1
Пожалуй, я начну там, где закончил предыдущий свой опус, но не с самого конца. Там, если вы помните, красовались сразу два эпилога, один из которых я опрометчиво пообещал сделать прологом новой истории. Так вот: не вышло ни с первым, ни со вторым. Считайте, что я вас обманул, да.
Меня дурили всю дорогу. Я не был наследником престола. Я был… лопухом, пешкой, отвлекавшей внимание врага. А другая пешка тем временем шустро пронырнула к краю карты и превратилась в ферзя.
Можете смеяться, я позволяю.
Да, я оказался игрушкой в игре могучих сил, и мне это не понравилось. Еще больше мне не понравилось то, что мой сводный брат, Шатци Мегарон Джарси, наследник фаленорского престола, наклонившись, выдал свой монолог, сдобренный парами чеснока. Закончил он его следующим образом:
– Ай, долго объяснять! И у тебя в отряде – магов шпион! А сейчас скажу тебе главное, слушай…
Я оглянулся на своих праведников-обманщиков, резко, готовый прикончить негодяя, если шпион только подаст вид, скажем, дрогнет, а то и кинется бежать. Стоят, насторожили уши. Блеснули глаза Имоен, Монго что-то промямлил. Скареди позади них качнул головой, отчетливо хрустнув позвонками:
– Святая Барбарилла, шпион?
Ну да, шпион. О нем говорил и Тулвар, а Шатци подтвердил…
Крессинда выдержала мой взгляд, затем покосилась на Олника. Мой беспамятный приятель по стеночке, по стеночке пятился от ретивой невесты. Наконец он облюбовал место возле нас с братом, став так, чтобы туша чорона закрывала его от Крессинды.
Самантий по-прежнему маячил подле Альбо, баюкая свою сковородку – осколок артефакта трактирного всевластия. Рядом с ними Тулвар, прислонился к стене коридора, выпятив тощие груди, – по виду, вот-вот отдаст концы от страха.
Шпион, яханный фонарь! Кто? Ну же, дернись, выдай себя! И… дай подержаться за твою шею!
Тулвар после спасения говорил о соглядатае, да я тогда пропустил его слова мимо ушей, – очень уж много всего навалилось, если вы помните. Решил – потом разберусь. Глупо, недальновидно поступил старина Фатик.
Я перехватил руку брата, сжимавшую мой топор. Дернул рукоять на себя, однако брат держал ее крепко.
Я разжал пальцы: Шатци был сильнее меня ровно в два раза.
Виджи спала неподалеку, медовые волосы запахнули лицо. Месяц жизни, всего только месяц жизни ей обещан! Мысли путались, сталкивались, происходящее казалось страшным сном. Сейчас я проснусь рядом со своей утконосой эльфийкой, стоит только приложить небольшое усилие!
Оплывшее тело Гродара… Тускло отблескивает на полу слетевшая маска… Быстро я прикончил смертоносца, надо признать!
Шатци был в кольчужной рубахе, забрызганной кровью, и в меховых штанах по колено – классический походный набор варвара Джарси (не хватало еще безрукавки из шкуры барса, мой брат, видимо, где-то ее задевал). Нижнюю часть этого набора я весьма не любил – очень часто в этих шкурных штанах заводились навязчивые насекомые. Если мне случалось ехать на дело прямо из клана Джарси, я, едва спускался с гор, тут же менял меховые штаны на нормальные, из льняной ткани.
В горле Квинтариминиэля бурлила кровь.
Я содрогнулся и вновь рванул топорище на себя.
– Да брось, Фатик, – сказал Шатци гулко. – Не бузи, хе-хе, хы, го! Прознатчик ведь не опасный. Маги его используют, ну, как это… Он это… слепая лошадка. Они сквозь его гляделки зырят, могут пару слов сказать его голосом. А так, чтобы шпион сотворил что-то там, нож в спину скажем, так нет. Ну, то есть как… чем ближе шпион к магу – тем лучше им управлять, чем дальше – тем сложнее, вот! Мы ж тут одного мага поймали, поговорили с ним по-свойски, он и выдал… Имени шпиона не сказал, маг из младших чинов, такого ему знать не положено. И сейчас они слушают, слушают, хе-хе-хе! Пускай слушают, да зубами скрежещут. Не по их желанию все вышло, Великая Торба! А теперь я скажу тебе все-таки главное! Хе-хе, хы, го!
Как же меня бесили его прихохатывания. Наверное, сильнее, чем смрад чеснока, который я должен был вдыхать.
– Ну? – я снова рванул топорище, но Шатци был намного сильнее меня.
– Короче, Фатик, – прошептал этот охламон, выдвинув вперед челюсть, которую можно было использовать для колки орехов. – Я таки сделал Джальтане ребенка, и теперь, согласно нашим клановым законам, должен на ней жениться. Ты понимаешь? Нет, мало мне того, что я наследник Гордфаэлей и будущий император, так еще и это… Я не хочу, понимаешь? А она хочет, с… сук… су… Ох-х, яханный фонарь… А ведь говорила – да действуй смело до самого конца, в этот день не зачнем. Ты понимаешь, что она меня обманула, лишь бы только женить на себе? Вот она, бабья подлость!
Тьфу ты, Великая Торба! Я-то думал, он выдаст мне очередную порцию обжигающих тайн и загадок.
Мой брат, в дополнение к невеликому уму, еще и приличный эгоист. Это свойство на самом деле помогает ему брать от жизни всё. Умножает его удачу. Хотя, пожалуй, то, что он сделал ребенка моей бывшей возлюбленной… женщине, которую сам же у меня отбил давным-давно, а вдобавок оказался наследником Фаленорской Империи, могло свидетельствовать, что его удача пошатнулась. Скажем так: беременность Джальтаны и будущий брак были малой карой за все грехи Шатци, а вот то, что он, свободолюбивый эгоист, должен взвалить на себя ответственность за Альянс и, в перспективе, возглавить освободительную битву за Империю, было карой превеликой.
Я ощутил неприкрытое злорадство. Ничего, родной, помучайся, хватит с тебя неба в алмазах.
– Ну, так драпай, наследник династии Гордфаэлей, – криво усмехнулся я. – Беги прямо сейчас. Выход – вон там.
– Я боюсь гнева дедушки Трампа, – промямлила эта орясина.
Дедушки, который на самом деле – мой отец. Я поежился. Снова дернул за топорище. На руку капнуло что-то вязкое и липкое. Кровь чорона.
Шатци покачал головой:
– Нет, Фатик, топор я тебе не отдам.
– Почему?
– Эльфы его выкупили сразу после того, как ты его в ломбард зафинтил.
– Ну, это ясно. Следили за мной, хитрецы.
– Следили. А топор мне всучили. Я, конечно, удивился. А эльфы мне и говорят, что, мол, если ты получишь топор, пока «…не закончится твоя жизнь», то ты сгинешь.
– Чего? Как это – сгину? Погоди. Ты все точно запомнил?
– Само собой, Фатик. Не обижай брата! Память у меня – ого-го. Хе-хе, хы, го!
– Тогда получается бессмыслица. Я могу получить топор, только когда я умру. Но если я заполучу топор раньше – то сгину. Чушь какая-то. И так и так помирать?
Шатци передернул глыбами плеч.
– Ты лучше расспроси об этом моих эльфов. Они вот что велели тебе при встрече передать. Используй, сказали, то оружие, что добыл у горгон. Оно, мол, хорошее, проковано с добавкой металла Агона. Не знаю, что там за Агон, хе-хе, хы, го!
Зато я знаю, дорогой мой брат. Это мир, в который Творец заключил истинных эльфов, обезумевших от свалившегося на них бессмертия.
– У горгон? Я отобрал мечи у оргов Митризена.
Братец кивнул:
– Ага. Орги – они же горгоны. Орги – это если укороченно. Твари с Горгонид. Отсель далече, в Южном океане, есть такой архипелаг. Полуразумные твари…
«Прямо как ты», – едва не ввернул я.
– Митризен, что Сеет Пагубу, он же Изгнанный из Витриума, в странствиях обнаружил их. И открыл кое-какие их свойства…
Горгониды… «Горгонид» – назывался корабль Димеро Буна. Интересное совпадение. Слишком много совпадений в этой истории, яханный фонарь! А еще этот Митризен, который, по словам Шатци, бродит где-то в Храме…
Я хотел расспросить о свойствах тварей, спросить и про Митризена, но принц внезапно закашлялся, сдвинулся и издал стон.
– Фа… а-а-а… ти-и-ик…
Я склонился над ним. Эльф распахнул веки, нашарил меня глазами, по которым опять, как в Ридондо, расползлась тьма.
– Обещай…
– Все, что угодно.
– Произведи сейчас свое слово… псс-ха-а-а… – Кровь заклокотала в его груди, поднялась вместе со словами к горлу, он сделал над собой усилие и сплюнул длинную тягучую струю. – Бросишь… сейчас… меня…
– Не брошу.
– Бросишь… крентенел… пока есть время! В яму Оракула. Ты. Пока я живой немногим буду…
– Зачем мне тебя убивать?
На самом деле я должен был спросить в лоб: «На черта я буду тебя убивать? Ты же отец моей жены, верно, и сам сейчас отдашь концы?»
Он задышал быстро, в предагонии, всхлипывая и клокоча.
– Ответ на вопрос… Как спасти мою дочь.
Твою же! Вот что задумал этот ушастый на пороге смерти! Смело – и отнюдь не глупо. И тяжело – для меня. Старине Фатику нужно прорваться к Оракулу, пока эльф еще дышит – ибо мертвое тело с отлетевшей душой Оракул не примет.
И хитро. Давайте учтем, что принц активно противился моей связи с Виджи, всеми четырьмя лапами упирался. Похоже, я становлюсь параноиком, но смотрите: если я убью Квинтариминиэля (между нами – за одно это имя его стоило пустить в расход), пусть даже ради жизни его дочери, пусть даже он и так готовится распрощаться с нашим миром, я превращусь в отцеубийцу. Не отвернется ли от меня Виджи, или, того хуже, – хотя что может быть хуже? – не ляжет ли на нее обязанность кровной мести? Кто их знает, этих эльфов. Не скажу, что я боюсь смерти от руки любимой женщины, но хочется все-таки пожить, и крайне желательно – в ее обществе.
Эльф захрипел.
– Обещай мне свое заднее слово срочно! Я тяну… пс-с-ха-а-а… свою жизнь еще час, потом уйду за порог. Дай могучее слово Джарси!
Гритт!
Слово варваров Джарси нерушимо. Это основа основ нашего Кодекса, который мы, все – и мальчики, и девочки – заучиваем наизусть, начиная с момента, когда начинаем самостоятельно ходить на горшок. Угу, именно так – нам читают Кодекс, и мы заучиваем все сотни его страниц на протяжении детства, отрочества и юности (зачастую сидя на том самом горшке). И в конце концов сдаем экзамен на знание Кодекса.
Мой брат, сопя, склонился над нами. Я тут же превратился в дольку чеснока.
– Чего он там стрекочет, этот воробей? Зашвырнуть его к Оракулу заради ответа? Фатик, я это сделаю, не вопрос. Да и весит он как перышко от синичкиной попки.
Принц распахнул глаза и взглянул на Шатци с ужасом.
– Запре… пссс-ха-а-а… щаю! Аллин тир аммен! Ты, малый варвар с плешью, ты отправишь меня в яму!
Даже на пороге смерти он не удержался от того, чтобы меня подколоть.
– Слово… варвар… с-слово-о-о… Если любишь мою дочь.
Кровь стекала с углов губ, тягучая, черная в полумраке.
Я видел по его глазам, что ему нужно мое слово, жизненно нужно, как бы смешно это ни звучало.
Черт с ним. Я произнес клятву Джарси, нерушимую, и так далее, и тому подобное.
Эльф вздохнул, как мне показалось, облегченно, хотя какое может быть облегчение, когда в твоей груди зияет дыра размером с кулак?
Ледяные пальцы коснулись моего запястья.
– Бла… годарю… Будь мужественным на всю свою малую длину.
Все-таки он меня не любил.
Я оглянулся на отряд и решил нарушить свою клятву. Чихал я на аллин тир аммен.
Принц издал жалобный вздох и закрыл глаза, но сердце его продолжало биться. Он знал, что протянет еще час, оттягивал момент смерти каким-то хитросваренным эльфийским способом, может быть, перекрывал силой воли магистральные сосуды, чтобы до времени не истечь кровью. А я знал, что нарушу клятву, потому что… У меня есть еще одно существо с душой, которое я могу принести в жертву ненасытной утробе Оракула.
Альбо. Пророк Гритта-Миротворца. Разум его стерт, но душа, надеюсь, жива – эльфы говорили, что транкас убивает разум, но не стирает душу.
Поверю эльфам на этот раз.
– Во-от, – промолвил Шатци над самым моим ухом, – я как чувствовал, что Зал Оракула тебе будет нужен. Да и Талиэль мне это же сказал… Смотри, – он еще понизил голос, – ситуация такая. Мы изначально закрепились в Зале Оракула, держим его и часть переходов Храма. У нас в заложниках несколько аколитов и сам настоятель Чедаак. Маги бьются со смертоносцами и их шатией, попутно режут аколитов, аколиты режут магов и смертоносцев, в общем, все режут друг друга, чехарда еще та, и мы в самой ее сердцевинке. Да, Талиэль что-то там говорил о каком-то странном шепоте…
Мой брат – настоящий талисман удачи. Я испытал прилив сил и веселого ухарства. Надо же, как все сложилось. То есть сложилось оно, конечно, скверно, но лучик надежды осветил дно пропасти, где я сидел.
«Нарушивший клятву Джарси навсегда покидает клан и объявляется среди других Джарси вне закона», – строки из Кодекса Джарси эхом отдались в голове.
Так было с некоторыми из нас. Так случилось с Черным Пахарем, который попрал клятву, бросил клан и организовал среди чернокожих юга свое королевство. Так случится и со мной. Поживу вне закона Джарси, зато – рядом с любимой. И тень отца Виджи, убитого моей рукой, не будет лежать между нами.
Что ж, примемся за Альбо. Он стал растением (вернее даже, овощем, корнеплодом, если учитывать его габариты), это будет убийство из милосердия.
Самантий вдруг охнул, сковородка со звоном выпала из рук.
– Фатик! Твой священник!.. Он только что открыл глаза, глубоко вздохнул, и… умер!
В любой ситуации варвар должен держать лицо спокойным, а штаны – сухими[4].