943, 1944гг. и выдерживались в стилистике Атлантической хартии) /23/.

Изменение геополитического и военного положения СССР после 22 июня 1941 г. потребовало изменения директив Коминтерна о войне. Димитров выступил перед Секретариатом ИККИ с докладом, который явно был согласован с Кремлем. В докладе он поставил перед компартиями новые задачи: развернуть широкую кампанию в поддержку СССР, организовать в оккупированных странах и в самой Германии национально-освободительное движение против фашизма. Снимался лозунг свержения капитализма и мировой революции: «Мы не будем на этом этапе призывать ни к свержению капитализма в отдельных странах, ни к мировой революции».

СССР официально заявил о признании Атлантической хартии, но оговорил, что практическое применение хартии «неизбежно будет сообразовывать с обстоятельствами, нуждами и историческими особенностями той или другой страны». Этими общими целями определялись и задачи советской дипломатии, призванной обеспечить наиболее благоприятные международные условия для борьбы против германского фашизма.

Нападение Германии на СССР в корне изменило расстановку сил на международной арене. За неделю до 22 июня Черчилль и Рузвельт пришли к соглашению, что в грядущей германо-советской войне они будут на стороне СССР. Англо-советское соглашение о взаимных обязательствах в войне против гитлеровской Германии от 12 июля 1941 г. и аналогичное соглашение правительства СССР с чехословацким эмигрантским правительством от 18 июля были первыми актами складывавшейся Антигитлеровской коалиции. Окончательно она определилась после нападения Японии на Перл-Харбор в декабре 1941 г. и вступления США в войну.

Военное сотрудничество стран, выступивших против гитлеровского блока, получило официальное оформление в подписании Декларации Объединенных Наций 1 января 1942 г. представителями 26 государств и союзных договоров СССР с Великобританией и США. Таким образом, произошло размежевание на международной арене. На одном полюсе – гитлеровская Германия с ее сателлитами, провозгласившая целью завоевание мирового господства, на другом— народы и государства, вставшие на защиту национальной независимости, демократических свобод, поставившие своей целью уничтожение гитлеровского «нового порядка». Из них только СССР, США и Великобритания могли действенно противостоять германскому Тройственному союзу, странам «оси».

Пока же Великобритания получила в Европе действительного и действенного союзника. Британский премьер-министр (с июня 1940 г.) У. Черчилль, узнав о начале советско-германской войны, провозгласил: «Англия спасена!» /24/. В 9 часов вечера 22 июня 1941 г. Черчилль выступил по радио и заявил о всемерной поддержке его страной борьбы советского народа против начавшегося германского нашествия. О Польше и ее границах ничего не было сказано, что вызвало немедленный протест польского министра иностранных дел. Английские эксперты и сотрудники Foreign Office высокого ранга (У. Стронг и другие) давно уже возвратились к идее «линии Керзона» как основы будущей советско-польской границы. Из речи премьера становилось ясным, что Британия считает СССР более важным союзником, чем Польшу. О поддержке СССР 24 июня 1941 г. объявило и правительство США.

«Лондонский лагерь» в Польше встретил известие о нападении гитлеровской Германии на СССР с удовлетворением. Большинство подпольных газет опубликовало статьи с пожеланием типа «пусть они убивают друг друга как можно больше». Руководство лагеря 26 июня выступило в подпольном еженедельнике «Biuletyn Informacyjny» с заявлением: «Относительно начала немецко-российской войны напоминаем, что польские компетентные власти в стране четко определили, что поляков на территории обеих оккупаций обязывает враждебный нейтралитет в отношении обоих захватчиков. Настоятельно подтверждаем, что если кто-нибудь из поляков осмелится добровольно помогать какой-нибудь из сторон, он будет считаться предателем».

Поддержка борьбы народов мира, заявления Рузвельта и Черчилля оказали влияние на позицию польского правительства в эмиграции. К 22 июня оно не определило точно своих позиций. Намеревалось объявить нейтралитет. Хотя 28 мая 1941 г. в письме Черчиллю Сикорский сообщал, что по имеющейся у него информации подготовка Германии к войне с СССР достигла заключительной фазы, в беседе с приехавшим в Лондон Криппсом, послом Великобритании в СССР, он сомневался в начале войны. 22 июня польское правительство (министр Залески?) направило в свои дипломатические представительства указание, что оно не будет сотрудничать с СССР. В речи же по радио 23 июня Сикорский под давлением Черчилля заявил о возможности возвращения к положению, которое существовало до 1 сентября 1939 г. /25/.

Советское правительство ответило согласием нормализировать отношения с правительством Сикорского, заявив, что если Сикорский пожелает, то Москва не возражает против заключения соглашения о совместной борьбе против гитлеровской Германии по образцу англо-советского соглашения. В документе НКИД от 3 июля 1941 г. были определены вопросы взаимоотношений на период войны и на послевоенное время. А именно: признание суверенитета и национальной независимости Польши (причем характер режима – внутреннее дело самих поляков),установление взаимной границы по этнографическому признаку. Выдвигался принцип национальной консолидации всего польского народа в границах национальной Польши. В вопросах борьбы против общего врага советское правительство предлагало помощь в создании польских вооруженных сил на территории СССР под патронатом Польского национального комитета /26/.

Переговоры в Лондоне о восстановлении советско-польских отношений (5 – 30 июля 1941 г.) вызвали в польском кабинете очередной правительственный кризис. Давление Англии и более трезвый взгляд центро-левой части правительства помогли преодолеть кризис и сопротивление санационных министров. Они демонстративно покинули его состав. Это были Соснковский, Залеский и представитель СН М. Сейда. Их выход из состава кабинета был решительно осужден руководством подполья в стране. Четыре партии сочли необходимым сохранение национального единства в эмиграции и в стране. Демонстрацию министров они посчитали трагической ошибкой и отсутствием политического чувства. «Министры, у которых так мало политического чутья, не должны возвращаться в правительство», – сообщил в Лондон делегат /27/. За Сикорского, за подписание соглашения с СССР выступили: «географически» – представители западной части Польши, включенной в состав Германии (Великая Польша), и земель, тогда входивших в состав Германии (Нижняя Силезия);политически – представители людовцев, Стронництва працы и ППС, кроме его правого течения ВРН-ППС в стране. Против были пилсудчики и Стронництво народове. Перестановки в правительстве лишили Соснковского поста верховного главы Союза вооруженной борьбы. Ровецкий теперь подчинялся непосредственно премьер-министру и главнокомандующему польских вооруженных сил В. Сикорскому.

Советская сторона в лице посла в Лондоне И. М. Майского продолжала изъявлять готовность восстановить отношения двух стран, подписать соглашение о взаимодействии в борьбе против Германии. По директиве НКИД Майский оперировал тезисом о консолидации всего польского народа в «границах национальной Польши», включая некоторые города и области, недавно отошедшие к СССР, в определении межгосударственного разграничения —придерживался этнического принципа. В ходе двусторонних переговоров приучастии Э. Идена, министра иностранных дел, и параллельно – встреч Криппса в Москве со Сталиным и Молотовым, определялись принципы отношений двух стран и фактически писался текст соглашения. Польский исследователь Я. Требинка в работе «Британская политика в отношении советско-польской границы» сообщает, что из Вашингтона поступали сигналы не потакать требованиям «малых» союзников о подтверждении их довоенных границ (с. 317). Выяснилось, что стороны готовы согласовать принципы по текущим вопросам, касающимся практической организации военного сотрудничества в войне против Германии. При этом Сикорский решительно возражал против Национального комитета для руководства армией, а советская сторона настаивала, что у нее не было и нет 300 тыс. военнопленных поляков, а имеется в лагерях только около 20 тыс. Подтвердилась неготовность польской стороны решить вопрос о послевоенной советско-польской границе. Поэтому подписанное 30 июля 1941 г. «Соглашение о восстановлении дипломатических отношений и взаимодействии в войне» носило компромиссный характер. Суть его состояла в том, что решение вопроса о границе откладывалось до «лучших» времен. Об этом свидетельствовал текст статьи 1 соглашения, где речь шла о признании советским правительством утратившими силу советско-германские договоры 1939 г. в части, касающейся «территориальных перемен в Польше». Как показало будущее, стороны трактовали этот текст каждая по-своему и в своих интересах. Сталин не усматривал в нем признания Советским Союзом границы 1921 г. Сикорский формулировку «договоры утратили силу» считал отказом Москвы от территориальных приобретений осенью 1939 г. Эта «формула» в соглашении тогда устраивала обе стороны. При желании она не могла служить препятствием для организации польской армии. Но облегчала для СССР отношения с великими державами —союзниками Польши. Понятна была зависимость послевоенных границ от исхода войны.

Восстанавливались дипломатические отношения. Статья 3 соглашения по сути являлась заключением военного союза: «Оба правительства взаимно обязуются оказывать друг другу всякого рода помощь и поддержку в настоящей войне против гитлеровской Германии». Правительство СССР согласилось на создание на своей территории польской армии. Детали ее формирования предполагалось уточнить в военной конвенции. Конвенция была подписана 14 августа 1941 г. Она предусматривала создание в кратчайший срок польской армии, предназначенной «для совместной с войсками СССР и иных союзных держав борьбы против Германии». Командующим армией Сикорский назначил генерала В. Андерса.

Сталин, фактический соавтор текста соглашения 30 июля, здраво оценил отношение польской стороны к достигнутым результатам посредников— Черчилля и Идена в Лондоне, его и Молотова в Москве. В ноябре 1941 г. он говорил польскому послу С. Коту, что к соглашению «их притащили», но пора отбросить взаимные обиды. А его, Сталина, мечта – принять участие в возрождении Польши. И его слова не являются конъюнктурными, а вытекают из принципиальной точки зрения. Он «за возрождение Польши, за союз с ней, независимо от ее внутреннего режима». И когда Красная армия освободит Польшу, он передаст ее польскому правительству. Мысль эта высказывалась им вплоть до 1944 года /28/.

Сикорский «в страну» сообщил, что соглашение с СССР «формальное». Ровецкий подтвердил 22.02.1942 г., что «Россия сегодня – союзник конъюнктурный», она с ХVIII века враждебна Польше, а советско-польское соглашение «вытекает не из свободной воли поляков и большевиков, а навязано обеим сторонам фактом нападения Германии на Россию» /29/. Ничего себе формальное! Оно дало свободу 389 тыс. польских граждан, депортированным и переселенным в 1939 —1941гг. вглубь СССР, но не коммунистам Польши, не польским комсомольцам, до 1939 г. искавшим убежище в СССР. По директиве НКВД они амнистии не подлежали. В итоге из этих 3817 членов КПП войну пережило несколько сотен /30/. Соглашение дало свободу 25 тыс. чинов Войска Польского. Оно дало Сикорскому армию.

Мнение главы СВБ/АК отразилось на позиции подпольной печати в Польши. Если «польское общество, простые люди, почти единодушно приняли заключение советско-польского соглашения как положительный факт», как сообщала газета левых социалистов «Barykada woƚnoṡci» 11 августа 1941 г., то орган Делегатуры «Rzeczpospolita Polska» 6 августа 1941г. считал польско-советское сближение временным, конъюнктурным. Оно не определит будущую внешнеполитическую ориентацию страны, а только даст возможность сформировать армию. С Советским Союзом и его борьбой против фашизма представители «лондонского лагеря» не связывали будущего страны и обретения ею независимости: «Наша страна не рассматривает это пакт как союз польского народа с Советами. Он является только военно-политическим соглашением польского правительства с правительством России». В подходе отдельных партий были свои нюансы. «Польские социалисты» приветствовали соглашение как «факт особо желанный» и видели в нем «исполнение всех наших (т. е. ПС – В. П.) требований, сформулированных сразу после начала войны». Они считали, что «между польским правительством в Лондоне и страной не все урегулировано, но это единственное решение, которое найдет полную поддержку польского общества» (03.08.1941).Факт отсутствия согласия в вопросе о границах был отмечен печатью социалистов. И хотя он мог стать источником конфликтов, «Польские социалисты» не считали это минусом: «Мы не раздираем одежд по этому поводу». Газета левых социалистов «Wolnoṡḉ» в своих комментариях к соглашению заявила, что вопрос о советско-польской границе будет решен на будущей мирной конференции с учетом пожеланий народов, населяющих эти территории. Газета выразила надежду, что к тому времени Польша будет социалистической и демократической и поэтому легко придет к соглашению с социалистическим Советским Союзом (11.08). Создание польской армии в СССР социалисты расценили как залог объединения усилий советского и польского народов в общей борьбе. Создание армии они считали важнейшим положением соглашения. При этом выражалась надежда, что эта армия воспримет социальные идеалы Красной армии и в момент завоевания независимости Польши встанет на сторону трудящихся в их борьбе за ликвидацию социальной несправедливости и установления социалистического строя (17.09.1941).

Печать людовцев приветствовала Советский Союз как «товарища по оружию, но ни на минуту не заблуждалась, что могли быть общими цели». Различия людовцы видели в том, что Россия боролась с гитлеризмом за полное восстановление царской империи, а Польша с Германией – за жизнь (31.03.1942). Стронництво народове в Польше практически не комментировало само соглашение, но и не отвергало его. Газета «Walka» («Борьба») выражала надежду, что последнее слово будет за англо-американскими армиями и их союзниками, среди которых будет и Польша (08.08.1941).

Может быть, наиболее враждебно в «лондонском лагере» соглашение было встречено правыми социалистами – организацией ВРН— «Wolnoṡḉ.Rownoṡḉ..Niepodlegoṡḉ» («Свобода, равенство, независимость»): «Выраженная Сикорским и его ближайшими сотрудниками склонность искать опору в России… является опасным проявлением». Из восьми пунктов официального заявления ВРН о соглашении только один расценивал его положительно. С оговорками ВРН принимала факт создания армии. Но правые социалисты требовали «прекратить прославление соглашения» и не допустить того, чтобы армия попала под влияние польских коммунистов в СССР /39/. В знак протеста против подписания Сикорским соглашения с СССР и его стремления расширить внешнеполитические связи Польши правые социалисты вышли из Политического согласительного комитета. «Эта последовательная и четкая позиция в отношении СССР, – писали они в своей газете, – позволила нашему движению сразу, в первый день немецко-советской войны, в специальном манифесте уточнить точку зрения польских трудящихся масс и – мы это подтвердили публично— стать единственным лагерем в Польше, который решился на такой политический акт. Разумеется, начало этой войны создало новую ситуацию, ориентироваться в которой, однако, можно только при условии сохранения трезвой оценки прошлого» /40/. Кроме чрезвычайно острых отношений между социал-демократами и коммунистами, диктуемых Исполкомом Коминтерна, враждебность ВРН объяснялась отношением к политике советского руководства в 1939 – 1941 гг. на Западной Украине и Западной Белоруссии. В Лондоне Г. Либерман, как и его товарищ по партии Я. Станьчик, поддержали Сикорского и содействовали заключению соглашения Сикорский – Майский. Вскоре смерть Либермана позволила правым лидерам захватить руководство и заграничным комитетом ППС.

В Польше же происходил обратный процесс. На авансцену выдвинулись «Польские социалисты», которые заняли место ВРН в Политическом согласительном комитете. Они не разделяли политической программы правительства и поэтому не взяли на себя никаких обязательств на послевоенное время, но в условиях войны, когда наметились демократические тенденции в политике правительства, они считали, что необходимо поддержать его «просоветскую политику». В результате в Польше в Согласительном комитете образовалось нечто вроде предвоенного Центролева: союз «Польских социалистов», людовцев и Стронництва працы. Политический альянс людовцев и правых социалистов, давно находившийся в состоянии кризиса, перестал существовать.

Стронництво демократычне восприняло согласие с СССР как необходимость. Католические группы были против какого-либо соглашения с Москвой. Руководство Союза вооруженной борьбы в ходе правительственного кризиса пыталось восстановить позиции Соснковского и выступило против приказа главнокомандующего, т. е. Сикорского. Ровецкий отделался, однако, лишь замечанием о несубординации.

Изменилось соотношение сил и в правительстве. В новом составе кабинет летом 1941г. смог принять официальную программу— Идейно-политическую декларацию. «Главной целью национального единства, —говорилось в ней, – является освобождение Польши и установление после войны демократического строя». Задачи правительственной политики определялись как: «Путем активнейшего участия в войне и мирных конференциях обеспечить непосредственный и широкий доступ к морю. А также границы, дающие гарантию прочной безопасности Польской республики». Далее заявлялось, что «ничем не предрешая будущего политического и экономического строя государства, правительство не допустит установления правления личности, клик, а также различных олигархических групп, к какому бы классу населения они ни принадлежали». Декларация опять заканчивалась туманными обещаниями «осуществления принципов справедливости, права всех на труд с особым принятием во внимание права крестьян на землю и ее справедливое разделение между ними, а также влияния рабочих масс и работников интеллектуального труда на производство и распределение его трудов, а равным образом охраны труда от эксплуатации с целью обеспечения рационального общественного производства в интересах всего населения» /41/.

Разрыв сотрудничества между людовцами и ВРН, в некоторой степени ослабив правительственный блок (влияние «Польских социалистов» было несравненно меньше, чем у ВРН), привел к укреплению позиции делегата. Самим людовцам их маневр расширил возможность влияния на политику и персональный состав Делегатуры и ее аппарат, а вскоре дал возможность захватить и сам пост делегата (1942 г.). Перемены в правительстве и в подполье привели к изоляции ВРН и выходу на первый план людовцев, в 1943 г. получивших и пост премьер-министра.

Линия Стронництва працы определялась соотношением сил главных партий и позицией ее представителя в Комитете. В 1941 г. он был за союз с людовцами. В январе 1942 г. представителем СП стал З. Фельчак из радикального крыла этой партии, до войны состоявший в Национальной рабочей партии. Это, а также противоречия между «большими» партиями, повысили шансы и значение всего созданного блока. В целом в подполье сформировалась группировка, направленная против народовцев и СВБ/Армии Крайовой. При этом если людовцы альянс с левыми социалистами рассматривали как конъюнктурный, тактический, то «Польские социалисты» расценили его как исторически обусловленный, основанный на общности интересов рабочего класса и крестьянства.

Людовцы, исходя из своих аграристских воззрений, отвергавших марксизм, утверждали, что «коммунизм чужд Польше, польскому народу и новая Польша не будет ни коммунистической, ни фашистской, т.е. не будет тоталитарной, а будет народной, демократической» (31.03.1942). Один из номеров их газеты «Кu zwyciḝstwu» («К победе») от 10.02.1942,правда, сообщал, что «наш (т.е.СЛ —В.П.) естественный союзник – рабочее движение, на крестьянах, рабочих и интеллигенции лежит ответственность за Польшу, за освободительную борьбу и будущее страны рабочих и крестьян, всего народа. Крестьянство хочет иметь сильного союзника, а сила в единстве». И СЛ заявляло, что оно желает достижения единства с рабочим классом. Но прибавляло: единства «не с теми, кто рядится под демократию, чтобы стряхнуть ее как пыль» (подразумевались коммунисты).

В октябре 1942 г. людовцы представили некоторые наметки своей программы новой Польши. Они видели ее силу и величие в территориальном расширении и уничтожении германской угрозы. Для этого нужно было ликвидировать Восточную Пруссию и установить западные границы страны по Одре и Нысе, как при Болеславе Храбром. На востоке должна быть восстановлена граница 1921/1939гг. Людовцы подчеркивали необходимость унии с Чехословакией и дружбы с государствами Центральной Европы, не отказывались они и от помощи Англии и США.

В Стронництве народовом также произошли перестановки. Стремясь сохранить соглашение четырех партий, Сикорский в ходе разрешения правительственного кризиса пригласил в свой кабинет умеренных народовских деятелей В. Комарницкого и вновь М. Сейду, согласившихся без консультаций с председателем СН в эмиграции Т. Белецким принять министерские портфели в личном качестве. Результатом было исключение этих министров из партии. Через несколько месяцев группа Белецкого объединилась с ОНР-Фалангой и сблизилась с санацией. Раскол СН и официальная оппозиция руководства партии правительству вскоре стали оказывать влияние на положение партии на родине.

15 марта 1942 г. эмигрантская «Мyṡl Polska» опубликовала совместную декларацию СН и ОНР-Фаланги. Социалистический «Robotnik Polski» 1 апреля 1942г. охарактеризовал ее как свидетельство сил, борющихся против общественного прогресса и свободы. Исторический процесс, по мнению газеты, ведет к социализму. Будущая общественная система исключает частную собственность как основу экономической жизни. Социально же экономическая программа правого лагеря представлена туманными, мало обязывающими формулировками. Процитировав выдержку из декларации: «Польское государство будет базироваться на католических и национальных принципах и даст собственное выражение тем социально-экономическим принципам, которые потрясут мир», социалисты съехидничали: «Национальный лагерь всегда хвастался своей силой и крепостью. Неужели сегодня, когда нельзя пользоваться кастетом и дубинкой, больше крепости не хватило»?

В хоре различных мнений относительно ценности советско-польского соглашения от 30 июля 1941 г. зазвучали ранее «заснувшие» мотивы: какой будет послевоенная Польша и какой она должна быть? Для Польши возрождались надежды на национальное освобождение. Вступление СССР в войну, таким образом, повлекло за собой возможность изменения, и принципиального, в отношениях двух соседних стран. Военное взаимодействие стало общим государственным делом советского и польского руководства.

1.6. Формирование в СССР Польской национальной армии

Важнейшим положением соглашения от 30 июля 1941г., развитым и закрепленным совместными военной конвенцией от 14 августа 1941 г. и декларацией от 4 декабря 1941 г., было обязательство сторон создать на территории СССР Польскую армию. Командующим армией 6 августа был назначен с согласия советского правительства генерал В. Андерс12.

В создании польской армии на территории СССР были заинтересованы как советское, так и польское правительства, хотя причины заинтересованности заметно отличались. В. Сикорский рассматривал создание большой польской армии в СССР как обретение правительством реальной военно-политической силы, которая придаст Польше вес на международной арене и значимость его отношений с союзниками по формирующейся антигитлеровской коалиции. Несомненно, принималось во внимание и то, что на заключительном этапе войны приход этой армии в страну станет гарантией возвращения правительства из Лондона в Польшу. Сикорский в тайной личной инструкции Ровецкому писал 8 марта 1942 г., что если Россия придет в Польшу, он приложит все старания, чтобы польская армия, сформированная в России, одновременно вступила в Польшу. Для чего необходимо сохранять формально дружественные союзные отношения между государствами.

Советская сторона подходила к вопросу создания армии как к выполнению своих обязательств перед новым союзником на начальном этапе позитивных изменений в отношениях. Это был политический аспект проблемы. Была и потребность, особенно острая в 1941 – начале 1942гг., в получении дополнительных воинских частей, участвующих в боях на советско-германском фронте. Это специально оговаривалось в соглашении: «Польские армейские части будут двинуты на фронт по достижении полной боевой готовности. Они будут выступать, как правило, соединениями не менее дивизии и будут использованы в соответствии с оперативными планами Верховного командования СССР». Были достигнуты договоренности о первоначальной численности (30 тыс. чел.) и о национальном характере и суверенитете армии, об обеспечении ее в меру возможности вооружением советской стороной и польской за счет обещанных ей 19 июня 1941 г. правительством США поставок по ленд-лизу как активно воюющей стране, равно и по ряду других вопросов. Предусматривалась боевая готовность армии к 1 октября 1941 г. Срок устанавливался исходя из того, что части будут формироваться из лиц, уже прошедших военную подготовку, даже войну. Как написал Андерс в мемуарах, оправдывая свои дальнейшие действия, срок был столь нереальный, что он его не оспаривал.

Следует подчеркнуть, что сразу же возникли разногласия в интерпретации сторонами своих обязательств. Возникли трудности с офицерским корпусом (в наличии оказалось чуть больше двух тысяч офицеров, принята была половина – 1069 офицеров, непринятых – 1 063, их освободили из лагерей) и вооружением польской армии. Недостаток по офицерскому штатному расписанию был заполнен офицерами, прибывшими из Англии, и подготовкой собственных кадров. Однако польская сторона непрерывно требовала полного выполнения указа об амнистии и освобождения всех офицеров. Комиссия под руководством графа Ю. Чапского, впоследствии известного художника, приступила к опросам призывников, выявлению того, сколько было офицеров взято в плен, кто и в каких лагерях военнопленных находился или находится в данное время, с кем он сидел. И проводили сверку добытых сведений с официальной предвоенной публикацией списка польского офицерства, которую им предоставила советская сторона. (Официальная причина запроса: чтобы выявлять офицеров-самозванцев при записи кандидатов в армию.) По каналам подполья был проведен учет офицеров, находившихся в гитлеровских лагерях. Все сопоставили. К декабрю 1941 г. список на 3,8 тыс. был готов.

С вооружением было сложнее. На 25 октября 1941 г. в армии числилось уже 41,5 тыс. военнослужащих. Сталин удовлетворил просьбу польской стороны, заявленную в середине октября (14 и 22 октября) о создании новых дивизий сверх предусмотренных соглашением, но оговорил, что единственным препятствием может стать нехватка вооружения и трудности с продовольствием. Это было правдой. За труднейшие месяцы войны, с июня по декабрь 1941 г., Красная армия потеряла более 3 млн бойцов, 6 млн единиц стрелкового оружия, 20 тыс. танков и САУ, 10 тыс. самолетов. Враг занял почти треть территории страны, причем экономически наиболее развитую, промышленное производство уменьшилось в 2,1 раза, а фронт требовал бесперебойного снабжения. 2539 предприятий уже были эвакуированы на восток, но еще не налажено было производство. Только с марта 1942 г. начался рост производства. На захваченной врагом территории проживало 45% населения и производилось более половины продукции земледелия и животноводства. СССР сам находился в критическом состоянии, Сталин даже 3 сентября просил Черчилля прислать на советский фронт 25 – 30 английских дивизий, танки и самолеты, ибо нависла смертельная угроза или поражения, или такого ослабления государства, что СССР не сможет быть опорой и помощником для Великобритании. Черчилль отказал. Но ввести английские войска на Кавказ был согласен. Сталин ответил, что на Кавказе фронта нет. К поздней осени положение на фронтах стало более благоприятным для Красной армии. Блицкриг проваливался. Хотя на советско-германский фронт вновь были брошены новые дивизии вермахта (30 – 34). Было также 20 финских и 26 румынских. Уже 300 дивизий противостояло Красной армии. Но разведка выяснила, что Япония отказалась от нападения на СССР. Создание народного ополчения, мобилизация сотен новых дивизий (400), возможность подтянуть с Дальнего Востока кадровые дивизии сибиряков позволили подготовиться к контрнаступлению под Москвой.

Но пока вооружения остро не хватало даже для воюющих частей, и Сталин 8 сентября 1941 г. уведомил польского посла, что в силу этого нет возможности полностью выполнить обязательства по соглашению: СССР может оснастить только одну польскую дивизию. Для обучения солдат оружие и боеприпасы предоставили. Так, вопрос о вооружении из организационной проблемы в отношениях двух стран все больше превращался в политические разногласия. Он был использован польской стороной для обоснования ее решения о выводе армии из СССР в Иран, поддержанный британским послом и представителем президента США по ленд-лизу А. Гарриманом. Заметим, что в претензиях на трудности с вооружением для еще не воюющей польской армии речь шла о танках, противотанковых и зенитных орудиях.

Командование армии в согласии с посольством пыталось проводить собственную «военную политику». Андерс, имея за собой самые крупные польские военные силы, почувствовал себя значимой политической персоной. Еще в середине сентября 1941 г. Андерс, по словам его адъютанта Е. Климковского, давал директивы начальнику штаба Л. Окулицкому: 1) Немцы наступают, и фронт может быть прорван, а Москва – пасть в любой момент. Польскую армию за 2 – 3 месяца довести до 100 тыс. человек и добиться согласия советских властей на количественное увеличение армии. 2) Армию увести на юг, предпочтительно к иранской или афганской границе, чтобы в случае необходимости прорваться через эти границы в Иран или через Афганистан в Индию. 3) Направляющихся в армию призывников поворачивать в Узбекистан, поставив советские власти перед фактом: целесообразнее проводить мобилизацию там, где большинство поляков. Амнистированные хлынули в теплые края. Узбекистан принял до ста тысяч поляков. Создались транспортные трудности, продовольственные, жилищные, возможность обеспечения всех работой и т. д. И это не считая, что в Среднюю Азию эвакуировалось значительное число граждан СССР из захваченных врагом районов или областей, над которыми нависла угроза. 4) Оружие у 5-й дивизии (командир – генерал М. Борута-Спехович, начальник штаба – З. Берлинг) частично отобрать для других частей в целях лучшего обучения и дабы не допустить направления на фронт одной дивизии, мотивируя тем, что нет полного вооружения и из-за этого недостаточно обучены солдаты.

Когда в Москве в конце сентября состоялась союзническая конференция по вопросам поставок в СССР, Андерс при поддержке посла Кота и главы польской военной миссии в СССР генерала З. Шишко-Богуша передал английскому главе делегации лорду У. Э. Бивербруку и американскому представителю по ленд-лизу А. Гарриману, а С. Кот— послу США Л. Штейнгардту «Памятную записку» с требованием специального обеспечения польской армии вооружением. Андерс хотел создать в СССР семь крупных соединений: три пехотных дивизии, две танковые, две моторизованные, плюс армейские и запасные части. На состоявшемся 2 октября в посольстве США совещании Бивербрук решительно отмел польские требования. Все, что может дать Великобритания, пойдет Советскому Союзу. Он выделит польской армии, что сочтет нужным. (Тем более что на завершившейся конференции советская делегация в своих заявках приняла в расчет и несколько польских дивизий.) Поскольку польские войска будут сражаться на советском фронте под верховным командованием Красной армии, нет необходимости наделять их особым вооружением, отличающимся от поставок для Красной армии..

Трудности с вооружением польской армии были не единственной причиной осложнений во взаимоотношениях сторон. Остро стоял вопрос о том, кого можно призывать в польскую армию, кто является польским гражданином. Формирование армии, ее численный состав были непосредственно связаны с наличными человеческими ресурсами. По сведениям руководства НКВД («Справка» заместителя министра Чернышова), в советском тылу было 494310 бывших граждан польского государства. Из них мужчин старше 18 лет – 62702. Источников пополнения армии было три: 25 тыс. военнопленных, еще находившихся в лагерях, некоторое число членов подполья, содержавшихся в тюрьмах; депортированные вглубь СССР бывшие польские граждане, получившие свободу по амнистии от 12 августа 1941 г. Инаконец, был еще возможный источник— бойцы, уже призванные в Красную армию из западных регионов в 1940 – 1941гг. Считалось, что таковых около ста тысяч. Наркомат обороны согласился передавать их в польскую армию. Об этом даже успел сообщить главе комиссии по формированию польской армии Панфилову начальник генштаба маршал Шапошников, ссылаясь на мнение правительства. Однако оказалось, что у советских военных и гражданских властей разные мнения. Молотов наложил вето: «они уже приняли присягу» (Советскому Союзу).

Неожиданно возник еще четвертый источник пополнения армии: военнопленные вермахта —фольксдойче— поляки по национальности. Командование польской армии просило их направить, уверяя, что после проверки, в польскую армию. НКИД уведомил, что «лица, о которых ходатайствует посольство, не являются добровольно перешедшими на сторону Красной армии, а взяты в плен советскими войсками с оружием в руках». И находиться они будут в тех же условиях, что другие германские военнопленные. /32/.В 1941 г. последовал отказ передать их польсую армию.

С депортированными остро встал вопрос, кого можно считать польским гражданином и, соответственно, обязанным по мобилизации вступить в польскую армию и призываться через смешанные советско-польские пункты призыва или через призывные комиссии, созданные при советских военкоматах. Польское правительство считало указ/закон Президиума Верховного Совета СССР 1939 г. о наделении советским гражданством всех жителей Западной Украины и Западной Белоруссии, находившихся там на 1 – 2 ноября 1939 г.,неправовым, незаконным актом, который к тому же ограничивал возможную численность призывного контингента. На формирование армии было передано 25115 военнопленных и объявлен призыв польских граждан через военкоматы. Остроту проблемы сняла уступка, сделанная в декабре 1941 г. советским правительством: изъятие из указа Верховного Совета пункта о гражданстве. Она позволила зачислять в польскую армию поляков по национальности, проживавших на Западной Украине и в Западной Белоруссии.

В армию вступали люди разных политических ориентаций: освобожденные из лагерей и ссылок организаторы и участники подпольного Союза вооруженной борьбы, представители левых и правых довоенных политических партий. Под польскими знаменами собрались противники и сторонники Сикорского, людовцы, социалисты и коммунисты. Вступали и те, кто собирался их вешать в освобожденной Польше, что грозился сделать (правда, в подпитии) шеф штаба армии Л. Окулицкий. Это формировало непростой внутренний климат в войсках.

Ко всему прочему, командование польской армии не удовлетворяли квартирмейстерские условия и климат мест формирования— Саратовской и Оренбургской областей. Морозы в тот год стояли в Поволжье в 30 градусов с лишним. Андерс уверял, что 50 градусов.

Угроза английским колониальным и «мандатным» владениям на Ближнем Востоке со стороны держав «оси», стремление Германии через Африку прорваться к нефти Ирана и Ирака, прервать через Суэцкий канал связи с Индией, трудности доставки на восток новых контингентов английских войск натолкнули Черчилля на мысль заполучить польские войска из СССР. В акцию включились посол С. Кот, посол Великобритании С. Криппс и представитель правительства США. После консультации с Ф.Рузвельтом уполномоченный президента по ленд-лизу А. Гарриман направил Сталину личное послание, в котором откровенно заявил о заинтересованности США и Англии в переводе польской армии под командование западных союзников. Столь же открыто был объявлен и адрес —в Иран. Маскировалось это якобы стремлением облегчить колоссальную нагрузку на ресурсы Советского Союза, уверением, что перевооружение поляков не повлечет за собой перебоев в снабжении СССР, а польские части после перевооружения вернутся в СССР.

12 ноября послание было передано Сталину. Создавалась обстановка, которая не способствовала успешному сотрудничеству. Сталин ответил Гарриману: «Я еще не имел возможности ознакомиться в подробностях с вопросом о поляках в СССР. Через 2 – 3 дня, изучив вопрос, извещу Вас о позиции советского правительства. Во всяком случае, можете не сомневаться, что пожелания поляков и интересы дружественных отношений между СССР и Польшей будут безусловно учтены советским правительством».

Изъявил желание лично разрешить возникшие проблемы премьер-министр В. Сикорский. Польский посол по поручению Сикорского 1 ноября направил в НКИД ноту, в которой выдвинул четыре предварительных условия, выполнение которых определит, прибудет или нет Сикорский в СССР для разрешения возникших проблем в отношениях. Это были те же вопросы 1. «окончательного выполнения Указа Президума Верховного совета СССР об амнистии», 2. «использование в формирующихся польских единицах… всех польских граждан, годных к военной службе, а, следовательно, и польских граждан, заключенных в «стройбатальоны» и «рабочие колонны». Третий вопрос касался передислокации арм-ии. Четвертый требовал вывода 15—20 тысяч солдат-нота была оригинальна – в Великобританию и Египет. Подчеркивалось, что особо важными были второй и четвертый пункты. В ответной ноте 8 ноября НКИД СССР сообщил, что «советское правительство может лишь подтвердить, что оно готово видеть господина Сикорского в СССР в качестве своего гостя в любое время по его желанию», но не видит необходимости связывать вопрос «о дате приезда господина Сикорского в СССР с заявлением со стороны правительства СССР о его принципиальном согласии по вопросам, изложенным в параграфах 1 – 4 Вашего письма, и считает нужным исходить… из соглашений, заключенных между правительствами СССР и Польши».

Обстановка неустойчивости и недоверия продолжалась. В Кремль был приглашен польский посол. Сталин принял его 14 ноября. После визита Кота в Москву (дипломатический корпус и часть государственных учреждений были эвакуированы в Куйбышев/Самару) Гарриман получил отрицательный ответ: господин Кот не затрагивал вопроса выхода польского войска в какое-нибудь другое место. Кот понимал, что у советской стороны нет намерения избавиться от польских войск, однако он «надеялся, что под иностранным нажимом она согласится на вывод армии… но ограничиться имеющимся небольшим числом (уже призванных – В.П.) и упустить остальных было бы для нас страшным поражением». Поэтому, чтобы получить согласие Сталина на увеличение контингента польских вооруженных сил, он умолчал об их выводе. Так Кот объяснял свою тактику во время беседы Рачиньскому: «Необходима большая осторожность». Кот предлагал своему министру иностранных дел, чтобы до беседы премьер-министра Сикорского со Сталиным Гарриман временно прекратил свои усилия добиться вывода польских частей в Иран. Так что польский посол явился в Кремль «с камнем за пазухой», с недобрыми намерениями увести армию из Советского Союза, и говорил надменно от имени премьера, равного персонам «большой тройки» – человека, который вместе с ними будет определять послевоенную организацию мира. А услышал от собеседника, что тот мечтает принять участие в восстановлении Польши, чтобы она встала с колен, и уже в 1940 г. он лично вел переговоры о создании в СССР польских военных формирований. Сталин подчеркивал, что СССР будет делиться всем, что в данный момент имеет. Но ставить польские войска в привилегированное положение не будет: все как у Красной армии. Польской стороне напомнили, что она забывает о том, какую тяжелую СССР ведет войну и каково положение на фронте. Относительно же формирования польских войск все, что следовало по протоколу №1 смешанной советско-польской комиссии, утвержденному советским правительством, выполнено. Если польская сторона не удовлетворена этим, пусть выдвигает предложения для обсуждения и заключения новых соглашений. Советский Союз в принципе не возражает создать возможно большую по численности и боеспособную польскую армию. Ушел С. Кот с согласием обсудить все поставленные вопросы, получил добро на эвакуацию контингента в 15 – 20 тыс. солдат, что предусматривалось военной конвенцией, но отказался решить «сегодня» и «здесь» остальные военные вопросы, оговорившись, что оставляет их на усмотрение Сикорского. По дипломатическим каналам не удалось урегулировать спорные «военные» моменты. Оставались открытыми и принципиальные вопросы советско-польских межгосударственных отношений.

1.7. Визит премьер-министра В. Сикорского в Москву

Сикорский после инспекции польских частей в Тобруке и на Ближнем Востоке прибыл в Куйбышев (Самару) и 30 ноября 1941 г. был принят председателем Президиума Верховного Совета СССР М.И.Калининым. 3 декабря его в Кремле принимал И.В.Сталин в присутствии В.М.Молотова. Сикорского сопровождали В. Андерс и С. Кот. Первый визит главы польского правительства в СССР по мнению газеты «Правда» (30 ноября) должен был иметь большое значение «для укрепления дружественных отношений между обоими правительствами, а также для дальнейшего ведения войны против нашего общего врага». 3 – 4 декабря на встречах со Сталиным Сикорский имел возможность обсудить все нерешенные вопросы советско-польских отношений: о границах, о заключении договора о дружбе и т.д., но беседа, временами острая, на грани разрыва, по инициативе польской стороны сконцентрировалась на обсуждении проблем армии и польского населения в СССР.

Хотя в начале беседы для создания приятной атмосферы Сталин сделал реверанс в сторону Сикорского, сказав, что его труды хорошо знакомы русским военным, их изучают в Академии Генерального штаба, стороны долго не могли понять друг друга. И дело было не в языковом барьере. В отчете о переговорах написано: «Беседа велась на польском языке». (На встрече не функционировал официальный переводчик.) Но столь же успешно она могла идти только на русском языке. Это был родной язык матери Сикорского (Козловой) и его буквально, как говорят немцы, Muttersprache/34/. Переводил и участвовал в дискуссии Андерс, Кот не открывал рта, он русского не знал. (Андерс в мемуарах пытался убедить читателя, что и Сикорский русского не знал.) С другой стороны, и Сталину, не однажды побывавшему в Польше (не только в Привислинских губерниях, в Варшаве, но и в Кракове, в Галиции, тогда формально еще в Австро-Венгрии, где он к тому же писал свой труд «Марксизм и национальный вопрос»), польский, оказывается, был не чужд. Впоследствии визитеры из другого польского лагеря отмечали, что Сталин исправлял переводы толмачей. Миколайчик признавалcя впоследствии историку Заводному, что 9/10 членов его правительства не знают столько о Польше, сколько знает Сталин. Дело было в другом. Сикорскому надо было выполнить требование Черчилля, желавшего получить под английское командование польские части из СССР, а это было нарушением советско-польских договоренностей.

Сикорский исходил из возможного поражения Советского Союза (гитлеровские войска стояли на подступах к Москве), рассчитывал, что тяжелая военная ситуация вынудит СССР принять польские требования. Он не предполагал, что до великого наступления под Москвой оставались часы и, еще покидая нашу страну, он будет поздравлять Сталина с разгромом немецко-фашистских войск под Москвой.

Сталин на переговорах держался уверенно, твердо, демонстрировал абсолютную убежденность в победе над Германией: «Русские были в Берлине два раза, будут и в третий». Польское участие в войне не имеет особого значения для СССР: «Если поляки не хотят (драться – В. П.), то мы обойдемся и своими дивизиями… В Иран, так в Иран, пожалуйста». Это относилось и к будущему: «Мы возьмем Польшу и передадим вам через полгода. У нас войска хватит, без вас обойдемся. Но что скажут тогда люди, которые узнают об этом? А польским войскам, которые будут находиться в Иране, придется бороться там, где этого пожелают англичане»13.

(Сикорскому в Москве показали, что в СССР есть и другие польские политические силы. Он прочитал и газеты с выступлениями В. Василевской и других львовян на Славянском митинге. Скомканная газета с эмоциональными комментариями полетела в сотрудника НКИД.)

Вывод армии, – заявила советская сторона на переговорах, – это предложение Англии, которая, оказавшись в трудных условиях, хочет польскими руками обеспечить британские интересы на Ближнем Востоке. Между тем использование польских войск на советско-германском фронте, в военном отношении имеющее незначительный эффект, политически будет способствовать установлению хороших отношений между Польшей и СССР. Отказ же польского правительства повредит советско-польским отношениям, общему делу союзников, их единству в борьбе против фашизма. «Наступил драматический момент» – записано в одном из отчетов о переговорах.

Сикорский отступил. Понимая, что только в СССР имеются резервы для польской армии, а Сталин обещает ее увеличение до 96 тыс. Сикорский заменил вопрос о выводе армии ее передислокацией в южные районы СССР. И получил на ее дальнейшее развитие беспроцентный заем в 300 млн рублей. (А также заем на помощь польскому гражданскому населению и тоже беспроцентный.)

Сталин снова взял тональность благоприятствования, обаяния собеседника, подчеркивал общность государственных интересов обеих стран в борьбе с политикой Drang nach Osten. Одно из средств ее пресечения— возвращение Польше ее исторических пястовских земель до реки Одер/Одры, некогда захваченных Пруссией, ликвидация Восточной Пруссии и передача ее Польше. (Идену через несколько дней уточнили: ее части.) Сталин заявил Сикорскому о возможности корректировки советско-польской границы, в частности об эвентуальной передаче ей Львова.

Вариант некоторых территориальных предложений Польше рассматривался тогда советским руководством. Это подтверждают и материалы, переданные Идену в Москве (варианты: или Львов, или Белосток с Вильно/Вильнюсом). Заинтересованное в совместных военных действиях польских и советских дивизий на восточном фронте, советское руководство, по словам Молотова, в этом случае видело возможность «полюбовного и на основе взаимности решения» вопроса о границе при одновременном расширении территории Польши за счет Германии /49/. Считали, что это будет возможно, когда части польской армии выйдут на фронт и боевое единство станет реальностью. Сикорский отказался обсуждать проблему границ, ссылаясь на конституционные положения, но обещал вернуться к этой проблеме в будущем. Он надеялся, что в условиях победы западных союзников конъюнктура для Польши будет более оптимальной. Главнокомандующий Красной армией сообщил, что он предоставит польским войскам право первыми войти в Польшу и в Варшаву. Видя благоприятное отношение советского правительства, получив два беспроцентных займа и согласие на увеличение армии до 96 тыс., Сикорский, вопреки договоренности с Черчиллем, заявил, что армия останется в СССР и примет участие в боях на советско-германском фронте.

4 декабря Сталин и Сикорский подписали Декларацию о дружбе и взаимной помощи. Правительства СССР и Польши заявляли, что «оба государства, совместно с другими союзниками, будут вести войну до полной победы над немецко-гитлеровским империализмом и до окончательного уничтожения фашистских захватчиков». Они будут оказывать «друг другу во время войны полную военную помощь, войска Польской республики, расположенные на территории Советского Союза, будут вести войну с немецкими разбойниками рука об руку с советскими войсками». Основой взаимоотношений в мирное время предполагались добрососедское сотрудничество, дружба и обоюдное честное выполнение принятых на себя обязательств /50/. Таким образом создавались политико-юридические предпосылки для коренного переворота во взаимоотношениях, основа которого была в общности целей в войне.

Однако на переговорах Сикорский передал Сталину список из 3845 офицеров (107 номеров оказались повторенными дважды), «интернированных и вывезенных в Старобельский, Козельский и Осташковский лагерь и в апреле-мае 1940 г. вывезенных в лагеря принудительных работ на Дальний Восток и Север, не освобожденных до 01.12.1941», которых разыскивает Андерс для призыва на действительную службу. В марте 1942 г. Андерс, в присутствии Окулицкого, передал список уже на 8 тыс. фамилий. Так началась ныне известная история «Катынского дела» о трагической гибели польских офицеров. Хотя Сталин именно 3 декабря 1941г. получил справку о судьбах польских военнопленных сентября 1939 г., «причесанная» советская запись переговоров 3 декабря уже носит черты сокрытия этого военного преступления и только намек, да и не в действительной хронологической последовательности, на разыгранную сцену, что все освобождены по амнистии, а не найдены, потому что бежали в Маньчжурию. Через пару дней с согласия Молотова работники НКИД в Куйбышеве/Самаре получили «указание»: «Возвращаться к этому вопросу по нашей инициативе не следует. Отвечать сейчас не имеет смысла, а по существу на этот вопрос дан ответ в Лондоне». «Ответ» Молотова советскому послу для передачи в Лондоне Сикорскому 11 июля 1941г. был аналогичным: «Повторяю, что польских военнопленных в СССР только 20 тыс., а остальные отпущены или разбрелись сами, так как советское правительство не намерено держать их в качестве военнопленных». /35/

4 декабря на заседании смешанной комиссии по формированию польской армии (Панфилов, Жуков, Совицкий, Андерс, Шишко-Богуш, Окулицкий) было решено довооружить 5-ю дивизию. В дополнение к уже существующим двум пехотным дивизиям сформировать четыре пехотных дивизии, итого – шесть. Формирование седьмой дивизии иметь в перспективе, в зависимости от наличия людских резервов, возможных условий развертывания и вооружения. Одновременно в принятом протоколе №8 было опять записано, как и 8 августа 1941г., когда Андерс представил польские основные принципы для заключения военного соглашения: «Принять к сведению заявление главнокомандующего польской армией генерала Андерса о том, что вооружение для остальных пяти дивизий будет идти за счет вооружения, получаемого из Англии и США для польской армии». К 15 декабря надлежало определить сумму дополнительного кредита на содержание польской армии и возбудить вопрос перед советским правительством об отпуске кредита.25 декабря постановление ГКО придало силу закона всем достигнутым договоренностям. Вновь создаваемые дивизии надлежало дислоцировать в четырех среднеазиатских республиках.

Но оружия ни от Англии, ни от США не поступило. Вторую, уже сформированную дивизию, вооружил СССР.

Сикорский совершил инспекционную поездку по местам формирования польской армии. К приезду Сикорского Берия представил Сталину записку о состоянии польской армии. Она сообщала, что лимит призыва превышен и в армии уже 40961 человек – 1965 офицеров, 11919 унтер-офицеров и 27077 рядовых, сформированы две дивизии —5-я и 6-я, запасной полк, штаб армии. Солдаты и командиры, особенно 5-й дивизии, выражали желание своему главнокомандующему выйти на фронт. Сикорский провел также ряд совещаний с советскими военными, с Главным командованием Красной армии. Результатом стали соглашения о более конкретном взаимодействии в борьбе против гитлеровской Германии. Сикорский заключил соглашение с Главным командованием Красной армии, от имени которого выступал генерал, комиссар госбезопасности 3-го ранга Г. С. Жуков, начальник 1-го отдела Управления (контрразведки) НКГБ СССР, уполномоченный Ставки Верховного главнокомандования по польским военным формированиям. Соглашение касалось разведывательной работы в Польше. Переговоры о получении разведданных из глубокого немецкого тыла начались еще в сентябре 1941 г. Непосредственный контакт с Сикорским активизировал ход переговоров. На основе достигнутых договоренностей 4 февраля 1942 г. было подписано соглашение о радиосвязи между Москвой и Варшавой. Для ее обеспечения в Серебряном Бору заработала польская радиостанция «Висла». По приказу Сикорского все сведения передавались только через Лондон, то есть через английскую и польскую цензуру, шли через польское командование в СССР к представителю советского командования и обратно тем же «маршрутом», что задерживало сообщения, а часто лишало их актуальности. Только в неотложных случаях возможен был непосредственный контакт. Было достигнуто также соглашение о разделении сфер и территории действий партизанских отрядов. Линией раздела была признана граница 1921 г. Советская сторона обещала не организовывать самостоятельно диверсий на польских землях в границах 1939 г. Польская сторона обещала в силу своих возможностей оказывать содействие в проведении диверсионных акций на территории Германии и некоторых других оккупированных ею стран. В свою очередь, комендант СВБ получил приказ энергично бороться со всеми, кто сотрудничает с НКВД, до кары смертью включительно. Речь шла о том, что польская сторона просила организовать эстафетную связь из СССР с Польшей через линию фронта. Сикорский выступал за сведение в этом случае до минимума советского сотрудничества с польским подпольем. Сбросы советских парашютистов, например, 10 сентября 1941 г. в районе Влошчовы, он считал нарушением советско-польских соглашений, признававших суверенность польского государства. Все советско-польское военное сотрудничество должно идти только через контроль главнокомандующего, а именно Сикорского, то есть через Лондон /36/. Но он не считал нарушением суверенитета Советского Союза свой приказ Андерсу создать в СССР сеть разведки, которая будет необходима на период восстания в Польше и сохранится в послевоенное время.

Сикорский был доволен результатами визита в СССР. В письме Черчиллю он писал: «Мне представляется, что мой визит в Россию закончился решением почти всех нерешенных польско-советских проблем и принесет также некоторую пользу для союзников». Сикорский уехал с убеждением, что с СССР надо заключить длительный союз на антигерманской основе. И навсегда покончить с довоенной санационной политикой Ю. Бека – лавированием между двумя врагами и авантюрами в отношении советского государства типа похода на Киев в 1920 году. «Не забывая о роли Советов в последние годы, одновременно мы должны прокладывать дорогу в будущее, сглаживая отношения между нами». «Если бы нам, – говорил Сикорский в отчете о поездке на заседании правительства, – удалось дойти до честного выравнивания отношений между нами и Россией, это был бы поворот исторического значения». При этом он подчеркивал, что его нынешняя политика является противодействием стремлениям польских коммунистов. Она должна нейтрализовать расчеты коммунистов, ожидающих освобождения с Востока. Сикорский бросил поспешное замечание: «Хочу решительно подчеркнуть, наша нынешняя политическая линия прямо направлена против польских коммунистов и конъюнктурных сторонников Советов, которые в Польше ожидают освобождения с Востока. Демаркационная линия среди эмиграции в России между слабенькой группой Ванды Василевской и подавляющим большинством патриотов —четкая и бесспорная. Первая исключена из польской общности. Равным образом решительно осуждены несостоявшиеся попытки создания красных польских отрядов, которые должны были стать составной частью советской армии».

Желая договориться с Россией Сталина на длительный срок, он тем не менее продолжал придерживаться политики не пускать СССР в Европу: «Польско-советская граница должна остаться тем, чем она была на протяжении веков, а именно границей западно-христианской цивилизации». Источником возможных конфликтов он усматривал, кроме пограничных споров, российский панславизм. «Белый или красный, он для нас, как западных славян, опасен». А главное – навязывание Польше коммунистического строя: «Я убедился в России, что коммунистический строй совершенно не устраивает поляков». В области внешней политики главным союзником для Сикорского оставалась Англия. Являясь реалистом, Сикорский считал, что неизвестно, какой Польша выйдет из войны. Решит все реальный расклад сил в конечной фазе. Но он надеялся, что сильной, с гарантиями безопасности, с возвращенными ей на Западе прастарыми славянскими землями, с границей 1921 г. на Востоке, с сильной армией и сильными союзниками на Западе. И если Сталин от прекрасных речей возвратится как победитель к захватническому империализму, ныне более националистически российскому, чем коминтерновскому, Польша сама сможет дать отпор /37/.

Столь высоко оценивая роль Польши в мире и ее возможности, Сикорский, узнав, что Молотов должен нанести визиты в Лондон и Вашингтон для заключения союзных договоров, 17 декабря 1941 г. обратился к Идену с требованием превратить «трио» в «квартет» с его участием. «Я считаю необходимым и обязательным, чтобы Польша была четвертым подписантом (sygnotariuszem) и участником в пакте, который, по-видимому, должны заключить Великобритания, Соединенные Штаты и СССР». Иден ответил дипломатично, но решительно: нет.

Встреча Сикорского с В. М. Молотовым в Лондоне состоялась. Во время беседы с Молотовым Сикорский в проволочках снабжения польских частей в СССР обвинил Англию, которая не поставляет оружия. С обвинениями он обрушился и на СССР, дескать, тот нарушает договор с Польшей о разграничении зон действий в немецком тылу, без согласия польского правительства сбрасывает парашютистов в район Люблина и Холма (Хелма), что повлекло за собой гитлеровскую облаву на 12 деревень.

Конец ознакомительного фрагмента.